Нина Ленегор

Фраерок везухи в стиле Эмо

Иронично-мистический фейк о житейской правде. Слесарь автосервиса Тимофей Резников неожиданно для себя оказывается двойником алмазного короля Глеба Куролесова, баллотирующегося в губернаторы Затюканского края. Не по своей воле Тимофею приходится подменять Глеба в публичной и личной жизни. При абсолютной внешней похожести Тимофей по характеру — полная противоположность Глебу. Размеренный быт доброго семьянина и востребованного автослесаря оборачивается цепью приключений в клоаке чужой гламурной истории. Подмена главных героев привносит забавные сюрпризы и судьбоносные коррективы обеим семьям и даже их животным…

Свесив лапу с подоконника, обняв полосатым хвостом керамический горшок с орхидеей, которую мама величала не иначе как «пафиопедилум сукхакула», Обормот беззаботно мурчал о чём-то своём кошачьем. Рита забросила подальше в письменный стол учебники, с планшетом забравшись на диван, подбирала наряды и макияж виртуальным барышням. Суперово! Родоки на все выходные уехали загород с приятелями. А то била бы по ушам истерия спортивных комментаторов из папиного ноутбука, папа прыгал и кричал, что потерпевший. Мама по телефону с сотрудницей Таей в сотый раз обсуждала бы коллегу, против которой они вдвоём дружили. «Как тебе Ларкина новая кофтейка-разлетайка? Во-во, небось, на рыночной распродаже у китайцев за сотку выторговала! Туфли видела? Дерматин, и цвет серо-буро-малиновый! Что? Её собачка куражная? Даже слышать не хочу! Никакая она не померанский шпиц, а помесь морской свинки с ёжиком! Говорит, муж в отпуске, уехал с друзьями на Байкал? Какая там рыбалка? За бабами он охотится на тёплом побережье! Оно и понятно, от такой зануды, как Ларка, любой мужик сбежит не то, что на Байкал, сам утопится в Бермудском треугольнике!».

Зажужжала, закружилась по бежевому велюру дивана мобилка. Денька! Рита радостно схватила телефон, но на экране высветилась «мама».

— Привет, ребёнок! Как дела? — Всё также… И сколько просить, не называй меня «ребёнок»! Я взрослая уже! — включила хандру Рита.

— Хорошо, взрослый ребёнок! Надеюсь, ты не в куколки играешься, а готовишься к вступительным экзаменам? — Надеяться не вредно… — Как-то ты всё холодком! А расслабляться некогда, через месяц вступительные экзамены! Это тебе не халам-балам, а юридический вуз! А не желает Рита ни в адвокаты, ни в прокуроры, ни в сыщики, ни в какие другие жандармы! Выучится она только на ветеринарного доктора — без вариантов! Будет лечить собачек, кошечек, птичек, хомячков, черепашек. Но родоки её засмеяли — не престижно, не модно. По барабану им, что с пятого класса Рита роется в энциклопедиях, штудирует атласы животных и каждые выходные бегает помогать в соседнюю ветеринарную клинику, где её прозвали «Айбо-Рита».

— На диван с ногами не залазь! Кота гони с подоконника, а то ненароком свалит мою «пафиопедилум сукхакула»! — раздавала указания мама.

— Мамуль, не «трои»! У нас с Обормотом всё «пучком»! — Язык не поворачивается такого красавчика Обормотом называть… — Потому что не «симпосибл» быть красивым таким… Хоть кличкой кота подпортить, сделать мужественней!

— Ладно, твоя животина — обзывай хоть «горшком»! Но эти «трои», «пучком», «симпосибл» и прочие издевательства над русским языком… Ещё раз услышу… — Ну, да, это ж не «пафиопедилум сукхакула»…

— Короче, лучше не зли меня…

— И что мне будет? В угол поставишь, коленями на горох? — хохотнула Рита.

В этот раз мамина фантазия споткнулась на очередной акции промывания мозгов, дежурные нравоучения не успели развернуться в бесконечность нудного рэпа. Кстати, музон… Рита одела наушники и улетела в мир модных рок-групп. Но что-то вдруг стало мешать, отвлекать — она сняла наушники. Обормот странный, глаза горят, напыжился, шерсть дыбом, как после стирки без антистатика. Во дворе Батон лает, разрывается. Рита вышла из дома — никого, за калитку выглянула — тоже никого. Пёс немного успокоился, виновато хвостом виляет. Рита вернулась в дом, одела наушники, но снова как-то не по себе, музыка мимо ушей в никуда улетает. Она приоткрыла глаза, и на тебе — минорный стоп-кадр! Посреди комнаты незнакомый мужик, похожий на жэковского сантехника! Сдёрнув наушники, Рита испуганно спрыгнула с дивана.

— Вы… кто… откуда?

— А чё это входная дверь не закрыта? — хриплый недобрый голос.

Привычные благородные ароматы цитрусового фрэша и свежемолотого кофе родного жилья пробил чужой крепкий запах пота, перегара и дешёвых папирос.

— Как вы в дом вошли? Без разрешения…

— Я звонил, звонил… Потом толкнул калитку, она и открылась! — А Батон, как вас пропустил?

— Батон? Кто такой Батон? — Пёс наш, породы кане корсо… — А…, кобелёк, который у тебя во дворе. Молоденький ещё, не матёрый. Дурашка… — Не дурашка он! — обиделась Рита.

— Спит твой Батон, храпа даёт… — Спи-и-ит…, храпа даёт? Такого не может быть! Здесь что-то не то! Уходите, не то я сейчас закричу!

— Да, погоди, ты, верещать! Котофея до смерти напугала! Со страху у него и уши отвалились! — На вас у Обормота агрессия! Недобрых людей он за километр чувствует! — А Обормот — кто? — Кот! — То Батон, то Обормот — чудно! Хорош про кота ясновидящего. Ты чё, меня совсем не помнишь? — С чего мне вас помнить, если раньше никогда в глаза не видела? — Семён я, сосед твоей бабушки. Твоя ж бабушка — тоже Маргарита? — Допустим… Что с того? Моя бабушка Маргарита давным-давно померла!

— Я знаю — имя тебе дали в память о бабушке…

— Тоже мне секрет, будто пин-код банковской карточки Сороса выдал! И что теперь, мы — родственники? По-свойски, можно вваливаться к нам домой?

— Пацаном я влюбился в Марго. Лет тринадцать мне было, а ей — чуток больше двадцати. Как-то даже с бельевой верёвки тайком её ночнушку снял, в обнимку спал… Не знаю, догадывалась она или нет, что я по ней сохну… В окна подглядывал, к мужу ревновал, даже убить его задумывал. Неожиданно рано она померла, твою мамку Маринку совсем маленькую сиротой оставила. Давно это было, на могилку к Марго я цветочки до сих пор ношу.

— Ах, как мило — «мыло» Болливуда! Слёзы-сопли индийского кино! — Бесчувственная ты какая-то… Вот скажи, тебе сейчас сколько годков? — Сто одиннадцать! Разве не заметно?

— Не спеши, девочка, стариться, успеешь! Поди, лет шестнадцать — семнадцать! — А хоть сколько, тебе-то какое дело? — фыркнула Рита.

— Сильно ты похожа на ту Маргариту, хотя поганишь себя черными мазилами вокруг глаз, губы, ногти. Вместо бровей, металлолома натыкала… В ноздрях заклёпки… — Не заклёпки, а персинг! Бе-е-е… — не поскупилась на негатив Рита.

— Мать моя женщина! И на языке головка булавки… А если ненароком проглотишь? — ахнул Семён.

— Yes! — будто стоп-кран дёрнула Рита.

— Всё равно, ты мне нравишься! — Абзац! Зашквар! Ты, дед, видать, дурку словил! Белка бьёт в голову? Вали отсюда подобру-поздорову! Сейчас родоки вернутся! У меня папа, знаешь кто? Бывший десантник! Сослуживцы его «Барс» до сих пор называют! Враз голову тебе оторвёт, хребет через колено хрястнет!

— Не вернутся они, уехали на пикничок, водочку попивают, шашлычком закусывают! — Тогда…, тогда я милицию сейчас вызову! — задрожал голос Риты.

— Та, ну её эту милицию, кому она может помочь? Иди ко мне, моя куколка, приголублю тебя! — Что-о-о…? Приголубишь…? Только прикоснись ко мне своими грязными лапами! Не твоя я куколка, урод! Не трогай меня! — взвизгнула Рита.

Она беспомощно забилась за тумбочку в углу комнаты. Семён схватил её за локоть, резко потянул к себе. Тумбочка перекинулась ему на ногу. Семён запрыгал на месте, зашипел.

— У, сука… Отбежав, Рита схватила утюг с гладильной доски — швырнула в непрошеного гостя. Утюг с отпущенным шнуром воздушным змеем пролетел через всю комнату и воткнулся в зеркало, оставив роковую трещину. Рита бросилась наутёк. Семён догнал, поднял её на руки. Как обезьянка, она цеплялась за лутку двери, шкаф, спинку кровати, визжала, отбивалась руками, ногами. Но мужик сильный, и вот уже Рита бессовестно распята на родительской постели, с неё срывают майку, шорты. Бешено зашипел Обормот, спина горбом, хвост ершом, динамитом рванул с подоконника. Цветочный горшок с «пафиопедилум сукхакула» грохнулся на пол и взорвался. Осколки итальянской керамики, комочки земли, веточки нежной орхидеи, поднявшись в воздух, медленно осели на пол. В хищном прыжке Обормот мёртвой хваткой впился когтями в ногу Семёна.

— Откуда ты взялась? С того света, что

...