НЕ ПОПУТЧИЦА

О. М. Брик

I.

В 12 часов ночи мимо столика прошла женщина.

Сандаров въелся в нее глазами. Стрепетов привстал, раскланялся.

  — Кто это?

  — Велярская, Нина Георгиевна с мужем. Крупнейший делец.

Сандаров не отрываясь смотрел на Велярскую.

  — Она тебе нравится?

  — Очень.

  — Я полагал, что вы коммунисты обязаны питать отвращение к прелестям буржуазной дамы.

  — Обязаны.

  — Какой же ты в таком случае коммунист?

  — Плохой, должно быть.

Велярские сели поблизости. Стрепетов встал - подошел.

  — С кем это вы?

  — Так. - Коммунистик один.

  — Плюньте, - садитесь к нам.

  — Нет, неудобно. Может пригодиться.

Велярский засмеялся.

  — Тогда тащите его сюда.

Жена замахала ручками.

  — Нет, нет. Пожалуйста, избавьте. Обделывайте свои делишки без меня.

Стрепетов стал прощаться.

  — Заходите Стрепетов. - Мы все там же. Телефон только новый: 33-07.

  — Непременно. До скорого.

Сандаров встал.

  — Ты что? домой?

  — Да.

  — Посидим еще.

  — Нет, пора.

Вышли.

  — Тебе, я вижу, Велярская здорово понравилась.

  — А что?

  — Ты как-то притих.

Сандаров молчал.

  — Хочешь, я тебя с ней познакомлю?

  — Нет, не хочу.

  — Почему?

  — Есть причины.

  — Как знаешь.

Стрепетов пошел к Тверской, - Сандаров к Мясницкой.

У фонаря Сандаров вынул записную книжку и вписал Нина Георгиевна Велярская, т. 33-07.

II.

Соня Бауэр, секретарь Главстроя отшила двадцатого посетителя.

  — Заведующий занят. Принять не может.

Фраза злила ее: заведующий, тов. Сандаров, не был ничем занят: сидел у себя за столом и курил.

Подошел тов. Тарк.

  — Ну что? все еще занят?

  — Вам я обязана сказать. Он ничем не занят, но не велел никого пускать.

  — В чем же дело?

  — Не знаю. Это продолжается целую неделю, изо дня в день.

  — А дела?

  — Стоят.

  — Чем вы это объясняете?

Соня молчала.

  — Вы как жена могли бы знать?

  — Я не жена, тов. Тарк. У коммунистов нет жен. Есть сожительницы.

  — Ну, как сожительница.

  — Мы живем в разных домах. Я не могу следить за ним. И не считаю нужным.

  — Напрасно. Мы партийные товарищи заинтересованы, чтобы он не свихнулся.

  — А вы думаете, что он свихнулся?

  — Не думаю, но считаю возможным. Сейчас опасное время.

Соня пожала плечами. Тарк встал.

  — Я вам советую повлиять на него. У него много недоброжелателей. Они будут рады, если с ним что-нибудь приключится. Если вам понадобится мой совет, - к вашим услугам. Это товарищеский долг.

Вышел.

Соня знала, что у Сандарова много врагов, в том числе и тов. Тарк.

III.

Сандаров появился на пороге кабинета.

  — Соня! Если надо что нибудь подписывать, давай сейчас, а то я ухожу.

Соня захватила папку с бумагами и вошла в кабинет.

  — Ты чего злишься? - Недовольна моим поведением?.

  — А ты доволен?

  — Очень.

  — Тогда все в порядке.

Сандаров подписал десяток бумаг.

  — К тебе приходил Тарк.

  — Ну его к чорту.

  — По важному делу.

  — По партийному?

  — Да.

Сандаров продолжал подписывать.

  — Что это такое?

  — Ходатайство конторы «Производитель» об отстрочке сдачи на два месяца.

  — Отказать.

Соня собрала бумаги.

  — Сегодня партийное собрание. Ты будешь?

  — А что сегодня?

  — Доклад комиссии об организации яслей.

  — Может быть приду.

  — Твое присутствие очень желательно.

  — Мне надоели партийные собрания.

  — У тебя странный тон появился. Можно подумать, что ты работаешь в партии для собственного удовольствия.

  — Чего ты злишься? - Я кажется никогда особых симпатий к партийным товарищам не чувствовал.

Сандаров взял портфель и вышел.

Соня оглядела стол. Справа лежал блокнот. Верхний листок был вкривь и вкось исписан. Соня внимательно просмотрела его, оторвала и спрятала в карман. На листке разнообразными почерками было написано одно только слово: Велярская.

IV.

Велярский встретился с компаньоном в кафе — Арман.

  — Ну что?

  — Плохо.

  — А именно?.

  — Отказали.

  — Как же быть?

  — Не знаю.

  — Надо придумать.

Компаньон пожал плечами.

  — Я ничего не могу сделать. У меня там никого нет.

Подошел Стрепетов.

  — Скажите, Стрепетов; нет ли у вас кого-нибудь в Главстрое?

  — Очень даже есть.

  — Кто?

  — Член коллегии, Сандаров.

  — Ах вот как! - Слушайте, есть дело. Можете заработать.

  — К вашим услугам.

Компаньон зашептал Стрепетову на ухо.

  — Понимаю. - Но можно сделать лучше.

  — А именно?

  — Зачем отсрочка, когда можно получить деньги.

  — Какие деньги?

  — За работу.

  — Да работа не сдана, и не будет сдана в срок.

  — Понимаю, - но деньги все равно получить можно.

  — Каким образом?

  — Подавайте счета и получите деньги.

  — Ерунда.

  — Я вам говорю. - А работу сдадите когда-нибудь.

Велярский расхохотался.

  — Не глупо придумано.

  — Одним словом, - давайте счета, я все сделаю.

  — Приходите завтра в контору.

  — Ладно.

Когда Стрепетов отошел, Велярский подмигнул своему компаньону.

  — Не мешало бы загодя запастись знакомствами в Ч. К. как ты думаешь?

  — Ни черта! Выкрутимся.

V.

Сандаров был дома. Лежал на диване, - дремал.

Соня вошла; села за стол и молчала.

  — Если ты хочешь говорить на тему о моей испорченности, то говори. Я - этого разговора начинать не буду.

  — Меня твоя испорченность мало трогает. Тем более, что сам ты от себя в восторге. Мне хотелось бы только выяснить наши с тобой отношения.

  — Какие отношения?

  — Личные. - Как никак мы с тобой уже два года сожительствуем.

  — И что же из этого следует?

  — Ничего не следует. - Но повидимому что то изменилось; и мне хочется знать, каковы будут наши отношения в дальнейшем?

  — Мы ничем друг с другом не связаны. Мы — коммунисты, не мещане; и никакие брачные драмы у нас, надеюсь, невозможны?

  — Я не собираюсь разыгрывать драму.

  — В чем же дело?

Соня вскочила и с силой стукнула кулаком по столу.

  — Ты разговариваешь со мной, как с девченкой, которая до смерти надоела. Если я тебе не нужна, — скажи. Сделай одолжение. Уйду и не заплачу. А вола вертеть нечего.

  — Соня!

  — Ничего не Соня! А будь любезен говорить на чистоту.

  — Никакой супружеской верности я от тебя не требую. Но делить тов. Сандарова с какой-то там буржуазной шлюхой я тоже не намерена.

  — Что? что? что такое?!

Сандаров вскочил с дивана. Соня швырнула ему в лицо исписанный листок.

Сандаров взглянул на него и стиснул зубы.

  — Тов. Бауэр, не думаю, чтобы такие скандалы соответствовали правилам коммунистической морали. Я предлагаю временно прервать нашу связь. Надеюсь, вы не возражаете? — Идите.

Соня выбежала из комнаты.

Сандаров скомкал листок и бросил на пол. Потом поднял, разгладил и положил в ящик письменного стола.

VI.

Стрепетов поймал Сандарова у остановки трамвая.

  — А я тебя ищу. Едем к Велярским.

  — Ты с ума сошел. С какой стати я поеду.

  — Чудак! Нина Георгиевна очаровательная женщина. Мне хочется вас свести.

  — Ты ненормален.

  — Почему? Нина Георгиевна интереснейшая женщина. И к коммунистам относится очень мило. У нее был знакомый коммунист, который безумно ее любил.

  — Кто такой?

  — Пономарев какой-то. Армейский политрук.

  — А где он теперь?

  — Кажется убит, - или умер от тифа, она сама точно не знает.

  — Как ты сказал? Пономарев?

  — Да. - А ты его знаешь?

  — Нет! Что то не помню.

Стрепетов взял Сандарова под руку.

  — Едем?

  — Да отстань, пожалуйста. Не хочу я знакомиться с твоей Велярской.

  — Она ж тебе понравилась?

  — Что ж из этого?

Сандаров вскочил в трамвай. Стрепетов досадливо фыркнул.

  — Чорт с тобой. Не хочешь, не надо. У меня к тебе еще другие дела есть. Зайду к тебе завтра на службу.

Трамвай отошел. Стрепетов посмотрел вслед.

  — Дурака валяет.

И пошел по бульвару.

VII.

Соня нашла Тарка в Бюро Ячейки.

  — Я решила воспользоваться вашим предложением и поговорить с вами серьезно о Сандарове.

  — А что случилось?

  — Нет, все то же. Но вы сами знаете, это всегда начинается с мелочей.

  — Правильно! - Но все таки конкретно, что вы имеете в виду?

  — Во-первых, он совсем перестал заниматься делами.

  — Ну, это не так страшно.

  — Во-вторых, у него появилась мода ругать коммунистов.

  — Это хуже.

  — Потом он стал как то легкомысленно разговаривать, франтить.

Тарк взглянул на Соню.

  — Скажите, - женщина здесь никакая не замешана?

Соня молчала.

  — Вы простите, что я вас так спрашиваю.

Соня сжала руки.

  — Хорошо. Я вам скажу. Здесь замешана женщина.

Тарк обрадовался.

  — А! Вот видите. - Кто такая? Вы ее знаете?

  — Нет! Я ее не видела. Но знаю фамилию.

  — Ну!

  — Велярская.

Тарк высоко поднял брови.

  — Велярская, Велярская. Позвольте.

Он вытащил из портфеля стопку бумаг.

  — Конечно. Так и есть.

  — Что такое?

  — Велярский - наш контрагент. Один из владельцев конторы — , «Производитель». Это должно быть его жена.

Тарк заходил по комнате.

  — Это может очень печально кончиться.

Соня повернулась к нему.

  — Я забыла сказать. К нему последнее время часто ходит какой то Стрепетов. Спекулянт явный.

Тарк близко подошел к Соне.

  — Необходимо последить за Сандаровым. Он может здорово влететь. Держите меня в курсе дела.

Соня молча кивнула головой.

Когда она ушла, Тарк покрутил головой и взялся за телефонную трубку.

  — Николай! - Это - ты? - Приходи сейчас ко мне в Бюро. Я расскажу тебе пикантную историю.

VIII.

Велярская лежала на кушетке и читала.

Вошел муж. Поцеловал ручку.

  — Я сегодня ужасно разозлилась на твоего Стрепетова. Нахальный мальчишка и дурак.

  — Что случилось?

  — У вас, видите ли, какие-то дела в Главстрое; а я очень нравлюсь какому-то Сандарову, который в Главстрое. И вот я должна познакомиться с этим Сандаровым, что это очень важно для тебя, но и мне будет приятно, потому что Сандаров очень интересный.

  — Какая ерунда!

  — Я на него накричала. Сказала, что он мерзавец, и выгнала вон.

  — Правильно.

  — Прошу тебя к нам его больше не звать. - Еще не хватало, чтобы я впутывалась в ваши дела.

  — Да я его не уполномачивал с тобой об этом разговаривать.

  — Я уже не знаю кто кого уполномачивал, но мне это в высшей степени противно.

  — Ну, ну! Не так страшно. Никто тебя не неволит. Но если бы было необходимо, ты, думаю, не отказалась бы сделать это для меня.

Вошла горничная.

  — Барыня, вас к телефону.

  — Кто?

  — Не говорят.

  — А какой голос, мужской или женский?

  — Мужской.

IX.

  — Слушаю.

  — Это - Нина Георгиевна Велярская?

  — Да. Кто говорит?

  — С вами говорит некто Тумин. Вы меня не знаете. Я привез вам привет от вашего знакомого Пономарева.

  — Как? Он жив?

  — Нет, умер полгода назад от тифа. Разрешите мне зайти, я вам все расскажу.

  — Пожалуйста! Буду очень рада.

  — Когда прикажете?

  — Заходите завтра, - часа в три.

  — Слушаюсь.

  — Адрес вы знаете?

  — Знаю.

  — Значит, жду вас.

  — Непременно.

Муж сидел на кушетке. Перелистывал книжку.

  — Кто это звонил?

  — От портнихи.

И поцеловала мужа в лоб.

X.

Перед заседанием Бюро, Тарк отозвал в сторону нескольких партийцев.

  — Я вот насчет чего. Сегодня нам надо наметить кандидата на Партконференцию. Был разговор о Сандарове. Так?

  — Да.

  — Я считаю его неподходящим.

  — Почему?

  — Я всегда говорил, что он неустойчив, а теперь я в этом убедился.

  — Говори ясней.

  — Он задается; считаться с ячейкой перестал, разводит оппозицию, наводит критику. Интеллигент.

  — Брось, Сандаров - испытанный партийный работник. Ему позволительно.

  — Все так. Но есть в нем буржуазный душок, интеллигентский. Безусловно есть.

  — Э, ерунду ты говоришь.

  — Нет, не ерунду. И вот доказательства: - он спутался сейчас с спекулянтской бабой.

Партийцы разинули рты.

  — Врешь!

  — Мало того, - с женой одного из наших контрагентов.

  — Фу, чорт возьми.

  — То-то и есть. Забросил дела. Шляется с каким-то шпингалетом по кабакам. И все такое.

  — Откуда ты все это знаешь.

  — Будьте покойны. Мне его жена говорила - Бауэр.

Партийцы покрутили головой.

  — Нехорошо.

  — То-то и есть: баба, вино. Нехватает еще карт.

  — Ты бы с ним поговорил по-товарищески.

  — Уполномочьте, - поговорю.

  — Ладно. - Уполномочим.

Пробили часы.

  — Товарищи! Пора начинать. Почти все в сборе. Ждать не будем.

Через два с половиной часа секретарша диктовала машинистке.

  — Пункт третий. О кандидате на Партконференцию. Постановили. Наметить т. Тарк. Единогласно.

XI.

Ровно в три часа горничная доложила Велярской, что ее спрашивает Тумин.

Вошел хорошо одетый молодой человек. Поклонился и поцеловал протянутую ручку.

  — Садитесь и рассказывайте.

  — Рассказывать собственно нечего. Я познакомился с Пономаревым на фронте. Он мне много говорил о вас. Потом заболел тифом и умер. Просил, если я поеду в Москву, непременно зайти к вам и передать, что любит вас по-прежнему. Вот и все.

  — Бедный Пономарев! - Мне его очень жаль. - Скажите, а что он вам про меня говорил?

  — Что вы замечательная женщина, что у вас удивительные глаза и руки, что вы какая-то необыкновенно живая, настоящая, - что если я вас увижу, то непременно влюблюсь.

Велярская засмеялась.

  — Скажите, пожалуйста. - Ну и как вам кажется, - он прав?

  — Пока прав. Глаза и руки у вас удивительные. Об остальном не берусь судить по первому впечатлению.

  — А насчет того, что вы в меня влюбитесь?

Тумин улыбнулся.

  — Не исключена возможность.

  — Мерси. Вы очень любезны.

Велярская подошла к зеркалу и поправила волосы.

Тумин пристально оглядел ее всю с головы до ног.

  — Не смотрите на меня так. А то я волнуюсь, как на экзамене и очень боюсь провалиться.

  — Не бойтесь. В крайнем случае вы, надеюсь, не откажетесь от переэкзаменовки.

Велярская расхохоталась.

Тумин встал и подошел ближе.

  — Кроме шуток, Нина Георгиевна. У меня к вам серьезная просьба. Я человек грубый, - пролетарий. Ничего не знаю, ничего не видел. У вас тут культура, искусство, театры. Введите меня в курс всех этих прелестей. Займитесь культурно-просветительной работой.

Велярская хохотала до слез.

  — А вы можете арапа заправить! Пустяки пролетарий! Если-бы такие были все пролетарии, от коммунизма давно бы ничего не осталось.

  — Ошибаетесь, Нина Георгиевна. Жестоко ошибаетесь. - Я пролетарий, коммунист. По убеждениям, по образу жизни, по работе я самый настоящий коммунист. - Вы думаете, если я хорошо одет, брит и причесан, я уже не могу быть пролетарием. - Ужаснейший предрассудок! - Пролетарий обязательно должен быть шикарен, потому что он теперь завоеватель мира, а вовсе не нищий, которому, как говорится — кроме цепей терять нечего.

  — А вы в партии?

  — Это не важно. Допустим, что я в партии не состою. Разве я от этого перестаю быть коммунистом?

  — Я с вами не спорю.

  — Для партии требуются не просто коммунисты, а партийные работники. Дисциплинированные. Один в один. Без всякой отсебятины, - как в армии. - А я был бы белой вороной. Это плохо. Теперь я белая ворона среди беспартийных, - и это хорошо.

Он вдруг осекся.

  — Впрочем извиняюсь. Вам это должно быть совершенно неинтересно.

  — Напротив. Очень интересно. Я только не пойму, как это коммунист может быть не нужен коммунистической партии?

  — Почему не нужен? Очень нужен. Но не как член партии. Не все же коммунисты делают партийную работу. - Больше. - Можно быть прекрасным партийным работником и очень плохим коммунистом.

Велярская села на кушетку и откинулась на подушки.

  — Ну, вы мне совсем заталмудили голову. Я уж ничего не понимаю.

Тумин подбежал и поцеловал обе ручки.

  — Простите. Не буду больше. Я вам должно быть здорово надоел. Я пойду.

  — Нет, нет. Сидите. Мне с вами очень приятно.

  — Нет, я отправлюсь. - Если вам не скучно, пойдемте завтра куда-нибудь по вашему выбору. Начните свою культурно-просветительную работу.

  — Хорошо. Пойдемте.

  — Позволите за вами зайти.

  — Да, - пожалуйста.

Тумин ушел.

Велярская подошла к зеркалу. Попудрилась. Потом кликнула горничную.

  — Позвоните портнихе, чтобы прислала платье непременно завтра к 6 часам; никак не позже.

XII.

Велярский накинулся на Стрепетова.

  — Послушайте, голубчик. Так же нельзя! Нина Георгиевна рвет и мечет.

  — Да уверяю вас, - я ничего такого не сказал. Чего она рассердилась, не понимаю.

  — Как не понимаете? Вы предлагаете ей дать Сандарову взятку натурой. Это же скандал.

  — Ничего подобного. Дамские штучки. Просто напросто попросил пойти со мной к Сандарову, потому что она ему нравится и он будет поэтому покладистей.

  — Мне объяснять нечего. Я понимаю отлично. Но она-то это воспринимает иначе. Она - не мы с вами.

Стрепетов развел руками и отвернулся.

Велярский хлопнул его по плечу.

  — Ну, не расстраивайтесь, Стрепетов. Все уладится. Просто вы неудачно подошли. Через некоторое время попробуйте еще раз.

Стрепетов дернул головой.

  — Ладно. Сделаем. А не выйдет так, - есть запасный путь.

  — Какой?

  — Через его секретаршу, тов. Бауэр. Коммунистка, но тем не менее женщина.

Велярский захохотал.

  — С вами, Стрепетов, не пропадешь.

  — Главное, - сама подошла. Вы - Стрепетов? Да. Ждете тов. Сандарова? Да. Я его секретарша. Очень приятно. То да се. Поговорили. Хочу свезти ее в театр.

Вышли на улицу. Стрепетова ждал извощик.

  — Вы домой? Я вас подвезу.

Извощик тронулся.

  — Коммуниста надо брать умеючи. На культуру. В этом батенька весь фокус.

И хлопнул Велярского по колену.

XIII.

Тумин и Велярская ушли со второго действия.

  — Может я ничего не понимаю, но это невыносимо скучно.

  — Вы грубый пролетарий.

  — Должно быть.

Вышли на улицу.

  — Пройдемтесь пешком. Хотите?

  — С удовольствием.

Тумин взял Велярскую под руку. Медленно пошли по бульвару.

  — Вы замужем?

  — Да. - А почему вы спрашиваете?

  — Так, просто. Интересуюсь?

  — А почему это вас интересует?

  — Да меня многое интересует, что вас касается.

  — Например?

  — Например, как вы проводите день? Что вы целый день делаете?

  — Ничего не делаю.

  — Решительно ничего?

  — То-есть делаю: - читаю, гуляю, хожу в гости, в театр, к портнихе, за покупками.

  — А муж?

  — А муж занят своими делами. Приходит домой поздно, усталый, ложится отдохнуть, потом опять уходит. Иногда уходим вместе.

  — Так что вы как бы не замужем?

Велярская засмеялась.

  — Это и называется быть замужем. А быть вместе целый день называется иначе.

  — Как же?

  — Ну, - я думаю, вы не настолько грубый пролетарий, чтобы таких вещей не знать.

Тумин крепче прижал ее руку к своей.

  — Вы ужасно милая женщина, Нина Георгиевна. Я понимаю Пономарева.

  — Уже?..

Они засмеялись и пошли еще медленней.

  — Странный вы человек! Вы спрашиваете, что я делаю? А что я могу делать? Трудиться?

  — А почему бы нет?

  — Как? В какой области?

  — У меня, конечно, может быть один ответ: - в коммунистической.

  — Пожалуйста! С громадным наслаждением; если это будет забавно.

  — Очень мило! Если это будет забавно!

  — Конечно. Если не забавно, то зачем я стану тогда делать.

Тумин нахмурился.

  — Вот, вот. Тут-то оно и начинается.

  — Что начинается?.

  — Черта, - через которую не перескочишь.

  — Какая черта?.

  — Женская. - Все женщины такие. И самые квалифицированные особенно.

  — Я не понимаю про что вы говорите.

  — Я говорю про то, что забавного в коммунизме ничего нет, и что поэтому у коммунистов нет настоящих женщин, а есть такие, которые давно забыли, что они женщины. Поэтому коммунист бежит к буржуазным дамам, корчит перед ними галантного кавалера, старается спрятать свой коммунизм подальше, потому что он, видите ли, не забавный, - и понемногу развращается.

Велярская засмеялась.

  — Это относится, как к членам партии, так и не членам, да?

  — Вы хотите сказать, относится ли это ко мне? Да, относится.

Велярская заглянула ему в лицо.

  — Вы как будто даже рассердились. Простите меня, если я в чем нибудь виновата.

Тумин отвернулся.

  — Вам смешно, а мне грустно. Женщина - ужасная вещь. Особенно для нас коммунистов. Хуже всякой белогвардейщины.

Велярская отстранилась и высвободила руку.

  — Ну, знаете! Если общество буржуазной дамы вам так вредно, то лично я могу вас от этой неприятности избавить. Я совершенно не заинтересована в вашем коммунистическом падении.

Они подошли к под'езду.

Тумин прижал ее ручку к губам.

  — Простите меня, Нина Георгиевна. Я вам чего-то наболтал. Больше не буду.

  — Просите прощенья, как следует.

Тумин взял обе ручки и поцеловал каждый пальчик.

  — Ну, простила. Звоните мне.

И скрылась за дверью.

Тумин постоял в задумчивости.

Подъехали двое на извощике. Человек в котелке слез, а другой уселся поудобней.

  — А Сандарова с Ниной Георгиевной я все-таки сведу.

Котелок засмеялся и вошел в подъезд.

XIV.

Сандаров сидел в кабинете. Вошел Тарк.

  — Я к вам по поручению ячейки.

  — Прошу.

  — За последнее время в ячейке много толков вызывает ваше поведение.

  — Мое?

  — Да, ваше.

  — Очень интересно!. И что же говорят?

  — Говорят, что вы обуржуились.

  — В чем же это выражается?

  — В вашем отношении к партии, - в ваших суждениях.

  — Это, что я критикую наших партийцев?

  — Хотя бы.

  — А разве они не подлежат критике?

Тарк поморщился.

  — Тов. Сандаров, - не будем заниматься диалектикой. Вопрос ясен. Ячейка находит, что вы расхлябались и поручила мне сделать вам соответствующее указание.

  — Но, позвольте, тов. Тарк. Я желаю знать, в чем меня обвиняют. Мало ли какие у нас распространяются сплетни. На то ведь это и ячейка.

  — Видите! На то это и ячейка. Настоящий коммунист не станет так отзываться о своей партийной организации.

  — А по вашему это не так?

  — Это другой вопрос. Может быть и так. Но отсюда не следует, что об этом можно говорить в таком тоне.

Сандаров пожал плечами.

  — У вас какая-то своя логика, мне повидимому недоступная.

  — В этом все дело.

Сандаров заходил по комнате.

  — Есть во всем этом какая то горделивая тупость; какое то нежелание прогрессировать, - боязнь сдвинуть что-либо с места. Вот мы такие. Всегда были и впредь будем. А если вам не нравится, то убирайтесь вон. На этом далеко не уедешь.

  — Ну, как сказать. Едем на этом уже четыре года, и кажется не плохо едем.

  — Да, - 4 года. Но теперь пора обновиться, стать шире, глубже.

  — Напротив. Именно теперь партийная сплоченность и выдержка особенно важны. А то недолго попасть в буржуазное болото.

  — Не так страшно. Партийный коммунист от этого всегда гарантирован.

  — Вы думаете?

  — За себя я во всяком случае ручаюсь.

Тарк глянул в сторону.

  — А ваш роман с госпожей Велярской?

Сандаров быстро подошел к столу.

  — Тов. Тарк, - я полагаю, что партийный контроль имеет известный предел и на некоторые чисто-личные обстоятельства не распространяется. Не так ли?

  — Не совсем. Если эти личные обстоятельства отражаются на общественной физиономии члена партии, то партия вправе сказать свое слово.

  — В таком случае я требую партийного суда. А на сплетни отвечать не намерен.

  — Не волнуйтесь, тов. Сандаров. Я исполняю волю ячейки и передаю вам все, что о вас говорят. Вы можете представить объяснения и вопрос будет исчерпан.

  — Никаких объяснений я не представлю; и разговаривать на эту тему отказываюсь.

  — Это ваше дело. Должен только заметить, что вопрос о госпоже Велярской приобретает особую остроту только потому, что она жена одного из наших контрагентов.

  — И что ж из этого следует?

  — А то следует, тов. Сандаров, что от романа с женой до спекуляции с мужем - один шаг.

Сандаров бросился к Тарку.

  — Вы с ума сошли, Тарк! Вы не слышите, что говорите.

  — Отлично слышу и считаю своим партийным долгом вас об этом предупредить.

Сандаров подошел к двери.

  — Тов. Тарк! я полагаю, что рисовать картину моего уголовного будущего едва ли входит в ваши партийные обязанности. Все что могли, вы мне сказали. А потому ваша миссия может считаться законченной.

Тарк встал.

  — Я доложу ячейке о результате нашей беседы.

  — Пожалуйста.

Тарк вышел. Сандаров подошел к телефону.

  — Дайте М. К. - М. К.? - Никого нет? - Передайте, что звонил Сандаров, из Главстроя и просил непременно ему позвонить.

XV.

Велярская сотый раз подошла к зеркалу и поправила волосы.

Отошла. Взяла книжку. Бросила.

  — Маша! мне наверное никто не звонил?

  — Нет, барыня.

  — А вы никуда не уходили?

  — Нет.

Звякнул телефон. Велярская быстро подошла.

  — Да. Кто говорит?

  — Нина Георгиевна?

  — Это вы, Тумин? Куда ж вы пропали? Я уж думала, что вы решили радикально бороться с буржуазными соблазнами.

  — О нет. Я просто был несколько занят. - За вами заехать можно?

  — Можно.

Тумин и Велярская сидели в отдельном кабинете. На столе стояло вино.

  — Знаете, Нина Георгиевна, - когда я с вами, я, как говорится в романах, вне времени и пространства.

  — Это что же, - хорошо или плохо?

  — Конечно, плохо.

  — Ах, вот как!

  — Конечно, плохо. Потому что, значит, вы никак вкомпановываетесь в мою обычную жизнь.

  — А разве это необходимо?

  — Для меня да.

Велярская откинулась на спинку кресла.

  — Если бы мне такое сказал простой смертный, я подумала бы, что он делает мне предложение. Но у вас коммунистов это, должно быть, означает что-либо другое.

Тумин замолчал, - уткнулся лбом в ладонь.

  — Вы не хотите меня понимать.

Велярская засмеялась.

  — Ну, идите сюда. Сядьте со мной рядом и не говорите глупостей. - Я вас отлично понимаю; только не понимаю, зачем вы себе талмудите голову всякой ерундой, когда все очень просто.

Тумин сел совсем близко и обнял ее. Велярская медленно обернулась к нему лицом. Они поцеловались. Велярская подошла к зеркалу.

  — Вот видите, как просто.

  — Это-то просто.

  — А вам этого мало?

Тумин молчал.

  — Чего же вы молчите?

  — Мне трудно с вами разговаривать, Нина Георгиевна.

  — А вы не разговаривайте.

Села рядом. Тумин молчал.

  — Ну чего вы помрачнели. Я вас обидела!

Положила руки на плечи. Заглянула в глаза.

Тумин улыбнулся.

  — Вы очаровательная женщина, Нина Георгиевна, - и потому ничего не выходит.

  — А что должно выйти?

  — Что должно выйти. - Я бы вам сказал: только вы не хотите слушать.

Велярская отсела.

  — Ну бог с вами. Говорите. Я буду слушать.

  — Вы поймите. Можно с женщиной сойтись и тут же ее забыть. А можно сойтись с женщиной и забыть все, кроме этой женщины. Меня ни то, ни другое не устраивает. Если бы я был буржуй, мне было бы наплевать, но я, к сожалению, коммунист.

  — Какой вывод?

  — Вывод такой: - либо я должен сделаться буржуем, либо вы должны стать коммунисткой.

Велярская улыбнулась.

  — Есть еще третий вывод, Тумин. Чтобы вы перестали думать.

Притянула к себе. Обняла. Поцеловались. И долго сидели молча.

  — Надо итти.

Вышли лениво, неспеша.

Муж был дома.

  — Откуда ты?

  — Из театра. - Нет ли у тебя «Азбуки коммунизма»?

Велярский расхохотался.

  — Нету. А тебе зачем?

  — Так. Хотела почитать.

  — Роман с коммунистом, что ли?

Велярская не ответила. Прошла к себе.

XVI.

Стрепетов подлетел к Соне.

  — Здравствуйте, тов. Бауэр. Сандаров у себя?

  — Его нет. Должен скоро быть.

  — Разрешите подождать?

  — Пожалуйста. - Зайдите в кабинет.

  — Мне одному скушно. Посидите со мной.

Соня улыбнулась.

  — Пойдемте.

  — Зачем вам Сандаров?

  — Тут дельце одно есть.

  — А я не могла бы его заменить? Все равно он без меня ничего не сделает.

  — Конечно могли бы, но...

  — Что но?

Стрепетов подсел ближе.

  — Дело вот в чем. Есть у вас такой контрагент, «Производитель». Просил отсрочки, - отказали. Теперь дела так запутались, что никакая отсрочка не поможет. Необходимо получить деньги. Но деньги можно получить только сдавши работу, а работу невозможно окончить без денег. Понимаете, какой переплет?

  — Ну?

  — Значит надо получить деньги за якобы сданную работу, выписать ассигновку без приемочных актов, по одним счетам. Вот и все.

  — Вы с Сандаровым об этом говорили?

  — Говорили.

  — Ну и что ж он?

Стрепетов глянул в сторону.

  — Согласен.

  — Странно. Мне он ничего об этом не сказал. Обыкновенно я ему подготовляю ассигновки и проверяю все документы.

  — Должно быть не успел. Да здесь ничего такого нет. Работа будет же сдана и можно подложить приемочные акты потом.

  — Я понимаю.

Стрепетов сел совсем близко.

  — Такая услуга не забывается. «Производитель» сумеет отблагодарить.

Соня отвернулась. Стрепетов встал и прошелся по комнате.

  — Скажите, - а Велярская имеет к этому какое-нибудь отношение?

Стрепетов круто повернулся.

  — Велярская?.. - Почему вы спрашиваете?

  — Она кажется жена одного из компаньонов?

  — Да.

  — И Сандаров с ней знаком?

  — Не думаю. Но он безумно в нее влюблен, и ей тоже очень нравится.

Соня встала.

  — Простите. Меня ждут в Секретариате.

Стрепетов посмотрел на часы.

  — Пожалуй и я пойду. Сандарова не дождешься. Да он мне теперь и не очень нужен.

Пожал Соне руку.

  — Я надеюсь.

И вышел.

Звякнул телефон.

  — Тов. Бауэр? - Говорит Сандаров. Я буду через полчаса. Приготовьте бумаги на подпись. И не забудьте ассигновки, - там вероятно накопилось много счетов.

XVII.

Тумин заехал за Велярской на автомобиле.

  — Почему закрытый?

  — Погода дождливая.

Выехали за город.

  — Ваша пропаганда начинает действовать, Тумин. Я прочла сегодня обе газеты — Известия и Правду.

  — Ну, и как?

  — Очень скушно.

Тумин бросился целовать ручки.

  — Милая вы, очаровательная Нина Георгиевна.

  — Ну это ничего не значит. Я твердо решила заниматься политикой и требую чтобы вы достали мне всякие книжки.

Тумин стремительно обнял ее. Целовал в голову, в глаза, в плечи. Велярская отбивалась.

  — Вы с ума сошли. Я вам про политику, про коммунизм, а вы меня целуете. Вы буржуй. Вы меня развращаете.

Хохотали оба. Тумин был вне себя.

  — Это замечательно. Это моя величайшая победа на коммунистическом фронте. Это трофей.

  — Подождите, Тумин. Рано торжествовать.

  — Это - не важно. Важно, что есть начало, что Нина Георгиевна Велярская сбита с позиции, что она заколебалась.

Велярская посмотрела ему в глаза.

  — А вам это очень важно?

  — Ужасно важно. Важней всего.

Велярская прижалась к нему и поцеловала в щеку.

  — Милый вы человек.

Тумин схватил ее за руку.

  — Вас должно быть удивляет, при чем тут коммунизм. - Это очень трудно объяснить. - Но, поймите, мне невыносимо, когда коммунизм делается таким же делом, как торговать или служить в конторе. От 10 до 4 коммунист, а потом делай, что хочешь. Для меня коммунизм - все. Где его нет, там пусто.

  — Я только не ясно понимаю, про что вы говорите, когда говорите коммунизм. Про политику, про рабочих, что ли?

  — Не только про политику, про рабочих, - про все. Нет ничего такого, где коммунизм был бы не причем. Коммунизм во всем.

  — А книжки про все это есть?

  — В том то и дело, что книжек нет. Есть да не про все.

  — Это печально.

  — Не в том суть. Вам бы только войти во вкус. Вы сами книжки напишите.

  — Вы обо мне очень высокого мнения.

  — Очень. Я считаю, что вы замечательная женщина и если войдете в работу, то развернетесь во всю.

  — Не спешите, Тумин. Вы как будто собираетесь меня уже в партию записывать.

  — О нет! Это было бы чрезвычайно вредно и для вас и для партии.

Велярская хитро сощурилась.

  — Пока что вы будете моей партией? Так?

  — Так точно.

Подъехали к дому.

  — Когда же мы увидимся.

  — Приходите в среду вечером ко мне. Муж уезжает в Питер. Я буду совершенно одна дома.

  — Слушаюсь.

Велярская вошла в подъезд. Тумин подошел к автомобилю.

Шофер открыл дверцы.

  — Нет, не надо. Поезжайте в гараж и скажите там, что прождали меня зря, что я никуда не ездил.

Шофер кивнул головой и покатил.

XVIII.

Соня пошла с Тарком в столовую обедать.

  — Вы были правы, тов. Тарк. Дело принимает печальный оборот.

  — Какое дело?

  — С Сандаровым.

  — Сандаров погибший человек. После нашего с ним разговора у меня не осталось никаких сомнений.

  — Плохо то, что спекулянты начинают его использовывать. Этот самый Стрепетов, о котором я вам говорила, проболтался мне в чистую, думая найти во мне сообщницу.

Тарк насторожился.

  — Сообщницу в чем?

  — В одном грязном деле, на которое Сандаров дал уже согласие.

  — А именно?

  — Выдать деньги под фиктивную сдачу работы.

Тарк развел руками.

  — Приехали.

  — Сандаров мне ничего об этом не говорил и разумеется я разговора не начну.

  — Понятно. Пусть все идет своим чередом. А когда дело будет сделано, заявите в ЧК.

  — Как, в ЧК?

  — А как же иначе. - Вы обязаны это сделать. - Нельзя покрывать спекулянтов. А если Сандаров замешан, то что ж поделаешь. Все равно не этот раз, так в следующий, - но влипнет он непременно. И лучше чтобы он влип теперь, когда за ним еще мало грешков, чем потом, когда грехов накопится слишком много. Я понимаю, - вам это тяжело. Но лучше, если нельзя спасти падающего, его толкнуть. По крайней мере он сразу увидит, куда это ведет.

Соня встала.

  — Я тоже так думаю. И кроме того у меня нет причин щадить Сандарова, а его спекулянтов тем менее.

Когда Соня ушла, к Тарку подошел секретарь ячейки.

  — Вы знаете резолюцию М. К. на жалобу Сандарова?

  — Нет.

  — Признать действия бюро ячейки и тов. Тарка вполне правильными.

XIX.

Велярская сама открыла Тумину и провела к себе в комнату.

  — Что это у вас за пакет?

  — Это книжки. Вы просили.

Велярская засмеялась.

  — Спасибо. Но книжки мы теперь отложим. - Садитесь вот сюда.

Она усадила его на кушетку. Села рядом.

Тумин улыбнулся.

  — Вы сегодня какая-то быстрая, Нина Георгиевна.

  — Как всегда.

  — Нет, иначе как-то.

  — Вам показалось. - Я просто очень рада что вы пришли.

Обнялись, поцеловались.

  — Я принес вам все что мог достать подходящего. Но боюсь, что вас это не удовлетворит.

  — Вы про что?

  — Про книжки.

  — Ах про книжки. - Я посмотрю, - если будет скушно я не буду читать.

Тумин поморщился.

  — Мне хочется, чтобы вы все-таки вчитались. А я бы вам потом рассказал самое главное, чего там нет.

  — Самое главное, - чтобы вы ко мне хорошо относились.

  — Я отношусь к вам замечательно.

  — Правда? вы меня любите немножко?

  — Не немножко, а очень.

  — Правда?

Велярская кинулась ему на шею и крепко поцеловала в губы. Тумин сидел неподвижно. Велярская встала.

  — Ужасно яркий свет. Я его не люблю, - режет глаза и не уютно.

Потушила люстру и зажгла маленькую лампочку на столе.

  — Вот так куда лучше. - А теперь рассказывайте, как и за что вы меня любите?

Тумин опустил голову.

  — Я люблю вас за то, что вы обаятельная женщина. Мне хочется увлечь вас, - заставить вас делать то же самое что делаю я, - жить так, как живу я. - У меня такое впечатленье, будто вы пропадаете даром, - что вы двигаетесь в пустую. И это обидно. Понимаете?

  — Понимаю.

Она вытянулась на кушетке и положила голову ему на колени.

  — Иногда мне кажется, что это вполне возможно, что иначе быть не может, - что такая женщина, как вы, должна рано или поздно захотеть чего-то другого, что вам не может не надоесть жить так, как вы живете сейчас. Значит вы будете наша, потому что только в коммунистической работе можно все это найти, - нигде больше. - А иногда я ясно вижу, что все это ерунда, - что это безнадежное дело.

  — Почему же безнадежное.

  — Не знаю, - так кажется.

  — Глупенький вы.

Велярская притянула его к себе.

  — У вас замечательные глаза, Тумин. И губы.

Он наклонился и поцеловал ее. Она выгнулась к нему всем телом. Потом опрокинулась на подушки сжимая в поцелуе.

Тумин стал тихонько отодвигаться. Она заметила и не отпускала.

  — Почему? - Ну, почему ты от меня уходишь?

Тумин отвел ее руки. Она пустила и отвернулась.

  — Я так не могу.

И опять схватила его. Притянула на себя.

Тумин решительно высвободился, встал и отошел к столу.

  — Не надо этого.

И тут же Велярская резко поднялась с кушетки.

  — А мне, милый мой, вашей болтовни не надо.

Тумин сдвинул брови.

  — Я могу уйти.

  — Пожалуйста.

  — Я уйду, Нина Георгиевна, но только уж больше не вернусь.

  — Сделайте одолжение.

Тумин вышел.

Велярская бросилась на кушетку и заплакала. Потом сорвалась, кинулась к двери, в подъезд, на улицу, - но Тумина уже не было.

С этого дня Тумин не возвращался. Велярская исходила весь город, надеясь встретить его на улице, но безрезультатно. Тумин исчез бесследно.

XX.

Велярская лежала уткнувшись лицом в подушки.

Вошел муж.

  — Нина, Стрепетов просил разрешение войти и объясниться с тобой.

Велярская молчала.

  — Нина! - Ты слышишь?

Велярская обернулась.

  — Что тебе надо?

  — Я говорю, - Стрепетов хочет с тобой объясниться.

Она опять уткнулась в подушки.

  — Что с тобой, Нина? - Нельзя слова сказать. - Откуда вдруг такая нервозность?

Велярская заплакала.

  — Ну, уж это совсем глупо. - Тебе, милая, лечиться надо. - Ты положительно больна.

Она обернулась утирая слезы.

  — Ну что тебе надо? - Оставь меня ради Бога в покое. - Не приставай ты ко мне.

  — Мне надо очень немного: - чтобы ты помирилась с Стрепетовым. Это такой пустяк, о котором и говорить не стоит.

  — Боже мой, как мне все это надоело.

Велярский выждал минуту.

  — Ну что? позвать его?.

Велярская не отвечала.

  — Позвать?

  — Делай, как хочешь. - Мне все равно.

Велярский кликнул Стрепетова.

Стрепетов вошел, стал на колени, скрестил руки и опустил голову.

Велярский рассмеялся.

  — Ну посмотри Нина. Разве можно такого не простить.

Велярская отвернулась.

  — Встаньте, Стрепетов. Не валяйте дурака.

  — Нина Георгиевна! Дорогая!

Велярский двинулся к двери.

  — Ну, ладно, объясняйтесь, а я пойду.

И вышел.

  — Нина Георгиевна! Если я что-нибудь не так сказал.

  — Бросьте, Стрепетов. - Я уже ничего не помню.

  — Вы чем-то расстроены, - я вижу. Если могу быть полезен, пожалуйста, рад стараться.

Велярская посмотрела на него в упор.

  — Можете.

  — Чем прикажете?

  — Разыщите мне Тумина.

  — Кого?

  — Тумина.

  — Кто это.

  — Я ничего не знаю. Знаю только, что зовут его Алексеем и что он работает где-то у коммунистов.

  — Он - коммунист?

  — Да, но не в партии.

  — Это все, что вы о нем знаете?

  — Все.

Стрепетов задумался.

  — Трудновато.

  — А вы постарайтесь. И никому про это не болтайте.

  — Само собой.

  — А для меня это очень важно.

  — Приложу все старанья.

Стрепетов поцеловал ручку и вышел. Велярская прошлась по комнате. Взяла со стола книжку. Села на кушетку.

Стала читать. Потом упала в подушки.

— Азбука коммунизма скатилась на пол.

XXI.

Стрепетов таинственно нагнулся к Соне.

  — Ну как? уже?

  — Нет еще.

Недовольно поморщился.

  — А Сандаров у себя?

  — Да.

Вошел в кабинет. Сандаров взглянул вопросительно.

  — Я к тебе по важнейшему делу, - совсем особого свойства.

  — А именно?

  — Велярская...

  — Опять Велярская.

  — Подожди. - Велярская разыскивает некоего Тумина. Зачем он ей нужен, - не знаю. Но нужен повидимому, очень; - потому что была очень взволнована, когда о нем говорила. - Тумин этот шьется среди коммунистов; не член партии, а вроде.

  — Я знаю Тумина.

  — Знаешь? - Вот здорово! - Где он? Как его найти?

  — А тебе зачем?

  — Как, мне? - Не мне, а Нине Георгиевне.

  — Так пусть Нина Георгиевна ко мне зайдет, - я ей и скажу.

Стрепетов необычайно обрадовался.

  — Вот это другое дело. - Это правильно. Весьма правильно.

  — Тогда я сейчас же за ней заеду и через 20 минут мы будем здесь.

  — Сыпь.

Стрепетов выкатился из кабинета.

Сандаров сдвинул брови, сжал губы и так просидел неподвижно минут пять. Потом встал, взял со стола пакет и вышел в секретариат.

  — Тов. Бауэр, - я вас попрошу отнести этот пакет в президиум ВСНХ и дождаться ответа. - Я прошу вас, а не посылаю с курьером, потому что дело важное и секретное. - Только пойдите сейчас, а то опоздаете.

XXII.

Стрепетов влетел к Велярской.

  — Едемте к Сандарову.

  — В чем дело, Стрепетов? Что с Вами?

  — Сандаров знает Тумина. Он вам лично все скажет.

Велярская бросилась ему на шею.

  — Едемте, Стрепетов. Едемте, голубчик, немедленно.

Стрепетов уклонился и сел на стул.

  — Виноват, Нина Георгиевна. Так дело не делается; сядьте на минуточку сюда.

Велярская села.

  — Ну, что еще?

  — А вот что. - Вы меня обругали и выгнали за то, что я хотел свести вас с Сандаровым. Теперь вы сами к нему идете. Устроил это я. Значит, - услуга за услугу. Вы поговорите с ним о Тумине, а потом скажите словечко о нашем деле.

  — Хорошо, хорошо, Стрепетов. Только не томите меня.

  — Словечко вот какое. - В секретариате вероятно лежит совсем готовая ассигновка на имя «Производитель». Сандаров должен ее подписать. Простая формальность. Пусть он ее при вас подпишет. Больше ничего.

  — Хорошо. Я скажу. Только идемте.

Велярская быстро вышла. Стрепетов побежал за ней.

  — Нина Георгиевна! Не расспрашивайте только Сандарова слишком подробно о Тумине. А то он приревнует и ничего не сделает.

XXIII.

У кабинета Сандарова стоял курьер и никого не пускал.

Стрепетов взволновался.

  — Я только что был у него. Он знает, что я должен притти. Вы пойдите спросите.

  — Никого не приказано пускать. Только гражданку Велярскую.

Велярская вздрогнула.

  — Это я.

  — Пожалте.

Велярская вошла в кабинет. Сандаров стоял у окна, спиной к двери. Услышав шаги обернулся. И в ту же секунду Велярская ахнула и бросилась к нему.

  — Алеша!

Сандаров подвел ее к дивану и усадил.

  — Что это? В чем дело? Я ничего не понимаю. Почему ты здесь? какой-то другой? И почему Сандаров?

  — Я - и есть Сандаров.

  — Ты - Сандаров? - а Тумин?.

  — Это мой псевдоним.

Велярская прижалась к нему.

  — Как все это странно. - Алеша, милый! - Я счастлива, что тебя вижу, что я с тобой.

  — А зачем ты меня гнала?

  — Дурачек! и ты поверил? Ты поверил, что я могу тебя совсем прогнать.

Поцеловались.

  — Но почему ты назвался Туминым? Зачем ты меня обманывал?

  — А тебе разве не все равно какая у меня фамилия?

  — Конечно, все равно. Но я хочу знать, зачем это было нужно?

  — Я сам не знаю. Так захотелось.

Велярская заглянула ему в глаза.

  — Но больше ты от меня уходить не будешь?  — Никогда?

  — Это от тебя зависит.

  — Если от меня, то я тебя никуда не пущу.

И опять поцеловались.

Сандаров резко отстранил Велярскую. К столу подходила Соня.

  — Я извиняюсь, что помешала. Вот ответ из В. С. Н. Х., и вышла.

Сандаров нахмурился. Велярская засуетилась.

  — Тебе неудобно, что я здесь. Я пойду.

Сандаров молчал.

  — Ну, прощай. И приходи скорей, Алеша.

Поцеловал ручки. Проводил до двери.

Стрепетов ждал с нетерпением.

  — Ну что? Сделали?

Велярская не замечая прошла мимо.

Соня подняла голову.

  — Не беспокойтесь, гражданин Стрепетов. Ассигновка будет сегодня подписана.

XXIV.

Соня вынула из папки пачку счетов.

  — Тов. Лебедев, - вот возьмите. Выпишите ассигновку на всю сумму.

  — А приемочные акты?

  — Выпишите без них. Это неважно.

Прошло минут 10.

  — Готова ассигновка?

  — Пожалте.

Соня собрала бумаги и вошла в кабинет. Сандаров ходил взад и вперед по комнате.

  — Надо подписать бумаги. Они давно уже лежат.

  — Давайте.

Сандаров взялся за перо.

  — Все проверено?

  — Да.

Подписывал не читая.

  — Еще много?

  — Нет, одна ассигновка.

  — Кому?

  — Производителю.

  — Все-таки сдали работу. Хорошо, что я отказал в отсрочке.

Соня молча взяла бумаги и вышла. Звякнул телефон.

  — У телефона Сандаров.

  — Алеша, - мне ужасно неспокойно. Приходи сейчас же.

  — Иду.

XXV.

Предчека положил трубку и поднял глаза на вошедшего следователя.

  — Вам что?

  — Вы меня вызывали с делом - Производитель -

  — Да, да. Только что опять звонили из М. К. Что это за дело?

  — Дело дала Бауэр, секретарь Главстроя.

  — Она у нас работает?

  — Нет. До сих пор не работала. Это ее первое дело.

  — В чем суть?

  — Дутая ассигновка.

  — Кто арестован?

  — Один из владельцев конторы, Велярский, его жена и посредник, Стрепетов.

  — Допрошены?

  — Да.

  — Сознались?

  — Велярский говорит, что ничего не знает, что переговоры действительно велись о получении денег под заказ; но что переговоры вел не он, а Стрепетов. - Стрепетов признает, что вел переговоры; но считает, что если Главстрой выдал ассигновку незаконно, то Производитель - тут не при чем.

  — Кто подписал ассигновку?

  — Член Коллегии Сандаров.

  — Вы его допрашивали?

  — Нет еще. Я его вызвал повесткой. Он как раз сейчас у меня.

  — А жену Велярского вы допрашивали?

  — Она в тюремной больнице. Больна. На предварительном допросе очень волновалась и заявила, что решительно ничего не знает и к делам никакого отношения не имела.

  — Зачем вы ее арестовали?

  — Бауэр указывала на нее, как на главную посредницу между мужем и Сандаровым.

Предчека досадливо махнул рукой.

  — Домашнее дело. - Вот что: - оставьте дело и приведите ко мне Сандарова. На всякий случай отберите у него пропуск.

Следователь вышел. Предчека взялся за трубку.

  — Главстрой? - Тов. Бауэр? - Говорит Предчека. - Зайдите сейчас ко мне. Пропуск у коменданта.

XXVI.

Предчека перелистывал дело. Ввели Сандарова.

  — Сандаров?

  — Да.

  — Садитесь.

Предчека протянул ему документ.

  — Это ваша подпись?

  — Моя.

  — Вы знали, что ассигновка дутая?

  — Как дутая?

  — Выписанная за несданную работу.

  — Нет, не знал.

  — А вы проверяли оправдательные документы? Счета? Приемочные акты?

  — Нет, не проверял.

  — Как же вы подписывали?

  — Проверять документы лежит на обязанности секретариата.

  — Кто заведует у вас секретариатом?

  — Тов. Бауэр.

  — Это она давала вам на подпись ассигновку?

  — Да.

Предчека дал знак следователю выйти.

  — Вот что тов. Сандаров. Здесь вышла глупая история. Вы подписали дутую ассигновку конторе - Производитель - нам об этом сообщили. Арестованы представители конторы, - Стрепетов, Велярский и его жена.

  — Велярская арестована?

Предчека посмотрел на него иронически.

Сандаров вскочил.

  — Это чепуха какая-то. Я ничего не понимаю. И при чем тут Велярская?

  — Она была посредницей между вами и конторой.

  — Какая чушь! Я с ней ни разу не говорил ни о каком деле. Я вообще ни с кем об этом не говорил.

  — А с гражданином Стрепетовым?

  — Никогда.

Предчека перелистал дело.

  — Стрепетов показал на допросе, что переговоры велись.

  — Не со мной во всяком случае.

  — С кем же?

  — Не могу знать.

Предчека улыбнулся.

  — Не волнуйтесь тов. Сандаров. Сядьте.

  — Я не могу не волноваться, когда происходит, чорт-те что. - И к чему арестовывать женщину абсолютно не причастную ни к какому делу.

  — Это мы выясним.

В дверь постучали.

  — Да! - войдите.

Сандаров оглянулся.

XXVII.

Вошла Соня Бауэр. Сандаров бросился к ней.

  — Соня, в чем дело?

Предчека поднял руку.

  — Виноват, тов. Сандаров. Разрешите по порядку.

Сандаров и Соня сели.

  — Тов. Бауэр, - оказывается, что проверять документы лежит на вашей обязанности.

  — Да.

  — Почему же вы дали тов. Сандарову на подпись ассигновку без приемочных актов?

  — Этого хотел тов. Сандаров.

Сандаров ахнул.

  — Я?.. - Опомнись, Соня. Что ты говоришь?

  — Стрепетов сказал мне, что тов. Сандаров согласен.

  — Это ложь! наглая ложь!

Предчека остановил его.

  — Скажите, тов. Бауэр, - а с тов. Сандаровым у вас об этом был разговор?

  — Был.

Сандаров разинул рот. Предчека снова остановил его.

  — Что же он вам говорил?

  — Не помню точно.

  — Вспомните.

Соня молчала. Предчека нахмурился.

  — Скажите, тов. Бауэр, - вы знали о том, что тов. Сандаров знаком с Велярской?

  — Знала.

  — Вы жена тов. Сандарова?

  — Мы разошлись.

  — Давно?

  — Нет, недавно.

  — До его знакомства с Велярской или после?

  — После.

  — Поэтому вы и донесли на тов. Сандарова?

Соня вздрогнула.

Сандаров вскочил и в ужасе уставился на нее.

  — Что? Ты донесла? На меня?

Соня опустила голову. Потом быстро закрыла лицо руками.

Плечи задергались. Она громко закричала и упала в истерике.

Сандаров заметался. Предчека позвонил.

  — Принесите воды.

XXVIII.

Сандаров отвез Велярскую домой. Всю дорогу она злобно молчала.

  — Ну вот вы и дома.

  — Мерси. Но меня это мало устраивает. Надо еще мужа вытащить.

  — Это будет много трудней.

  — Так потрудитесь.

Сандаров усмехнулся.

  — Вы разговариваете со мной каким-то странным тоном.

  — А каким прикажете разговаривать? Из-за вас заварилась каша. Вы и извольте ее расхлебывать.

  — Не волнуйтесь, Нина Георгиевна. Я сделаю, что возможно. Но муж ваш спекулянт: а спекулянтов у нас не очень жалуют.

Велярская дернула плечами.

  — Какое мне до этого дело. Муж меня содержит, - больше я знать ничего не желаю. Как он меня содержит, откуда он берет деньги, мне на это в высшей степени наплевать. Факт тот, что я без него существовать не могу.

Сандаров вздохнул.

  — Мне казалось, Нина Георгиевна, что у вас на этот счет другой взгляд.

  — Какой другой?

  — Другой. - Во всяком случае, если вам нужны деньги, я могу вам дать.

Велярская рассвирепела.

  — Да вы, голубчик, что? Дурак? Или не в своем уме? Вы что думаете, что вы на ваше паршивое жалованье, которое вы где-то там получаете, можете меня содержать? Да я на пудру больше трачу, чем вы в год наработаете. - Чорта ли мне в ваших деньгах.

Сандаров покраснел, - задумался на секунду, - потом громко рассмеялся.

  — Вы правы, Нина Георгиевна. Я дурак. Будьте здоровы. Пойду вытаскивать вашего мужа.

И быстро вышел.

Велярская постояла в недоумении, - махнула рукой и позвонила.

  — Маша, приготовьте мне ванну. Живо!

XXIX.

Предчека выслушал доклад следователя.

  — Значит Бауэр во всем созналась?

  — Да.

  — А кто такой Тарк?

  — Сослуживец Сандарова, - тоже член РКП.

  — Мне не ясна его роль в этом деле.

  — Бауэр говорит, что действовала по его указаниям.

  — Вы его допрашивали?

  — Да. - Он подтверждает, что неоднократно беседовал с Бауэр о Сандарове, но категорически отрицает свое участие в деле с ассигновкой.

  — Велярская освобождена.

  — Да. Тогда же.

  — Ладно. - Вы вот что сделайте теперь. Выделите дело Сандарова, Бауэр и Тарк и перешлите с вашим заключением в Ц. К. на усмотрение; а спекулянтов засадите в административном порядке. Ясно?

Следователь поклонился, взял дело и вышел. Присутствовавший при докладе член М. К. крякнул.

  — Удивительное дело. Как только коммунист свяжется с буржуазной сволочью, непременно какая-нибудь гадость выйдет.

XXX.

На вокзале к Сандарову подошел член М. К.

  — Вы уезжаете, Сандаров?

  — Да. По предписанию ЦК.

  — Куда?

  — В Ново-Николаевск.

  — Это в связи с вашим делом?

  — Да.

  — Чем оно кончилось?

  — Мне объявили выговор и перевели на работу в Сибирь.

  — А другие?

  — Бауэр исключена из партии.

  — А Тарк?

  — Тарка тоже перевели. Кажется на Урал.

  — Он здесь?

  — Не видел. Должен был ехать этим же поездом.

  — Вы с ним помирились?

  — Да, вполне. Он был совершенно прав. Я вел себя, как мальчишка.

Паровоз загудел.

  — Ну, - счастливо.

Сандаров вскочил в вагон, прошел в купэ и встал у окна.

Поезд тронулся.

По платформе оглядывая окна быстро шла Велярская.

Сандаров бросился в корридор, на площадку, рванул дверь.

Кто-то с силой схватил его сзади и втащил в вагон.

  — Плюньте, тов. Сандаров. Не стоит из-за пустяков расшибать себе голову.

Сандаров обернулся. Перед ним стоял Тарк.