Часть первая

Глава 1

Кристайн, задрав голову, стояла в темном углу тесной камеры. Она смотрела на вентиляционное отверстие, которое уже однажды спасло ей жизнь. Знать о том, что за пределами узкой шахты – свобода, и не иметь возможности воспользоваться выходом было невыносимо. Окно манило, сводило с ума. Крис даже чувствовала, как через него веет вольным воздухом, хотя это вряд ли возможно. Ведь до выхода нужно долго ползти.

Стиснув зубы, она ухватилась руками за выступающие камни. Стены замка недовольно завибрировали, загудели.

Подтянувшись, поставила на нижний выступ правую ногу.

Тонкие сторожевые нити, до этого лежавшие равнодушной серой кучей на полу, тут же покраснели. Обруч, плотно обхватывающий шею, начал нагреваться.

– Чтоб тебя… – Крис оторвала от пола левую ногу.

Нити засветились ярче. Красный цвет начал тускнеть. Его разбавили пронзительные, слепящие золотистые цвета, и нити постепенно стали ярко-оранжевыми.

Крис замерла в ожидании.

Нити натянулись, напружинились, но нехотя поддались.

– Отлично. – Крис поставила левую ногу на выступ и начала шарить руками по стене в поисках новых камней.

Под ногти тут же забилась грязь. Ладони привычно защипало от незаживающих ссадин и мелких ран, но Крис не обратила никакого внимания.

– Ну! Давай же! Где ты? Вечно не могу тебя найти, – взмолилась она.

Пальцы наконец‐то нащупали еще один торчащий камень. От волнения руки стали мокрыми, и Крис никак не могла ухватиться за него. Не чувствуя боли, она быстро потерла ладонь о шершавую стену, чтобы пыль впитала пот. И вот пальцы вцепились в камень. Крис выпрямилась и снова подняла правую ногу, встав на новый выступ.

Оранжевый цвет нитей стремительно побелел. Стал нестерпимым, режущим глаза. Нити вспыхнули, ярко озарив всю комнату, следом за ними полыхнул и обруч.

Крис тут же спрыгнула на пол и в изнеможении упала на топчан. Из глаз брызнули слезы. Боль была сильной. Болело не столько от прикосновения раскалившегося металла, сколько от старой, уже более полугода не заживающей раны. Вся нежная кожа на шее под обручем стерта и обожжена от бесконечных попыток растянуть нити.

Отдышавшись, она встала на топчан и, подняв лампу, внимательно посмотрела на следы рук, отчетливо различимые на пыльной стене.

– Сегодня на целых два сантиметра выше, – тут же забыв о боли, обрадовалась она, – скоро! Совсем скоро я увижу друзей, увижу Стэйна…

Еще в первые дни заточения, подслушивая разговоры Илайны и Марлы, которые думали, что она крепко спит, Крис сложила обрывки фраз, полунамеки, рассказы Тайнары, собственные наблюдения в целую картину. Она наконец‐то поняла, что узы замка действуют в комнате и не распространяются за ее пределы. Они питаются только теми звуками, что вместе с пленником заключены в пространстве, отгороженном от остального мира тяжелой дубовой дверью. И их невозможно разрушить, замолчав и замерев на месте, чтобы наступила полная тишина. Ведь тишина никогда не бывает абсолютной. Она состоит из звуков, что неразличимы для человеческого слуха.

Но не для магии.

Заклятие питается всем: и шелестом ветра, и скрипом деревянной двери, и шорохом паутины, скользящей в волосатых лапах паука, и даже дыханием пленника. Вот поэтому узы так крепки и надежны.

Но они сложные. Чтобы держать их все время, требуется непоколебимая сила воли и неограниченный запас энергии, поэтому Илайна смогла наложить узы всего лишь на одну комнату. И из-за этого боялась, что Крис сбежит, хотя Марла считала, что уз достаточно.

Ведь нити недаром называются сторожевыми. Они ежесекундно контролируют перемещения пленника. Стоит тому подойти к границе действия заклятия, как нити тут же передают сигнал обручу, плотно обхватывающему шею. И тот начинает действовать. Раскаляется добела и немилосердно жжет кожу, вынуждая пленника отступить и вернуться на место.

Страх Илайны оказался сильнее разума. Ведь Тайнара все же убежала… Напрасно Марла приводила аргументы, что узы разрушились после того, как Тайнара передала перо. Ни одна, даже самая могущественная, магия не может удержать айну в момент перехода в родной мир. Но Илайна, дойдя в переживаниях до настоящей мании, все же посадила у камеры Крис двух глухонемых охранников. Затем приказала врезать в дверь несколько надежных замков, ключи от которых хранились только у нее и Марлы.

Но она ничего не знала о вентиляционном окне, надежно скрытом темнотой, которое однажды уже подарило Крис свободу.

Илайна и не думала приносить в камеру светильники. Вот еще. Пусть Кристайн сидит в вечном полумраке с лампадкой, едва освещавшей саму себя.

А света ламп, принесенных с собой, не хватало, чтобы осветить комнату целиком. Темнота хоть и пугалась, но даже не собиралась растворяться. Она уползала под потолок, где рассерженно клубилась в ожидании того, когда же непрошеные гости уйдут и унесут с собой лампы. Что Крис было только на руку. Окно как раз пряталось в самом темном углу под потолком.

И у Крис родился план.

Если главным препятствием является обруч, значит, можно попробовать его обмануть.

Для этого нужно добиться того, чтобы сторожевые нити молчали.

Она заметила, что нити начинают светиться и нагреваться лишь при приближении к любой из четырех стен комнаты. Как бы предупреждают о том, что дальше нельзя. Также отметила их упругость и эластичность. Нити здорово напоминали толстую проволоку.

Крис тут же вспомнила кузнеца на пристани, который нагревал увесистые бруски металла, а затем с помощью клещей и молота вытягивал их в проволоку. Ее он кольцами складывал на заднем дворе, чтобы потом сделать крючки для рыбаков.

Если нити нагреваются так же, как и металл, может, попробовать растянуть их?

И подумала:

«А почему бы и нет?»

С этой минуты начала действовать.

Первые попытки заканчивались полным провалом. Едва Крис упиралась носом в стену, как обруч неизменно обжигал нежную кожу. Нити изо всех сил сопротивлялись, огрызались, тянули назад, но упрямая Крис потихоньку продвигалась дальше, поднимаясь выше по стене. Туда, где перед глазами навязчиво маячил вожделенный выход.

Ее настойчивость принесла плоды. Нити стали тоньше и длиннее. За бесконечные шесть с половиной месяцев удалось практически дотянуться до вентиляционного отверстия. Осталось сунуть в узкое окошко голову, как оковы спадут. А там дело за малым: подтянуться, и вперед, к свободе. По крайней мере, Крис надеялась на это. Ведь таким образом она хоть и не целиком, но все же окажется за пределами стен, где не действует заклятие.

Кто сказал, что можно выйти лишь через дверь?

И тут сторожевые нити задрожали, завибрировали.

Крис поняла: кто‐то идет.

– Явились, – процедила сквозь зубы, узнав нервный перестук каблуков Илайны и шарканье Марлы. – И соскучиться не дали.

Поспешно уселась на топчан, замоталась в ветхое одеяло и отвернулась.

Щелкнул один замок, второй, третий… дверь распахнулась, впустив немного воздуха. Даже спертый воздух подземелья был куда приятнее застарелой затхлости тесной каморки. Крис не удержалась и сделала глубокий вдох.

– Привет, красавица! – пропел елейный голосок.

«Ага! Сегодня ко мне пожаловала добрая Илайна! Ну надо же, уже второй раз подряд! Чудеса!» – усмехнулась про себя Крис, живо вспомнив самозванку в ее обычном состоянии, с лицом, изуродованным злобой и кровавыми буквами с черной каймой.

– Как поживаешь? Не скучаешь? – слова, пропитанные фальшивой лаской и медом, тянулись столь тягуче, что захотелось стукнуть Илайну.

– Как‐то не было возможности, – буркнула Крис.

Даже не поворачиваясь, она ясно видела перед собой лицо Илайны с кое‐как натянутой на него маской доброты и сердечности. Вот только маска была безнадежно мала. Да и не подходила она к этому лицу. Все норовила соскользнуть и обнажить то, что спрятано под ней.

– Ах, как жаль, – пропела Илайна, – ведь здесь очень одиноко и тоскливо, аж дрожь берет. Ты уже соскучилась по воздуху и морю? Вижу-вижу, что соскучилась. Представь себе – шелест волн, запах соли и свободы, лодки, снующие от берега к берегу, крики торговок, друзья рядом…

Крис против воли снова втянула носом воздух, словно и впрямь надеялась почувствовать давно забытый запах моря. Перед глазами появились лица Стэйна, Лейфа, Агнетты. Но они были какими‐то тусклыми, полустертыми, словно на изображение сверху наложили грязную мутную пленку. Крис с ужасом поняла, что начинает забывать лица близких друзей.

– Отдай мне перо, и получишь все то, о чем тоскуешь.

Крис упрямо мотнула головой, прогоняя наваждение, сплетенное вкрадчивым голосом Илайны.

– И не надейтесь, – окончательно расстроившись, выпалила она.

Слезы явно слышались в каждой ноте, словно все буквы разом заплакали, застонали.

– Какой тебе толк от пера? Ведь ты не умеешь им управлять. – Илайна начала терять терпение.

– Лучше иметь перо и не знать, как пользоваться, чем знать, но не иметь, – усмехнулась Крис.

– Ты что? Издеваешься надо мной? – в нарочито добром голосе все равно была слышна злость. – Марла, смотри! Эта соплячка дразнит меня.

– Видимо, думает, что перо дарует бессмертие, – лениво обронила Марла, которой до смерти надоели все эти игры в кошки-мышки.

За полгода они перебрали сотни вариантов, как забрать перо, но ни один из них им не подходил. Это злило Марлу еще больше, чем Илайну, потому что у ее подопечной была всего одна забота – Кристайн, тогда как у Марлы две – Кристайн и Илайна. Даже три. Толстяка Хэйварда рано сбрасывать со счетов. Очень рано.

Илайна, занятая мыслями о пере, не обращала на короля никакого внимания.

А зря.

Тот все больше вникал в государственные дела, даже сменил часть слуг, пока Илайна металась по подземелью, пытаясь забрать себе всю энергию Мортуса и получить небывалую мощь. Но у нее ничего не складывалось. Мортус бунтовал. Требовал еды. Он стал таким ненасытным, что Марла старалась найти любой предлог, лишь бы не спускаться к нему в подземелье. Кто знает, может оголодавший Мортус не побрезгует и ее старыми изношенными косточками.

Из-за Мортуса Илайна потеряла покой. Марла подозревала, что подопечная его боится. Поэтому ей было не до короля.

Хэйвард тем временем наотрез отказался есть любую еду без личного дегустатора. Он даже отвернулся от любимого шоколада с корицей и прочих сладостей. И вообще не подпускал к себе ни Марлу, ни близнецов Бескровиль.

И кто знает, чем все это обернется…

Но Илайна, как всегда, никого не слушала, поступая по-своему.

Пока Марла предавалась любимому делу – с упоением жалела себя, Илайна все же разозлилась.

– Ты что? Решила, что неуязвимая? – завопила она.

Маска добродушия не выдержала, затрещала и разлетелась в клочья. Широкую улыбку сменили злобно поджатые губы, подбородок задрожал от негодования, а ноздри раздулись в тщетной попытке набрать побольше воздуха и успокоиться.

Успокоиться не получилось. Бешенство все больше захватывало ее. Не выдержав, Илайна кинулась к топчану и резко дернула одеяло. Кристайн вскочила, обеими руками придерживая старую рваную рубашку, так и норовящую свалиться с плеч. В прорехах блеснуло перо.

В глазах самозванки зажегся ответный блеск, полный жадности и неприкрытого вожделения. Кое‐как взяв себя в руки, она отбросила в сторону одеяло и сделала несколько глубоких вдохов. Маска доброй тетушки с трудом вернулась на лицо.

Лжекоролева снова проворковала:

– Подумай хорошо, от скольких бы ты избавилась проблем! Отдала перо и свободна.

– Как‐нибудь обойдусь. – Кристайн торопливо повернулась к Илайне другим боком.

Несмотря на широченную улыбку, от которой даже у Крис невольно заныли мышцы лица, в глазах Илайны горело дикое желание. Нужно держаться от нее подальше. А то сумасшедшая тетка не выдержит и, чего доброго, выцарапает перо вместе с кожей.

– А это что у тебя? – Марла сощурила выцветшие глаза. – На шее?

Крис исподлобья кинула злой взгляд и промолчала, подтянув ворот рубашки повыше, чтобы закрыть обруч.

Марла подошла поближе.

– А ну убери руки! Живо! Дай я взгляну!

Крис попятилась, еще сильнее запахнув ворот.

– Что там, Марла? – Илайна наконец‐то оторвала взгляд от сияния пера.

– Сдается мне, наша пленница пытается сбежать. – Худая, искривленная временем рука схватилась за полы рубашки.

Затрещала ветхая ткань.

Крис дернулась.

– Вы хотите оставить меня совсем без одежды? – выкрикнула она. – Отпустите, пока окончательно не порвали.

Илайна подняла повыше лампу и уставилась на Крис, продолжавшую вжимать шею в плечи.

– Ты смотри, – то ли восхитилась, то ли удивилась она. – И эта туда же. Вся в мать. Тоже нравится издеваться над собой. Куда ж ты собралась, дрянь? – неожиданно рявкнула Илайна и замахнулась.

Крис вздрогнула и подняла руки, чтобы прикрыть голову. Она вся сжалась в ожидании удара. Вместо этого услышала очередной треск. Это Марла, пользуясь тем, что Крис отвлеклась, снова вцепилась скрюченными пальцами в рубашку и изо всей силы дернула. Ткань и без того изодранной вещи не выдержала. Крис возмущенно вскрикнула. Руки взметнулись, чтобы прикрыть шею, но тут же опустились, закрывая обнаженную грудь. Краска стыда и смущения растеклась по коже.

Марла и ее подопечная уставились на уродливую, всю в буграх и ожоговых волдырях, рану.

Илайна схватила сторожевые нити замка и, обмотав их вокруг руки, подтащила Крис к себе. Задыхаясь от злости, она прошипела той прямо в лицо, выплевывая каждое слово по отдельности:

– В двери куча замков! За ней два охранника! Этажом выше еще четыре. На каждом входе-выходе гвардейцы! Окна забраны решетками! На твоей шее самые прочные оковы! Тебе не выйти отсюда! Никогда! Запомни! Если только сможешь просочиться в щель, – и зловеще прошипела, как рассерженная кошка, – но ты не сможешь!

Марла, словно приняв на веру слова Илайны о том, что Крис может уменьшиться и действительно выбраться из камеры через щель, начала обеспокоенно шарить взглядом по стенам, проверяя их прочность и неприступность.

Крис в страхе сжалась. Если Марла поднимет лампу повыше, то увидит вентиляционное окошко.

Но не это самое страшное. Окошко было маленьким, с неровными зазубренными краями, на первый взгляд сложно поверить, что через него может пролезть человек. А вот в нескольких сантиметрах от окна на пыльной стене по-прежнему «красовались» отчетливые следы рук Крис. Если Марла их увидит, то сразу все поймет.

Что же делать?

Крис закусила губу и, взявшись за обруч, с силой дернула его. Стены замка протестующе загудели. Пол и потолок начали ходить ходуном. Штукатурка припорошила волосы, сделав их седыми, а глаза, рот и нос мгновенно забились пылью. Старый замок пришел в ярость от такой наглости. Сторожевые нити и обруч вспыхнули ослепляющим светом. Даже глаза заболели.

– Ах ты ж! – Илайна охнула от сильнейшей боли.

Нити выпали из ее рук и с глухим стуком упали на пол. Яркий свет погас.

Но рано расслабляться. Нити свернулись тугими кольцами, словно змеи, готовые к прыжку. Остывая, они даже зашипели, как будто предупреждали:

«Не смейте повторять подобное!»

– Дрянь, – взвыла Илайна, отчаянно дуя на обожженные руки.

Вытянув перед собой ладони, она с ужасом посмотрела на ожоги. Кожа начала отслаиваться, вздуваться пузырями. Да и сами руки выглядели так, как будто Илайна опустила их по запястья в кипяток. Ужасающего вида краснота начала подниматься выше.

– Марла! – завизжала она.

– Иду-иду! – Марле хватило беглого взгляда, чтобы понять: все серьезно. – Нужно скорее в монастырь к лекарям, – запричитала она. – У них есть мази, способные заживить такие ожоги. Поехали! Ну! Быстрее!

– Ненавижу, – разъяренно прошипела Илайна.

Бросив на Крис взгляд, полный неприкрытого обещания жестокой мести, она быстро вышла из камеры, не забыв проследить, чтобы охранники тщательно заперли все замки.

Глава 2

Ожоги, перемотанные бинтами, ужасно болели. Кроме того, мазь, которой монахини не пожалели, густо обмазав руки по самые локти, нестерпимо воняла. Так резко, что у Илайны выступили слезы. Не только от боли, но и от унижения.

Чтобы она, королева Вольденгории, словно какая‐то простолюдинка, лечилась смердящей мазью, которая, судя по удушающему «аромату», состояла из куриного помета, гусиного жира и рыбьих потрохов?

Это бесчеловечно! Несправедливо! Неслыханно!

Илайна посмотрела на себя в зеркало и недовольно поморщилась, увидев закипающие в уголках глаз слезы.

– Илайна! Мне сказали, что ты ранена. Как это произошло?

Дверь распахнулась, и в спальню вошел король.

Илайна оторопела от неожиданности.

Она стала жертвой галлюцинации?

Ведь видеть короля в своей спальне поразительно. Королевские покои находятся на третьем этаже замка, а король последние лет семь не поднимался выше первого. Простой подъем по ступеням трона давался ему нелегко, что уж говорить о величественных старинных лестницах, сложенных из отполированных камней. Из-за этого спальню короля организовали в огромной библиотеке, славящейся высокими потолками, в углах которых терялись даже тени, и широкими окнами, занимающими всю стену. Несмотря на гигантские окна, света все равно не хватало, и в библиотеке царил загадочный полумрак, приводящий в трепет молоденьких горничных, воображающих разных чудищ, живущих за стеллажами. Библиотека являлась гордостью короля Вальгарда, а затем и Альвисса. Они потратили немало лет, чтобы собрать ценную коллекцию книг.

Илайна тогда получила ни с чем не сравнимое удовольствие, когда отдавала распоряжение вынести весь этот, как она считала, старинный хлам прочь из замка. Древние фолианты, толстенные энциклопедии, научные альманахи, художественные произведения знаменитых авторов небрежно распихали по мешкам. Ленивые слуги, распоясавшиеся без должного присмотра, не стали долго думать, куда их деть, и сбросили в ту самую мусорную кучу за замком, что образовалась на месте бывшего цветника, уничтоженного Илайной с неменьшим наслаждением.

– Может, вызвать королевского доктора? – между тем продолжил Хэйвард и уверенным шагом подошел к зеркалу.

Илайна, не оборачиваясь, вытаращилась на него, забыв о боли в руках и пострадавшем самолюбии.

«Это еще что такое? Точно галлюцинации. Наверное, вонь от мази, разъедающая глаза, расплавила и мозг», – пролетело в голове.

И было из-за чего засомневаться в собственном рассудке.

Хэйвард похудел.

На килограммов семьдесят точно. И даже больше. Конечно, он все еще был крупным, но не толстым. Лицо стало более мужественным, на нем появились нос, глаза, даже подбородок вырвался из плена жировых складок. Покатые женоподобные плечи, толстые руки в младенческих перетяжках, огромный живот, круглые, лоснящиеся щеки остались в прошлом. Вместе с ними исчез жировой горб, заставлявший сутулиться, а шея, наоборот, появилась. Королевский камзол подчеркивал новую фигуру, придавая ей еще больше мужественности. Хэйвард вытянулся и словно стал выше ростом. Или он и правда вырос?

Изменился и голос. Пропали плаксивые нотки, режущая ухо визгливость и неторопливая многословность с проглатыванием окончаний, а то и половины слова, что безумно раздражало Илайну.

«Да быть такого не может! Скорее всего, зеркало исказило силуэт».

Илайна быстро повернулась.

Нет. Дело не в зеркале. Король действительно изменился до неузнаваемости. Но как? Сколько Илайна не видела короля? Месяц, а может, два. За это время невозможно так преобразиться.

Лжекоролева задумалась и поняла, что не видела короля давно. Ну разве что мельком на заседании совета двенадцати, откуда старалась побыстрее улизнуть. Все мысли занимало перо. Какое ей дело до проблем государства? Самое важное – отнять у Кристайн перо! Вожделенное перо! Жизненно необходимое.

На лице появилось отстраненное выражение. Илайна снова погрузилась в невеселые мысли, успев позабыть об удивлении и короле.

– Ну что? Мне отдать приказ?

Хэйвард бережно взял руки Илайны в свои. Аромат мужского парфюма, терпкого, с пикантными нотками можжевельника и еще чего‐то богатого, окутал Илайну с головы до ног. Она снова очнулась и невольно скосила глаза на грудь короля, стоявшего слишком близко.

«Боже мой! На груди теперь есть мышцы, – пронеслось в голове. – Куда же исчезла огромная, почти женская грудь, которая была больше, чем моя?»

Она тут же вспомнила, как они с Марлой отводили душу, высмеивая женоподобные формы растолстевшего короля.

– Кто посмел такое сделать? – Хэйвард поднес ладони к губам и поцеловал кончики торчащих из бинтов пальцев и даже не поморщился от ароматов мази.

Илайна от неожиданности смутилась.

От короля, которого она знала столько лет, не осталось ничего, кроме нескольких килограммов лишнего веса. Теперь Хэйвард так сильно походил на Альвисса, что ей стало не по себе. Те же черты лица, те же манеры, та же уверенность и невероятное мужское обаяние, сводившее девушек с ума. Все женское население Вольденгории, от совсем юных до дам почтенного возраста, боготворило Альвисса. И вот он стоит перед ней, точнее, его почти полная копия. Илайна смущенно глотнула, пытаясь хоть как‐то справиться с пересохшим ртом. Дыхание отчего‐то стало прерывистым, а мысли перепутались. Альвисс всегда нравился ей. Безумно нравился. Настолько, что она хотела увести мужа у собственной сестры.

Но он ее отверг.

Эта мысль на пару секунд отрезвила Илайну. Но аромат одеколона Хэйварда вместе с запахом его кожи снова затуманил разум…

– Это я сама… – промямлила она. – Нечаянно. Схватилась за кувшин с горячей водой.

– Осторожней надо, – покровительственным тоном обронил король. – Береги себя. Это кощунственно, столь легкомысленно относиться к себе. Я все же пришлю доктора. Пусть сделает все, чтобы шрамы не изуродовали твою красоту. Они украшают только мужчин.

Еще раз поцеловав пальцы, он бережно отпустил ладони и, погладив Илайну по щеке, быстро вышел.

Та в изнеможении упала на диван.

– Марла! – Прошло минут тридцать, прежде чем Илайна начала осознавать произошедшее.

– Марла! – еще громче завопила она.

– Чего раскричалась? – Марла, недовольная тем, что ее оторвали от ужина и графинчика с крепким вином, торопливо вошла в комнату, утирая рукавом жирные губы.

– Как ты допустила такое? – Глаза Илайны оказались близки к тому, чтобы покинуть отведенное природой место.

– Что? – Марла на всякий случай отступила на шаг на-зад, чувствуя, как в желудке трусливо заворочалась жирная отбивная, которую она с таким трудом прожевала, давясь и роняя голодную слюну на стол.

– Ты! – Илайна все пыталась прийти в себя, но ничего не получалось.

Шок и растерянность сбили дыхание. Она никак не могла выкрикнуть скопившееся возмущение. Не хватало слов. Словно они все исчезли.

– Ты! Ты видела Хэйварда? Это вообще что такое?

– А что с ним? – В выцветших глазах появилось подобие любопытства.

Впрочем, оно тут же исчезло. Брошенные в соседней комнате еда и вино интересовали Марлу куда больше.

Но делать нечего. Судя по вытянувшемуся лицу подопечной, это надолго. Марла приготовилась выслушать очередную истерическую тираду, вздыхая от осознания того, что ужин неизбежно остынет, а нежнейшая отбивная превратится в подошву.

– Он похудел! – взвизгнула Илайна.

К ней наконец‐то частично вернулась способность четко формулировать мысли.

– Конечно, похудел. Король больше не пьет шоколад, не ест сладости, которыми я его пичкала. Он вообще не подпускает меня к себе.

– Что?

– Не надо на меня таращиться, – крепкое вино дало о себе знать, и Марла осмелела.

Илайна и правда вытаращилась на Марлу так, словно только что увидела привидение.

– Я тебе сотни раз говорила об этом. У меня уже давно нет доступа к королю. Он остался лишь у тебя. А значит, его вес и разум теперь в твоих руках. Но разве тебе это интересно? – Марла пренебрежительно фыркнула. – У тебя ж в голове одно перо. И больше ничего. Пустота. – И даже постучала по глиняной вазе, стоявшей на подставке.

Та возмущенно отозвалась гулким звоном.

Так Марла продемонстрировала, насколько пусто в голове у Илайны. Но и этого ей было мало.

– Совсем ни-че-го, – едко добавила она.

Неприкрытая ирония прозвучала настолько явно, что сама Марла внутренне охнула, готовясь к головомойке.

– Что значит в моих руках? – несмотря на злость, Илайна все же проглотила слова старухи.

Ведь они настолько справедливы, что возразить нечего.

– Пустой вопрос, – пожала плечами Марла.

Видя растерянность на лице подопечной в сочетании с разливающейся досадой и осознанием вины, старая няня совсем расхрабрилась и не собиралась больше ничего отвечать.

Пожевав нижнюю губу, она уставилась в окно.

«Скука смертная», – подумала она.

Илайна сначала набрала полные легкие воздуха. Она приготовилась разразиться гневной речью, высказать Марле все, что думает, и неожиданно поняла, что у нее нет на это ни сил, ни желания. Она действительно упустила Хэйварда. И не получила перо.

Снова сев на кровать, Илайна обхватила себя руками и начала раскачиваться. Жалость к себе затопила полностью. Никто ей не помогает. Никому она не нужна. Все ее бросили и отказались от нее.

– Берегитесь! Берегитесь все! Я знаю, что я с вами сделаю. Мортус мне поможет. И этот лишится разума, и эта тоже.

Глаза загорелись от пришедшей в голову идеи. Правда, тут же погасли.

«Мортус непредсказуем, кто знает, к чему приведет эта затея? Хотя… Была не была. В первый же раз сработало, значит, сработает и сейчас».

Подскочив, она схватила шкатулку с двумя изумрудами на крышке.

– За мной, – скомандовала Илайна.

Марла совсем скривилась. Пропал ее ужин вместе с вином и хорошим настроением. Опять нужно тащиться в ужасное подземелье за сумасбродной подопечной.

И что же ей пришло в голову?

Перехватив поудобнее трость, Марла тяжело вздохнула и поплелась вслед за Илайной.

Промучившись весь вечер, Крис в изнеможении упала на топчан. Силы иссякли. Только сознание того, что от нее зависит благополучие целой страны и существование рода айн, заставляло вставать и начинать растягивать непослушные сторожевые нити снова и снова.

– Я айна! Я изреченная! Я рождена для того, чтобы помочь людям обрести счастье, а айнам покой! – повторяла она изо дня в день.

Перо словно вторило ей, освещая комнату теплым светом. Оно искрилось, переливалось, а сияющие завитки, нежно касающиеся шеи, словно пытались облегчить боль от незаживающих ран.

Вот и сегодня, несмотря на разбитость и тошноту, Крис заставила себя встать. Но первый же шаг дался с трудом. Шея болела ужасно. Боль охватила все тело. Этот ожог оказался сильнее прежних. Ведь раньше Крис заканчивала все попытки, стоило обручу начать светиться. А сегодня, изо всей силы дернув его, Крис разозлила узы замка. Да так, что они спалили кожу на ладонях самой Илайны – той, которая наложила их. То есть причинили вред создательнице, чего ранее никогда не происходило.

И Крис тоже порядком досталось. Чувствуя, как кожа горит огнем, а любое прикосновение обруча вызывает невыносимое жжение, она доковыляла до стены и уперлась лбом в шершавую поверхность. Сегодня ей не хотелось вспоминать о высшей миссии изреченных. Сегодня Крис еле сдерживала себя от того, чтобы не зареветь в голос от жалости к себе.

– Почему я? Почему именно я должна спасать страну? Я всего лишь хочу домой. В свое укрытие… К Стэйну…

Голос задрожал.

Лицо Стэйна появилось перед ней. Его глаза, полные нежности и томительного обещания. Но вдруг оно резко изменилось. В глазах появился настоящий ужас и… ненависть. Он смотрел на нее, как на прокаженную… Он боялся ее.

Крис заплакала. Открыв глаза, чтобы прогнать воспоминания, она с недоумением уставилась на свечение, исходящее от пера. То самое свечение, которое старательно поддерживало ее все эти долгие месяцы. Оно медленно тускнело.

– Что? Не нравится? – огрызнулась Крис.

Слезы тут же высохли. Она разозлилась. Что это такое? Стоило сказать, что на самом деле думает, как перо тут же осудило ее.

– Где твои искры? Мерцание? Чего притихло? А?

В сердцах стукнув кулаком по стене, она зло произнесла:

– Бестолковая магия! Толку нет никакого от этого пера. Хоть бы помогло немного. Только и может упрекать. Смотри-ка – света ему жалко. Броди тут в темноте…

Бормоча себе под нос, Крис резко развернулась и поковыляла обратно на топчан. Улеглась. Накрылась с головой.

– Не буду ничего делать. Устала. Всё! Можешь потухнуть совсем. Я хочу спать.

Перо послушно погасло. Стало совсем темно. Да так, что не видно собственных рук.

Кипя от злости и бессилия, Крис долго ворочалась и наконец‐то провалилась в беспокойный сон.

Скрипнула дверь.

– И во сне нет покоя, – проворчала Крис, осторожно переворачиваясь с боку на бок.

Даже сквозь сон она чувствовала боль от ожога и старалась лишний раз не тревожить его.

– Днем – Илайна. Во сне тоже она. Надоела. – Крис положила ладонь под щеку и глубоко задышала.

Илайна ухмыльнулась:

– Пусть думает, что я ей приснилась, – тихонько хмыкнула она. – А что? Мне нравится быть чьим‐то кошмаром!

Глава 3

Откинув в сторону одеяло, Илайна приподняла подол рубашки Крис. При этом она недовольно поморщилась, ведь после того, как Марла окончательно дорвала рубашку, Илайне пришлось, скрипя зубами, все же приказать выдать новую. А что‐то давать мерзкой родственнице ей вовсе не хотелось. Пусть донашивает свое рванье. Вот еще…

Обнажив правый бок, лжекоролева уставилась на перо. Руки нетерпеливо потянулись к нему, аж пальцы скрючились.

Ногти хищно блеснули в свете лампы.

Этот блеск и привел Илайну в чувство. Взгляд вновь стал осмысленным, и в нем ярко вспыхнуло злорадное предвкушение. Скорая победа вскружила голову.

Пристроив на колени шкатулку, Илайна осторожно открыла ее и зачерпнула темную липкую субстанцию. На лице появилась довольная улыбка.

– У меня все получится! Обязательно получится. Иначе зачем я прошла через все это? – лихорадочно зашептала она. – В конце концов, мне положена хоть какая‐то награда за такие испытания.

Подумав о событиях двухчасовой давности, Илайна почувствовала, как кожа на спине стала липкой, а под мышками и вовсе противно влажной. Словно она неопрятная служанка в засаленной одежде, сутки напролет чистящая отхожее место. Чувство собственной неухоженности, грязи и пыли на теле, резкий запах пота, исходящий от нее, мгновенно испортили настроение. Ведь Илайна знала, что было тому причиной. Всепоглощающий неконтролируемый страх. Тот самый, который мешает думать, сосредотачиваться, туманит голову тяжелым одеялом паники, не дает дышать… И знала, кто его вызвал…

Улыбка резко пропала, словно кем‐то безжалостно стертая.

– Мортус, – тихо вздохнула Илайна и пугливо оглянулась, словно тот уже стоит за ее спиной.

Слизь в руках тут же откликнулась – задвигалась и издала кровожадный чавкающий звук, прозвучавший в тишине до того жутко, словно жижа вознамерилась проглотить Илайну целиком. Это было настолько неожиданно, что самозванка перепугалась еще больше.

Резко потянуло болотом, гнилью и трупным запахом. От этого воображение разыгралось еще сильнее. Тут же показались щупальца ужаса. Длинные, извивающиеся, непроглядно черные. Они схватили Илайну за горло. Она даже представила когти, намеревающиеся проткнуть кожу насквозь. И паника не заставила себя ждать. Жуткий страх обрушился всей тяжестью на грудь, расплющив ее и выдавив последние крохи воздуха. Илайна начала задыхаться.

Широко открыв глаза – до боли, до онемения мышц, лжекоролева уставилась на перо, снова пытаясь представить его в своей власти. Дышать стало легче. Илайна вздрогнула и повела плечами, прогоняя панику. Усилием воли заставила себя и дальше спокойно держать двигающийся комок слизи в руках, как будто это простая грязь, хотя внутренний голос вопил от страха, умолял:

«Брось! Брось немедленно и беги! Беги подальше отсюда! Тебе не под силу с ним справиться!»

Но Илайна не послушалась. Несмотря на пот, насквозь промочивший платье, скрипучую боль в горле от сильнейшей жажды, высушившей рот, и руки, ставшие ватными, она прогнала назойливый голос из головы. Сосредоточилась и представила себе, что комок слизи в руках – это сердце Мортуса, живое, трепещущее. Недолго думая, крепко сжала его, чтобы показать, кто здесь главный. Слизь заколотилась сильнее. Илайна запустила внутрь ногти, с содроганием чувствуя, как пальцы проваливаются в густую жижу.

И это помогло. Слизь еще немного побунтовала и успокоилась. Но настырные воспоминания о пережитом, которые Илайна хотела бы изгнать из памяти навсегда, все же завладели ею.

Вспомнив о действии слизи Мортуса на разум Кристайн, Илайна решила попробовать еще раз и была уверена в успехе. Но не учла главного.

Мортус уже не то послушное, ластящееся к ней подобие грязевого пятна, надувающего пузыри. Он больше не похож на обычное болото, которое никогда не пугало Илайну, а скорее завораживало. Надо же, в какой‐то луже слизи и грязи есть подобие разума и сокрыта такая мощь, что у его создательницы дух захватывало. Она гордилась творением.

Но за эти годы Мортус ощутимо вырос и занял собой почти все подземелье. Возросло и количество ловушек-лютумов, разбросанных по Ходвилю. Вместе с этим увеличилось количество жертв.

Особенно за последние месяцы. Побывав в теле подполковника Люта Валькеля, Мортус словно взял себе часть его ума, изворотливости и страстное, практически безумное желание командовать. Для этого нужно быть сильнее, а значит, необходимо как можно больше еды.

Теперь Илайне приходилось использовать всю выдержку, чтобы показывать Мортусу свою власть.

С увеличением жертв в десятки раз возросла и его мощь. Энергии стало много, она сшибала с ног, стоило только зайти в подземелье. Мортус клокотал, бурлил, гневался, и Илайне каждый раз казалось, что она вторгается на чужую территорию. Впервые за пару десятков лет тайное убежище стало для нее неуютным и пугающим. Илайна начала бояться, в чем не хотела признаваться никому, и себе в первую очередь.

В изумрудных глазах светился не только голод и слепая привязанность к ней. Илайна могла поклясться, что Мортус изучает ее, внимательно следит за каждым шагом и понимает, что она его боится. И ему это нравится.

Мортус стал умнее и проницательнее. И возможно, что‐то задумал. Уж больно надменным стал его взгляд. Илайна меньше всего хотела идти к нему за помощью. Но выхода нет. Она потеряла всякую надежду на то, что удастся выманить перо у Крис, и поэтому решилась.

Взяв шкатулку и братьев Бескровиль для подстраховки, она спустилась в подземелье.

– Мортус стал еще больше, – благоговейно прошептал Бо.

Или трусливо.

Илайна так и не поняла, чего больше в этом тихом возгласе – затаенного восхищения или все же страха. Да и некогда анализировать. Она сама в ужасе замерла на пороге. За несколько дней, что она не видела Мортуса, тот снова изменился. И действительно стал больше, да настолько, что под ним полностью скрылся люк, прячущий под собой тесную комнатушку, бывшую тюрьму Крис. И не только люк. Мортус заполз и на порог. Теперь некуда ступить, везде липкая клокочущая слизь. Даже на двери.

Стоило петлям заскрипеть, как Мортус заворочался, словно зверь в тесной норе. Илайна невольно отпрянула и чуть не упала на пол, наткнувшись на близнецов, что возвышались прямо за ней.

– А ну-ка, пустите меня, – взвизгнула она и тут же прикусила язык.

Не с того начала. Эх… Совсем не с того.

Разве таким образом заходит хозяйка к питомцу? В первые же секунды пребывания Илайна выдала и неуверенность, и страх. И конечно же, Мортус тут же почувствовал ее эмоции.

Его слизь поднялась капюшоном и словно растянулась в издевательской ухмылке. Он как бы и приветствовал ее, и одновременно скалился, показывая норов.

Приметив шкатулку, которую Илайна поспешно сунула за спину, Мортус задрожал и издал гортанный рев. От громкого вопля сверху посыпалась подсохшая грязь, воняющая тиной. Она обильно припорошила волосы Илайны, вызвала немедленную дурноту и желание убежать как можно скорее, чтобы отмыться.

Мортус подобрался, словно океан перед цунами. Огромная волна слизи откатилась к дальней стене. На ней яростно заблестели изумрудные глаза, потемневшие от гнева. Стена стала выпуклой, из-за чего глаза выдвинулись вперед.

И вдруг Мортус приобрел форму. Огромную форму. Гигантскую. Жуткую. Илайна со страхом уставилась на уродливую массу вздымающейся грязи, покрытой шишками и буграми. Они сочились вязкой зеленоватой жидкостью, издававшей отвратительный запах. Субстанция колыхалась, вибрировала и шумно дышала. Через слой слизи просвечивала целая паутина толстых сосудов, плотно переплетающихся друг с другом. По ним бежала грязная жидкость, по всей видимости кровь. Рядом с образовавшейся грудой слизи засуетились гигантские пауки – неизменные спутники Мортуса. Они торопливо оплетали зверя паутиной, чтобы получившаяся форма вновь не расползлась по подземелью.

И этот зверь смотрел на посетителей в упор. Изумрудные глаза даже не моргали. Они словно ухмылялись и выжидали.

Но ни Илайна, ни близнецы этого не заметили. Их взгляд был прикован к полу. Илайна чуть не закричала, увидев то, что еще недавно скрывалось под слизью. Повидавшие всякое близнецы позеленели, с большим усилием сдерживая рвотные позывы.

Весь пол был усеян останками. Где‐то валялись непереваренные кости, укоризненно поблескивая беловато-желтой надкостницей. Они словно обвиняли вошедших, кричали об ужасной смерти, что постигла их обладателей. На костях все еще виделись фрагменты плоти. Где‐то лежали расколотые черепа со свернутыми набок нижними челюстями. В их пустых глазницах и изувеченных ртах сквозило отчаяние и безысходность. Рядом с ними громоздились полуразложившиеся части внутренностей. Склизкие петли кишечника, сморщенные легкие…

Одного из близнецов все же стошнило. К трупному запаху добавился кисловатый – рвоты.

Илайна хотела отвернуться, но почему‐то не могла. Она тупо смотрела на пол. Глаза непроизвольно подсчитывали огромное количество искореженных металлических предметов. Пряжки от ремней, выгнутые в обратную сторону или вовсе свернутые в трубку, расплющенные медные и серебряные браслеты, сломанные, перекрученные лезвия ножей, скомканные оправы очков…

«Это же какая должна быть сила, чтобы так изуродовать металл? – промелькнула трясущаяся от ужаса мысль. – Практически до неузнаваемости».

Но не это оказалось самым ужасным.

Посреди кошмара лежали зубы. Человеческие зубы.

Они усеяли пол, словно первый снег. Отчетливо видимые на темной поверхности. Блестящие. Жуткие. Леденящие душу.

Почему‐то зубы больше всего испугали вошедших. Илайна все же попятилась. Вытолкав близнецов, которые совсем не сопротивлялись, она захлопнула дверь и попыталась перевести дух.

За дверью раздались хлюпающие звуки. Это Мортус глумливо рассмеялся.

– Ну уж нет! – выкрикнула Илайна. – Никто не смеет насмехаться надо мной!

Рывком распахнув дверь, она решительно вошла в комнату. Тряхнув головой, двинулась прямо навстречу изумрудным глазам, приказав себе не реагировать на насмешку, ставшую еще ярче. Помимо нее, в глазах засветилась откровенная издевка и надменное выжидание.

Каждый шаг сопровождал отвратительный хруст. Илайна запретила себе слушать и смотреть под ноги. Но вот пятка неловко подвернулась, и Илайна чуть не упала, наступив на что‐то крупное. Не успела сообразить, как уже смотрела на пол в поисках предмета.

Лучше бы она этого не делала.

Причиной почти случившейся травмы стал искусственный глаз, который смотрел на нее с нескрываемой ненавистью. Выполненный с анатомической точностью, вплоть до мелких капилляров и аккуратного рисунка в радужке, он словно явился из чьего‐то кошмарного сна.

Закусив до крови губу, Илайна пнула его в сторону. Глаз откатился в угол и, уткнувшись в ошметок слизи, остановился. Ненависти в нем не стало меньше. Даже на расстоянии он прожигал дыру между лопатками Илайны.

– Здравствуй, мой дорогой! – слащавым голосом пропела она, подойдя вплотную к Мортусу. – Грязновато тут у тебя, надо бы прибраться. Дан, Бо, возьмите в коридоре метлы, подметите пол.

– Мы? – хором воскликнули братья, дышавшие Илайне в затылок.

Со стороны могло показаться, что они преданно охраняют ее, на самом же деле братья боялись отойти от королевы хотя бы на миллиметр, справедливо полагая, что Мортус все же не тронет создательницу.

– Вы! И пошевеливайтесь! – жестко ответила Илайна. – У моего Мортуса должна быть чистота и порядок! Да, мой сладкий? – проворковала она и протянула руку, чтобы почесать в том месте, где, по ее предположению, у Мортуса должна быть шея.

Мортусу ласка понравилась. Он мотнул громадной бесформенной головой, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону.

Близнецы уныло вышли из подземелья, оставив Илайну одну. Они медленно побрели по коридору наверх – туда, где у слуг хранился уборочный инвентарь для сада. Пройдя через камеру Крис, даже с завистью взглянули на двух охранников, вскочивших при их виде. Им‐то не нужно проходить через все эти ужасы. Из-за глухоты они не слышат ни чавканья, ни хохота, ни воплей Мортуса. В отличие от Крис. Та, поди, трясется от ужаса.

Подумав об этом, близнецы приободрились. Девчонке явно страшнее, чем им.

Поднявшись на пару пролетов, взяли метлы, лопаты, мешки и торопливо пошли обратно. Королева не простит им задержки.

Войдя в подземелье, братья опять замерли.

К такому они были не готовы.

Илайна, встав на цыпочки, целовала Мортуса куда‐то пониже огромных глаз.

Теперь стошнило обоих. Рвота вывернула желудки близнецов наизнанку, заставив корчиться в судорогах.

– В чем дело? – Илайна как ни в чем не бывало вытерла слизь с губ и надменно посмотрела на них. – Быстро за уборку. Добавили тут свинства.

Кое‐как затолкав обратно жалкие крохи рвущегося наружу сытного ужина, братья синхронно кивнули и, повернувшись к королеве спиной, начали сгребать останки.

Илайна тем временем открыла шкатулку. Мортус протестующе заурчал.

– Ну что ты? – вкрадчиво проговорила она. – Неужели тебе жаль небольшой части себя? Посмотри, какой ты гигантский, мощный, величественный. Для тебя это сущая ерунда, а мне она поможет.

Мортус смолк.

Илайна зачерпнула большую порцию слизи и шмякнула ее в шкатулку. Потом еще и еще. Надо набрать с запасом. Больше Илайна проходить через это не хочет. Да и не нужно. Перо скоро будет в ее руках.

Думая об этом, Илайна, все так же крепко сжимая слизь в правой руке, левой отделила небольшую часть и начала аккуратно размазывать зловонную жижу по рисунку.

Перо попыталось засветиться, но рука Илайны уже шлепнула новую порцию, чтобы та покрыла весь рисунок до самого миниатюрного завитка.

Слизь начала пузыриться. Чем больше Илайна размазывала ее, тем меньше слизи оставалось. Она впитывалась в кожу через рисунок, заполняя собой все изгибы и завитки пера. Через несколько минут слизь исчезла.

– И на всякий случай.

Очередная порция слизи перекочевала на лоб Кристайн.

– Я знаю, что Мортус мне поможет. Слизь снова сделает тебя неслышащей. Она сделает все, что я скажу. Я представляю это зрелище. Неслышащая с самым могущественным в мире даром. Ха-ха-ха! Айны умрут от разочарования, – прошептала Илайна и, сдержав желание злорадно хихикнуть, как ребенок, сделавший пакость, тихонько закрыла крышку и вышла.

– Да что ж так жжет‐то, – сквозь сон прошептала Крис, потирая рукой бок.

Уставшая, но довольная Илайна тихонько скользила по коридорам сонного замка. Добравшись до двери спальни короля, она остановилась. Тень брезгливости пробежала по ее лицу. Усилием воли королева прогнала изображение толстого Хэйварда из мыслей и попыталась нарисовать новый портрет изменившегося короля, которого увидела утром.

Получилось так себе.

Пока Хэйвард прочно ассоциировался с куском дрожащего желе, жирной бараниной, салом, плавающим в деревенском супе, колбасой, перетянутой нитками, и огромными тортами, покрытыми килограммами крема. То есть с чем угодно, но только не с мужчиной.

Подумав об этом, Илайна глубоко вздохнула.

– Когда же этот день закончится, – пробормотала она.

Вызвав перед мысленным взором перо, красующееся на ее идеальной коже, она прогнала волну омерзения и открыла дверь.

– Хэйвард, дорогой, а ты почему не спишь? – промурлыкала Илайна, натянув на лицо соблазнительную улыбку, полную ласки и томительного обещания.

Глава 4

Лют чувствовал себя плохо.

«Плохо – не то слово, – мысленно одернул себя. – Скверно! Дурно! Отвратительно! Непонятно! Страшно!»

Со вчерашнего вечера ему не давало покоя сердце. Оно ныло, заставляя безостановочно тереть левую грудь рукой.

Найденные в запасах покойной жены сердечные капли не помогали. Боль усиливалась. И она была странной – эта боль. Необъяснимой. Беспричинной. И неправильной.

Валькель привык считать себя абсолютно здоровым, в отличие от жены, которую утащила на тот свет банальная простуда. Подполковник же никогда не болел, чем гордился. А тут сердце! До этого момента он и не задумывался, где оно находится. И тем более не знал, как оно болит. Но был уверен, что точно не так.

Его бросало то в жар, то в холод, затем грудь распирало от невыносимой тоски, после чего накатывала такая ярость, что сердце ухало и замирало в ожидании, когда волна гнева спадет. В такие моменты Люту хотелось рвать, крушить и… убивать. Вцепившись руками в дубовую столешницу, он отчаянно моргал, чтобы соленый пот не разъедал и без того уже воспаленные глаза. И терпел. Ждал, когда приступ пройдет.

Ярость откатывалась в сторону, на ее место снова приходила тоска. Или не тоска? Осознание чего‐то потерянного, невозвратного мучило и заставляло сердце пускаться в тревожный пляс. Оно колотилось о грудную клетку, словно хотело вырваться на свободу, скрыться навсегда. Горячий пот мгновенно высыхал, оставляя на коже липкую пленку, и начинался озноб. Колотило так, что подполковник несколько раз прикусил язык. До крови. Соленая, с привкусом металла кровь заполняла рот, вызывая дурноту, отчего становилось еще хуже. Лют сплевывал в уже изрядно промокший платок и падал в кресло, судорожно натягивая на себя одеяло. Но ни оно, ни теплые носки, ни спешно заваренный крепкий обжигающий чай не могли прогнать лед из груди. Лед из тела. Кожа начинала синеть, и подполковник с остервенением растирал тело руками. Он хорошо помнил, какой становится кожа у мертвецов. Так вот, его оказалась близка по цвету. Несмотря на все усилия, на ногах и руках появлялись серовато-грязные пятна, похожие на трупные, которые с устрашающей скоростью ползли по телу. Но не успевал Лют как следует испугаться, как тело охватывал жар, и все начиналось заново.

На массивной столешнице появились глубокие вмятины от рук. Словно не человек сжимал ее, а огромный зверь, обладающий немыслимой силой. Увидев это, Лют едва не потерял сознание. И к боли добавился всепоглощающий страх. Он растерянно посмотрел на руки, короткие, обгрызенные до мяса ногти, кожу вокруг них, покрытую содранными заусеницами, крепкие пальцы. В них нет ничего звериного. Но откуда такая силища?

И тут налетал новый приступ. Подполковник забывал обо всем, снова и снова вжимая скрюченные судорогой пальцы в ставшее таким податливым дерево.

К рассвету стало немного легче. Лют поковылял в ванную, где начал плескать на себя воду прямо из ведра, даже не подогрев ее. Холодная вода привела в чувство. Смыв пот и опрокинув пару ковшей на голову, Лют вообще почувствовал себя здоровым. Боли как не бывало. Шумно отфыркиваясь от воды, что текла по роскошным усам, он механически посмотрел на себя в зеркало и остолбенел.

На груди алели царапины, когда‐то оставленные рукой Илайны. Они уже давно зажили, лишь небольшие тонкие ниточки шрамов наискосок перерезали грудь, и все, больше ничего не напоминало о том унижении, что Лют испытал в тронном зале. Сейчас же шрамы набухли, набрякли кровью. Или не кровью? Она почему‐то была чернее ночи, а вокруг шрамов появились ярко-алые линии, с анатомической точностью обрисовав их.

– Это еще что такое? – выкрикнул подполковник.

Указательным пальцем осторожно дотронулся до черной крови.

Она неожиданно отреагировала на прикосновение, затряслась, завибрировала, как будто густой студень.

Ни капли не пролилось наружу. Темная субстанция волновалась, словно под плотной пленкой.

Лют попытался промокнуть рану, трясущимися руками схватив полотенце, но оно осталось чистым и сухим.

Заметавшись по ванной комнате, он схватил аптечку. Вытряхнул кусок марли, пузырек со спиртом, какие‐то таблетки и маникюрные ножницы.

Несколько минут тупо смотрел на предметы, лежавшие перед ним, и никак не мог понять, что ему делать дальше. Повертел таблетки в руках, отбросил их в сторону, затем схватил ножницы.

Ножницы!

Они могут помочь.

Открутив крышку у пузырька со спиртом, щедро полил ножницы. Затем подумал и вылил остатки в стакан. Торопливо добавив воды, опрокинул содержимое внутрь и поморщился от крепости. Занюхав собственным кулаком, решительно взял ножницы и, прижав марлю к животу, ткнул ими прямо в черную субстанцию.

– А-а-а! – отчаянный вопль разорвал предрассветную тишину.

Черная вязкая слизь хлынула наружу, по пути разъедая кожу. Ее оказалось невероятно много. Густыми ошметками она падала на пол, издавая отвратительные звуки.

Чавк!

Слизь собралась на полу в единую пузырящуюся лужу. Через секунду в ней появились два огромных изумруда. Чистых, как морская вода, искрящихся, словно темная ванная была пронизана лучами солнца. От них даже стало светлее.

Двумя руками прижимая марлю к обожженной груди, подполковник тупо уставился на изумруды.

– Нет! Меня вы не заманите! – пробормотал он и боком вывалился из ванной, тщательно закрыв за собой дверь.

Дойдя до комнаты, подошел к зеркалу, приделанному к дверце платяного шкафа. Несколько минут постоял, собираясь с духом, затем осторожно потянул за марлю, которая успела прилипнуть к груди.

– Чтоб тебя… – грязно выругался он.

Темная липкая субстанция никуда не делась. Она по-прежнему заполняла раны, оставленные Илайной, а вокруг них все так же зловеще краснела алая кайма. Вот только, помимо ран, кожу покрыли ожоги. Уродливые волдыри с багровыми краями. И внутри них болталась та же черная слизь.

Побледнев, подполковник попятился в сторону и снова упал в кресло, измятое от его ночных метаний. Оно тоскливо заскрипело, передав все то, что творилось в душе хозяина.

Промаявшись целый час от неясных переживаний, Лют встал. Кроме пугающего вида, раны никак не заявляли о себе. Он чувствовал себя здоровым и к тому же полным сил. Понимая, что вот-вот сойдет с ума от беспокойства, быстро оделся, опасливо косясь на дверь ванной, и вышел из дома. Немного постояв на пороге, решил пойти на работу. Там много дел. Они отвлекут от пугающих мыслей.

Всю дорогу подполковник осторожно прикасался к груди и посматривал на рубашку, не проявились ли пятна.

Все чисто.

Хмыкнув, быстро прошел через охранный пункт, даже не заметив, как дежурный вытянулся при его виде, намереваясь поприветствовать и доложить обстановку.

И это казалось странным. Обычно подполковник любил слушать утренние доклады о том, что на вверенных ему участках все спокойно. Это льстило самолюбию и вызывало гордость.

Но сегодня дежурный остался стоять с открытым ртом.

Свернув в коридор, Лют заметил черную сутану настоятельницы монастыря.

– Только тебя не хватало, – выругался он и собрался повернуть назад, но не успел.

– Господин Валькель, – фальшиво доброжелательно протянула Фрида. – Доброе утро!

– Вам того же пожелать не могу, – буркнул в ответ подполковник. – Неужели вы ко мне?

– Конечно! – ответила Фрида, неподдельно удивившаяся его вопросу.

Можно подумать, она бы пришла к кому‐то другому. Ведь в этом здании подполковник был самым старшим по званию, к тому же начальником. Стала бы госпожа настоятельница размениваться на всякие мелкие должности, не стоящие и капли ее внимания.

– Чем обязан?

Лют рывком открыл дверь кабинета, испытывая непреодолимое желание захлопнуть ее прямо перед крючковатым носом настоятельницы.

– Как чем? – вновь удивилась Фрида. – Я все по тому же вопросу. Когда мы получим нашу награду за поимку девчонки?

На лице промелькнула плохо скрываемая жажда наживы. Настоятельница почему‐то показалась Люту похожей на жирную навозную муху, сидящую на отходах и потирающую лапками.

Ему стало противно.

Знал бы он, что в этот момент думала о нем настоятельница…

Ей было так же противно, как и ему, а может, даже больше. К неприятному чувству омерзения добавлялось еще и негодование вперемешку с обидой на судьбу. Ведь она – настоятельница королевского монастыря. Нет ни одного человека во всей столице, кто бы не знал ее. Фриду Сондбер боялись не только послушницы и монахини, но и весь гарнизон, охраняющий бедняков лазарета. Каждый раз при ее виде солдаты вытягивались в струнку и с подобострастием приветствовали. Фрида знала, про нее давно ходили слухи, что она может одним лишь взглядом вызвать у провинившегося нервную сыпь пополам с икотой, и не препятствовала им. Пусть боятся. Слухи обрастали излишними подробностями, и люди предпочитали лишний раз не сталкиваться с настоятельницей, считая ее настоящей ведьмой.

И вот она вынуждена обращаться за помощью к подполковнику. Презираемому ею человеку, который своей нелюдимостью, недружелюбным взглядом и отвратительным характером больше похож на гигантскую крысу, жадно защищающую свалку. Но ради высшей цели нужно потерпеть. Еще немного, и Фрида будет жить в другой стране. По крайней мере, она все сделает для этого.

– Награду?

Перед глазами подполковника тут же появилась королева с испещренным кровавыми шрамами лицом и Мортус, норовящий высосать внутренности вместе с душой. Паника всколыхнулась в его душе.

– Какая награда? Ты ополоумела? – Едва усевшись в начальственное кресло, он вскочил, настолько резко, что кресло откатилось к стене и со всей силы врезалось в нее.

Стоявшая на полке ваза закачалась. Фрида равнодушно смотрела на нее. Секунда, другая… ваза рухнула на пол и разлетелась на мелкие осколки, издав при этом обиженный звук бьющегося стекла. Тонкий, ломкий, пронзающий уши.

– Не надо на меня орать. – Фрида тоже встала.

Смотреть на подполковника снизу вверх ей совсем не хотелось. А так, стоя, они были практически на равных.

– Ты сам вызвался! Я тебя не заставляла. И даже предлагала сходить за наградой вместо тебя. Но ты воспротивился и оказался таким же тюфяком, что и твой Плешак! – она выплюнула оскорбления слишком быстро, и неповоротливый мозг подполковника, еще не пришедший в себя после тяжелой ночи, никак не мог взять в толк, что же там говорит Фрида.

Лют уже приготовился заорать еще раз. Вены вздулись. Шея и лицо побагровели. Но вдруг передумал. Широкая улыбка исказила лицо. Через секунду он расхохотался.

– А, сходи! Сходи сама, потребуй награду. Давай! Можешь забрать ее всю себе.

Фрида опешила и даже отошла на два шага назад. Подполковник хохотал так, что на глазах выступили слезы. Он тут же представил себе, как Мортус будет брезгливо морщиться, высасывая старую, давно увядшую плоть. И как вытянется лицо у Фриды, когда Илайна познакомит старуху с дьяволом. Не помогут ни вера, ни большой крест, висящий поверх сутаны, ни слухи о потусторонних силах настоятельницы. Мортусу все равно.

– И схожу. – Фрида задрала высохший подбородок.

– Удачи! – выдавил подполковник, наконец‐то справившийся с приступом смеха.

Фрида подошла к двери и уже взялась за ручку, как вдруг передумала. Раз подполковник согласен отдать свою половину, значит, награду действительно не так‐то легко получить. Ведь даже половина была настолько весомой, что могла с лихвой покрыть все запросы настоятельницы.

В голове тут же возник другой план.

– Допустим, награда уплыла мимо нас… – начала она.

– Допустим, – передразнил ее Лют, все еще посмеиваясь.

И тут же:

– Забудь о ней, – лицо стало серьезным.

Слезы, все еще веселящиеся в уголках глаз, мгновенно исчезли.

Фрида поежилась.

«Надо же! Королеве удалось сломить непобедимого Люта Валькеля. Вон как он ее боится. Тогда и мне нечего туда соваться!» – что‐то разумное пролетело в голове.

– В таком случае я предлагаю следующее. Есть у меня запасной план… – начала она.

Лют сначала слушал ее лениво, вполуха. Эта старая ведьма до колик надоела ему. Но чем дальше Фрида говорила, тем больше он обращался в слух.

– Я тут кое-что выяснила про Лейфа.

– Про кого? – недопонял Лют.

– Того самого мальчишку – блондинчика, что мы прятали в лазарете для подарка королю.

«Вы прятали! В тайне от меня!» – скрипнул зубами подполковник.

– Когда вы взяли Крис на пристани, с ней был парень. Он нырнул под причал, чтобы сбежать от вас.

– И что? Кому интересен какой‐то там