Незваные гости
Первыми о наступлении утра оповещали петухи, кукарекая раскатистым
гимном по всему селу. По выработанной с годами привычке Гаджали из Кураха вставал одним из первых, потому что он с детства освоил один урок хочешь хорошо жить, надо трудиться. В его хозяйстве было два быка для пахоты, лошадь, на котором он любил ездить по окрестным селам, где у него было много друзей.
Этот июньский день был насыщен запахами лета- трава на горных лугах ждала своего часа, поблескивая в лучах солнца зеленым переливающим цветом и раскачиваясь на ветру. Следом покос пшеницы, затем помол и пахота.
Гаджали вернулся домой с сенокоса вместе с сыном Абреком, взрослым юношей, который уже стал опорой по ведению хозяйства, иногда ленивый, иногда шальной, временами трудолюбивый. Они, поджав ноги, расположились на ковре за скатертью. Замаячила дочь Галима в распашном платье, штанах из черного бархата, низ которых был украшен разноцветной тесьмой. Длинная коса спрятана в чухта, сшитая из дорогого шелка. Туникообразная рубаха с прямыми встроенными рукавами с вертикальным разрезом на груди подчеркивала ее высокую, стройную фигуру, которая делала ее похожей на лань- вся собранная, ни нотки голоса при отце, на лице ни тени улыбки. Со светлыми глазами, тонким поющим голосом и благородным отзывчивым сердцем она больше была похожа на свою мать. Трудолюбие, дисциплину, принципиальность унаследовала у отца. Временами отец, видя ленивость сына, жалел, что она не родилась мальчиком. Быстрыми, размеренными движениями она подала свежий горячий лаваш, кусок овечьего сыра и суп из айрана с рисом.
В комнату вошла обескураженная жена — Селима.
— Гаджали, у нас гости, — мрачно сообщила жена с порога.
Гаджали поднял суровый взгляд на нее. Ровные арки бровей и тонкие губы подчеркивали его решительный характер.
— Кто такие? — спросил Гаджали и встал с легкостью охотника.
— Не знаю, — ответила Селима. — Говорят из Ахты.
Гаджали, еще спускаясь по лестнице, по голосу узнал старого знакомого Керима. Только он не знал и не мог догадаться, зачем он к нему пожаловал.
За воротами дома стояли три всадника на породистых лошадях в длинных серых подпоясанных бешметах, на боку висели кинжалы, оправленные в серебро.
— О-х, Керим, — произнес Гаджали, раздвинув руки для объятий. — Какими судьбами! — Церемония рукопожатий. — Заходите домой. Пошли, пошли. — Он завел их в гостевую комнату. Жене Гаджали на ходу повелел приготовить хинкал из сушеного мяса.
— Да, нет спасибо, Гаджали, — отказался Керим, усаживаясь на толстую подушку, набитую шерстью. — Мы ненадолго и по очень деликатному вопросу. На хинкал у нас еще будет много случаев.
— Ну, рассказывай, какие у вас новости в Ахтах, — начал беседу Гаджали.
— Ничего нового, — сказал Керим. — Тихо идет коллективизация, и ты же знаешь- у меня самый большой двор в селе. У начальников большие планы. Они хотят освоить и склоны гор и долину реки- вообще, я дал добро и отдаю своих коров и лошадей в колхоз. Думаю, зачем идти против течения. К тому же, моему сыну предложили стать председателем.
— О-о, — одобрительно кивнул Гаджали, — это уже меняет дело.
Керим лукаво и многозначительно улыбнулся.
— Гаджали, — начал Керим, переходя на официальный тон, — мы с тобой давно друг друга знаем. Ты влиятельный человек в твоем селе, а меня хорошо знают в Ахтах. И- и, — он замешкался, раздумывая над каждым словом, — нам следовало бы быть теснее. Ну, другими словами, нам бы следовало скрепить семейные узы.
У Гаджали, который уже догадался, в чем дело, дрогнула мышца на лице, и он с напряжением продолжал слушать самого богатого человека в Ахтах.
— У меня есть сын, — продолжал гость, — он уже взрослый, самостоятельный мужчина. А у тебя дочь, Галима. И я вместе с моими братьями пришел в твой дом просить руки твоей дочери.
Гаджали застыл и продолжал сидеть с открытым ртом, от неожиданности не в силах произнести ни слова.
— Это будет богоугодное дело, Гаджали халу, — продолжил другой, видимо младший брат Керима. Из под папахи из овечьей шкуры на Гаджали смотрели карие глаза, которых разделял нос с горбинкой. Он тоже хочет убедить меня в богоугодном деле, успел подумать Гаджали.
— На все воля Аллаха, Керим, — наконец выдавил Гаджали. — Я и не думал, что моя дочь такая уже большая, и ее можно выдать замуж. — Время так быстро бежит, и я не замечаю, как все меняется. — Я не знаю, что и сказать.
— У нас славный и уважаемый род, Гаджали халу, — вмешался в разговор третий с квадратным лицом. — Вы не пожалеете — мы будем беречь ее как зеницу ока. Мы, прежде чем придти в ваш дом долго думали и решили, что наше объединение станет хорошей основой для дружбы двух сел. Этот косой — еще и политик, подумал Гаджали, складно говорит.
— Я не могу дать вам ответ сразу, — вежливо произнес Гаджали. — У меня есть старший брат. Я должен обсудить это.
— Конечно, конечно, — согласно кивнул Керим. — У нас есть время, и мы можем подождать.
Гаджали склонил голову в нерешительности. Он понимал, что это хороший вариант, чтобы обзавестись родственными отношениями с состоятельным родом: у его сыновей будет хорошая опора и поддержка, а у дочери будет обеспеченная жизнь.
Вдруг дверь в гостиную приоткрылась, и появилась голова Селима.
— Извините, — произнесла она робким голосом. — Гаджали, можно тебя.
Она увлекла мужа в дальний угол коридора.
— Они пришли засватать Галиму? — спросила она немедля.
— Да, — коротко произнес Гаджали
— Ты уже решил? — Селима смотрела в глаза мужа.
— Нет еще.
— И не думай!
Гаджали нахмурился.
