жизнь не оборачивается ни на чьи беды, даже ни на чью смерть. Она перешагивает через трупы, через покалеченные тела и идёт себе дальше, и все идут вместе с ней.
Животное, как говорится, признак оседлой жизни, признак смирения или чего-то вроде того, в общем, хороший признак.
Я предпочитал предугадывать, опережать, просчитывать всё на три хода. Но для этого нужно увидеть всю шахматную доску целиком.
Странная штука жизнь – когда тебе нужно спасать себя, ты обязательно встретишь того, о ком нужно заботиться больше.
Волк в овечьей шкуре опаснее стаи волков.
Раньше я не понимал, почему людям так нравится, когда их дурят, но потом отец мне сказал, что это совсем не обман, а настоящее чудо. Людям, мол, надо в него обязательно верить, хоть изредка, хоть раз в год.
Знаете, чем пахнет роскошь? Избранностью.
Так и проходит вся жизнь, думал я, мы морщимся, но всё же живём.
Наша память – худший судья, у её приговора нет срока.
Как рос за кулисами цирка, как воспитывался там же, как однажды отец упал с высоты, а представление не остановили, его лишь быстро унесли со сцены и продолжили шоу. Тогда-то я понял, что жизнь не оборачивается ни на чьи беды, даже ни на чью смерть. Она перешагивает через трупы, через покалеченные тела и идёт себе дальше, и все идут вместе с ней. И стоит ли заботиться о ком-то, блюсти какую-то мораль, если всем на всех наплевать? Зал гремел аплодисментами, приветствуя других каскадёров, зал кричал «браво», когда мой отец умирал.