Оглавление

Пташки Лети Гилмор

— Открой дверь, Джонни! — Я дёргаю за ручку и начинаю колотить кулаком. Звонок у нас давно не работает.

— Пошла в задницу, маленькая обезьяна. — Отвечает отчим.

— Открывай чёртову дверь, Джонни Морган! — Не сдаюсь я.

— Отвали, кретинка.

— Это дочка твоей бывшей? — Раздаётся из-за двери писклявый женский голос, и я приникаю ухом к облезлой обшивке.

— Да, детка, забудь, не отвлекайся.

Я наклоняюсь и кричу в замочную скважину:

— Ты говнюк, Морган! Ты приволок бабу в дом моей матери!

Отчим не отвечает и делает телевизор погромче. Мне ничего не остаётся, как пинать дверь ногами.

Из квартиры напротив выходит соседка с вопящим младенцем на руках. Если бы меня трясли, как этого сопляка, у меня бы кишки выскочили через рот.

— Вы заткнётесь, наконец? Чёртов гадюшник с чёртовыми соседями! — Рявкает она и хлопает дверью быстрее, чем я успеваю ответить.

Тащусь по длинному коридору в самый конец и звоню в квартиру Энди. Он приоткрывает дверь на узкую щель и вопросительно смотрит на меня.

— Привет, придурок, у тебя осталась краска?

— Три бакса. — Кивает он.

— Чего? А если я сейчас скажу твоей матери, что ты стоял на стрёме у Рика Креветки? Она тебе задницу надерёт — будь здоров, Энди. Сказать? Миссис О’Хара… — Привстав на цыпочки, бросаю я вглубь квартиры.

— Заткнись, Нэнси! — Испуганно шепчет он и через минуту протягивает в приоткрытую дверь заляпанный баллончик с краской.

— Вот, осталось чуть меньше половины, и только зелёная.

— Да мне насрать. — Пожимаю я плечами и возвращаюсь к своей квартире.

Для очистки совести опять стучу в дверь. Отчим выкрикивает, чтобы я отправлялась, откуда пришла и вообще свалила. Ну, сам виноват. Встряхиваю баллончик и, высунув язык от усердия, вывожу наискосок надпись: «Джон Морган — говнюк». Краски хватило ещё на три восклицательных знака.

Полюбовавшись надписью, спускаюсь на улицу. Уже стемнело и свет падает только от последнего неразбитого фонаря и из нескольких окон, где не опустили жалюзи. Я отступаю на дорогу и, сложив ладони рупором, кричу, задрав голову:

— Морган, открой! Я не собираюсь ночевать на улице!

Отчим не отвечает, зато высовывается старуха Льюис и верещит, чтобы все заткнулись, иначе она позвонит в полицию. Я успеваю отпрыгнуть в сторону, и выплеснутая вода попадает мне только на носки кроссовок. Компания парней возле дома начинает гоготать.

— Эй, крошка Дойл, — кривляется Винс, — что, опять ночевать негде? Когда отрастишь сиськи, можешь спать у меня.

— Сначала сам отрасти кое-что между ног. — Огрызаюсь я.

— Ах ты, писюха! — Винс пучит глаза и двигается ко мне. Его дружки корчатся от хохота, а я несусь вдоль улицы и шмыгаю в арку. Там ужасно воняет мочой. Привалившись к стене, спит старик Боно. Обхожу мусор и лужи и оказываюсь на параллельной улице. Я не знаю, что делать дальше и тупо тащусь ближе к центру.

Конечно, я поступаю, как идиотка. Мне надо искать ночлег, а я топаю по шикарным улицам, пока не утыкаюсь в ИнтерКонтиненталь на авеню Норт- Мичиган. Он такой огромный, и вокруг движуха, несмотря на поздний час и отвратную погоду. Стою и рассматриваю красивые машины, нарядных людей и всё такое. Ты точно дура, Нэнси Дойл, десять баксов, что никто из довольных жизнью мужчин и женщин даже не замечает подростка в неоново-зелёных лосинах и потрёпанной джинсовке.

Прислоняюсь к стене дома напротив и лезу в карман за сигаретами. Вот чёрт! Точно говорят, если человеку не везёт, то не везёт во всём сразу. В пачке осталось всего две штуки, и одна из них сломалась почти у самого фильтра. Зажигалки у меня тоже нет. Я втягиваю голову в плечи — тупейший способ спрятаться от моросящего дождя — и двигаюсь в сторону кафешки поблизости. Ну это точно не жалкий, грязный и полутёмный бар на нашей улице. У меня всего пятнадцать центов, и я с гарантией не смогу купить себе даже стакан кофе. Из кафешки выходит чернокожая девица с забавной причёской. Она, кажется, попроще, чем остальные посетители, и я решительно ломлюсь к ней навстречу.

— Не найдётся огоньку, мисс?

Она сто лет смотрит на меня, не соображая, что моя единственная сигарета сейчас намо