I
1
Лилипутки нашли себя в цирке. Барышни с диаметрально противоположным дефектом — великанши — и не подумали столь вопиющее гормональное нарушение приписывать убогости и тешить публику, пытаясь вызвать сострадание и сожаление о людских несовершенствах. Напротив, свой нестандарт они возвели в ранг великолепия и неоспоримой нормы. Как? О, это была глобальная акция, стартовавшая в конце прошлого века, о которой простачки вроде новых русских никогда не догадаются. Именно они купились на пиар гигантелл основательнее, чем кто-либо, и сделали шнурообразных манекенщиц неотъемлемым атрибутом респектабельности и крутизны. Пары, в которых «он ей по вытачку», стали считаться эталоном красоты, а модели за метр восемьдесят — верхом совершенства.
Девушки — гулливеры убедили мир в том, что сорок второй размер женских стоп — это прекрасно. После веков насмешек и унижений они празднуют свой триумф, блистая на подиумах, экранах, обложках журналов, украшая собой VIP-тусовки, клубы, отели.
Ханна — модель. Модель от педикюра до кончиков дрэд, со всеми вытекающими отсюда манерами, привычками, человечьим контекстом и способами добычи средств на проживание и пропитание. С позиций какого-нибудь очкастого эстета, она просто подиумная дылда с оглоблеобразными конечностями и натруженным ртом, но с точки зрения мировых стандартов она мега, супер, вау… И все бы хорошо, если бы не день рождения. Именно сегодня, когда вокруг все пышет молодостью и жизнью, у Ханны — самый личный праздник. Ты считаешь день рождения апогеем счастья, событием, которое нужно отмечать ежегодно, весело, масштабно? Тебе сколько лет? То-то же. А Ханне сегодня… сорок. Самый драматичный женский возраст. Ага, теперь «извините». Твой пардон не сделает Ханну моложе и не облегчит ее страданий сорокалетней именинницы. Вот она лежит в постели, болезненно переживая факт перехода с четвертого на пятый десяток, и на нее опускаются строки (наша героиня научилась рифмовать, рисовать, музицировать для большей колоритности образа, и чтобы подняться в цене, поскольку продавать себя ей приходится нередко):
День рождения — день великой печали,
Днем старения лучше б его называли.
Днем смирения с тем, что финал вашей песни
Стал на строчку поближе, и хоть ты тут тресни.
Дорогие друзья, не приходите,
Не желайте, не празднуйте и не дарите,
Дайте мне, ради всех добродетелей,
Этот день пережить без свидетелей.
Сотовый пропел «Jamiroquai». Так, без свидетелей, похоже, не получится.
— Yes, — томно так, томно, с придыханием, как говорят на всех языках только проститутки и модели.
— Это я. Хочу с фанфарами и фейерверками отметить твой солидный четвертак.
(Для непосвященных — а таковыми являются все, кроме Ханны и паспортистки Петроградского УВД, — сегодня имениннице не сорок, а двадцать пять).
— Большое русское merci.
2
Дальше все, как в отечественных сериалах. Он — красивый бандит. Бойфренд (омерзительное слово, но «любовник» из сентиментального вокабулярия попахивает нафталином и романами в НИИ). Дарит бриллиантовые цацки, хотя обещал десяток яиц от Фаберже. Заваливает цветами, потом просто заваливает, целует пятки, пупок и ниже, затем, лежа в постели голым, отвечает на дюжину — другую звонков, после чего уезжает по делам (вернее, на дело).
Под дверью заскреблась соседка.
— Хань, пойдем предадимся пороку.
— У тебя какие?
— «Вог», причем целый блок.
В парадной на широком подоконнике всегда стоит банка из-под леденцов, которые не выпускает ни одна кондитерская фабрика со времен распада СС. Около этой престарелой пепельницы Ханна и Светка встречаются почти ежедневно, чтобы не обкуривать третью сожительницу коммуналки — Капитолину Филипповну. Баба Капа всю жизнь смолила папиросы «Беломор» и «Казбек» и вдруг бросила пагубную привычку, став нудной моралисткой, запрещая другим повторять ее «ошибки военной молодости».
Светка — это единственный человек, при котором Ханна может быть собой — без фальши, без маски, не бросая понтов. Соратницы по цеху — коллеги по подиуму — соседку фэшндивы считают юродивой, не причисляя к людям вообще. Поэтому Светкин мир и мир модельной сучьей стаи — параллельные, непересекающиеся пространства.
В парадной было чисто, на каждом этаже — по жестяной банке с геранью. Тимуровки преклонных лет, свихнувшиеся на аккуратности, блюли порядок неусыпно.
— Хэпи бёсдэй тебя…
— Свет, не кощунствуй — «хэпи». Хэпи — это когда семнадцать.
— Да брось ты… Выглядишь, как пионерка.
— С виду — пионерка, в душе — пенсионерка. Как фотомодель уже почти не приглашают, считают подержанной. На подиуме — от случая к случаю, в самых беспонтовых дефиле…
— Все равно ты красивая, и мужчины тебя любят до потери пульса.
— Мужиков — как дерьма за баней. Но не потому, что любят, а потому что престижная любовница, топ-модель как-никак. А будь я воспитательницей ясельной группы…
— И даже так. Была бы прекрасной интеллигентной дамой бальзаковского возраста.
— Бальзаковского, ага… Горьковского, Светик, горьковского.
— В смысле?
— «Старуху Изергиль» читала?
Хохотали так, что тимуровки стали выглядывать из квартир, задевая сморщенными носами дверные цепочки.
— Дорогая Светлана, было бы смешно, если б не было грустно… Ты сегодня не укладывайся рано, я вернусь — мы с тобой отметим мой славный праздник.
— Рано, по — любому, не получится, потому как у меня гость.
— Иди ты!..
— Кузен из Мухосранска прибыл. Классный, кстати, перец, правда, прибабахнутый малость.
— И какого происхождения его прибабах?
— Сугубо научного.
— Менделеев-Клайперон?
— Тимофеев-Ресовский-Кулибин.
— Паровозы, что ли, с дурной наследственностью изобретает?
— Нет, молекулярных биороботов с генетическим трансплантантом. Я не сильно умно для вас выражаюсь?
— А если на пальцах объяснить…
— Да я сама не въехала. Спросишь у юного ботана вечером — он тебе все объяснит с точки зрения банальной эрудиции…
— А твой ботан красивый?
— А то…
— А сексуальный?
— Да прям, говорю же — научный задрот.
— Как ты о родственниках! Без почтения, без трепета в голосе.
— С трепетом, поскольку подозреваю, что Академия наук не скоро предоставит молодому ученому место жительства и создаст безбедные условия для продолжения начатых научных изысканий.
3
Модельное агентство «Neva-stars» — фабрика красоты, живородящая фэшнзвезд на всю Европу и окрестности. Ханна здесь давно бросила корни. Так давно, что вспомнить противно.
— Ханночка, цыпочка, с днем ангела.
«Пронюхали-таки стервы. Сейчас начнут глумиться».
— Спасибо, голуба.
— Надо устроить шоу по случаю, и наградить тебя медалью «Ветеран труда».
— Нет, лучше орденом «Ровесница революции».
— И подарить трубу от крейсера «Аврора», — это местные геи изгаляются.
— Ханночка, ты знаешь, что Строев не взял тебя в Лондон? Заменил на девочку, которую он выцепил на «Красе России»?
«Оба на…»
— Знаю. Я не могу ехать, потому как господин Ольский субсидирует проект создания моего личного театра авангардной моды, и в момент лондонского вояжа я нужна отечеству как учредитель новой восходящей звезды мировой фэшниндустрии. — «Махровое вранье. Но не делать же кислую мину на радость подругам, узнав, что Строев „меняет старую вешалку на новую“».
— Ханночка, девочка, взгляни — вот новая пассия Строева. Хороша малышка, правда? Кстати, победила в конкурсе красоты у себя на родине.
— Какое отношение конкурсы красоты имеют к красоте? — Ханна говорила надменно и лениво.
— Angel, сущий angel, — это друзья, с ко
