Сочинения. Том 1. Поэмы
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Сочинения. Том 1. Поэмы

Евграф Жданко

Сочинения

Том 1. Поэмы






18+

Оглавление

      1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
      7. 7
      8. 8
      9. 9
      1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
      7. 7
      8. 1
      9. 2
      10. 3
      11. 4
      12. 1
      13. 2
      14. 3
      15. 4
      16. 1
      17. 2
      18. 3
      19. 4
      20. 1
      21. 2
      22. 3
      23. 4
      24. 5
      25. 6
      26. 7
      27. 8
      28. 9
      29. 10
      30. 11
      31. 12
      32. 13
      33. 14
      34. 1
      35. 2
      36. 3
      37. 4
      38. 5
      39. 6
      40. 7
      41. 8
      1. 1
      2. 2
      3. 3
      4. 4
      5. 5
      6. 6
      7. 7
      8. 8
      9. 9
      10. 10
      11. 11
      12. 12
      13. 13

9

5

6

7

1

8

4

11

2

12

3

13

1

3

4

2

2

3

4

1

10

11

8

1

9

2

6

3

7

4

4

5

5

6

2

7

3

8

9

10

4

2

3

6

1

4

5

2

3

1

13

14

12

1

3

4

1

2

7

5

6

7

8

Евграф Жданко
1990 г.

Поэмы

Запахи

(физиологический триптих)

Запахи, запахи, тени вчерашние,

Запахи-слепки с минувшего дня;

Сладкие, гадкие, милые, страшные,

Призрачным прошлым дурманят меня.

Картина первая

Апрельский вечер над селом смежает вежды,

Закат багровый проводив за горизонт,

И чудный купол в блёстках искорок надежды

Над миром дольним раскрывается, как зонт.


Прохладой веет от земли, ещё хранящей

В ложбинках с талою водой последний снег,

Но полон воздух уж той свежести пьянящей,

Что предвещает первый тоненький побег.


Белёсый дым, как скатерть, стелется повсюду,

Напоминая Млечной россыпи туман,

Воображения похожий на причуду, —

Туманной памяти белёсый океан.


Костры дымят во всех соседних огородах,

Сжирает пламя с аппетитом старый хлам:

Всё, что копилось в сараюшках год от года,

Свой век «вещественный», чадя, кончает там.


И я, мальчонка в старой латаной куртчонке

(такой, каким не быть мне больше наяву),

Шарашусь по двору, похожий на зайчонка,

И жгу сухую прошлогоднюю траву.


Мне десять лет, я чист, как белая страница

Тетрадки школьной, хоть к рукам пристала грязь,

И в саже рожица, и вечно нос сочится,

И на болячке над губой желтеет мазь.


Какое счастье для меня того, былого, —

Возиться с пакли клоком, смоченным смолой,

Огонь направить с одного конца, с другого,

Раздуть пожар иль притоптать его ногой.


Мальчишка милый может целыми часами

Смотреть с серьёзным выражением лица

Его безоблачно-невинными глазами

На то, что гибнет, возрождаясь без конца.


Стеблей пожухлых, бледных тесные сплетенья

Сгорают с треском, как заветная мечта;

В огне, не знающем ни слёз, ни сожаленья,

В прах превращаясь, исчезает красота.


И вслед за нею по крупице исчезают

Очарование ребячьей простоты

И чистота, а на их месте проступают

Совсем иные — грубошёрстные черты.


• • • • • • • • • •


Исчезло всё, лишь запах дыма как-то чудом

Остался в памяти, и больше ничего…

Белёсый дым, который стелется повсюду,

Родной до боли запах детства моего.

Картина вторая

Горбатый скрепер с тупорылою кабиной,

Взревев надсадно, завернул за поворот;

Так Змей-Горыныч в песне сказочной, былинной

Трёхглавой тучей отправляется в полёт.


И долго в воздухе стоял особый запах —

Мотора дизельного едкой гари дух;

Сквозь чёрный дым летел и оседал на знаках

Дорожных белый-белый тополиный пух.


Мне этот запах вновь напомнил о чужбине,

О мутном времени казённого житья,

О двух годах, прошедших в пошлости, рутине,

Зубовном скрежете страдающего «я».


• • • • • • • • • •


Субботний день, пехотный полк в версте от Чешки1,

Весенним залитый моравским солнцем парк2,

Тщедушной травкой прорастающие плешки,

Металл, лоснящийся от масла, точно карп.


Мотострелковый полк готовится к проверке3:

Все что-то красят, пилят, бьют, метут, трясут,

Шлифуют, штопают, стригут, снимают мерки,

Куда-то что-то, увязав в тюки, несут.


В углу, у бокса, что прогнившею громадой

С дырявой крышей прислонился к ПМП4,

Солдат-механик с непечатною руладой

Заводит час безрезультатно БМП5.


Стартёр визжит, жужжит, а толку никакого:

Аккумулятор сел? Забился БЦН6?

А может, кабель заменить на целый, новый?

…Молчит движок, хоть кровь ручьём пускай из вен!


Снимает грязный шлемофон механик с матом,

Из люка ловко выбирается на свет,

Идёт к соседней БМП: «Алё, ребята,

Шнура для «внешнего»7 у вас, случайно, нет?».


Нашёлся шнур, машины им соединили

В одну простую электрическую цепь…

Минута-две, и дружно, враз замолотили

В цилиндрах поршни, как в руках умелых цеп.


Слезоточивой и удушливой завесой

Окутал всё вокруг машины чёрный смог,

Настолько тяжкий, что от собственного веса

Подняться выше, в небо, он уже не мог.

Картина третья

Слова любви уйдут, подобно каплям влаги,

Сквозь лет зернистый очищающий песок,

Оставив тихо на листе простой бумаги

Десяток грустных, обрамлённых рифмой строк.


Слова любви — минутный всплеск слепого чувства,

Как и минутная иллюзия весны,

Минутный слепок с грёз минутного искусства,

Минутный голос среди вечной тишины.


Как только сказаны, они свой смысл теряют

(слова несказанные лишь хранят его);

Но как же всё-таки от них сугробы тают

В душе холодной и не ждущей ничего…


• • • • • • • • • •


Она была совсем обычная девчонка:

Лицо приятное, но без особых черт,

Дырявый свитер, старомодная юбчонка —

Всё заурядно, как надорванный конверт.


В толпе студийной краснощёкой молодёжи8

Она росла, как бледный, слабенький цветок,

Не выделяясь ни здоровым цветом кожи,

Ни стройной порослью прямых и тонких ног.


Увы, единственным, что резко отличало

Её от стайки артистической подруг,

Был запах лошади, который источала

Одежда в сгибах плечевых девичьих рук.


Перегоревший, застарелый запах пота,

Намёк на деятельность скрытую желёз,

Настолько сильный, что ломилась в глотку рвота,

Бил то и дело в мой брезгливый, нежный нос.


Кто знает, может, я бы так и не заметил

Её простого и неброского лица,

Когда бы случай ненадолго не приветил

И не согрел бы наши бедные сердца…


• • • • • • • • • •


В тот вечер в студии мы красили поделки:

Вовсю готовились к премьере. Шум и смех

Сопровождали наши полупосиделки.

Все предвкушали неминуемый успех.


Я, как и все, в тот вечер искренне смеялся,

Загнав привычный сплин на дно души своей;

Ко всем девчатам, как репейный цвет, цеплялся

И, наконец, устав, уселся рядом с ней.


• • • • • • • • • •


Лицо, похожее на тусклый день осенний,

На мозглый воздух, весь пронизанный дождём;

Во взгляде капли нет тепла — ожесточенье,

Неслышный стон, глухая боль застыли в нём.


В стекляшках глаз её холодных отразились

Моё безверие, мой измождённый дух…

Вопрос, ответ, ещё вопрос — разговорились,

И что молчало как-то высказалось вслух.


Немая скорбь, в груди носимая глубоко,

Вдруг поднялась со дна безудержной волной.

И стало нам не так на свете одиноко

У края бездны нашей жизни сволочной.


• • • • • • • • • •


Я знал: ничем, увы, не кончится в двух душах

Минутной нежности болезненный прилив,

Ибо реальность и безверие задушат

Своей железною рукой любой порыв.


Но я хотел любить, натура умоляла:

Тепла, хоть капельку отрадного тепла!

Всё существо от одиночества устало,

И сердце стало холодней куска стекла.


Вот так же самка, как её приходят сроки,

Слезами давится: хоть сдохнуть, но рожать!

А невозможность всё высасывает соки,

И всё приходится всю жизнь чего-то ждать…


• • • • • • • • • •


Я ей писал в стихах о том, что дух мятежный

Наружу просится из плотского гнезда,

О том, как свет свой шлёт мне иллюзорно-нежный

Порой вечерней одинокая звезда.


Я ей писал, что мы две капли, обречённых

На неслияние безжалостной судьбой, —

Два существа, несчастных, бедных и никчёмных,

С отяжелевшей от досады головой.


Она читала их без тени восхищенья,

Скупые строки тех безрадостных стихов,

И обнажала на какое-то мгновенье

В награду жёлтый ряд прокуренных зубов.


И только раз её глаза огнём блеснули,

Всю чистоту продемонстрировав свою, —

Когда мои ей губы на ухо шепнули:

«Наташенька, я… я тебя люблю».


О Боже, как же детски, трогательно-мило

Она уткнулась носом-кнопкой мне в плечо

И недоверчиво, чуть слышно попросила:

«Ещё, пожалуйста, скажи, ещё, ещё…».


• • • • • • • • • •


Остыв, уходит сквозь песок по капле влага,

Звучат слова, в звучанье том теряя смысл.

Но сохранит в безмолвье строк скупых бумага

Минутным чувством нежно тронутую мысль.


Мираж поблёк, исчез, пропал за поворотом;

Он не вернётся, как ни плачь, как ни зови.

И только в памяти живёт тот запах пота

Как символ слёз несостоявшейся любви.


***


Запахи, запахи, болью живущие

Где-то на дне в подсознанье моём,

Грустью о чём-то мне душу гнетущие,

Грустью-тоской неизвестно о чём.


Запахи, запахи ветреным вечером,

В утреннем свете грядущего дня

Мучат меня невозможною встречею,

Призрачным прошлым дурманят меня.


4 — 15 апреля, 1988

г. Омск

Примечания

Русифицированный обиходный вариант названия г. Ческа-Тршебова в Восточно-Чешской области ЧССР, находящийся в употреблении у русскоязычного контингента советского военного поселения. — Е. Ж.

2 Имеется в виду парк бронетанковой и автомобильной техники войсковой части. — Е. Ж.

В Вооружённых Силах СССР дважды в год (весной и осенью) проходят инспекторские проверки боевой готовности. — Е. Ж.

ПМП — полковой медицинский пункт. — Е. Ж.

5 БМП — боевая машина пехоты. — Е. Ж.

6 БЦН — большой центробежный насос двигателя БМП. — Е. Ж.

7 «Внешний» запуск двигателя БМП осуществляется с помощью аккумуляторных батарей другой машины, подсоединяемых специальным кабелем к «незаводящейся» БМП. — Е. Ж.

8 Речь идёт о питомцах театральной студии при Дворце культуры одного из омских заводов. — Е. Ж.

Хмельная балка

Пролог

«Давай, давай, мотоциклетка!

Трещи, покуда я на взводе,

Покуда ладная соседка

Сидит и ждёт… И в этом роде.

Пускай сорвётся мне навстречу,

Повиснет жёрновом на шее;

А я засосом ей отвечу…

Давай, вези меня скорее!».


Так зоотехник наш совхозный

Спешил с работы на свиданье,

Забыв про всё: про дух навозный,

И про телят, и про собранье,

Куда с отчётом о прививке

Был строго вызван накануне.

Все мысли были о наливке

И разбитной молодке Дуне.


Чух-чух — и встал «конёк» ижевский

В версте от фермы, у оврага.

«Ха-ха, — подумал Василевский

(наш зоотехник), — скиснет брага,

Да и Дуняша…»… Недовольно

Достал ремонтную котомку,

Полез под картер и невольно

Переключился на поломку.


«Что ж, не просили мы о худе,

Да, видно, худо к нам бежало…

Тэк, здесь нормально… Знали б люди,

Когда беда… О! Вишь, зажало…

И тут нам надобны кусачки;

А вот кусачек-то и нету…

Ну, чёрт! Придётся на карачки

Да подтащить поближе к свету».


Уж вечер поздний опустился,

За дальним лесом солнце село;

Наш Василевский притомился,

Однако ж сделал своё дело;

Стерев подтёки на ботинке

Обрывком старого обшлага,

Он по извилистой тропинке

Пошёл к ручью на дне оврага.


Мысль в голове почти уснула,

И ноги стали точно вата.

«Эх, если б тягу не рвануло,

Как раз успел бы до заката;

Теперь нарвусь на нервотрёпку», —

Подумал наш герой уныло,

Не замечая, что и тропку

И спуск нахоженный размыло.


И тут случилось то, что все мы

Рукой судьбы зовём привычно

(увы! печальной этой темы

не избежать нам, как обычно):

Пётр Василевский оступился

И, по известному закону,

Всей своей массой покатился

Вниз по обрывистому склону…

...