Я обхватил губами ее затвердевший клитор, нежно прикусил его, а потом отпустил, а потом снова обхватил его губами и начал посасывать. Одной рукой я взялся за ее бедро, а второй приподнял ногу.
Я ласкал ее долго и медленно, снова и снова зажимая нежную кожу и медленно оттягивая ее, пока Тэйт не начинала задыхаться. Тогда отпускал и начинал все сначала.
Вчера длится вечно. Завтра не наступает никогда.
– Только не покалечься! – крикнула мать мне вслед. – Тебя было непросто сделать.
Бывает, мы виним других в сложившейся ситуации, но то, как мы реагируем на происходящее, зависит только от нас самих. Наступает момент, когда только мы в ответе за свой выбор и все наши отговорки больше ничего не значат.
Все было так, как он говорил, но я не хотел смотреть правде в глаза.
Все казалось каким-то не таким.
Я ощущал голод, но есть не мог. Мне хотелось смеяться, но ничто меня не радовало.
Почему у меня складывалось такое впечатление, что все взрослые, которые присутствовали в моей жизни, подсели на травку?
Я твоя. Просто… я не была уверена, что ты действительно мой, – тихо произнесла Тэйт.
– Значит, мне придется тебя убедить
Облажался, признал, поднялся».
Я собирался трахнуть ее на кухонном столе, за которым мы ели торт по случаю нашего тринадцатилетия
– Ты был моей бурей, моим грозовым облаком, моим деревом под проливным дождем. Я любила все эти вещи, и я любила тебя. Но сейчас… ты чертова засуха. Я думала, все сволочи водят немецкие машины, но оказалось, что мерзавцы в «Мустангах» тоже могут оставлять шрамы.
