Дмитрий Данишевский
Николай Очковский

Сказки цвета ночи

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Автор идеи Дмитрий Данишевский

Редактор и дизайнер Николай Очковский

Фотомодель Наталья Фокина

© Дмитрий Данишевский, 2018

© Николай Очковский, 2018

Гуляя по ночному городу, чаще смотрите по сторонам: на крыше ближайшей высотки может стоять отчаявшаяся девушка, что вот-вот шагнёт вниз и провалится в параллельное измерение.

Будьте осторожны и в супермаркете: возможно, в холодном свете ламп хозяйничают существа из другого мира. И ваш сосед, совершенно случайно оказавшийся путешественником во времени, помочь, увы, не сможет: над ним довлеет тёмный маг.

И, пожалуйста, откажитесь от алкоголя. Поверьте, вампиры это оценят.

18+

ISBN 978-5-4493-5609-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Сказки цвета ночи
2. Дмитрий Данишевский
   1. Предисловие
   2. Жизнерадостный малыш
   3. Пари
   4. Беседа со Зверем
   5. Тайна синей комнаты
   6. Проект «Иерихо́н»
   7. Госпожа Ло́кхарт
3. Николай Очковский
   1. Предисловие
   2. Вскрыть
   3. Ты очень много значишь
   4. Пьяный вампир
   5. Не огорчайте дедушку Альберта
   6. Предпочтительный вариант
   7. Где бы ты ни был

Дмитрий Данишевский

Предисловие

Дамы и господа, поскольку мне выпала честь произносить вступительное слово, то снимая шляпу скажу, что рад приветствовать всех и каждого на нашем маленьком празднике. Ибо труд нескольких лет, наконец, завершён и получил физическое воплощение.

Я исключительно рад, что мне посчастливилось привлечь к данному проекту Николая Очковского. Взяв на себя роль редактора, он оказался на поверку настоящим ювелиром, ведь благодаря его манипуляциям ключевые пассажи моих произведений, в которые я и без того вложил всю свою душу, оказались показаны под другим углом за счёт чего стали ещё интереснее.

Забегая вперёд, скажу пару слов об одном из своих произведений: «Проект „Иерихон“». Это мой собственный парадокс, поскольку космическую тематику я на дух не переношу. Однако именно этот парадокс вызывает у меня особую гордость и симпатию. Один персонаж, чьего имени я уже не помню, сказал, что ни в одном произведении главный герой, а тем более весь мир, не может погибнуть, поскольку это противоречит главным нормам морали. Что ж, я взял на себя смелость эти нормы нарушить, и уверен, у меня это получилось.

Хочу выразить огромнейшую благодарность супругам Пшеничным, внушившим мне веру в себя на истоках этого приключения. Ребята, я вас люблю, мир вашему дому.

Спасибо Игорю Фарыняку, чьи периодические промывания мозгов не давали моему энтузиазму угаснуть. Игорь, будь счастлив и процветай.

Особую благодарность хочу выразить своей бабушке за мотивацию, поддержку и конструктивную критику. Было обидно. Было очень обидно. Но только так неотёсанные камни стали бриллиантами и сложились в единое ожерелье. И да, попрошу не трогать моих вампиров — они ещё в школе вылечили меня от боязни темноты.

А также моему дражайшему напарнику, другу, куратору, наставнику и компаньону Николаю Очковскому за его терпение и самообладание, позволившие ему выдержать мои капризы и давление и пройти этот путь до конца.

А теперь, дорогой мой Читатель, добро пожаловать на борт. И не забудь пристегнуться — мои миры волшебны и опасны.

Г. Севастополь, 12.08.2018 г

Жизнерадостный малыш

Вечер пятницы стремился к концу. Изнурённый развлечениями Вова лениво перебирал ногами, в то время как его маленький рот принципиально поглощал остатки сладкой ваты. Сегодня он стремился выжать из родителей максимум, потому что впереди были выходные, а ремонт квартиры ещё не был окончен, и, как следствие, впереди была поездка «к бабушке». Не то, чтобы маленький Вова жаловался на такие поездки — он и там без особого труда находил себе развлечения по душе, просто «у бабушки» не было сладостей в тех количествах, которые той душе были угодны. А в остальном, выходные, в любом случае, обещали быть интересными.

Субботним утром маленький «энерджайзер» бегал по квартире как заведённый. Сегодня он любил всех на свете, и желал всем счастья и радости. Впрочем, таким настроем он располагал практически всегда, и по сложившейся традиции только сонная семья осаждала его тягу к весельям — они пока проснутся, пока достигнут нужной кондиции… Да на это целой вечности не хватит! Летнее солнце спать уже не давало, поэтому Вовка удивлялся — как можно так долго приходить в себя? Позавтракав на скорую руку с видом на квартирные руины, мама быстро снабдила Вовку с его старшим братом Глебом в плановую экспедицию. Хоть Вове и было двенадцать лет, а Глебу шёл уже пятнадцатый год, они пока ещё были не разлей вода… не просыпь мука… не склони падежа, одним словом. Хотя события по жизни складывались таким странным образом, что старшему всегда доставалось больше. Доставалось в плохом смысле: дома, в школе, во дворе — все удары обычно доставались именно ему. К слову, Глеб учился уже в восьмом классе, а это как раз и есть тот период, когда детская жестокость достигает пика своей активности. Так что у Вовки всё ещё было впереди.

Дорога заняла времени не больше обычного, хотя поездка на катере была всё так же утомительна своей скукой. Восточная мудрость говорит, что бесконечно можно смотреть, как пылает огонь и течёт вода, поэтому мальчишки коротали время на корме, наблюдая, как винты выплёвывают из-под многотонной посудины бесконечные потоки пенной морской воды. Когда семейка, наконец, достигла пункта назначения, время уже уверенно подошло к обеденному, а поэтому и использовать его решили по назначению. Бабушка с дедушкой неизменно считали своим священным долгом накормить любимых внуков. Покуда они ещё маленькие, и с ними ещё можно повозиться, этим обязательно надо пользоваться; чего нельзя было сказать об их двоюродных братьях и сёстрах, которые уже давно повырастали и поразъезжались по разным городам. Перекинувшись парой приветственных слов с бабушкой, мама уже в дверях поцеловала Глеба, и, уходя, шепнула Вове, чтобы он не забыл выпить свои таблетки, в противном случае ночь будет тяжёлой. Провожая маму взглядом, Вовка мысленно залез в привезённый с собой пакет, где лежал уже который по счёту флакон пирролидона, и дверь захлопнулась.

Времяпрепровождение с бабушкой и дедушкой протекало в привычном русле. Не смотря на то, что теперь братья находились далеко от дома, и, как следствие, далеко от привычной для них цивилизации, городским досугом даже не пахло. Как ни странно, такая компания ничуть не омрачала, поскольку «у бабушки» братья отжигали ничуть не хуже, чем с друзьями во дворе.

Равно как и вчерашний день, суббота уже неумолимо стремилась к концу. За целый день накупавшиеся до отвала братья уже успели набить животы мороженым и фирменными бабушкиными пирожками. На самом деле эти пирожки никогда не претендовали на статус фирменных — просто она готовила их как-то по-своему, что делало их нереально вкусными. Дедушка же, в свою очередь, учил их плавать: со старшим сложностей не возникло ни малейших — он уподобился ихтиандру в рекордно короткие сроки; а вот младший упорно отрицал королевство царя морского, и глубже груди в воду не заходил, стараясь плескаться на мелководье в меру своей фантазии. Тем не менее, воды с лихвой наглотались все. По сложившейся годами традиции, банда вернулась домой, когда за окном уже стемнело. Глеб был просто счастливый, а младший Вовка ещё и обессиленный. Пока бабушка накрывала на стол, первый пошёл с дедушкой смотреть бои без правил (чего бабушка никогда не одобряла), а младший, не став размениваться на ужин просто рухнул спать. Про оставшийся в пакете флакон, конечно же, никто не вспомнил, и так закончилась суббота.

Ближе к полуночи Вовка начал ворочаться. В глазах начали сверкать вспышки. Из носа потекли струйки воды, казавшейся горячей. Ближе часам к трём Вовка проснулся от того, что всем лицом лежал на чём-то мокром и холодном. Приподнявшись, он обнаружил себя лежащим на деревянном полу. Это была старая и обветшалая древесина, просмоленная десятки и сотни раз. Приподнявшись повыше, малыш начал угадывать на полу тени поднятых над ним парусов. Рваное полотно хватало попутный ветер, и где бы Вовка сейчас ни находился, твердь под ним вибрировала и тряслась. Осторожно поднявшись на ноги, он осмотрелся и понял, что попал на корабль. Штурвал крутился туда-сюда сам по себе. Со всех сторон клубились столпы серой пыли, время от времени освещавшиеся, то жёлтыми, то красными вспышками, что очень напоминало большой салют в туманную погоду. Резали слух звуки трескающихся камней, доносившиеся буквально отовсюду. Свистели гулявшие из стороны в сторону канаты-щупальца, пропадавшие одним концом, то с левой стороны, то с правой, то и дело содрогаясь, будто встречая какое-то препятствие.

— Капитан, я жду приказа, — прозвучал чей-то голос.

Испугавшись быть замеченным, Вовка забежал в первую попавшуюся дверь, и оказался в трюме. Прямо возле уха прострекотало что-то огромное и ярко светящееся, полетело к своим собратьям, которых в просторном помещении с невыносимо низким потолком были десятки. Видимо так здесь было реализовано освещение. Помимо светляков-переростков малышу пришлось лавировать среди снующих повсюду пушечных ядер и пороховых бочек. Вовке показалось странным его же собственное поведение, потому что он никогда не замечал за собой такой хорошей сноровки, позволившей ему устоять на ногах, иначе в этом безумии он уже давно был бы чем-нибудь раздавлен, или в лучшем случае переломал бы себе добрую половину костей, и вряд ли это кто-нибудь заметил бы. Однако в нём таилась какая-то необъяснимая уверенность в понимании происходящего.

— Осторожно! — раздалось неизвестно откуда, и Вовка шлёпнулся на пол от удара бочкой. Всё замерло. Неловкую тишину нарушал только стрёкот светляков, и звук трясущейся всюду древесины.

Раздался вопль:

— Раззява!

— За борт раззяву! — поддержал хор голосов.

Деревянный пол загудел под весом рухнувшего железа, и отовсюду зашумело скандирование:

— За борт! За борт!

Тем не менее, Вовка не наблюдал, чтобы что-то происходило. Через несколько секунд малыш выбежал наружу через распахнувшуюся без видимой на то причины дверь трюма. На палубе по-прежнему ничего не происходило, помимо того что он уже видел. Учитывая вынесенный раззяве приговор, Вовка бросился на край борта. Его взору открылась удивительная картина, объяснившая постоянную тряску: судно шло по скалам. От увиденного малыш обомлел, но из глубоких раздумий его мигом вытащил вопль капитана:

— Тысяча чертей и бесноватый ангел, а ну по местам, крысы тыловые, или ужинать сегодня будем в печке сидя на углях! Корабль сам от ведьмы не уйдёт!

«От ведьмы?» — удивился Вовка. Поскольку члены экипажа были незримы, то в ближайшую минуту мальчик ничего не увидел. Буквально. Кроме, разве что уже знакомой двери трюма, захлопнувшейся за ним самостоятельно. Что там происходило дальше, для малыша осталось загадкой, потому что теперь пришёл его черёд беседовать с капитаном.

— Малыш, ну так нельзя. Тысяча чертей и бесноватый ангел. Ну, посмотри на себя: мы его от ведьмы спасаем, а он смотрит на свою же команду как салага зелёный.

Капитана Вовка тоже не видел. Его присутствие выдавала только периодически проявлявшаяся на деревянном полу тень в форме капитанской фуражки, а так же хрупкие плечи Владимира, почувствовавшие мягкое прикосновение, источавшее всеобъемлющую любовь и заботу. Не смотря на это, чувство удивления не покидало детской головы, ибо вплоть до сей поры, куда бы он ни бросил свой взгляд, он видел только странный корабль, живший какой-то, ведомой одному ему жизнью.

— Стена! — раздался чей-то крик. Мальчик поднял голову и увидел, как где-то наверху, вслед за прозвучавшим голосом мелькнула чья-то призрачная рука, видимо, указывавшая на ту самую стену. Тряска усилилась. Канаты вытянулись вперёд, и посеребрились не теряя при этом своей подвижности. Маленький Вовка не боялся. К своему большому удивлению, он испытывал уже знакомое ему чувство необъяснимой уверенности. Услышав знакомые «тысяча чертей и бесноватый ангел», малыш обернулся. Не смотря на то, что он не видел участников команды, он понимал, что они просто заняли свои места, отведённые им на случай форс-мажорных обстоятельств, в одном из которых ему как раз и посчастливилось оказаться.

Блестящие канаты вытянулись далеко вперёд и впились в отвесную скалу с жадностью пиявок. Не боясь развития грядущих событий, малыш продолжал стоять на палубе. Не снижая скорости, судно приступило к стремительному подъёму. Корабль орудовал металлическими канатами с ювелирной точностью. Нескольких движений хватило, чтобы подняться над всей этой пылью. Расстояние между судном и ведьмой немного увеличилось, но ненадолго — она сделала новый выпад, и буря усилилась, продолжив преследование корабля. Подобно гигантскому пауку, судно карабкалось вверх по отвесной скале, а Володя наблюдал за происходящим, как ни в чём не бывало, и спокойно стоял на ногах, игнорируя все мыслимые законы физики. Откуда-то зазвучала мелодия, пленившая малыша своей красотой. Вовка обернулся, и сквозь всевозможные бреши в обветшалых корабельных конструкциях увидел вдалеке саму охотницу. Малыш не стремился рассмотреть её. Разум его уже был затуманен, поэтому, погружённый в транс, он просто пошёл на зов.

Стоило ему сделать всего пару шагов, как призрачный гарпун, извиваясь спиралью, вылетел ему навстречу. Капитан заметил это, лишь когда жало пробило детскую грудь. Рывок. Малыш полетел вперёд, срезав своим телом ближайшую мачту. Мелкая щепка разлетелась во все стороны. Корабль встряхнуло, будто он вздрогнул от боли, но с курса он не сбился: капитан приказал мачте вернуться на место. Пока это всё происходило, он, бежал за Вовкой с криком «тысяча чертей и бесноватый ангел». Благо, корабль ему во всём подчинялся, так что всего нескольких ловких выпадов хватило, чтобы настигнуть маленького пассажира, и, ухватив его за шиворот, отдёрнуть назад. В этот момент под рукой оказался пролетавший рядом канат, он-то и пробил ребёнку голову с лёгкостью горячего ножа, пронзившего кусок масла.

Маленький Вовка открыл глаза. Ему в лоб смотрела дедушкина дрель, лежавшая в стенном шкафу. Глеб стоял сзади и держал брата за шиворот. Всю оставшуюся ночь Глебу очень хотелось отчитать младшего: за его ночные похождения, за то, что так громко и тяжело дышит (как будто Вовка в этом виноват), но всё что ему оставалось это просто ничего не делать, потому что утром Вовка всё равно ничего не вспомнит. Глеб даже пытался накормить брата пирролидоном, но стоило младшему только прикоснуться к таблеткам, как они песком осыпались сквозь пальцы. Таких фокусов за историю болезни брата Глеб не припоминал. Ранним утром Глеб пытался дозвониться до мамы, чтобы сообщить о своих наблюдениях, но время, к сожалению, было слишком ранним, так что дозвониться не получилось. А бабушке с дедушкой никто не рассказывал, что происходит с маленьким Вовкой: когда узнают о таких недугах, красная дорожка в психушку расстилается в мгновение ока.

Новый день прошёл в хозяйственных заботах, однако начался с традиционного завтрака в сопровождении выпуска утренних новостей. На протяжении всей сознательной жизни маленького Вовки это было обязательным ритуалом встречи нового дня. Сочетание запаха молочной каши и новости о том, что государственная дума приняла очередной законопроект, было неизменно хорошим знаком. Это означало, что всё хорошо, все живы, и, что главное, счастливы. По окончании завтрака и недолгих сборов семья отправилась на огород. Туда их везла уже видавшая виды машина, которая, не смотря на свои годы, уходить на пенсию ещё не собиралась, ведь это классика советского автопрома. Между собой братья в шутку называли эту классику «машина зверь — Крайслер эксклюзив, предпоследняя модель».

Вскоре эксклюзивный Крайслер доставил пассажиров к месту назначения, если, конечно, так можно было выразиться, ведь впереди их ждал утомительный подъём на своих двоих. Огород располагался на вершине горы. Если быть более точным, то это был просто холм, но для братьев это была самая настоящая гора, с которой открывался вид на крохотный, человеком нетронутый, а потому чрезвычайно живописный район. Забавной деталью был тот факт, что живописный район граничил с промышленной зоной, отделявшей благоденствующий закуток от морского канала. Над переполненными металлоломом берегами возвышались несколько громадных кранов. Именно эти краны всегда и были для малыша главной интригой всех визитов на огород, ведь он никогда не видел, как они работают. А это было чрезвычайно любопытно — а работают ли они вообще?

Провозившись весь день с грядками, лопатами и шлангами, ближе к вечеру был разведён заветный костёр. Полюбоваться огнём получилось, откровенно говоря, не очень — его заслоняли куски мяса. Когда всё было съедено и собрано, Вовка остался один в компании с догоравшим огнём. Малыш сидел с закрытыми глазами. Он даже не заметил, что все куда-то ушли. Его переполняло умиротворение. По волосам гулял летний ветер, тонкой нитью доносивший издалека едва уловимый запах морской воды. Ветер усилился. Вовка приоткрыл глаза. Море как-то странно вспенилось. И волны усилились. Некоторое чувство тревоги смогло найти пристанище в голове малыша, а он, по неосторожности, закрыл на это глаза. В лицо подул горячий ветер, по щекам скользнуло что-то шершавое. Ветер продолжал усиливаться, ноги уже покрылись слоем песка. Поднимавшиеся на горизонте волны прямо на глазах становились песчаными дюнами. Знойный ветер начал обжигать кожу. Малыш отвернулся, и с удивлением обнаружил вокруг себя песчаную равнину вместо привычных ландшафтов. В панике Вовка начал оглядываться по сторонам. Всё вокруг, что было ему таким знакомым, стремительно теряло свои привычные очертания, становясь чем-то совсем другим. Деревья с треском падали рассыпаясь золотым песком. Вспенившаяся вода выходила из берегов, заливая всё вокруг всё тем же песком. Теряя сознание, обессиленный Вовка рухнул на землю и наблюдал за происходящим уже в полглаза. Когда он закрывал глаза ему казалось, что это только на секундочку, но сколько времени проходило на самом деле, он не знал. Ветер прекратился только сдув с горизонта последние знакомые мальчику силуэты.

Когда малыш пришёл в себя и с горем пополам встал на ноги, первым делом он помянул своего психиатра, тётю Ларису, ведь именно она прописала ему таблетки, подавляющие возникновение сновидений. Но тётя Лариса в своё время тоже было поверила Вовке не сразу. Поначалу она думала, что у него просто бурное воображение. Да, она была права. Но она никак не могла ожидать, что под воздействием сна бурное воображение малыша обретает физическую форму. Чтобы убедиться в этом, она рискнула дать ему снотворное. Никто не знает, что Вовка ей тогда показал, но кричала она как резаная овца. Когда мама Вовки забежала в кабинет, всё было в дыму. Лариса стояла на коленях перед креслом, где располагался Володя. Волосы её были растрёпаны, белый халат вымазан сажей и порван. В психушку Лариса отправлять его не стала, при таком раскладе Вовка там всех поубивает (причём абсолютно реально), но волшебные таблетки по такому поводу она подобрала. Спать они не мешают, но возникновение визуальных образов очень даже блокируют.

Посмотрев на небо, чей свет был слишком ярок, Володя увидел несколько комет. Сколько их там? Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Рядом с шестью кометами висело огромное солнце. Малыш пристально посмотрел в его воображаемые глаза, мысленно вопрошая не жарить так сильно, но к животрепещущей просьбе небесное светило осталось равнодушным. Невыносимая жара не сулила ничего хорошего. Вспомнились поездки на море. Он любил песчаные пляжи с пологим спуском, но здесь этого песка было настолько много, что ему, наверно, в пору было пересмотреть некоторые свои убеждения. Так что теперь он, вероятно, будет ездить только на дикие, каменные пляжи. «Похоже, придётся учиться плавать», — мелькнуло в маленькой голове. Как бы то ни было Володе больше ничего не оставалось делать, кроме как двинуться в путь.

Пока он шёл в неизвестном ему направлении, он заметил, что коварные ветра не только мгновенно заметали оставленные им следы, но и сдували близ расположенные дюны, постоянно меняя их форму. Позже он заметил, что знойная погода не истощает его. А вот, кстати, коварный ветер в очередной раз задул его ноги ненавистным песком. Маленькая рука зачерпнула горсть, и через мгновение песок обернулся стеклянной лужицей.

Когда стемнело, шесть комет, как и прежде, были на своих местах. Да и огромное солнце тоже никуда не делось. Просто небо сменило свой цвет проявив целые мириады звёзд. Пока Вовка обмозговывал фокус с горстью песка, под ногами завибрировало. Испугаться малыш не успел — он испытал знакомый прилив необъяснимой уверенности. И вот, прямо перед ним из-под земли с грацией дельфина выныривает грузовик с длиннющим прицепом. Опешив от такого появления, мальчик стоял, наблюдая, как с машины осыпается песок. Когда перед ним распахнулась пассажирская дверь, малыш пришёл в себя.

— Залазь быстрее, чтоб тебя черти дрючили! — рявкнул водитель в капитанской фуражке. — Не гоже прохлаждаться, покуда оказался за чертой.

— За чертой? В смысле? — встрепенулся малыш.

— В коромысле! — парировал водитель.

«В коромысле», — подумал Вовка. Это вполне было в духе капитана, поминавшего бесноватого небожителя в нелицеприятной компании, да и фуражка на нём была такая же. Эта мысль успокоила Володю, но ясности в происходящее не внесла. Тем не менее, малыш запрыгнул внутрь, и машина двинулась в путь.

Малыш не имел ни малейшего понятия, куда они едут. И спрашивать об этом имел желания ничуть не больше, чем понятия. Время от времени он поглядывал на водителя, его чудаковатая улыбка явно нравилась малышу. Володя с интересом рассматривал транспортное средство, работавшее, вероятно, на силе мысли. Машина была испещрена дырами вдоль и поперек. Её просвечивало буквально со всех сторон. Добрая половина железа у неё попросту отсутствовала, а прицеп так и вовсе состоял из голого каркаса, обмотанного колючей проволокой, а с верхних рам на цепях свисали кандалы. Мысленно возвращаясь к моменту появления машины из-под песчаной толщи, Вовка диву давался, что этот грузовик совершенно не был похож на те красочные машины, что в канун новогодних праздников развозили по магазинам вожделенные игрушки, обещанные взрослыми за хорошее поведение. Отойдя от этих мыслей, Владимир заметил, что капитан, очевидно, не стремился проявлять при езде хоть сколько-нибудь больше осторожности. Как следствие, железного зверя трясло так, что звон всего этого металла доносился до самых глубин ада. Это наводило на мысль, что карета прибыла именно оттуда.

— Я не знаю, чем ты ей так насолил, чтоб тебя черти дрючили. Не думаю, чтобы это было как-то связано с её возвращением из небытия, где она просидела несколько поколений.

— Из небытия? — переспросил малыш.

— Из него, родимого, чтоб тебя черти дрючили! Ты что, это же так классно! Попасть туда, значит чахнуть в забвении, ибо даже принявшая тебя когда-то Тьма — и та тебя отвергает. Бесславный конец твоей истории, чтоб тебя черти дрючили!

После короткой паузы он добавил:

— Если только ты не предложишь достойный обмен.

— А разве это так сложно?

— А, то есть тот факт, что какая-то дважды проклятая зараза хочет отправить тебя в место, откуда не возвращаются, тебя не смущает? Вообще ни разу? Ни капелюшечки? Вот она святая наивность, жизнерадостный малыш, чтоб тебя черти дрючили! Готов поспорить, что за пакет конфет ты бы кому угодно фасад демонтировал. Так вот представь себе, карданный вал тебе в горло, что ты отправил её, куда Макар телят не гонял, а она, зараза, тебя всё равно достала. Видимо, место, откуда нет возврата, сочло достойным обменять Мириаду на великого Вальдемара, а нынче — малыша Владимира.

— Да никого я никуда не отправлял!

Капитан подозрительно осмотрел своего пассажира:

— Великий барон Вальдемар фон Дарский? Это точно вы?

— Нет! — рассмеялся мальчуган.

— Ой, пардон, как неловко получилось, — машина резко затормозила, и пассажирская дверь распахнулась как по приказу. — Давай, выпрыгивай!

Вовка от удивления перестал улыбаться. Похоже, теперь можно было поговорить серьёзно. Дверь захлопнулась, и двигатель зверя снова завёлся.

— Так вот, эта самая зараза…

— Чтоб её черти дрючили? — в тон подхватил Володя.

— Много чести! Понимаешь, она поймала тебя как маленькую, беспомощную рыбёшку.

— Как? Я её даже не знаю.

— Зато она тебя знает, и, к сожалению, для тебя же, очень хорошо тебя помнит. А много ли ты знаешь киндеров, кому в твои годы снятся погони со всякими рогатыми и крылатыми? А как насчёт бесед сомнительного содержания с красноглазыми личностями? У тебя ведь были осознанные сновидения.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, вот так она тебя и нашла, — проигнорировал он прозвучавший вопрос. — Великий барон Вальдемар фон Дарский слывёт своей способностью путешествовать во сне по тонким мирам. А маленький Владимир, в которого он переродился, вдобавок ко всему, оказался ещё и нарколептиком, чтоб тебя черти дрючили. Да более лёгкой добычи в целом мире не сыщешь! Она отправляла в твои сны своих сподвижников, и, начав с ними взаимодействовать, ты дал ей обратную связь. Ведь ты с этими существами не дрался… — водитель медленно повернулся к своему пассажиру. — Ты же их и призывал, чтоб тебя черти дрючили. А она их направляла.

Откуда-то с неба послышался крик чайки. Вовке показалось, что это именно то, чего ему так не хватало, ведь если есть чайки, значит, неподалеку есть море. Долго тешить себя иллюзиями не пришлось: водила без объяснений ударил по единственной кнопке на пыльной панели, и из выхлопной трубы раздался выстрел. Пара секунд, и перед лобовым окном прошёл небольшой дождик из белого пушка. Увидев такое, маленький Вовка чуть было не впал в истерику, но капитан напомнил, что они сейчас находятся у Вовки во сне, где никогда не бывает ничего дружелюбного. Предположив, что подбитая чайка вполне могла оказаться вражеским разведчиком, капитан решил, что чёртова ведьма снова нашла их. Если бы это был стервятник — ещё можно было бы подумать, что это всё реально, но чайке в пустыне взяться было неоткуда. Этот ход наверняка был рассчитан на доверчивый ум маленького Владимира. Но капитан оказался рядом, так что возможный план ведьмы был сорван. Нога вдавила педаль газа, и на усиленных оборотах машина взревела. А малыш, успокоившись, решил вернуться к вопросам более насущным:

— А как вообще могло так произойти, что её отправили… ну туда…

— Не знаю, — водила резко посерьёзнел. — Тебе виднее, какая кошка между вами пробежала. Ты мог убить её, но делать этого не стал. Ты отправил её туда, — капитан многозначительно указал куда-то вверх. — Туда отправляют, чтобы забыть. Но скажи мне, что лучше: умереть или отправиться туда, где даже смерти нет? Говорят, ненависть поедает. Но Мириада, она нашла в себе силы. Оглянись.

Малыш резко обернулся.

— Да нет, я образно. Оглянись и посмотри что происходит. Она мало того, что выбралась, так ещё и напала на тебя. Помнишь? На корабле-то. С начала Свет от неё отрёкся, а теперь ещё и отвергнувшая её Тьма преклонилась перед ней. В общем и целом, дело дрянь, как ты уже понял. Я надеюсь, ты уже понял?!

Вовка торопливо закивал. Продолжить беседу они не смогли: перед ними выросла песчаная стена, из которой не спеша вышла женская фигура. Ночной ветер сдул слои песка, из-под которых показалась уже знакомая по прошлым приключениям ведьма. Так близко она к Вовке ещё не подбиралась. Она была укутана в чёрный саван, и лишь змеиные глаза с ледяным спокойствием взирали на Вовку, чью жизнь она пообещала взамен своей. Её взгляд велел не убегать, потому что это бесполезно. Она спокойно стояла, держа руки за спиной: пока что она давала шанс отдать ей Владимира добровольно. Капитан это понимал, и теперь думал, а всё ли он успел рассказать маленькому человечку?

— Помнишь того громилу в лабиринте? Который тебе ножницы в сердце загнал.

Малыш с удивлением посмотрел на соседа.

— Это был я, — признался водила, не сводя глаз с ведьмы. — Она тебя уже тогда искала. Мне пришлось тебя убить, чтобы ты проснулся.

Ей явно не понравилось, что капитан нарушил молчание, она не собиралась в очередной раз упускать Вовку. Её губы зашевелились. Друзья даже не пытались угадывать, что она произносит — по её выражению и без того было совершенно очевидно, что желает она отнюдь не доброго здравия.

— Помнишь мента с синими глазами, застрелившего тебя ледяными пулями у стен школы? Это тоже был я.

Путники заметили, как в этой пустыне стало ещё жарче.

— А в больнице, — поинтересовался Вовка, — где на меня близнецы охотились, был дядька, размахивавший железными верёвками…

— Да, это я бросил тебя в ров с кислотой. Но ты каким-то образом подчинил происходящее своей воле. Кислота стала водой, поэтому и пришлось верёвками отсечь голову.

Вынутые из-за спины руки показывали, как на женских пальцах уже плясали огненные языки. Капитан понимал, что удар будет направлен на него, ведь ей нужен малыш, а если его убить, он проснётся.

— И не смотри на меня как на врага революции. Я же объясняю, что к тому моменту она тебя уже искала. И не безуспешно, как ты, наверное, уже успел заметить.

Зрительная перестрелка между капитаном и дамой со змеиными глазами длилась считанные секунды. Оба думали об одном, но каждый пытался прочитать своего оппонента, как соперника по покеру. В следующее мгновение с аккуратных дамских пальчиков сорвался столб пламени. Огненный бык целился своими рогами точно по водителю, но, к сожалению для ведьмы, сидевший за рулём бес всё же успел прикрыться малышом, и тот моментально вспыхнул. Малыш горел недолго. Ведьма только и успела прошипеть, что ещё не закончила, напоследок предупредив, чтобы тот не звонил Ларисе, а с капитаном она ещё разберётся.

Глеб успел оттащить младшего брата от костра, но получить пару серьёзных ожогов малыш всё же успел. Так что вечер продолжился уже в больнице. Пока они ехали, врачи наблюдали, как малыш, в полубредовом состоянии говорил о какой-то Ларисе, а старший в это время пытался накормить брата волшебными таблетками: на случай если тот отключится, то чтобы снов хотя бы не видел. Кто знает, что ещё может произойти? Но эта попытка тоже была провалена. Всё произошло ровно как и в прошлый раз: неокрепший организм снова отверг лекарство. Или, если выражаться более точно, что-то ему в этом помогло.

Для проведения срочной операции его везли в городскую больницу. Благо, что всё это время Вовка находился не под наркозом. Его со всех сторон обкололи обезболивающим, что выиграло старшему брату немного времени. Из местного телефона-автомата, он дозвонился к маме. Да, время было позднее, но обстоятельства не терпели отлагательства. Пусть сбивчиво, но Глеб всё же поведал о событиях прошедших дней. Когда мама достучалась до лица компетентного, выяснилось, что Лариса скончалась при загадочных обстоятельствах. Так что объяснить начавшееся отторжение лекарственного средства осталось некому. О новой партии волшебных таблеток тоже пришлось забыть: препарат оказался запрещённым.

Когда забинтованный Вовка лежал в палате, он вдруг услышал знакомый голос.

— Хватит спать, когда товарищи не спят, — Лариса толкнула ногой его кровать. — Как жизнь, как здоровье? Таблетки помогают? — по бокам, из-под волос, выглядывали вымазанные кровью заклёпки. — Ну, не молчи, поговори со мной, я же всё-таки твой психиатр, — она демонстративно поправила волосы, как будто хотела, чтобы Вовка увидел спрятанные под ними ремни, державшие лицо на положенном ему месте.

Эта односторонняя беседа казалась Владимиру очень странной. Раньше, всякий раз, когда Володя приходил на приём, а происходило это отнюдь не часто, Лариса всячески стремилась не выказывать своего страха, а теперь, наоборот, сама стремилась его напугать.

— Давай, сделаем так, — продолжила она, — приходи быстренько в себя и через пять минут я жду тебя у себя в приёмной.

Как только Лариса захлопнула за собой дверь, вновь прибывший пациент медленно встал на ноги. После перенесённой операции жажда была невыносимой, но в палате не оказалось ни бутылки воды, ни даже банального умывальника. Хорошо хоть забинтованные руки не болели — видимо, заботливые доктора добротно накачали его обезболивающим. Оглядевшись по сторонам, малыш обнаружил свою кровать единственным предметом в просторной палате, рассчитанной как минимум на восьмерых. Койка странным образом располагалась посередине комнаты, чем вызывала неприятные эмоции. На фоне этого малыш даже не заметил таинственного исчезновения стула, на котором его психиатр сидел буквально только что. В ночное окно смотрела пара лысых деревьев, бедно подсвеченных уличным фонарём. Ветки покачивались из стороны в сторону, кривыми пальцами предостерегая мальчика отказаться от идеи идти на приём к психиатру тёте Ларисе. А вот обезвоженный организм, в свою очередь, настойчиво требовал животворящей влаги, поэтому ведомый первобытным инстинктом маленький человечек всё же вышел из палаты. Его движения были осторожны, но когда он отпустил дверь, она коварно захлопнулась и со стороны столовой послышался заботливый голос:

— Ложечку за Алёнушку, внучку двоюродного дяди Саши.

Эта фраза заставила Володю вздрогнуть. Всё бы ничего, если бы она не прозвучала вслед чьему-то крику. В замешательстве маленькая ладошка поелозила в поисках ручки, за которую только что держалась, но так и не нащупала, за что ухватиться. Испуганные глаза медленно повернулись: теперь это была лишь глухая стена с рисунком двери, выведенным цветными мелками. По фигурным, подстёгивающим бурное воображение сколам на стенах, малыш узнал больницу, где был постоянным клиентом: вот журавль, который всегда катал малыша, если тот слушался маму; вот дятел, кормивший орангутанга рыбой. Да уж, сколько бы Вовка ни пытался накормить эту бедную обезьяну бананами, дятел упорно продолжал давать ей рыбу. Володя снова вздрогнул: полёт воображения был прерван новым криком.

— Ложечку за Юленьку, младшую дочку троюродной сестрёнки Наташеньки.

«Младшую дочку троюродной сестрёнки?» — подумал Володя.

Дважды загнув пальцы на обеих ладошках, и что-то пересчитав, Володя вдруг понял, что жуть наводит даже не сочетание крика с заботливым голосом, а скорее глубина родословной, до которой они уже дошли, поскольку все такие ложечки всегда начинаются с «мамы» и «папы». Даже маленький Вовка понял: что бы там ни происходило — это длится уже долго. Так же ему показалось странным, что где-то на середине тётя Лариса икнула, и фраза была закончена уже другим голосом, который всё равно показался Вовке очень знакомым.

Пока маленькие ножки шагали к столовой, по сторонам неторопливо проплывали расстеленные койки с мятыми простынями, и облезлые деревянные тумбочки со стоявшими на них игрушками. Вовка поймал себя на мысли, что с превеликим удовольствием присвоил бы себе что-нибудь, но мама учила не брать без разрешения. Снова крик, снова голос предлагает почтить очередной ложечкой какого-то дальнего родственника. Услышав новое имя, Володя побледнел: он понял, что знает всех этих людей. С каждым новым шагом второй голос становился всё ближе и громче, и стоит отметить, что он был знаком до боли в зубах, и уже копошился в подкорке мозга, намереваясь извлечь наружу имя его обладателя.

Наконец Вовка проник в столовую с робким «здрасти» поприветствовавшим присутствующих, коих было двое. Здесь на стуле восседала человеческая фигура… во всяком случае сохранившиеся очертания пока ещё ассоциировались с человеческими. Его как будто специально посадили лицом ко входу, чтобы в нём сразу можно было узнать дорогого друга, лидера и духовного наставника, имевшего привычку носить капитанскую фуражку. На теле тут и там были бреши: Володя сразу вспомнил избитый грузовик, просвечивавшийся со всех сторон. Разница между ними была лишь в том, что машина не кровоточила. Хотя крутившаяся вокруг него персона в белом халате более чем старательно вытирала салфетками следы своего вмешательства. И вот рука снова потянулась к подносу. Блестящие железки отнюдь не были похожи на медицинские инструменты. В этих явно старых приборах с фигурной резьбой, Володя узнал обыкновенный кухонный нож с не менее обыкновенной кухонной вилкой, которыми он привык разделываться со столь ненавистными ему котлетами.

Фигура в белом халате бесцеремонно срезала с руки сидевшего на стуле небольшой кусок мяса. Снова раздался знакомый крик и в рот отправилась очередная «ложечка». Капитан поедал себя более чем покорно, а фигура, одетая в белый халат, помогала ему в этом, стоит сказать, проявляя заботу, которой можно было только завидовать.

— У меня обед! — рявкнула девушка меняющимся голосом. — А, это ты, мой маленький. Уже пришёл в чувство?

Она, не глядя, швырнула что-то в сторону малыша, и к Володиным ногам упало обтянутое ремнями клёпаное лицо — последнее напоминание о тёте Ларисе, и вместе с ним ещё что-то маленькое. Взгляд капитана был отрешённым. Он всё понимал, но сделать ничего не мог. Его воля была полностью подавлена. Он играл в ведьмину игру по её правилам. Она же, как ни странно, даже не собиралась использовать капитана против маленького Вовки — она только хотела, чтобы малыш осознал свою беспомощность перед её Силой. А чтобы мальчик окончательно убедился в её превосходстве, она заботливо вложила столовые приборы капитану в руки, сопроводив это строгим «пока всё не съешь — из-за стола не выйдешь».

— А ты иди сюда.

Малыш слегка попятился.

— Не бойся, глупый. Как ты не стал меня убивать, так и я тебя убивать не буду. И хоть мне очень хочется это сделать, ты нужен мне живым. Мы просто поменяемся местами, и только.

Вовка остался с ней один на один, и перспектива отправиться в небытие не прельщала его вообще ни разу. Из всех разговоров с капитаном он уже понимал, что сложившиеся обстоятельства предполагали только один выход из положения. Однако, на капитана рассчитывать больше не приходилось — подчинённый воле этой ведьмы он копошился вилкой в своём животе, поедая себя уже самостоятельно, без её помощи.

Володя схватил с ближайшего стола гранёный стакан, и что было дури шлёпнул его об пол. Подобрав осколок подходящих размеров он быстро распорол бинты на руках, а после — принялся и за сами руки, благо что эффект обезболивающего ещё не прошёл. Раны обезвоженного организма кровоточили не так резво, как хотелось бы, но руки больше не слушались малыша. Видимо в порыве как можно скорее испустить дух, он резанул слишком глубоко, задев что-то лишнее. Подумать только. Маленький Володя, берущий от жизни всё, выжимающий максимум из каждого дня проведённого с друзьями и родственниками, в эту самую секунду жаждал смерти больше всего на свете. Как ни странно, ведьма не торопилась предпринимать какие-то действия. Она чего-то ждала. В маленькой голове возникла пугающая мысль о том, что столь радикальные меры сыграли ей только на руку.

— Ты меня никогда не слушал, великий барон Вальдемар фон Дарский. Ты никогда меня не слушал. Я говорила не звонить Ларисе. Ты меня не послушал, вот ей и пришлось срезать с себя лицо маникюрными ножницами под моим, разумеется, чутким руководством.

— Великий барон не хочет стареть, — внезапно сменила она тему, — и, чтобы каждые пятьдесят лет убивать себя, и возрождаться в другом теле, забрал у меня камень Мириады. У меня! Родной сестры, Мириады фон Дарской! Которую сам же и склонил к тёмной стороне! Ты помнишь это? Нет. Ты отправил меня в небытие, чтобы забыть обо мне, чтобы я не мешала, но лучше бы убил. Там моя ненависть росла, и Сила моя лишь крепчала. А ты, — она посмотрела на кровоточащие руки Владимира, — снова пытаешься удрать.

Теряя силы, малыш побледнел, ноги подкосились. Он почувствовал сильную тошноту и холод. Теперь змея начала что-то нашёптывать. В меру своих сил Володя начал оглядываться, но вокруг ничего не происходило. Его глаза опустились на маленькие ручки, и увидели, как большие раны начали затягиваться. Раны затягивались, но руки по-прежнему не слушались. Мириада его не лечила, она делала что-то другое. Её шаг был твёрд, а взгляд преисполнен уверенности. Она не торопилась. Приближаясь, она продолжала что-то шептать. Володя почувствовал лёгкость, как будто начал взлетать, и лишь теперь ведьмин шёпот странным образом стал понятен: она что-то говорила о Тьме, жертве и обмене. Подойдя к малышу, и взяв его за руки, она подавила его последние потуги к сопротивлению. Её взгляд был нежен, а улыбка мила. Оба понимали, что ситуация безвыходная. Мириада заботливо показала Володе, как безобразные раны на его руках исчезли, не оставив и следа.

— Прости, мой сладкий, не в этот раз, — только и прошептала она.

По крохотным венам что-то побежало. Расползавшаяся под белоснежной кожей чёрная паутина быстро укутала детское тельце, залила глаза, и даже изменила цвет волос. Малыш рассыпался в прах без лишних, что называется, подробностей, прямо под ноги этой змее. Жизнерадостному малышу Владимиру было совсем не больно, но буквально через несколько секунд великий барон Вальдемар фон Дарский познает невыносимую боль. Боль не смерти, но забвения. Эта мысль радовала Мириаду. Теперь, когда пепел развеялся, единственным напоминанием о Вовке стали лишь небольшая лужица крови, да пара рваных бинтов. Ведьма вышла из столовой, и из двери напротив вылетела медсестра, столкнулась с ней лбом, и побежала дальше по своим делам, бросив в след мимолётное «извините». В этот момент Мириада поняла, что всё же вернулась. Вернулась из места, откуда нет возврата, где маленький Вовка занял её место.

Ноябрь 2017 г.

Пари

Кристина шла медленно, она волновалась. И хочется пуститься в бег, но нельзя — могут услышать. Предпочтение к чёрной одежде едва ли сослужит ей этой ночью хорошую службу: всё из-за выпавшего снега, будь ему не ладно. Главное, чтобы многочисленные ремни не выдали её в самый ответственный момент. Да, к сожалению, сегодня её интересы играли против неё. Но, подумав, можно предположить, что, если и попадётся свидетель в лице сторожа, он может счесть случайный блик от пряжки за отражение лунного света в табличке какого-нибудь надгробия.

Ночь была тихой и спокойной, хотя вряд ли для кладбища это можно назвать редкостью. Безветренная погода и морозный воздух создавали впечатление внезапно остановившегося времени и неповторимую атмосферу безмятежности. Бледный свет луны удачно дополнял созданную матушкой природой утопию, извлекая из-под объятий ночи могильные поля.

Кристина шла осторожно, мысленно подгоняя себя. Она смотрела строго вперёд и старалась не оглядываться. Ей не хотелось увидеть лишнего. Её руки дрожали не от холода — девушка очень нервничала, ведь была здесь впервые.

Местная флора не переставала играть светом, тут и там возникали тени всех форм и размеров. В причудливых сплетениях острых теней от голых веток виднелись звериные оскалы и длинные лапы, тянущиеся к девушке, чуя в ней добычу.

И только хруст снега под ногами успокаивал, тонко намекая, что скоро всё закончится.

Пройдя, казалось, невероятно долгий путь, она поняла, что передохнуть просто необходимо, как бы жутко здесь не было. А вот, как по заказу, неподалёку показалась освещённая фонарём скамейка. Сверля её взглядом, как заветный пьедестал, Кристина с трепетом села и позволила себе закрыть глаза. Девушка мысленно погрузилась в своё прошлое в попытке повыдёргивать из чертогов разума хоть сколько-нибудь светлые воспоминания.

— С первым снегом, — послышался сзади негромкий голос.

От неожиданности Кристина резко обернулась, едва сдержав вскрик.

— С первым снегом, говорю, — повторили всё так же ровно и спокойно.

— А чего это вы сзади подкрадываетесь? Вы меня напугали, — воскликнула Кристина, — не подходите, или я закричу. Сторож придёт…

— Мне кажется, ночную тишину не стоит резать криком, — протянул незнакомец. — Или вы так не считаете?

По внешнему виду мужчины было видно, что их с Кристиной вкусы к одежде решительно сходятся. Ей сразу бросился в глаза поблёскивающий в правой руке небольшой предмет, а вместе с ним, и круглые очки, ярко светившиеся на фоне строгого силуэта. Кем бы он ни был, но он предстал перед ней среди расцветающих буйным цветом деревьев на фоне каменных крестов. Как театрально. Кристина даже подумала, будто заранее всё подготовил.

— И сторож, — добавил он, — о котором вы упомянули, уже здесь.

— Как здесь? Я тут уже давно, и я никого не видела, — дрожащим голосом сказала Кристина.

— Как же? — иронично вопросил незнакомец. — А с кем же вы тогда разговариваете?

— С вами, но вы на сторожа решительно не похожи.

— Возможно, мою одежду и нельзя назвать униформой, но, находясь здесь, я именно этим и занимаюсь — я охраняю… или сторожу, если вам угодно.

— И давно сторожи стали так одеваться?

— Зная, к кому я иду, я хотел соответствовать. Я такой же, как ты.

— Это что ещё за грязные намёки? Я не имею к готам никакого отношения, а интерес к чёрной одежде ещё ни о чём не говорит. Что это за классификация по цвету одежды? Я буду жаловаться, увидимся в суде.

«Началось, — подумала она, — вот я снова начинаю отшучиваться от страха».

— И ведь согласитесь: увидев меня в форме, вы опрометью пустились бы наутёк. А шуметь здесь, да ещё и ночью, не стоит.

Не сводя с незнакомца глаз, она медленно встала, и наугад бросила пробный камень:

— Боитесь мёртвых разбудить?

— О, милая леди, хочу вас заверить: мёртвых бояться не надо. Бояться надо живых.

— А вас мне стоит бояться? Что у вас там, в руке, блестит?

— А, это? — фальшиво удивился незнакомец, будто впервые видит этот предмет. — Это подарок Кроноса. Помогает скоротать время, когда оно тянется неприлично медленно. Здесь такое бывает.

— Шутить изволите? Очень остроумно. — Скептично отметила девушка.

— А что у вас в карманах, милая леди?

— В смысле?

— Меня интересует покой моих подопечных. Ведь приходила тут одна с Пером Феникса в кармане, поднять хотела нескольких. Знаете, талисман такой есть. Не просто мёртвых воскрешает — даже из праха поднимает.

— Опять шутите, молодой человек? У меня в карманах только кулаки, и, уверяю, бьют они очень сильно и больно. Дайте только повод, и я не постесняюсь ими воспользоваться.

— Ни в коем случае. Если только вы не пришли сюда разворовывать могилы или каким-либо иным способом тревожить усопших.

— Нет, что вы, у меня и в мыслях не было делать что-то противоправное. Я здесь совсем для другого.

— Вот и славно, вот и разобрались. Значит, никто никому не собирается вредить, — удовлетворённо заключил он.

Успокоившись, Кристина посмотрела на дорогу, исчезавшую где-то вдалеке. Девушка пыталась оценить, сколько ей ещё предстоит пройти, но это оказалось выше её сил.

— Какими бы ни были ваши намерения, — продолжил сторож, — я всё же обязуюсь выпроводить вас из этого места.

— За меня не переживайте…

— Не о вас пекусь, — отрезал собеседник, — но об усопших.

— Ах, да! Мёртвых бояться не надо, бояться надо живых.

— Именно так, — согласился он.

Незнакомец вышел на свет фонаря и пригласительным жестом указал вдоль дороги. Обратив внимание на поблёскивавший в руке предмет, Кристина обнаружила его обыкновенной серебристой монетой, ловко перекатывавшейся между пальцами. Длинные чёрные волосы и блестящие под луной очки не дали Кристине разглядеть лица. Такая киношная внешность, если не привела её в восторг, то впечатление произвела самое положительное. Кристина даже прониклась некоторым доверием к своему собеседнику.

— Объясню, как мы будем двигаться: я иду в ногу с вами, вы ко мне не прикасаетесь. Вам это ни к чему, и вы на меня не смотрите — всё равно ничего интересного вы на мне не увидите.

Кристина подозрительно прищурилась.

— А вы, однако, шустры, господин хороший. Мы едва знакомы, а вы уже права качаете. А как на счёт обязанностей? Ведь я даже имени вашего не знаю.

— В свою очередь я обещаю не тронуть вас даже пальцем.

— А под руку возьмёте? — позволила себе съехидничать Кристина.

— Не трону даже пальцем, — твёрдо повторил он.

— Что же, с такими условиями я согласна, — вздохнула Кристина. И добавила: — И сегодня было бы уместнее сказать «с внеплановым снегом».

— В каком смысле?

— Наш разговор начался с фразы: «С первым снегом». Где вы видели первый снег весной?

— Здесь любой снег первый.

Мужчина шёл рядом с Кристиной. Его шаги были абсолютно неслышны. А может она просто не обращала на это внимания? Ей ведь всё равно хотелось поскорей уйти из этого места — оно угнетало в большей степени, чем Кристина рассчитывала. Но на что она рассчитывала от первого в своей жизни визита на ночное кладбище?

Теперь она не одна, так что моральные тиски были немного ослаблены — девушка перестала гадать, сколько осталось до конца пути, перестала безответно уповать на рассвет, что наступит неизвестно когда, перестала считать шаги. Теперь она думала о том, как разговорить своего нового спутника, чтобы, хоть слыша его голос, иметь возможность контролировать его поведение, и, возможно, свою безопасность, ведь, несмотря на возникшую искру доверия, инстинкт самосохранения продолжал держать руку над красной кнопкой.

— А вам в очках нормально видно? Ночью-то.

— Ваш сарказм понятен, милая леди, но лучше вам моих глаз не видеть.

— А что с ними? — осторожно спросила девушка.

— Влюбитесь, забыть не сможете.

— Шутить изволите?

Мужчина не относился к числу шутников, но каждый раз, когда он уходил от ненужного вопроса, не желая того он только разжигал интригу у своей собеседницы. Поэтому старался отводить глаза как можно аккуратнее.

Кристина попробовала бросить ещё один пробный камень:

— Чем это вы жонглируете?

— Я же говорил — подарок Кроноса. Помогает скоротать время, когда оно тянется ну о-о-о-очень ме-е-е-д-ле-е-е-н-но. Когда она вращается, время ускоряет свой шаг.

— Опять шутите? — девушка была явно разочарована. Серьёзных ответов от своего нового спутника она так и не дождётся, поэтому единственно правильным решением на данный момент она предпочла помолчать.

Луна то и дело играла в прятки, ныряя в тучи. Когда же она снова появлялась, каменные ангелы будто расправляли свои крылья, воздавая почести ночной королеве. В её лучах всё приобретало таинственный лоск, который не может существовать при свете дня. Тени деревьев жадно тянулись к силуэтам спутников, но как бы они ни старались, Кристина с незнакомцем уверенно преодолевали один пролёт за другим.

Кристина снова заговорила:

— Раз уж вы вызвались выпроводить меня, может, озвучите своё имя?

Кристина почувствовала, что сторож улыбнулся.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства и ваши интересы, как вариант, можете называть меня… — на секунду он фальшиво задумался — …например, Вергилием.

— Зашибись! — Иронично констатировала Кристина. — Теперь у меня есть персональный проводник по Царству мёртвых.

«По Царству мёртвых…» — эхом отозвалось у неё в голове.

«Стоп! — внутри девушки всё встрепенулось. — Как такое может быть? Как по царству мёртвых? Я же ещё не умерла!»

— Вергилий, а как вы можете быть моим провожатым по царству мёртвых, если я ещё жива?

Его улыбка переросла в смех:

— Как вас зовут, милая леди?

От неожиданности его подопечная ответила машинально:

— Кристина…

— Милая Кристина, — обратился он иронично, — а где же, по-вашему, вы сейчас находитесь, как не в этом самом царстве?

На удивление этот вопрос был задан с такой харизмой, с таким раскатом, что, казалось, его услышали даже те, кто находится глубоко под землёй.

— Признаться честно, я представляла себе это самое царство несколько иначе.

— Вот как? И каким же оно должно было быть в вашем представлении?

Задумавшись, в поисках подсказки, Кристина посмотрела на небо. Неожиданно для себя она стала свидетелем того, как ночной небосвод несколько раз поменялся в оттенке.

«Как так?» — Подумала девушка. Собравшись с мыслями, она приготовилась удовлетворить интерес своего собеседника и даже слегка приукрасила свою точку зрения интерпретацией только что увиденного.

— Ну, это обязательно беспорядочный ход времени и орды неприкаянных душ, стенающих в вечном поиске.

Вергилий задумался

— Какое-то у вас жестокое представление об условиях обитания тех, кто и без того прошёл непростое испытание земной жизнью, — молвил он. — Теперь я понимаю, почему люди боятся умирать.

— Было, — парировала Кристина.

— В каком смысле?

— В таком смысле, Вергилий, что вы сами только что в пух и перья разбили это представление своей серой и пресной правдой, теперь-то я действительно понимаю, что они меня не тронут.

— Главное, чтобы вы их не тронули!

— Смею напомнить…

— Кстати! — прервал её Вергилий. — Вы говорили, что пришли сюда совсем для другого. Так позвольте осведомиться, для чего же? С какой целью столь миловидная Кристина пришла на кладбище ночью одна? — мужчина специально насмехался над её попытками обмануть его.

Поняв, что скрывать свою глупость больше нет смысла, девушка набралась смелости и раскрыла карты:

— С подругами поспорила, что пройду ночью через кладбище и останусь живой, — и виновато покосилась в сторону своего спутника.

— Это они поставили такое условие или вы сами предложили? — поинтересовался Вергилий с нескрываемым интересом.

Кристина снова почувствовала знакомую улыбку, только теперь она была немного другая, как будто её собеседник затеял какую-то игру. У неё возникло впечатление, будто она, сама того не подозревая, выдала какую-то тайну и теперь он знает то, о чём сама Кристина ещё даже не подозревает. На мгновение Вергилий предстал в её воображении сумасшедшим кукловодом, в чьей власти теперь неистово злорадствуя дёргать свою жертву за едва заметные нити. И именно сейчас Кристине казалось, что, проявив такой живой интерес, Вергилий обрёл над ней пусть незначительную, но власть.

— Они, — всё так же виновато отозвалась Кристина. — Это их условие.

— Вздор! — парировал Вергилий. — Ваши подруги не верят ни в духов, ни в привидения, иначе бы им не нужны были никакие доказательства. Здесь что-то другое.

Помолчав, сторож добавил:

— Это вы пытались что-то им доказать, а они, как нынче выражаются, взяли вас на понт.

Услышанное вызвало у Кристины весьма смешанное чувство: тяжесть в груди, которая обычно возникает от обиды и безысходности, когда твою тайну так легко разоблачают на ровном месте, не оставляя шанса для реванша. Глупая девчонка, ещё ничего толком не рассказала, а её уже почти раскусили. Вот так просто. Почти не прикладывая усилий. Однако Кристина всё же предприняла попытку защититься:

— Вы слишком низкого мнения о моих подругах.

— А ваши подруги слишком низкого мнения о вас.

Последняя реплика была сказана настолько непринуждённо, что перед глазами девушки загорелось красное табло с надписью: «Твой ход».

— Вы не можете так говорить, вы их не знаете!

— Ох, я знаю их лучше вас.

— Как вы можете знать их лучше меня, если я о них ничего не рассказывала?

Вергилий громогласно рассмеялся.

— Вы уже сказали больше, чем хотели! Отпираться больше нет смысла! Признайтесь, Кристина, вас просто хотели слить!

— Они не могли так поступить!

— И, тем не менее, они так поступили! — веселился сторож. — Иначе какие друзья условием победы определяют факт выживания?

— Зачем им это надо было?

— Вопрос в том, зачем это вам надо?

— Причём тут я? Это они поставили условие!

— Спор был спровоцирован вами! Что вы пытались им доказать?

— Ничего.

— Что?

— Ничего!

— Ой ли?

Он не собирался отступать, и Кристина это поняла. А ещё она поняла, что у неё больше не осталось сил упорствовать. Вергилий, можно сказать, задел её за живое. Безусловно, он не преследовал намерения вывернуть Кристину наизнанку. Просто, как стражу Царства мёртвых ему было важно понять истинную причину её визита. За годы, что он провёл в этих местах, ему ещё ни разу не попадались ночные посетители, кроме, разве что, вредителей. Кристина явно не была похожа на вредительницу, Вергилий понял это сразу — не по внешности, но по манерам. Ни один адекватный человек в здравом уме не пойдёт ночью на кладбище, для этого нужная какая-то мотивация, и Кристина этой мотивацией располагала. Но здесь было что-то ещё, что-то, чего она сама до конца не понимала, а если и понимала — то упорно отрицала, потому что истинная причина скрывалась намного глубже спора с подругами.

— Не боюсь, — раздался робкий шёпот.

— Простите? — переспросил Вергилий.

— Не боюсь! — повторила она в голос. — Я хотела доказать подругам, что не боюсь нечисти. А где у нас вся нечисть? Правильно, на кладбище.

И вспомнив о разрыве шаблона с царством мёртвых, добавила:

— По крайней мере, у людей так принято.

Дзынь!

Раздался звон, тонкой нитью разрезавший ночную тишину и несколько стоявших поодаль гранитных монолитов, развалившихся с глухим треском — это Вергилий от удивления выронил свою монету, которая, ударившись о камень под ногами, упала на снежное покрывало. Сердце Кристины замерло:

— Что это был за треск?

— Я же просил не тревожить усопших! Вы на меня дурно влияете. Идёмте скорее!

Подобрав монету, Вергилий начал подгонять свою спутницу. Глупая девчонка даже не заметила, что там, где упала монета, снег ни капли не примялся. А сторож тем временем размышлял над услышанным. Ещё минуту назад он был решительно убеждён, что нечистью являются сами люди. Иначе откуда тогда появляются такие вредители, как ведьмы и колдуны? Он имел в виду не тех ведьм, которые живут в избушках, летают на мётлах и крадут детей, нет! Тех, кто имеет силу влиять на человеческую жизнь.

— Так как вы сказали, — переспросил Вергилий, — что вся нечисть обитает на кладбище?

— В народе так принято считать, — пояснила Кристина.

Вергилий изначально знал, что правильно понял всё рассказанное гостьей, и даже то, чего она не говорила, но хотела сказать, и пытался донести до неё какую-то мысль.

— А что вы изволите называть нечистью?

— Ведьмы, колдуны, монстры, демоны, призраки.

На всякий случай, девушка пояснила:

— Они же обычно на кладбищах устраивают свои сборища и шабаши.

— И как? — засмеялся Вергилий. — Много демонов вы тут видите? Много ль призраков блуждает меж крестов и обелисков?

Засмотревшись на сидящего неподалёку ангела, застывшего в молитве, девушка даже не обратила внимания, что смех её спутника отличался от того, который она привыкла слышать — он звучал как будто у неё в голове. Но мысли её были не здесь, ей было интересно, о чём просит каменный небожитель, но ещё больше интересовало, у кого.

Успокоившись, он продолжил:

— А если говорить не о кладбищах, а о повседневной жизни, то как же ясновидящие с гадалками?

— Ой, этим шарлатанам уже давно никто не верит, — махнула рукой девушка.

— Странные вы, люди, — протянул задумчивый голос. — Верите всяким сказкам, отрицая реальную силу тех, кто живёт рядом с вами. С этим миром что-то не так… — последнее было сказано явно с досадой.

Лёгкий ветерок подул с востока. Вергилий сделал глубокий вдох, и поторопил свою спутницу:

— Идёмте скорей, вам уже немного осталось, да и рассвет уж совсем близок.

Эти слова взбодрили Кристину. Она и не заметила страшного посыла в его словах.

Пройдя ещё немного, спутники, наконец, вышли на финишную прямую.

— До ворот рукой подать. Без меня, надеюсь, дойдёте?

— Знаете, Вергилий, а вы были правы. Мёртвых не стоит бояться, они ведь больше ничего не сделают. Это живые обманывают, убивают и ломают жизни. А вы такой интеллигентный и вежливый…

— О нет, Кристина. Я совсем не такой. Вы бы это поняли, знай вы меня при жизни.

От удивления Кристина обернулась, но никого не увидела, и через секунду была ослеплена первыми лучами утреннего солнца. Свет становился всё ярче, и в какой-то момент начали прорезаться голоса:

…в сознании…

…состояние не стабильное…

…пульс слабый…

…фибрилля…

…разряд…

…разряд…

…её теряем…

…разряд…

…разряд…

Темнота…

Внезапно перед Кристиной возник уже знакомый силуэт.

— Вергилий? Как вы здесь оказались?

— Вопрос в том, Кристина, — он указал под ноги своей знакомой, — как сюда попали вы?

От удивления, что её поступь не оставляет на снегу следов, девушка взвизгнула и в тот же миг осеклась:

— Ой! Простите. Вы же просили не тревожить усопших.

— Видите ли. Когда упала моя монета… в общем, не знаю, как вы этого не почувствовали, но вас тоже задело.

Сторож расплылся в приветливой улыбке, и, приспустив круглые очки, подмигнул мёртвыми глазами.

Октябрь 2014г.

Беседа со Зверем

— «Застыли каменные стены подземелья. Слышны повсюду крики ужаса и плач»[1]. Обожаю эти строки. Хотя, к делу они не имеют никакого отношения, — помотал головой хозяин дома, в подвале которого вот уже который час велась пытка исповедью.

— Ну, посмотри. Какое тут, к чёрту, подземелье? Вполне себе культурный подвал. Не стерильно, конечно, но чем богаты…

Прислушавшись к писку, доносившемуся откуда-то из-за стен, молодой человек довольно вздохнул. Он уже давно перестал наводить здесь присущий своей педантичности порядок. И причина тому была столь же проста, как и необычна: глядя на съеденный грибком кафель, хозяин дома тешил себя мыслью, что в этих стенах осталось ещё хоть что-то живое. Где-то в стороне лежала выпотрошенная сумка с разбросанными поблизости вещами. В числе прочего были там и документы привязанного к стулу гостя. Однако знакомиться с ним молодой человек не торопился — он был уверен, вот что-что, а имя собеседнику больше не понадобится. Таким образом, Зверь, сменивший тысячи имён, тоже решил хотя бы на сегодня забыть, что и у него когда-то было своё имя, данное при первом рождении.

Вот так молодой человек и проводил этот дивный вечер, или ночь… или что там сейчас было снаружи, на равных со своим гостем.

— Как там ещё раз?

Ответа не последовало. Парень закрыл глаза:

— «Слышны повсюду крики ужаса и плач». Ну, и? Видишь здесь хоть одного узника, который бы кричал и плакал, умолял бы отпустить?

Он осмотрелся по сторонам.

— Не-е-ет… не видишь. — Протянул он, медленно поворачиваясь к своему гостю. — И не видишь не потому, что твои глаза давно высохли. А потому, что вы, люди, вообще не способны ничего видеть!

Он потянулся, подчеркнув своё худощавое телосложение, и принялся, шаркающей походкой размышляющего человека, наматывать круги вокруг сидевшего перед ним куска мяса. Его взгляд пробежал по сумке, и он вспомнил о лежавших в ней документах.

— Ты извини, я не представился. Меня за всю жизнь как только не называли. Это пришлось как раз на период всенародных преследований. Тогда, одержимый идеей раствориться в толпе, я уподобился людям. И, несмотря на это, — молодой человек снова посмотрел на своего собеседника, — некоторые, из числа самых смелых, продолжали преследовать меня. Но видишь, даже не смотря на всю свою смелость, все они в итоге отправлялись кормить червей.

Парень поставил напротив своего пациента стоявший поблизости стул. Сев на него задом наперёд, молодой человек сложил руки на спинке и тяжело вздохнул:

— Как меня называли, это мелочи. Как меня пытались убить! Вот это мрачное дело. Было сошёлся в поединке с одним охотником, и думаю, мол, сейчас одним упырём станет больше, чтоб знали, неразумные, с кем связались. Схватил его, уже клыки выдвинул. Только челюсти сомкнул — зубы мои и сломались. Оказалось, он зашил под кожу тонкий кусок серебряной кольчуги и замаскировал её татуировкой. Справедливости ради отмечу, я оценил такую изобретательность. Однако роль упыря, безусловно, новую для себя, он всё же примерил.

Молодой человек рассмеялся, и на мгновение даже почувствовал себя немного нелепо. Он как будто хвастался каким-то мелким хулиганством, которого при ином раскладе стыдился бы всю жизнь.

— Был, к примеру, один чудак… — парень подскочил и переместился к стене. — Пытался победить меня чесноком. Это был, наверно, самый забавный случай в моей практике. Ну, представь! Сижу в трактире поздним вечером…

Осёкшись, он посмотрел на своего слушателя:

— Что ты там сказал? А-а, «в пустом трактире за столом сидел я молча»[2]? Да, именно так. Так вот, сижу, культурно отдыхаю, и тут на тебе: заваливается местный поп. Рожа красная, борода всклокочена, глазища того и глядишь выпадут. Чеснока навешал на себя, сколько царские персоны драгоценностей не носили. Это чудо в перьях подбегает ко мне и заявляет: «Именем Господа нашего Иисуса Христа приказываю тебе: изыди, дьявольское отродье, в геенну огненную, где слышен скрежет зубов и плач!» И чесноком своим прямо под нос мне тычет.

Молодой человек снова переместился на стул, в нём закипел азарт.

— Истинно, истинно говорю тебе, я от такого заявления чуть было дар речи не потерял. И отвечаю: «Не, папаша, я домой не вернусь…» И возвращаюсь к своему стакану. Наступило какое-то неловкое молчание, однако чувствую, запах чеснока не проходит. Поворачиваюсь, а он как стоял передо мной, так и стоит, только уже бледный и пот в три ручья льётся. Говорю ему: «Ты хорошо чесноком вооружился, беги, пока я из тебя жаркое ни сделал». При этом говорю максимально издевательским тоном, чтобы донести до бедолаги всю нелепость происходящего. Я тут, видишь ли, шутки с ним шучу, считай, второй шанс ему дарю. А он что? Заявляет, мол, бойся меня, да ещё слюнями брызжет во все стороны.

Задумавшись, молодой человек уставился в потолок:

— Даже не знаю, на что он рассчитывал с этими пряными бусами. Наверное, хотел завонять меня до смерти? Как думаешь?

Отведя взгляд, болтун замолк. В подвале воцарилась тишина.

— Ещё бывало, нальют в вино святой воды, а я мучайся потом. Вот представь себе, опрокидываешь ты бокал, чтобы глотнуть замечательного, ароматного вина… даже несмотря на то, что с годами перестаёшь чувствовать запахи и вкусы — как вдруг оно обжигает тебе рот и начинает просто плавить тебя. Попробуй выпить стакан горящего напалма — поймёшь, о чём я.

С задумчивым видом парень встал со стула и начал ходить из стороны в сторону.

— Именно, напалма. Не кислоты. Кислоту можно нейтрализовать, напалм нельзя. Он будет плавить тебя, пока сам не выгорит — очень подходящая аналогия со святой водой. Эх, смутные были времена. Они настали, когда епископ крупно проигрался мне в карты. О тех двух, что в тот вечер были с нами, уже к утру никто не вспомнил. А через день на всех столбах висели мои портреты с заголовком «разыскивается живым или мёртвым». И что интересно — смельчаков хватало. Многие ради денег были готовы бросить вызов Зверю. Были. Понимаешь?

Собеседник, как и прежде, скромно промолчал в ответ, а хождения из стороны в сторону продолжались.

— И вот, после всех предпринятых попыток поймать меня, когда местные органы осознали свою беспомощность, розыск был прекращён. А вот епископ не успокоился. Объятый гневом, он захотел показать, кто на этих землях есть власть, и натравил на меня своих личных головорезов.

Прочитав немой вопрос на каменном лице своего собеседника, молодой человек пояснил:

— А чему тут удивляться? Дядя просто посулил им в собственность девок из публичных домов столицы. Вот так они и пошли на это дело. Да не с пустыми руками пошли — взяли с собой ведьму, оставленную «на потом» после очередного рейда. Она была нужна только, чтобы загнать меня, и она с этим справилась. Так вот, очнулся я, лёжа на полу. Оказался я в зеркальном кубе. И был я в замешательстве оттого, что ничего не происходило. И я ждал.

Парень снова приземлился на свой стул. Схватил своего пациента за воротник, и пристально посмотрел в глаза. Если там когда-то и горели искры жизни, то они уже давно погасли.

— Я встал на ноги, — голос его был мягок и безмятежен. — Стоял, взирая в пустоту. Я позволил себе полёт мысли в те бездонные глубины, что открылись предо мною вереницами зеркал. Туда, где всё заканчивается, туда, где ничего нет. Где только ты и пустота. Она давит своим величием, но тебя это не пугает. Становится всё равно. Прошлое теряет свою значимость, грядущее становится безразличным. Перед глазами начинают возникать воспоминания, одно за другим, и сводят тебя с ума. Настолько медленно, что привычное понятие о времени теряет свой смысл, ибо здесь вечность становится твоим судьёй. И ты уже не можешь солгать: при любой попытке смухлевать вечность содрогается и взрывает твоё сознание. Необузданная сила воспоминаний обрушивается на тебя диким ураганом, который не способно усмирить никакое влияние. Бесконечный крик начинает довлеть над твоим разумом, и он бьётся в агонии, как растерзанный ягнёнок. И лишь после этого до тебя вдруг доходит, что не ты смотришь в бездну, а бездна смотрит в тебя. Я думал, на меня снизошло какое-то просветление, но, придя в себя, я обнаружил, что эти гении открыли затворки на стенах, чтобы пустить в мою темницу первые лучи восходящего солнца.

Отпустив собеседника, парень развернул стул и сел, откинувшись на спинку.

— Весьма находчиво: сделать зеркальный усилитель солнца — настоящий крематорий. Давай, не будем забывать, что солнце — это венец Божьего творения. Все привыкли думать, что это человек, но, увы, им всегда было солнце. Что? Протеиновая кукла со мной не согласна? — парень толкнул ногой своего гостя. — Ну, попробуй прожить без тепла и света, я посмотрю, как ты запоёшь. Из нас двоих только я могу жить в темноте и холоде, ведь я изобретён дьяволом. Понимаешь? Сам факт моего существования — насмешка над Всевышним. Поэтому мой изобретатель дал мне некоторые привилегии супротив наложенных Творцом ограничений.

Наступила тишина. Он в очередной раз наткнулся на мысль, которая уже давно не давала ему покоя. Искрящий взгляд неутомимого оратора померк, и в звенящей тишине прозвучал поникший голос:

— Привилегии, что в большинстве своём больше походят на способности к выживанию и охоте.

Слово «охота» задело в молодом человеке его звериные инстинкты, вернувшие голосу живых красок:

— Каратели заточили меня в зеркальную комнату. На рассвете. Что ж, верховный жрец не даст соврать: я этого не хотел, но они заставили меня прибегнуть к одной из упомянутых привилегий.

Несколько парящих шагов в сторону перенесли молодого человека к столу с инструментами. Проведя рукой по внушительному арсеналу блестящих железок, длинные пальцы выхватили случайный предмет. Им оказался застывший на уровне глаз большой нож с крупными зубьями. Жутко было даже представить, какие куски мяса эти зубья способны вырывать. Однако счастливый обладатель длинных пальцев даже не собирался пускать его в ход, ибо своими когтями мог без особых усилий делать ровно то же самое, и даже большее. Он просто смотрел на отражение своего пленника, продолжая рассказывать свою душещипательную историю.

— Мне надо было разведать обстановку, оценить силы сторон. И я проник в зазеркалье. На скорости животных рефлексов я прогулялся по ту сторону, и, исходя из увиденного, понял, что нахожусь в резиденции Его Преосвященства. Ведь он был единственным во всей округе, чьи многоэтажные хоромы утопали в золоте, а в комнатах были установлены портреты высокопоставленных персон в полный рост с таких же размеров зеркалами возле каждого из них, и всё это дабы лицезреть себя в одном ряду с представителями высших слоёв света. Как видишь, эго, у владельца этого дворца такое же безразмерное, как и жажда власти, о которой я уже говорил. Результаты проведённой разведки, помимо места моего нахождения, показали и целую дюжину бравых охотников. Эти мо́лодцы смотрели на мой призрак, оставшийся под сводом из односторонних зеркал, не подозревая, что в этот миг каждого из них я осматриваю со спины. Одного за другим. А пока они не заметили, что я куда-то исчезал, я вернулся на исходную. «Что будем делать?» — задался я вопросом. Долго думать не пришлось.

Хищная улыбка обнажила белоснежные зубы.

— Среди проклятых ходит молва, что на такую крайность отважится только безумец, разменявший последние остатки своего рассудка. Необходимо всего несколько движений, выполненных на пределе сил. Его смысл в том, что разрушения влечёт за собой не взрыв, а образующийся вакуум. Как ты уже понял, я говорю о Прыжке Нади́ра.

В этот момент парня передёрнуло. Он подозрительно посмотрел на своего собеседника — Зверя интересовали затянутые туманом глаза, и сейчас его инстинкты, как будто насмехаясь, нашёптывали, что по ту сторону этого тумана над ним кто-то посмеялся. Тем не менее, уверенный в безобидности своего гостя, молодой человек предпочёл проигнорировать тревожный знак, и присев на свой стул, снова продолжил.

— И вот, я закрываю глаза. Дыхание остановлено, звуки смазываются. Чувствую, как от напряжения лопаются капилляры в глазах. Мне надо сделать всего пару шагов, главное, чтобы позади меня образовался некий вакуумный кластер, но выполнить это далеко не так просто, как кажется. Чтобы ты понимал, на такой скорости это всё равно, что пройти лес поросший тёрном. Когда я открыл глаза, всё вокруг осталось тёмным. Теперь я делаю эти заветные шаги, и возвращаясь к земным скоростям, пригинаюсь. Зеркала заплясали, уши заложил низкий гул. Мимо меня со свистом пролетел маленький осколок. В предвкушении того, что предзнаменовал этот блестящий малыш, я любезно проводил его взглядом. Со всех сторон зазвучал угрожающий треск. И понеслась…

Молодой человек вновь одарил своего гостя зловещей улыбкой.

— С теми молодцами, что стояли возле купола, стеклянное крошево разделалось в мгновение ока — ребята даже не успели понять, что вообще произошло. И это, доложу, несказанно огорчило меня. А по сему, как истинный джентльмен, я решил проявить максимум своего великодушия, и данное положение дел исправить.

Посмеявшись, молодой человек продолжил:

— Пока я ловил ртом капли крови, что остались от тех молодцов, лучники со второго этажа уже выпускали свои стрелы… — Устроившись на стуле поудобнее, Зверь устремил задумчивый взгляд куда-то в пустоту.

— Впрочем, стрелы и им не помогли, да и мне не повредили. А я заметил на полу крупный осколок и заглянул в зазеркалье с повторным визитом, затеяв нечто зверское. Первым на очереди оказался совсем молодой парень. Этот зевака красовался перед портретом неизвестной мне княгини, не подозревая, что прямо сейчас внизу случилось нечто, после чего малоопытные солдаты, вроде него, или становятся безжалостными убийцами или уходят в монастырь. Салага прихорашивался, попутно тешась грёзами на тему грядущего отдыха. Но он ещё не знал, что смотрит на неё в последний раз. Я выбросил руку разбив стекло, схватил парня и дёрнул на себя. Осколки вошли в него полностью. С остальными ребятами я, не мудрствуя лукаво, сделал то же самое, но последнему повезло меньше всех.

Парень коварно улыбнулся.

— Минуя толстый слой защитной одежды, пальцы проникают под кожу; ломаются кости, их острые края поражают мягкие ткани, вызывая жгучую боль. Ещё одно усилие, и ладони обхватывают дыхательные органы жертвы. Медленно, осторожно, чтобы не задеть сердце: жертва должна ощущать каждое прикосновение, почувствовать, так сказать, вкус обречённости. От шока дыхание жертвы учащается, но руки, пульсирующие ему в такт, пока ещё позволяют дышать.

Молодой человек вытянул перед собеседником руки, в которых мысленно держал лёгкие своего недруга. И сейчас кости напряжённых пальцев угрожающе просвечивались сквозь мраморную кожу, а ногти стали длиннее обычного. Зверь давал понять, что возможности человеческих, на первый взгляд, рук на самом деле выходят далеко за пределы таковых.

— Но наступает момент, — продолжил он, — когда руки сжимаются вслед за выдохом, но на исходную уже не возвращаются. Резкая боль парализует жертву. Очень скоро от нехватки кислорода бедолагу начинает лихорадить. От шока начинается обильный выброс адреналина, не дающего потерять сознание. Как результат, организм истязает сам себя, — эти слова были произнесены с таким вдохновением, что было видно, насколько молодому человеку нравятся такие зверства. — Сопротивление слабеет. В итоге, на твоих руках остаётся висеть лишь бесполезный, стокилограммовый кусок мяса. Остаётся лишь сбросить ненужный груз, и с презрительно слизать его кровь со своих рук, чтобы…

Голос неожиданно поник. Медленно встав, молодой человек смотрел куда-то в пол. Подойдя к столу, он заговорил совсем жалостливо:

— … чтобы ощутить тот единственный вкус, который я вообще могу чувствовать. Понимаешь? Вся ваша еда для меня просто вата. Я мёртв. Я не чувствую, ни вкуса, ни радости, ни жалости, ни страха. От последнего, к слову, мне помогли избавиться ещё во времена инквизиции.

Юноша вернулся к своему пациенту, и, обойдя его сзади, наклонился над его ухом:

— Инквизиторы умели делать больно. Боль была их призванием. Они изгоняли из меня бесов, просто калеча меня. А в итоге лишь искоренили мой страх, и я мстил. Мстил. Мстил, насмехаясь над ними. Я выставлял напоказ свою силу и нрав, желая видеть страх во всяких глазах, что на меня смотрели.

Парень удовлетворённо выпрямился и положил руки на плечи покойника.

— Ох уж мне эти люди. Всегда вам власти мало. Некоторые просили меня обратить их, — зверь с человеческим лицом начал рычать. — Но вам, вам, глупым людям со своими человеческими ценностями, не дано понять… что бессмертие есть проклятие!

На мгновение парень утратил контроль над собой, и последние слова были произнесены настоящим звериным рёвом. Впервые за долгие годы под идеальной внешностью молодого человека проступил его истинный лик: широко раскрывшийся рот натянул на щеках редкие прожилки. Клыки удлинились, а остальные зубы приняли угловатую форму. Синие вены вздулись паутиной на бледном лице, а зелёные глаза сверкнули красным.

От такого крика вся комната пошла трещинами, и, если бы молодой человек был увлечён собой чуть-чуть поменьше, он заметил бы, что сидевший к нему спиной покойник тоже потрескался, и из него выступили расписанные иероглифами кости.

Спустя некоторое время шум поутих, а вместе с ним утих и отголосок уже знакомого молодому человеку смеха, прозвучавший где-то на уровне вампирских инстинктов. Успокоившись, парень опустил взгляд на своего неизменно молчаливого собеседника.

— Вы думаете… Смотри на меня, кожаный мешок!

Юноша повернул к себе его голову, однако каменная шея подалась не сразу, поэтому поворот был слишком крут. Так что будь молчун жив, шея была бы свёрнута. В любом случае, такое «неуважение» к своей персоне заставило парня занервничать, и на этот раз его глаза уже загорелись красным.

— Вы!!!… Думаете, что, став бессмертными, получите возможность исправить ошибки прошлого, и избежать ошибок будущего? Вы!.. Думаете, что бессмертие поможет вам подняться по лестнице социального статуса? Думаете, что сможете манипулировать людьми себе в угоду? Думаете, что, став бессмертными, сможете больше не думать о старении, и смеяться в лицо смертельным заболеваниям? Ха! Приняв этот дар, до тебя вдруг доходит, что даже будучи бессмертным можно жить в нищете и нужде. Ты провожаешь одну эпоху за другой, наблюдая становление и падение целых цивилизаций. Видишь ли, человеческая жизнь — это лишь промежуточное звено в цепи метафизического развития, а бессмертие запирает тебя среди людей, не давая идти дальше. Твоё существование лишается смысла, потому что жизнь становится куском пирога, вкус которого ты больше не почувствуешь.

Парень вернул неподатливую голову в исходное положение, презрительно фыркнув в след.

— Я уже устал от этой… послежизни. Конца и края ей нет. Я хочу завершить её, но не хочу делать это как попало — я хочу достойной смерти. Видишь ли, при своей первой жизни я был высокопоставленной персоной, привык к достоинству и чести. В расцвете лет предательски получил серьёзное ранение в спину, и уже было увидел свет в конце тоннеля, но в последний момент ударил по рукам с небезызвестным маэстро. Это позволило мне свершить возмездие. Но слишком поздно я осознал непомерную цену своего честолюбия…

Молодой человек продолжал изливать свою душу (если, конечно, таковая у него была), но телу напротив, было совершенно всё равно, сколько ещё могла продолжаться пытка исповедью.

Утомившись от монолога, изначально не предусматривавшего продуктивности, эта харизматичная персона рухнула на стул. И только теперь, увидев, наконец, повреждения на своём госте, Зверь с удивлением обнаружил, что вампирские инстинкты не врали. Его холодная кровь как будто потеплела.

Сперва он не поверил своим глазам, но, изучив увиденное поближе, убедился, что не спятил. Интересовали его, конечно же, не столько сами кости, сколько высеченные на них письмена. Ведь за всю свою жизнь ему ещё не доводилось видеть знаков Эрэ́ба вживую.

Дело в том, что на заре своего становления он узнал об этих рунах из древнейшего трактата, что описывал их, как сдерживающие для неких существ крайне сурового нрава, падших ангелов. Ведь сильны эти существа настолько, что далеко не каждый пророк способен засвидетельствовать приход оных. Иронично, что из этих же рукописей молодой человек знал, как вдохнуть жизнь в того, кто был сокрыт за этими знаками.

Молодой человек подошёл к столу с инструментами. Он хотел в привычной манере продемонстрировать своё превосходство, но взволнованный предвкушением вожделенной свободы, утратил свою ловкость, о чём свидетельствовал дрожавший в руке нож.

Растерянный взгляд был устремлён на недвижимое тело, в котором парень увидел освободителя.

«Развлечёмся напоследок», — подумал вампир.

Заточенные зубья коснулись бледной кожи. Об увечьях, что он собирался себе нанести молодой человек даже не переживал: раны затянутся быстрее, чем он произнесёт скороговорку о выдрах в гетрах. Несколько движений — и на руке появились грубые порезы. Несколько взмахов — и кровь вампира легла на кости падшего ангела. Оставалось только ждать.

Минуты, проведённые в ожидании, тянулись мучительно долго. Пока кровь впитывалась в безжизненное тело, потерявший покой оратор был погружён в размышления: он вспоминал, что сделал с ведьмой, сдавшей его охотникам… После такого даже приспешник Сатаны скажет: «Не приведи, Господи». Хотя именно после этих событий преследования и прекратились. Странно, но широкую общественность потрясла не жестокая расправа над личными бойцами Его Преосвященства, а смерть всего одной ведьмы от руки вампира.

И вот, настал момент истины. Кости молчаливого собеседника начали втягиваться. Веки судорожно зашевелились, сухие глаза осыпались пеплом. Из пустых глазниц по щекам потекли обжигающие чёрные струйки. Местами прорезалась чешуя, поднявшая в воздух дымку пыли. Комната наполнилась гулом, стены задребезжали, шумно посыпалась плитка. Гул перерос в грохот, и воздух начал рябить. Внезапно всё прекратилось. По комнате прокатился знакомый смех, но прозвучавший с ним голос был спокоен:

— Прыжок Нади́ра? Серьёзно? Это всё, чему ты научился?

— Назови себя! — испытующий взгляд сверлил изуродованное тело.

Однако молодой человек был проигнорирован. Видимо, оживлённый собеседник не сильно стремился к налаживанию контакта.

— Нади́р, — эхом прокатилось по комнате. — Трусливый араб назвал счастливую случайность своим именем…

— Назови себя! — молодой человек вмешался в затянувшийся монолог своего, некогда, молчаливого собеседника.

— Ты не достоин знать моё имя! — контуры предметов размыло, комнату затопило багровое марево. Перед глазами парня мелькнул лик существа, ранее ему неизвестного. Падший всего лишь крикнул на своего собеседника, называвшего себя хищником, а этого зверька уже впечатало в стену. Осколки кафеля с треском разлетелись во все стороны. Марево, которое, как оказалось, было лишь в его голове, сменилось облаком вполне реальной бетонной пыли. Пусть парень и приземлился на ноги после такого удара, для него был диковинным тот факт, что существо, пробуждённое им собственноручно, швыряет его из стороны в сторону, как надоевшую тряпичную куклу, оставаясь при этом физически абсолютно безучастным. Перед кровососом задрожала стена воздуха, и его снова швырнуло, на этот раз в потолок. Удар был настолько силён, что из комнаты сверху донёсся треск уложенного на пол паркета. Молодой человек поймал себя на мысли о том, насколько сильным был этот бросок: швырнуть его тушу вверх, раздробить этой тушей бетонную плиту, разделявшую два этажа, и в дополнение ко всему, ещё и продавить толстый слой любимого паркета, да так, чтобы треск древесины многократно отдавался эхом от стен.

Падая с потолка, молодой человек успел рассмотреть в кафельном полу отражение комнаты, и тут, в его, ещё не до конца отбитой голове возникла любопытная идея. Упав, он провалился в отражение. В ушах зазвенела знакомая тишина. Он уже готовился было приземлиться, но вместо этого получил очередной удар, отправивший его в стену. И пока тот летел, ангел выпустил несколько теней, кромсавших парня прямо на ходу. Они били чем-то острым. Удары молниеносно летели со всех сторон. Когда он, наконец, шлёпнулся о стену, выбитая кровь смешалась с густым облаком пыли, после чего бой был приостановлен.

Некоторое время в зазеркалье наблюдалось какое-то движение. Если вампир ещё был способен думать, то понимал, что его преимущество безнадёжно упущено: отражать такие атаки он был неспособен.

Когда пыль осела, стало видно, что кровосос уже не в кондиции. Его одежда стала рваным тряпьём, на полу лежали осколки острых зубов, его шаги были сбивчивы, а гордая стать молодого человека покосилась.

Зверь стоял на месте. Зверь шатался. Зверь ожидал своего исхода.

Из трактата он знал, что от падшего ангела никто не уходит. И речь там шла не о людях.

Внезапно произошло то, на что молодой человек уже никак не рассчитывал: тело в отражении зашевелилось, и стул, к которому оно было привязано, развалился, словно картонный. Гость нашёл в себе силы встать на ноги и, даже, делал шаги, один за другим. Расстояние между ними сокращалось. Он начал шевелить губами. Зазеркалье размыло, комната наполнилась гулом, прислушавшись к которому, можно было распознать голоса. Они что-то говорили на языках, неизвестных древнему вампиру.

Шатаясь, падший ангел приближался к молодому человеку. Обессиленный парень, называвший себя Зверем, ждал неизбежного. Несколько раз он пытался залезть в голову своего оппонента. Он хотел понять, что говорит его собеседник, но встречал сопротивление, которое не мог преодолеть. Он истекал кровью, силы его покидали. Он видел, что проигрывает своему сопернику во всём. И теперь понимал, почему его визиты не оставляют живых.

«Что же… Достойный бой, достойный противник, — думал вампир, а в его давно небьющемся сердце появилось чувство, доселе казавшееся незваным гостем в его затянувшейся жизни. Покой. — Я готов к этому. Я готов».

Расстояние сокращалось, голоса продолжали вещать. Когда падший подошёл к парню и посмотрел в глаза, голоса резко замолчали, а размытые контуры стали чёткими. Перед Зверем сверкнула яркая полоса, и он начал сгорать. Большой порез щедро плевался вампирской кровью. Она моментально воспламенялась и также быстро гасла. Тело тут и там вспыхивало огоньками, с треском разбрасывая куски плоти, что, падая на пол, становились лишь дымящимися угольками. Всё вокруг лихорадило, стены извивались, воздух трясло от напряжения. На последнем дыхании парень взревел, и его разорвало, а тело падшего ангела рассыпалось в пыль. Сила обоих выплеснулась наружу, стерев грань, отделявшую реальность от зазеркалья, и прогремевший взрыв обрушил дом.

Декабрь 2015г.

Тайна синей комнаты

Эта эпилептическая берёза весь вечер выгибается то в одну, то в другую сторону. Погода мерзкая. Состояние не лучше. Порой, мне противен даже сам факт собственного существования. И сейчас как раз такой момент. Лёгкие просят горького дыма сигарет, но воздух в комнате вполне с ним сопоставим. Мне уже надоело смотреть на эти синие стены. Почему бы не прогуляться на кухню? Может, хоть там я увижу что-нибудь интересное? Хотя и понимаю, что это не так.

Встать на ноги оказалось не так легко, как я предполагал: в глазах потемнело, кровь будто превратилась в свинец. Но, несмотря на обрушившиеся на меня тяготы, я, всё же нашёл в себе силы преодолеть этот долгий путь протяжённостью в целых полтора метра. Это было полное опасностей путешествие сквозь окутанный кромешной тьмой коридор. И лишь доносившийся из кухни перезвон колокольчиков был моей путеводной звездой. По идее, эти милейшие мотивы должны были успокаивать, но у меня дома никогда не было ничего такого, что могло бы издавать подобные звуки. Так что, к сожалению, колыбельная лишь усугубляла обстановку. А вместе с ней и моё самочувствие.

Добравшись до кухни, я впал в ступор, ноги стали ватными. Оказалось, чарующие звуки издавала полицейская машинка — игрушка, беспорядочно ездящая туда-сюда, которую из жалости я купил когда-то у одной полубезумной бабули, продававшей вещи своего маленького внучка, покинувшего этот мир слишком рано. Я попытался было избавиться от автомобиля, но у меня ничего не получилось: стоило мне потянуться за ним, как он тут же исчезал и появлялся в другом месте. При этом он всё время менял форму, и даже распадался на маленькие фрагменты, продолжавшие двигаться независимо друг от друга, затем, снова собираясь в единое целое. Не припомню в истории случаев, чтобы детские игрушки так бесновались.

Ой, не к добру это. Ой, не к добру…

Колыбельная звучала непрерывно, а инстинкт самосохранения уже немного привёл меня в чувство. В этом ему поспособствовал очередной выброс адреналина, которому предшествовал омерзительный звук дверного звонка, заставивший меня вздрогнуть. Сердце клокотало, как умалишённое, колыбельный перезвон завёлся в бешеном темпе. Зато теперь голова соображала получше, но понимать происходящее всё ещё отказывалась.

Я вспомнил, что уже давно хотел поменять «рингтон» на двери. И кажется, именно сейчас это намерение достигло точки кипения.

С очередным звонком инстинкты подлили в кровь ещё адреналина. Обернувшись, я обратил внимание, что огни мигалок не выходят за пределы кухни — темнота в коридоре как будто поглощает источаемый ими свет.

Даже с учётом настойчивости моего гостя, у меня не было ни малейшего желания открывать ему — ну кому могла ударить в голову идея нанести мне визит в столь поздний час? Однако я всё же пошёл ему навстречу, хотя бы потому, что этот подлец снова приложился к звонку.

Моё путешествие продолжилось во мраке коридора. Звуки колокольчиков, доносившиеся из кухни, снова приобрели убаюкивающее звучание. Спотыкаясь о раскиданную обувь, я мысленно отправил пару проклятий своему визитёру, по инициативе которого прозвучала ещё одна ария звонка. Лишь мысль, что до двери рукой подать обнадёживала тем, что этот кошмар скоро закончится. И вот я наконец прильнул к глазку.

Я не сразу понял, что конкретно я вижу, но мне стало плохо. Сердце ёкнуло. Я отпрянул как ошпаренный и добротно приложился затылком о стену. Теперь колокольчики зазвучали медленно и натужно, словно в этой проклятой игрушке сели батарейки. Перед глазами продолжал стоять образ человека по ту сторону двери. Его лицо. Его кожа. Она была так натянута, что черты лица были будто стёрты. Только два чёрных пятна говорили о том, что способность видеть была ещё при нём. Вопреки своему плачевному состоянию я успел разглядеть, что незваный гость держал в руках небольшую коробку.

Взяв себя в руки, я ещё раз прильнул к глазку. По пути толкнул ногой невесть откуда оказавшуюся на полу картонную коробку, в которой что-то звякнуло. По ту сторону двери уже никого не было. Моё внимание привлекли следы рук на стене в подъезде, располагавшиеся в три ряда. Цвет отпечатков посеял в голове пару зёрен сомнения, но это вполне могла быть и краска. К пальцам каждого подходили неглубокие борозды царапин.

Рассмотреть бы их поподробнее… но, не сейчас. Не сейчас.

Подобрав посылку, я побрёл к себе в комнату. Мой путь пролегал мимо кухни, откуда снова доносился перезвон колыбельной.

Зайдя в комнату, я обомлел: в моём кресле сидел мой давний друг Виктор. Несколько лет о нём не было ни слуху ни духу, а теперь он сидит в моём кресле… И по нему странным образом бегают помехи, прямо как по экрану старого телевизора. Он игнорирует моё присутствие, тихо бормочет себе под нос что-то несвязное и на полуслове перепрыгивает с одной фразы на другую.

Не сводя с Виктора глаз, я тихонько обошёл его, стараясь привлечь к себе внимание максимально ненавязчиво. Его взгляд всё время был устремлён в одну точку, но казалось, он смотрит прямо на меня, где бы я ни находился.

— Привет, Артемий. Я смо… трю, ты уже полу… чил посылку.

Я недоверчиво посмотрел на эту коробку:

— Это ты мне её прислал? Что в ней?

— Ты всё-таки сде… лал это, — продолжал Виктор, игнорируя мою растерянность, — а говорил «не могу», говорил «не бу… ду», «не умею». И ведь смог!

— Знаешь, Вить, мне сегодня и так не комильфо, а тут ещё ты возникаешь неизвестно откуда, неизвестно как, и говоришь непонятно о чём. Я, между прочим…

— Как же непонятно о чём? Я о посы… лке твоей говорю. Ты коро… бку ещё не открывал?

Взглянув на неё, я уже было вознамерился приподнять крышку, но Виктор меня остановил:

— А, а, а! Я бы не торопил… ся. Я понимаю, что тебе не тер… пится пуститься в бой, раз ты уже пере… дал себе гостинец. Я тебя ни в коем случае не отговариваю, но пойми ме… ня правильно. Эфир взволнован. Говорят, ты сде… лал это не особо аккуратно.

Под кожей пробежал холодок. В замешательстве я сел напротив своего друга.

— Что ты несёшь? Кто сделал? Кому? Что за бред? Где ты вообще был все эти годы? Тебя объявили пропавшим без вести. У тебя проводили обыск, обнаружены следы крови, непонятные знаки повсюду. От тебя ни слуху ни духу. Объяснить не хочешь?

— Все ответы в коробке, — сухо парировал Виктор. Казалось, ему совершенно безразличны душевные терзания человека, дорожившего дружбой с ним.

Я ещё раз коротко взглянул на неё. Мне казалось, я начинал бояться тех сюрпризов, которые она может преподнести. Здесь, в комнате с кривыми пропорциями и синими стенами, что я по сложившейся традиции называл шедевром пьяного архитектора, повисла неловкая тишина. Пока я взвешивал, стоит ли продолжать эту беседу, Виктор шокировал меня:

— Мне нужна твоя помощь.

— Да?! То есть я правильно тебя понимаю? То есть колдун, несколько лет назад со всех радаров исчезнувший, по всему дому кровавые знаки оставивший… просит моей помощи? Ты в своём уме?

— Тем не менее, ты уже передал себе бандерольку, — произнёс он без запинки. — Значит, всё-таки согласился. — Медленно добавил он, как будто гипнотизируя.

Не понимая… а, впрочем, чего греха таить — не желая понимать, о чём говорит Виктор, я потянулся к столу. Так хотелось освободить руки от злосчастной коробки, из-за которой надо мной уже сгущались тучи. А тем временем мой давний друг снова начал что-то нашёптывать. Всё вокруг поплыло, в глазах резко потемнело. По Виктору побежали помехи, и в моей голове зазвучал его голос:

— Главное, смотри в оба глаза… Главное, смотри в оба глаза… Главное, смотри в оба глаза…

Утренний свет прервал аудиенцию с давним другом. Открывшимся глазам предстал всё тот же белый потолок, как и многие годы кряду до этого момента. Не вылезая из-под тёплого одеяла, я принял сидячее положение. Вот зараза! Эта чёртова Мона Лиза опять взирает на меня с этой чёртовой стены. Когда я уже нарисую ей усы, чтобы этому эталону женственности неповадно было?

Оглянувшись, я обнаружил на столе белую картонную коробку. Почему-то мне сразу вспомнились те переломные деньки, когда наше с Виктором общение прекратилось. Несмотря на то, что мы общались достаточно тесно, всё оборвалось как-то сразу и вдруг.

Поначалу он был, что называется, образцовым гражданином. Не пил, не курил, девок не водил, с бабушками у подъезда здоровался. Но что-то пошло не так, и потихоньку-помаленьку всё изменилось. Среди соседей пошла нелицеприятная молва, и совсем скоро его репутации в нашем доме уже едва ли можно было позавидовать. В любой сплетне центром внимания был, конечно же, наш Виктор, чья персона непременно была окутана ореолом загадочности и мистики. Однако всю эту шелуху он упорно игнорировал. Хотя, если быть до конца точным, то ему на это было настолько глубоко наплевать, что даже проявление упорства в этом деле было только лишней тратой сил.

При взгляде на эту коробку в моей голове прокрутились обрывки фраз из нашего ночного разговора. Мне было сложно понять, сон это был или реальность, но коробка, которую я вроде как сам положил на этот стол, всё-таки наводила на определённые мысли.

«Ты уже передал себе бандерольку, — так он говорил. — Значит, всё-таки согласился».

Несмотря на сомнительный разговор, я попытался убедить себя в отсутствии подвоха. Всё-таки мы с Виктором были близкими друзьями. А репутация тёмного колдуна, коим он слыл в соседских сплетнях, пусть продолжает тревожить их недалёкие умы. Приободрившись, я присел поближе к коробке. Когда я снял крышку, мне резко стало плохо: в этом любезно помог затхлый запах, обрушившийся на меня, как ведро ледяной воды. Ощущение совершенно отвратительное, но, к сожалению, не настолько, чтобы потерять сознание… С этого момента друга в Викторе я больше не видел.

Изнутри картон был вымазан кровью. Содержимое состояло всего из трёх предметов, одним из которых была железная перчатка, похожая на рыцарскую рукавицу. Хотя, если подумать, вряд ли благородные рыцари когда-нибудь пользовались такими дикими гарнитурами как этот. Эта… лапа (иначе и не сказать) манила своим блеском и устрашала своим видом. Я взял её в руки с такой прытью, как будто она всю жизнь была моей — пять металлических когтей с тонкой гравировкой полностью надевались на каждый палец. Маленькие цепи по внешней стороне ладони соединяли их с венчавшим запястье кожаным браслетом, на котором гордо красовался зелёного цвета неизвестный минерал. Похоже, что это был хризолит.

Как дизайнер, я мог смело сказать, что аксессуар сделан из того что под руку попало. Части, из которых он состоял, никак не гармонировали между собой. Единственное, что их объединяло, — это блеск металла и следы крови.

Теперь я переключился на остальные два предмета. Они очень напоминали контактные линзы. Только края какие-то рваные. Я поднёс к глазу одну из них, но ничего интересного не увидел. Мне вспомнились слова «смотри в оба глаза». Взяв вторую, я обнаружил Виктора сидящим в моём кресле… притом, что вне этих штук его не было. Я поднёс их поближе к глазам, чтобы лучше его видеть.

— Нравятся рого… вицы пророка? — снова прозвучал его голос. — Ой, прости за бестактность, ты же сам их и срезал с глаз Романа… Ну, конечно же, нравятся!

Странно, по Виктору продолжали бегать помехи, и он продолжал зависать также как это происходило при первой встрече.

— Почему ты виден только в пределах этих… штук?

— Они пока… зывают тебе прош… лое.

Уловив моё замешательство, Виктор объяснил, что я достал эти «штуки» из далёкого прошлого, чтобы помочь ему разрешить его нелёгкую дилемму. Ещё, как бы к слову, добавил, что бедолага пророк сел на дичайшую измену, когда узнал, что я приду за его глазами.

— Артемий, как ты уз… нал о моей практике по вме… шательству в тонкие материи? Ведь я об этом не расспрос… транялся.

— После просмотра фотографий твоих, с позволения сказать, апартаментов. Это объяснило, почему все стали говорить о тебе как о колдуне.

— Артемий, — его голос стал серьёзным, — я наде… юсь, ты не прим… кнул к их обществу?

— Нет. Мне их общество не интересно.

Эти слова оставили у меня во рту ощутимый привкус гордости за то, что я не пошёл на поводу у социума. Хех… Социум… Громко сказано…

— Замечательно. — Подытожил Виктор. — Фото… графии. Что на них было?

— Я же сказал — твои апартаменты.

— Нет, что конкретно?

— Иероглифы, написанные красной краской и круги повсюду.

— Они у тебя остались?

— Они тебе нужны?

— Нет. Они нуж… ны тебе. Это твоя инструкция по при… менению моей перчатки.

— Твоей? Что ж, это объясняет, почему она вымазана кро… кх-кх, красным.

Виктору определённо импонировала осторожность его давнего друга, хоть и была, по его мнению, неуместной, ведь он был готов поспорить на что угодно, что природа возникновения этих красных пятен Артёму более чем известна.

— Имен… но так. Когда ты её наденешь, ты пой… мёшь, почему у неё откры… та ладонь. Такая форма упрощает её ис… пользование, для которого нужна кровь.

«Господи, ну кто бы сомневался! — Подумал я. — Кровь! Кажется, я забыл, с кем разговариваю».

— Эта перчатка позволя… ет перемещаться как в прошлое, так и в будущее, но для этого ей ну… жна кровь носителя. Глаза про… рока помогут отыскать в потоке времён то оже… релье.

«Час от часу не легче», — Мелькнуло у меня в голове, но очевидный вопрос мой непрошенный гость, всё же, уловил.

— Золотое, мой друг, зол… отое. Оно должно было стать подар… ком для моей возлюбленной, но судьба злодей… ка распорядилась моими намере… ниями несколько иначе. Я взял не то что надо, и, как резуль… тат, сработала защита. Оже… релье растворилось во времени, я же, мало того, что жить перестал, так ещё и умереть не могу.

— О чём речь?

— Видишь ли, достопочтеннейший шейх Тамим бин Хамад бин Халифа Аль Тани собира… лся торжественно вручить импера… трице Екатерине ожерелье в знак союза двух государств. Придворный про… ви… дец Роман предсказал кражу, и по его указа… нию было создано две копии. Казалось, на этом вполне мо… жно было остановиться, но он пошёл дальше. Дядя Рома на… лож… ил на это ожерелье обычное, вроде бы, закли… нание, но настолько сильное, что я его не почувство… вал. По ошибке я схватил насто… я… щее украшение, и защита сработала. Я это понял уже после того, как оказался заперт между мирами. Да, я ошибся, но пой… ми меня, поначалу я хотел произвести впе… чатление на свою возлюбленную, сделать ей по… дарок в виде оригинальной ко… пии того времени; а теперь хочу просто уйти на покой. Для это… го надо просто вернуть украшение. Ожерелье поте… ряно во времени, но у тебя теперь есть глаза про… рока, точнее, его роговицы — бла… годаря ним Роман зрил сквозь время — они помо… гут най… ти украшение. А я вот уже ничего не мо… гу сделать. Я не существую.

Выслушав эту историю, я поразился тому, как далеко он зашёл. Насколько мне известно, описываемые им события происходили лет триста тому. Прочитав на моём лице очередной вопрос, он перешёл к новому монологу.

— Эту лапу я состря… пал из когтей, бытую… щих как украшение в рядах не… форма… лов. Это практически готовый инстру… мент, не требующий вмешательства. Сложность толь… ко одна: их всегда носят только по одной штуке, поэто… му достать сразу пять оди… наковых нереально. Я ублажил твоё дизайнерское эго? Хочу предупредить: пока ты будешь там, тебе может повстречаться один бродяга — не обращай на него никакого внимания, что бы он ни делал. А теперь будь любезен. Иероглифы на фо… тках формиру… ют врата для прыжка. Лапа, полу… чая кровь, приводит эти вра… та в действие.

С этими словами Виктор предательски выключился.

Мне ничего не оставалось кроме как положить свои вторые глаза рядом с дикого вида лапой, и отправиться на поиски копий фотографий, после закрытия дела выданных мне сотрудниками внутренних органов. Я оказался единственным, предоставившим следствию исчерпывающую информацию о бывшем друге, а следователь — единственным предоставившим мне на память фотографии, чтобы я тщательнее подходил к выбору друзей… Под подписку о неразглашении материалов дела. Зараза.

Его квартира, как мне сказали, была измазана его же кровью. При этом никаких следов борьбы или сопротивления обнаружено не было. Хотя, чего греха таить? Я и сам не замечал его отсутствия, пока у его дверей не начали появляться люди в форме. Лимиты доверия к Виктору были исчерпаны за счёт долгов по квартплате. В общем, люди в форме долго опрашивали соседей, и меня в том числе, в результате чего выяснилось, что Виктор, хоть и был не без странностей, но это странности, как ни крути, а рамок дозволенного они не пересекали. Таким образом, дело быстро подошло к общему знаменателю: пропажа такого человека, по большому счёту, никого не огорчит.

По итогам сканирования холостяцкой квартиры дизайнера, искомые фотографии были найдены в тумбочке с грязными носками и мятыми галстуками, последние из которых надевались исключительно в случаях каменных дождей, то есть никогда. Глядя на снимки, честно говоря, было сложно поверить, что такими жуткими делами промышлял человек, которого я знал столько лет. Я взял пару фоток в качестве шпаргалок.

Глядя на роговицы, я испытывал, мягко выражаясь, сильное нежелание их надевать, но обстоятельства обязывали — положение оказывалось безвыходным. Превозмогая целую палитру неприятных ощущений, я всё же нацепил их на себя. Моя берлога моментально наполнилась привидениями: тут и там образы тех, кто у меня уже был, и, видимо, тех, кому ещё предстояло у меня побывать. Мне казалось, что на самом деле всё это должно выглядеть иначе. Видимо, вновь полученную силу мне ещё предстояло обуздать. Без изменений остались только беспорядки, по долгу дизайнерской службы безраздельно захватившие мою берлогу по всему периметру.

Не мешкая, я приступил ко второму акту этой трагедии — когтистой лапе, которая потихоньку начинала привлекать устрашающим своей нелепостью видом, даже несмотря на примитивнейшую конструкцию.

Как только кожаный браслет щёлкнул раскрывшейся застёжкой, в сердце неприятно кольнуло. Где-то в глубине души возникло совершенно странное чувство обречённости и дежавю одновременно: мне показалось, что я эту перчатку уже видел. Пальцы облачались в эти доспехи, вкушая каждое прикосновение. Закрепив браслет, я обнаружил, что эта штука сидит на руке более чем удобно, будто уже стала её продолжением.

Рефлекторно сжавшийся кулак порезал мне ладонь металлическими когтями, и вокруг меня пробежала прозрачная волна. Я взял одну из фотографий, и начал рисовать на стене маленькую копию изображённой печати. Осуществить это оказалось далеко не так просто, как я предполагал. Чтобы нарисовать эту композицию у меня ушло много крови. Когда рисунок был завершён мой мир перевернулся. Я узрел Магию.

Когда была нанесена последняя линия, пальцы начали тонуть в стене, в ушах зазвенела тишина. Я резко отдёрнул руку, но любопытство восторжествовало над здравым смыслом. Пальцы, облачённые в металлические когти, стали снова проникать в стену — бетонное тесто принимало их без особого сопротивления. Стена вибрировала, по ней бегали прозрачные круги. Я начал слышать голоса, стал узнавать фрагменты разговоров, звучавших в той комнате с неделю, а может и две или три назад. На секунду я испугался, что с той стороны меня кто-то может схватить, но вспомнив какой устрашающий вид имеют эти когти — я понял, что это просто исключено.

Там было холодно. Ладонь со всех сторон обволакивало что-то мягкое и пушистое. По пальцам что-то стекало. Проникнув глубже, пальцы оказались в сухом пространстве, а пушистое и мокрое сдвинулось по руке подобно браслету. Наугад я нащупал первый попавшийся предмет. Это было что-то холодное, твёрдое, цилиндрической формы. Я вынул руку — это оказалась банка пива, которую я покупал, когда Моисей ещё под стол пешком ходил. В этот момент я вспомнил слова Виктора, и меня осенило — я вдруг понял, что эта перчатка реально управляет временем. И в эту самую секунду, здесь и сейчас, она надета на мою руку. Значит, аллегорию с Моисеем можно воспринимать буквально…

Ну, банка эта, конечно же, была не настолько древней. События с ней связанные происходили пару-тройку недель назад. Я просто хотел сказать, что вытащил эту банку из прошлого. Когда рука вышла — прозрачная лихорадка прошла, а бетонное тесто снова стало твёрдым.

Как это получилось? Как это сработало? О чём я думал?.. Ума не приложу… А-а-а, думал я, как раз, о тусовке, которую устраивал у себя несколько недель назад. Вот, похоже, туда и попал.

Думая об ожерелье, я начал оглядываться по сторонам. Повсюду стали проявляться призрачные блики драгоценных камней всех цветов и размеров. Их блеск пульсировал. Завораживал красотой, оценить которую мог только женский глаз. Глядя на это буйство цвета, я не мог понять, есть ли среди этих украшений то единственное, на которое мне был дан ориентир. Но стоило лишь подумать о гарнитуре императрицы, как мигом где-то вдалеке что-то засияло ярче остального… Вот, оказывается, как сияют имперские украшения, находящиеся в других измерениях.

Недолго думая, я снова достал бумажку, и, сжав кулак, снова порезал ещё свежие раны. Окроплённые кровью серебристые когти начали наносить на стену всё ту же схему, только уже намного большего размера, чтобы туда могла пролезть не только рука, но и что-то покрупнее, например, я. Ладонь кровоточила уже не так сильно, как в первый раз, а о цвете кожи и говорить не приходилось. Когда нанесённая печать меня впустила, меня сразу окутал холод. Я оказался в пустом мире. Неведомо откуда меня освещал невидимый фонарь. Вокруг же царила темнота, лишь хлопья снега и капли дождя падали под ноги и возносились из-под земли куда-то очень высоко, пропадая в невидимых сводах.

Из стороны в сторону сновали силуэты тех, кто уже ходил этими тропами, и тех, кому здесь ещё предстояло пройти. По ним тоже бегали помехи, как это было с Виктором. Вокруг звучали обрывки фраз. С непривычки я опасался столкнуться с кем-нибудь из них, но опасения оказались напрасны — тени проходили сквозь меня, не обращая на моё присутствие никакого внимания. Здесь существовал только я — тот, кто шёл на манящий откуда-то издалека, из неизвестной эпохи, зов.

Вытянутая вперёд серебристая перчатка прокладывала путь к заветному предмету. Я схватил эту звезду, и силуэты мигом исчезли. Вокруг стали появляться объекты. Дождь со снегом пропали, и я мигом просох. Я оказался чёрт знает где, и на меня обрушился дождь — теперь уже настоящий.

Я стоял где-то посреди улицы. В моих руках был предмет, даже беглого взгляда, на который было достаточно, чтобы понять — эти чёртовы арабы знали, как угождать русским императрицам. Но открывать шампанское было рано — это лишь фрагмент искомого ожерелья. Исходя из его формы, становилось понятно, что мне предстоит достать ещё два. Я мысленно посмеялся — не в таком состоянии: ноги уже не держат, кожа белая, а свежие раны на руке даже не кровоточат. Передышка строго необходима. В кармане рубашки волшебным образом обнаружились плоские очки, что ж, это, наверное, первый случай в моей жизни, когда моя рассеянность практически спасает ситуацию, в которой я оказался.

Я вяло шлёпал по грязи, мне даже было безразлично, где я очутился. Асфальт, ещё, видимо, не изобрели. Спрятав ценную реликвию под одежду, я стал слоняться в поисках ночного пристанища. Исходя из местного колорита, я рискнул предположить, что меня занесло, лет на двести назад.

Чёртов дядя Рома с его защитным заклинанием, уж я бы ему уши да пооткрутил.

Увидев за последние полчаса как минимум две пьяных разборки, желание оставаться здесь до утра стремительно улетучилось. С другой стороны, мне посчастливилось прибрать к рукам хорошую куртку. Несмотря на это, я предпочитал убраться из этих неспокойных мест как можно скорее. Побродив по убогим переулочкам, я остановился перед одним домом, из окна которого, к счастью, меня заметил радостный мальчишка. А ведь он явно проявил милость к моей персоне — увидеть меня в таком виде, да при таких обстоятельствах… Мне казалось, что такая встреча сулила неокрепшему уму только психологическую травму. Я тут стою такой высокий и худой, лицо закрыто длинными волосами, вся моя одежда чёрная, и на её фоне очень хорошо контрастирует бледная, как мука, кожа. На пальцах правой руки металлические когти, запачканные кровью. И я, такой красавец, стою здесь в грозу, по щиколотки утонув в грязи. Хорошо, что я хоть очки надел, иначе бы он, если не дар речи потерял, то заикаться начал бы точно.

Он помахал мне, приглашая в дом. Кое-как я добрался до двери, где он меня уже ждал. Я старался особо не маячить своей лапой, но и снимать её тоже не собирался, ведь она — мой единственный билет домой.

Я не знал, как я буду с ним разговаривать и что говорить. Поэтому я решил отдаться на волю случая. Представ перед ним, я только и успел открыть рот, но малыш сработал на опережение:

— Вы наш батюшка?

Моя реакция была мгновенной:

— Да, я отец Артемий, — ведь именно так Виктор меня всегда и называл.

Таким образом, хозяева дома любезно приняли меня со всеми почестями, и уже к рассвету я был в состоянии продолжить свой путь.

С первыми лучами я вернулся в свою берлогу, где оставил первый фрагмент драгоценной мозаики. О тех оккультных знаках, что я любезно оставил в память о своём внезапном визите, я даже не переживал: они же приняли меня за священника, а значит, любое слово и действие исходившее от меня воспринималось ими как истина в последней инстанции.

К поискам следующего фрагмента я приступил незамедлительно. Его следы нашлись быстро, и заточенные когти в очередной раз порезали ладонь, раны на которой всё никак не могли затянуться. Я снова выводил печать. В голове снова звенела тишина, как будто всё живое вымерло, как будто время остановилось. Я снова вошёл туда, где нет света, но всё видно. Туда, где идут осадки, нарушающие все законы физики. Снова эти привидения повсюду, снова шум, разговоры. Ладонь раскрылась, звонко ударив металлом. Почувствовав фрагмент ожерелья, пальцы рефлекторно сомкнулись, и острые когти в очередной раз впились в мою кожу. Прозрачная волна прокатилась по всей округе, отгородив меня от непогоды. Под образовавшимся куполом рядом со мной стоял бестелесный силуэт, состоявший из одного только дыма — чёрного, как смола. Зелёный камень на моём запястье начал светиться.

Он почти было схватил меня за руку. При виде такого незнакомца, тянущегося ко мне, я просто опешил. Его лицо отделилось от головы, оставив за собой густой шлейф, рваный, как старая тряпка. Он внимательно смотрел на мою руку. От его лица отделилось ещё одно.

Оба с большим интересом изучали мой прибор. Когда сгусток дыма вытянул продолговатый отросток, свет камня стал ярче и начал пульсировать. Стоило ему лишь коснуться моего запястья, камень отреагировал незамедлительно: произошёл всплеск и невидимый пресс оттеснил странного гостя в сторону. Неведомое существо свернулось в нить и куда-то исчезло. Вслед за его исчезновением я оказался посреди целого собрания людей в белых халатах. Я не знаю, что там происходило до моего появления, да и на месте сориентироваться тоже не успел. Но в следующую секунду произошло нечто непоправимое: мои волосы ещё не улеглись от той волны, и прямо на лицо попала какая-то плёнка. Я чувствовал, как с моей кожей что-то происходит. Было ужасно больно, но не долго. Когда боль прошла, я, почему-то, не чувствовал, чтобы кожа возвращалась к своему исходному состоянию.

Странно, что в этой лаборатории не было зеркал. Однако, мне удалось найти своё отражение на стоявшей рядом колбе. Лица у меня уже не было. Эта штука… она растянула мою кожу. Что тут сказать, зато у меня был второй фрагмент этого злосчастного ожерелья. Стоит понимать, что это, конечно же, был сарказм. Тот факт, что я лишился лица, выкорчёвывал моё сознание, переворачивал его с ног на голову. Но сейчас не время расслабляться, ибо визиты к людям в белом ещё ни к чему хорошему не приводили. Благо, что при появлении такого страшного и озлобленного существа как я, все эти умники в белых халатах разбежались. Эти корабельные крысы разбежались и подняли тревогу. Поэтому вернуться обратно я мог беспрепятственно, но действовать надо быстро.

Сияние последнего фрагмента проистекало как раз со стороны водопада. Кулак в очередной раз нехотя сжался, снова дав этим когтям вкусить моей крови. Я с неподдельным интересом наблюдал, как стремящаяся вниз вода замирает. Начав выводить на ней очередную печать, я удивился, как была тверда эта вода. В остановившемся водопаде мне снова представился мой новый облик, но теперь я его рассмотрел более подробно. Самым странным мне показалось, что в собственном отражении я узнал ту сомнительную фигуру, передавшую мне эту злосчастную посылку. Меня даже не успокаивало очарование моего нового облика, который показала мне блестящая голубая вода. На ней, кстати, очень эффектно выглядели нанесённые багровые руны.

Пройдя через лазурные струи, я пошёл на зов звезды, чей блеск был ослепителен. Когда всё проявилось, я обнаружил себя в своей же квартире. В первые секунды я всецело находился во власти уже знакомого чувства замешательства, я не понимал, почему очутился у себя дома. На одной из опостылевших синих стен висело олицетворение женственности в лице Моны Лизы. Странно, что она успела отрастить усы.

На столе, где я оставлял коробку, лежал заветный фрагмент треклятого артефакта, что должен был поставить жирную точку в этой истории. Отправив его в карман, я незамедлительно приступил к отбытию, игнорируя всю свою усталость. С этим я и отправился домой, куда вернулся, пусть и натужно, но беспрепятственно. По возвращении я обнаружил Мону Лизу опять без усов, и Виктора, опять сидящего в моём кресле.

— Ты почти спра… вил… ся, ты на финиш… ной прямой.

— Почти справился? Посмотри, чего мне это стоило, — я говорил тихо и спокойно, но надеялся, что моя новая внешность выдавала бушевавшую во мне истерику. — Посмотри, на кого я похож.

— Дружище, — повторил он с той же интонацией, — я те… бя очень прошу не исте… рить и не отказываться. Как раз сейчас ты нахо… дишься в одном шаге от мо… его освобождения.

— Освобождения? Ты меня изуродовал.

— Дружи… ще, у тебя на пра… вой руке перчатка, стирающая гра… ницы времени, — дёрнулось его изображение, — для тебя нет ниче… го невозможного, и твою трав… му можно будет исправить. Поэтому в эту самую секун… ду я умоляю тебя проявить капель… ку терпения, и сделать последний вылет.

Собравшись с мыслями, я признался себе, что ему удалось убедить меня сменить гнев на милость, хоть ему и не пришлось прикладывать к этому каких-то особых усилий. Мне ужасно хотелось есть, но еды дома всё равно не было, а положение, как ни крути, оказывалось безвыходным.

Собирая воедино фрагменты восточного украшения, я думал о грядущем прыжке — мне всё-таки предстоит нанести личный визит первому лицу одной из самых влиятельных держав. Причём без приглашения. Мне представлялось торжественное вручение пропажи её законному владельцу. Я даже предпринял некоторые попытки отрепетировать какую-нибудь изысканную речь. Но, не смотря на возвышенные потуги, моё состояние оказалось слишком плачевным для подобных инициатив.

На этот раз открыть врата оказалось совсем не просто — я был измочален. Ноги уже не держат, кожа бела, как первый снег. А вот касательно своей новой внешности мне представлялось, что я смогу выдать себя за священника, каковым меня счёл тот мальчик из далёкого прошлого. Представлялось, что при царском дворе меня так же накормят, а поутру я с ними прощусь по-английски.

Но как же я ошибался…

Путь к императрице пролегал через балкон. И наносить печать там было негде. Но это было не всё. Главным препятствием для нового перехода было моё состояние. Кровь на когтях уже запеклась, и даже очередной прокол не добавил им свежего блеска. В спонтанном порыве необъяснимого безумия я исполосовал левую руку, после чего, среди обагрённых лоскутов кожи и беспорядочных линий порезов больное воображение дизайнера узрело неведомый узор, умело скрывавшийся от здравого смысла. Это натолкнуло меня на совершенно безумную мысль.

Помнится, когда-то я выносил на балкон большое зеркало, которое мне было жутко лениво вешать. На скорую руку протерев его, я обнаружил гуманоида неземного происхождения, взиравшего на меня с той стороны измождённым взглядом. У него внешность такая же, как у меня, одежда такая же, движения такие же, но Артёма я в нём уже не узнаю. А по сему, мне его и не жаль.

Глядя на него, я расстегнул рубашку, и ещё раз убедился, чтобы он в точности повторял все мои движения. Что ж, должен признать, в покорности ему нет равных. Я немного отошёл, чтобы белоснежный торс максимально заполнил зеркальную грань. Холодный металл коснулся моей кожи, и на гуманоиде начали появляться порезы. Я даже не обращал внимания на боль. Я следил, чтобы этот альбинос правильно вырезал нужные руны. Когда печать была завершена, первым делом я удивился, что эта идея вообще сработала: я-то застегнул рубашку, а гуманоид в зеркале остался стоять с распахнутой душой.

Войдя во врата, я снова попал под холодный душ со снегом, которые уже успел возненавидеть. И ладно, если бы они падали только сверху — был бы шанс от них спрятаться, но они «падали» ещё и снизу вверх, поэтому я промокал мгновенно.

Я брёл туда, где глаза, некогда принадлежавшие провидцу Роману, указывали на силуэт, что мог принадлежать только русской императрице. Держа в руках роскошный гарнитур исторического происхождения (и политического, между прочим, назначения), я самозабвенно двигался к фигуре, что с каждым шагом становилась ближе и ярче. Я вытянул когти, и, прорвав полотно, оказался в зале, ослепившим меня роскошью убранства.

Нас разделял буквально десяток шагов. Её взгляд был полон удивления, а вместе с ним и ужаса с презрением… равно как и остальной братии придворных, среди которых уже начались тревожные волнения. Со всех сторон то и дело звучали возгласы:

— Смотрите, демон!

— Сам чёрт пришёл к императрице!

— Посмотрите на его руки!

— Что у него с лицом?

— Господи, помилуй! Господи…

Я продемонстрировал Её Величеству заветный гарнитур, чтобы она могла узнать восточный презент. Мой рот уже было собирался сказать что-то из разряда: «Ваше Величество я пришёл

вернуть то, что принадлежит Вам…» Однако даже слова не успел сказать, как по залу прокатилось громогласное «Товсь!»[3]. Пока охрана шумела карабинами — придворные падали на пол.

— Цельсь!

Всё происходило так быстро, что я даже не успевал осознать происходящего.

— Пли!

Прозвучал короткий залп. Я почувствовал резкую боль. Меня парализовало. В ушах зазвенело, аромат благовоний и духов перебило резким запахом порохового дыма. Увидев последствия прогремевших выстрелов, толпа только ещё больше охнула. Несколько железных шариков прошли навылет, и драгоценное ожерелье оказалось разбито. Прошедшая сквозь меня дробь не брызнула кровью, а со звоном упавшие фрагменты украшения — сразу исчезли. Такое чудо ещё больше убедило присутствующих в том, что сам Лукавый явился по их души: чёрен как ворон, бледен как смерть, и даже раны не кровоточат. Что тут ещё сказать?

Обессиленный я упал на колени. Всё вокруг поплыло. Мир потерял краски. Холодно. Я ощутил пушистое прикосновение, из пола снизу вверх начала капать вода. Я посмотрел на свои руки — они дёрнулись — как по телевизору, по мне пробежали помехи. Но это меня уже не волновало — фигуры окружающих уже почти исчезли. Дождь и снег смыли их силуэты, а вместе с ними и всё вокруг. Тьма стремительно сгустилась — мир погас. Я остался стоять на коленях в темноте и холоде, под дождём и снегом, падавшим вверх и вниз.

Артём Свиридов был расстрелян на месте охраной Её Величества императрицы Екатерины при попытке вернуть ей предмет, взятый по ошибке — чтобы освободить старого друга, который, к слову, оказался настоящим колдуном. Что ж, не так я рассчитывал закончить свою жизнь.

С минуту я сидел ни о чём не думая. В голове был вакуум. Предпринятые попытки понять, где я оказался, ни к чему не привели. Пусть я был прострелен, но способность двигаться у меня ещё оставалась, и я решил этим преимуществом воспользоваться. В этот момент, где-то неподалёку, я услышал тихий перезвон колокольчиков, убаюкивавший своей колыбельной. То и дело сбиваясь с ног, я пошёл на зов этих чарующих звуков, и оказался в длинном коридоре. Его порог был очень странным: текстуры стен были смазаны и оборваны, точно неоконченный детский рисунок. Здесь была всего одна дверь. Из-за неё, собственно, и доносились эти звуки.

Бредя на обессиленных ногах, я глядел куда-то вниз, и имел неосторожность потерять равновесие. Правая рука инстинктивно полетела в сторону — раздался скрежет. Эта стена была очень похожа на ту, что я наблюдал через глазок.

Сколько следов там было? Три ряда по пять штук? Здесь их было столько же.

Я приложил руку к одному из них — это оказался мой след…

Как и этот…

И вот этот…

И этот тоже…

Все они были моими.

А вот и начался новый ряд.

Странно, что я ничего не помню обо всех этих художествах…

— А зачем мёртвым что-то помнить? — Раздался сзади голос Виктора.

Я повернулся к нему. Я был ужасно зол, но со своим новым лицом я был лишён возможности выражать эмоции. При иных же обстоятельствах Виктор увидел бы, как в моих глазах бушует ярость.

— Я надеюсь, хотя бы в этот раз ты справишься?

Стоит отметить, он уже не заикался и не дрожал.

— Который по счёту? Я уже сбился, дай-ка взглянуть. Шестнадцатый. Шестнадцать раз пройти одну и ту же историю и погибнуть в шаге от её финала. Буквально в одном шаге от моего освобождения. Попробуй, пожалуйста, ещё раз. Вот это тебе поможет.

Виктор вложил мне в руки небольших размеров картонную коробку:

— Ого! Что это? Давай посмотрим? Хотя, ты и так прекрасно знаешь, что там — роговицы пророка Романа, конечно же.

— Ты манипулировал мной, говорил, что я сам их срезал, — процедил я, теряя остатки сил.

— Так и есть.

Виктор поднял глаза на стену со следами:

— Раньше я честно говорил, что достал их специально для тебя, но ты не хотел иметь дела с убийцей. Тактику пришлось пересмотреть, чтобы как-то стимулировать тебя идти дальше. Может, я и колдун. Может, манипулятор. Но никак не убийца: Роман был мёртв, когда я забрал его глаза. Убивать пророка, с ума сошёл? Нет. Я никого не убиваю. И тебе, дорогой мой, извини, умереть пока не дам. Пусть ты и идёшь туда уже который раз, но ты единственный, кто согласился мне помочь; прости, придётся начать сначала. А теперь, — он указал на дверь, — будь любезен, передай себе посылку.

— Как это произошло? Я не открывал дверь?

— Глупый. Законы мира живых не действуют на мёртвых.

Немного помолчав, Виктор изрёк последнее «встань и иди, и забудь о всём, что было», и свернулся в нить. А я уже не мог вспомнить, ни как оказался здесь, ни что здесь делаю. И о назначении коробки, непонятным образом оказавшейся в моих руках, тоже ничего не мог вспомнить. Неоспоримым фактом было то, что я стоял у двери, из-за которой до моих ушей доносился чарующий перезвон колокольчиков. Палец утопил кнопку дверного звонка — и мелодия колыбельной ускорилась.

Август 2017г.

Проект «Иерихо́н»

Я уже не знаю, как долго здесь нахожусь. Я всячески пытался отслеживать время, чтобы не сойти с ума. Бесполезно. Я это понял после того, как несколько раз засыпал. Горючее давно закончилось. Как переживший кораблекрушение, хочу сказать, что космический дрейф страшнее морского. Лишь оказавшись в таком положении, начинаешь осознавать своё ничтожество на фоне её величества Вселенной. И я говорю о ней не как о художественном образе, воспетом поэтами. Я говорю о ней, как об осязаемом плацдарме для реальной работы. В иллюминаторе видно только чёрную пустоту. На её фоне иногда проплывает безобразное, огромных размеров красное пятно, будто бы с упрёком напоминающее о произошедшем. Оно как будто говорит со злорадством:

— Эй! Я здесь! Вот, посмотри на меня! Это по вашей милости я стала такой!

— Вот, взгляни ещё раз…

— Вот, взгляни ещё…

— Вот, взгляни…

Может, это не злорадство, а только самоистязание? Но делать какие-то выводы теперь уже поздно: я дрейфую в открытом космосе без топлива, без электричества, без еды. Моя планета погибла, а за её пределами о моём существовании едва ли кто-то догадывается.

Индикатор кислорода уже на критической отметке: значит, скоро прозвучит сигнал, оповещающий об опустевшем резервуаре, и на этом моя история будет окончена. Этот индикатор находится на моём ручном компьютере. Для экономии заряда я использую его только как диктофон. Вещать я наверняка буду, пока нахожусь в сознании. А когда нарукавник сядет, запись автоматически сохранится, и он выключится.

Какая ирония: мою жизнь спасла технология давно минувших лет. У истоков развития нашей цивилизации мы встали перед необходимостью в изучении ближних космических просторов, в частности, нашей собственной орбиты. Ввиду сего, нашим инженерам была поставлена задача по разработке аппарата, способного удерживаться на орбите в автоматическом режиме. Цель была достигнута путём запуска на орбиту искусственного спутника. Спутник справился с задачей лишь частично, потому что связь с ним была утеряна. С несколькими модифицированными последователями тоже. В итоге наши спутники обзавелись кабиной пилота, который брал процесс наблюдения и управления в свои руки. А чтобы максимально оптимизировать расход топлива, был разработан новый вид двигателя. Я не знаток этих технических дел, но факт остаётся фактом: цель была достигнута. Благодаря этому расход топлива стал минимальным (насколько это было возможно), а вместе с тем, ввиду отсутствия открытого пламени (а также пламени в принципе), окружающая среда не загрязнялась угарными газами.

Когда мы решили, что космос уже достаточно изучен. Рабочие материалы по спутникам были закрыты и сданы в архив, сами аппараты были отправлены на кладбище за ненадобностью. Кладбище, кстати, располагалось в одном из помещений нашей базы.

На случай отказа электроники мы вшивали в пилотные капсулы волокно, выполнявшее роль усилителя мозговых импульсов. Так что, пока я был в состоянии, я сгенерировал несколько сигналов о бедствии, которые были отправлены в свободное плавание. Проблема одна: по частотным характеристикам эти импульсы находятся в диапазоне ультравысоких, так что уловить их под силу только подобным мне.

Ну, а в целях перестраховки, для видов менее развитых вещает издыхающий химик военной лаборатории.

Наша планета окрасилась кровью, причём буквально. У нас произошёл выброс элементального вируса, и результат, стоит отметить, показал себя крайне любопытным…

Ха, какой цинизм называть любопытным катаклизм, приведший к смерти всё, что было на планете. Я понимаю, что масштаб и значимость такой катастрофы невозможно оценивать категориями привычной морали… но эффект оказался действительно любопытным.

Представьте этот восхитительный контраст событий, когда в недрах настоящего райского уголка нашей необъятной вселенной ведётся разработка боевого вируса с адаптивным поведением. Что? Не вяжется фраза «райский уголок» с фразой «химическое оружие»? Хочешь мира — готовься к войне! Такая логика вполне оправдана. Чем, спросите вы.

Да хотя бы тем, что неподалёку от нас расположена планета, населённая странными двуногими существами. Мы наблюдали за нашими соседями на протяжении многих их поколений, и знаете, что? Наши опасения касательно этих субъектов подтверждались многократно! Мы видели, как они вместо полезных дел экплуатировали друг друга, возводя пирамиды до самых небес, исполинских животных из камня, чтобы им поклоняться и приносить жертвы. И это только полбеды. Войны. На собственном опыте мы убедились, что религия побуждает убивать себе подобных, а когда имеешь таких соседей под боком, перестраховка крайне необходима. Что можно ожидать от этих существ, когда они протянут свои лапы в открытый космос?

Когда мы изучили их в достаточной степени, большие генералы стали собирать целые консилиумы, чтобы обсудить меры безопасности на случай их вторжения на нашу территорию. Тогда я выступил с предложением:

— Послушайте, — сказал я, — мы знаем, что эти существа похожи на нас. У них, как и у нас, есть слабости и зависимости, как, например, первоочередная зависимость от воздуха и воды. Так почему бы не взять под прицел именно эти области? Я говорю о разработке элементально-адаптивного соединения, взаимодействующего с основными источниками жизненно важных ресурсов.

Поначалу они посмеялись над моей попыткой удивить их очередным вирусом, но очень быстро одобрили мою инициативу, когда я объяснил, что соединение потому и называется элементальным, что взаимодействует с основными природными элементами, то есть с водой, землёй, огнём и воздухом. А слово «адаптивный» намекает на то, что он не будет ограничен только одним из них. Так что уже с первыми потенциальными колонизаторами мы сможем моментально выжечь всю их популяцию.

Будучи лицом тщеславным, я назвал будущую разработку в честь себя любимого, и проект получил имя «Иерихон». После, мы незамедлительно приступили к разработке оружия принципиально нового. И как показала практика, у нас это получилось просто с оглушительным успехом: ещё в состоянии прототипа это вещество уже показало свою катастрофическую силу. Жаль только, что эта сила обернулась против нас.

Тем вечером я возвращался домой, умиротворённый чувством выполненного долга. Сегодня мы проделали большую работу, и в ближайшее время фундамент будет завершён. Это позволит провести первое испытание нового оружия.

По дороге я любовался окрестностями. У нас, знаете ли, просто бесподобная природа. Я не буду изображать из себя мегамозга и объяснять, как мы этого достигли, я просто приглашу вас на небольшую экскурсию, чтобы вы смогли проникнуться беспримерной красотой наших ландшафтов.

По вечерам лазурное небо затягивается отливами нескольких цветов, которые никогда не смешиваются. Они извиваются в причудливом танце, не повторяя своих движений, но иногда лениво переливаясь из одной формы в другую. Нечто подобное происходит и с безмятежными морскими волнами, гонимыми беспечным бризом.

К небу, источая свет, тянутся могучие деревья. Они вытягиваются ввысь, расправляя свои ветки, испещрённые нитями сосудов, по которым потоки света циркулируют то вверх, то вниз. Поначалу они служили нам для украшения, создавали невероятно таинственную атмосферу, которая повсеместно сеяла спокойствие и умиротворение. Но вскоре они обрели разум. Это стало очевидно, когда некоторые из них начали наклоняться к земле, чтобы бархатными листьями погладить по щеке случайного прохожего. Или, шутя, плеснуться водой из протекающей поблизости речки и резко выпрямиться, как бы говоря:

— А что я, я тут не при делах.

А когда они смеются и опавшие листья подхватывает пролетающий мимо ветер, начинается настоящее волшебство, которое я даже не в состоянии описать словами. Стоит в этом потоке смешаться листьям разного цвета, как волшебство перерастает в животрепещущее безумие оттенков и отливов. Как будто в поиске чего-то, это одушевлённое безумие лихорадочно мечется с места на место, и, в конце концов, взмывает к врезающимся в небо горам. Там, на самых вершинах, куда, увы, даже нам нет хода без спецоборудования, находятся неиссякаемые источники, из которых безудержным потоком по отвесным склонам и плавным изгибам вниз, стремятся струи, искрящие живым серебром.

Ночью из густых облаков выглядывают мириады звёзд и Серебряный Поток, поражающий своим безмолвным величием. Когда смотришь на эту россыпь, стягивающуюся в целую галактику, невольно испытываешь трепет, пробирающий до самых глубин сознания. Если смотреть на них, не отрывая глаз, может возникнуть впечатление, будто ты слышишь гул, которым они, как может показаться, пытаются с тобой разговаривать.

Но с рассветом всё это волшебство тает, и новый день возвращает делам насущным. Солнце светит достаточно ярко, поэтому вся магия рассеивается. Рассеивается буквально: мир вокруг становится ярким, а его очертания чуточку размыты. Таким образом, каждый из нас может смело утверждать, что живёт в раю, потому что мы сами сделали наше окружение таким, исходя из наших общих представлений о рае. Вот так и протекала наша жизнь в гармонии с природой, очень-очень долгое время. Днём живём мы, на закате оживает природа…

И вот, вдоволь насладившись результатами многолетних трудов, я пришёл домой довольный и умиротворённый. У меня на заднем дворе была достаточно просторная и, в то же время, скромная веранда, с которой открывался восхитительный вид на живописный пустырь, венцом которого с незапамятных времён было одно-единственное деревце. За годы ухаживания этот невзрачный малыш превратился в могучего исполина, любившего порой помолчать обо всём. И тот вечер не стал исключением.

Новый день начался не самым лучшим образом.

Ещё на рассвете, из состояния блаженного сна, который я был готов созерцать ещё долгие часы, я был выведен запахом гари, беспардонно заполнившим моё скромное жилище. Горело, несомненно, снаружи, иначе мой дом оповестил бы меня о возгорании. А как же иначе? У меня высокотехнологичное жилище, расположенное внутри большого дерева, с крупными земляными пролежнями в коре. Роскошь, спорить не стану… Но вернёмся к возгоранию. Загвоздка была в том, что в этом запахе определённо присутствовало нечто чужеродное.

Лениво встав с кровати и молча отправив этому утру пару проклятий, я слегка приоделся и отправился на веранду. Пока я неторопливым шагом пересекал просторный зал, мимо меня проплывали всевозможные тотемы абстрактной формы. Каждая статуэтка была выполнена вручную, я их делал сам в своей мастерской на втором этаже.

Эти фигурки были выполнены из всевозможного хлама, который только попадал мне в руки: бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины.

Мне безумно нравилось то буйство цвета, которым эти безделушки наполняли мой дом. Игра цвета моей коллекции немного успокоила меня. Я распахнул двери, ведущие на задний двор, чтобы по возможности проветрить дом, и уже через мгновенье на меня напал натуральный столбняк: рядом с моим домом беспричинно тлел ссохшийся скелет дерева.

Я даже больше скажу: он тлел смачно… настолько смачно, что потрескивал добротной древесиной, как будто втихаря посмеивался над тем, что самое интересное я уже пропустил. Вы можете вообще представить мою, в тот момент, реакцию? И как, хочу я вас спросить, оно смогло так исхудать за одну ночь? Это было моё любимое дерево. Верой и правдой мне служило: стояло тут никого не трогало. Я к нему так привязался за долгие годы. Отношения приходят и уходят, а дерево тебя никогда не бросит и не обманет. Как же я был потрясён. Я пошёл делать тонизирующий настой, мне надо было привести себя в порядок.

Вскоре я вернулся на веранду, периодически отпивая из чашки омерзительную на вкус субстанцию сомнительного происхождения, и, что примечательно, не менее сомнительного цвета. Однако, нарисованный на чашке рептилоид с завидным энтузиазмом убеждал меня, что это именно то, что мне надо. Попивая эту дрянь, я с грустью взирал на то, что осталось от моего деревянного друга. Это очень интересно выглядело: посреди заливавшегося рассветом пустыря он стоял как будто освещённый фонарём. От него, время от времени, с треском откалывались горящие куски, метеоритным дождём очертившие область личного пространства. К слову, её сложно было назвать равномерной. Близко к нему подходить я не стал, ибо причмокивал он ну слишком уж аппетитно, и перспектива попасть под обстрел мне не очень импонировала. Поэтому, на тот момент я решил проводить его в последний путь своим преданным взглядом. Однако, странным образом выглядели хвосты этих маленьких метеоритов. Огненным цветком они распускались в странных формах, с каждым разом вспыхивая всё сильнее; как будто огонь подпитывал сам себя, чтобы получше раскрыть свой потенциал.

То, что произошло в следующую минуту, здорово меня удивило. Мысленно я произнёс тост за упокой деревянной души, и поднял чашку в знак примирения. В этот момент протрещал ещё один выстрел и крохотный метеорит полетел как раз в меня. Я успел увернуться, но выпустил чашку из рук, и она уверенно направилась прямо в стену. Удара она, конечно же, не выдержала и разбилась, а вот расплескавшаяся жидкость сомнительного происхождения застыла в считанные мгновения. Даже на пол пролиться не успела. Раз, два, стоп! Я подошёл, чтобы рассмотреть поближе — она реально застыла. Без причины.

Прикасаться к этому явлению голыми руками я, конечно же, не стал. Без долгих раздумий я совершил небольшой кросс на короткую дистанцию, который привёл меня в мою мастерскую. Оценив широту возможностей своего инструментария, я натянул перчатки, и твёрдой рукой снял со стены пару отбойных железяк, которыми обычно сбивал с камней ненужные образования. Они блестели как новые, отполированы настолько тщательно, что в них можно было без труда увидеть собственное отражение. И лишь неглубокие царапины на ударных областях предательски выдавали их боевой опыт.

Плотный силуэт с двумя блестящими ножами спускался по лестнице, точно маньяк из фильма ужасов. Он даже позволил себе на мгновение окунуться в фантазию, где слышал тот едва уловимый свист, с которым железо рассекает воздух… но вернёмся к реальности. Проходя по залу, я прихватил с собой свой кейс, который мне некогда «для особых случаев» презентовали мои коллеги. Это был невероятно элегантный контейнер из укреплённого сплава с герметичным обрамлением и несколькими отсеками внутри. Когда мне его вручали, никто не объяснил о каких «особых случаях» идёт речь. Несмотря на это, мы быстро пришли к общему знаменателю, что я всё-таки химик. И, стоит отметить, химик не средней школы, и даже не ВУЗ'а, а военной базы. Знаток своего дела, на счету которого, на тот момент, было уже несколько смертоносных разработок. Поэтому трактовка того самого «особого случая» была любезно передана под моё толкование. И, как мне показалось на тот момент, то, что произошло с моим, с позволения сказать, чаем, очень удачно попадало под характеристику этого «особого случая».

Со всем этим оборудованием я вернулся на веранду. Несколькими, отработанными за годы практики, движениями отколол пару экземпляров подопытного материала, и отправил их в чемодан. Закрывшись, он что-то сообщил на каком-то ломаном языке. Услышав это нечто, я даже задумался. Стоит ли удивляться, что в таком развитом и высокотехнологичном обществе, эти обезьяны не удосужились нормально реализовать голосовую модуляцию в усиленном кейсе для хранения и перевозки особо опасных химических реагентов?

Бросив своему догоравшему другу прощальный взгляд, я поспешил выдвинуться в лабораторию. Лишний раз я не стал подниматься наверх — просто положил инструменты на столе в зале. Зашёл в гардероб, на скорую руку приоделся в нечто более лицеприятное, схватил чемодан, и двинулся в путь.

В ожидании поезда я не переставал думать о произошедшем. И я говорю не о возгорании. Ударившись о стену, мой, с позволения сказать, чай, застыл в считанные мгновения. Отсюда возникает закономерный вопрос: почему он не застыл у меня в чашке, и почему я его так спокойно прихлёбывал? С другой стороны, чего толку ломать над этим голову в условиях полного отсутствия информации? Но не думать об этом я, кажется, уже не мог.

Тут как раз и мой поезд подкрался. Да, именно подкрался. Белоснежный змей из облегчённых сплавов с усиленным корпусом, немного укороченный, нежели был прежде, но более высокий. Не то чтобы это были какие-то защитные меры, просто нам нравилось чувство собственного могущества. Этот металлический хищник бегал по двум рельсам со скоростью ветра. Были у него предшественники более смелые и продвинутые, но они имели привычку взлетать, когда не надо, поэтому из сектора гражданского транспорта они были изъяты до лучших времён. У наших поездов подвижной была вся стенка вагона: зона выше уровня головы — для багажа; на уровне головы поднимается гидравлическая заслонка; нижняя заслонка опускается и выполняет роль трапа. Никаких трудностей с посадкой и высадкой, всё происходит на «раз». Я сел у окна, положив чемодан с образцами себе на колени, и железный змей зашевелился.

Глядя в окно, я водил пальцами по стеклу, в котором бесконечным потоком мелькали фрагменты жизни, протекавшей где-то там, за той незримой чертой. Салон был наполнен приятной прохладой, а окна при охлаждении принимали специфичную структуру: стоило слегка прикоснуться к стеклу, возникало интересное ощущение, будто бы оно источает невероятно тонкие, едва уловимые вибрации. Это было просто как прикольное дополнение, нечто вроде иллюзии расширения восприятия. Возможность заглянуть за грань хотя бы краешком глаза, что называется. Раньше окна были занавешены полотнами, на которых транслировались рекламные ролики, но от этой идеи быстро отказались: в обществе начала происходить какая-то неведомая лажа — и отказались.

Когда поезд проезжал над морем, взору открылась завораживающая картина: при свете дня, сквозь густые облака, на воду пучками падали лучи, которые обычно видны только в тумане. Но сейчас тумана не было, и это придавало картине большей чёткости. За морским переездом, по сложившейся традиции, следовал парк. И тут в обществе снова началась какая-то неведомая лажа. В салоне поднялся галдёж, среди пассажиров начало перекатываться встревоженное перешёптывание.

Озадаченный происходящим, я встал на сиденье, чтобы оглядеться, но ничего интересного не увидел. Лишь когда я вернулся на место, мне открылась причина этих волнений: любовавшись морем, я не заметил, как что-то происходило с приближавшимся парком. Издали это было хорошо видно: растения, всячески извиваясь, избегали небесного света, как будто он их обжигал. С чувством крайней озабоченности мы достигли парка, и уверенным ходом приступили к погружению в его глубины. Это позволило нам лицезреть нонсенс в непосредственной близости: стоило лучам едва коснуться зелёной листвы, как ветви мигом стремились, как можно скорей отпрянуть.

Из увиденного на тот момент, могу сказать, что подобное безобразие происходило не только здесь. Судорожные и бессистемные движения наблюдались повсюду, но только в тех местах, где были проблески солнечного света. Тем временем машинист призвал нас сохранять спокойствие и сообщил, что поезд продолжит своё следование. Пока пассажиры возвращались на свои места, голос из динамиков высказал свою обеспокоенность увиденным, чем выразил свою позицию, солидарную с общественным мнением. Такой ход, безусловно, подкинул ему в карму несколько очков в глазах пассажиров, волнение среди которых ему удалось усмирить. Не до конца, конечно — осадок всё равно остался, но паники удалось избежать, что уже хорошо. Чтобы отвлечься, каждый нашёл занятие по душе. Я, наверное, был единственным, кто не стал уходить в нирвану, потому что утренние события не покидали мою голову. И мне казалось, что именно сейчас я наблюдаю процессы им предшествовавшие. Оставалась одна нестыковка: мой деревянный друг исполинских размеров выгорел всего за ночь, а этих, как будто медленно-медленно пытают. Так что пока продолжаем вести наблюдение.

Совсем скоро, по салону поезда пробежало несколько теней. Это произошло настолько быстро, что погружённые в медитацию пассажиры даже ничего не заметили. А я… парковая зона уже подходила к концу, поэтому я не соблаговолил придать этому даже малейшего значения, хотя уже давно убедил себя в том, что это были просто какие-нибудь перелётные птицы… но не таких размеров и скоростей. Я покрепче сжал контейнер с образцами, и стал ждать. К слову, долго ждать не пришлось: в зоне видимости уже показалась вывеска, сообщавшая об окончании парковой зоны.

Прозвучала череда глухих хлопков. Раздался оглушительный визг, и почву под нами подняло на дыбы всего одним ударом. Многотонная махина взмыла в воздух, а меня швырнуло в сторону. Я даже не успел сообразить, что произошло. Тяжёлые удары со свистом осыпали поезд со всех сторон. Салон вагона заблестел от стеклянной крошки. Железный зверь терял свою первозданную форму так же легко, как пластилин в руках ребёнка. Скрежет истязаемого металла многократно перекрывал панические крики пассажиров. Не удивлюсь, если кому-то казалось, что этот рёв они же сами и издавали.

Пока железный зверь лихорадочно скользил по рельсам, наш машинист всё же ухитрился вернуть этого монстра обратно в колею. Однако, из-за разгерметизации салона ему пришлось существенно снизить скорость, чтобы никого не сдуло.

Продолжая крепко сжимать свой чемодан, я начал постепенно подниматься с пола, украдкой поглядывая вокруг. Что тут можно сказать? Ребят неплохо потрепало, однако, чтобы повредить кого-нибудь из нас, нужно нечто большее, потому что ткани наших тел от природы усилены углеродистым волокном. Так что с облегчением можно сказать, что в этой мясорубке обошлось без пострадавших.

Пока окружающие помогали друг другу прийти в себя, я нашёл в себе силы перекочевать с пола поближе к окну. Мне надо было знать, что произошло. Дело в том, что жемчужиной этого парка был экспонат, которого, ввиду его очевидного превосходства над остальными обитателями, в народе прозвали монархом. И как я понял, глядя в разбитые окна, промелькнувшие тогда тени были брошены его лианами. Похоже, что ими он нас и потрепал. Видимо, из-за своих неописуемых размеров ему не нашлось укрытия от падавших с неба лучей — вот он и обезумел от боли, а мы попали под горячую руку.

Кстати, после разгерметизации салона, я заметил, что здесь был тот же самый запах гари, с той же чужеродной примесью, что был у меня дома. К сожалению, никаких выводов из этого наблюдения я не мог сделать. Во всяком случае, пока. Таким образом, всё что я сейчас мог предпринять — это проверить целостность своего чемодана, и продолжить своё, теперь уже неторопливое путешествие на этом разбитом огрызке. Покинув, наконец, парковую зону, мы вошли в черту города. Обыватель может подумать, что для такой высокоразвитой цивилизации это неизбежно сопряжено с погружением в индустриальные пейзажи, промышленные зоны и каменные джунгли. Но нет, мы старались придерживаться баланса, так что монотонные картины в нашем быту отсутствовали в принципе. Ну а если и встречались, то в порядке крайнего исключения.

По прибытии на ближайшую станцию все пассажиры были переданы в распоряжение бригад быстрого реагирования, а наш потрёпанный зверюга был комиссован техниками для выяснения обстоятельств, с чем и продолжил своё следование в неизвестном направлении. А мне выбирать не приходилось, поэтому я направился на другую станцию. По дороге я внезапно поймал себя на мысли, что даже здесь в воздухе неуловимо витали всё те же чужеродные нотки. И лишь теперь я понял, что это как раз из-за горящей растительности. И я вам так скажу: тот факт, что данное явление носило, как теперь уже выяснилось, характер повсеместный, определённо делал его ещё более тревожным.

Дождавшись нового поезда, я снова занял место у окна. Но на этот раз пейзажами я уже не любовался. Теперь они выполняли для меня роль новостной ленты, позволявшей следить за развитием событий. Мы тронулись, и я просто откинулся на спинку.

Мелькавшие снаружи хитросплетения дорожных путей выглядели, как музыка живого города, которую можно было услышать только находясь в движении. Каждое сооружение своей неповторимой формой вносило посильный вклад в звучание городской симфонии. Экзотической новизны этой картине добавлял неравномерный свет, который я имел честь созерцать ещё совсем недавно. Проезжая один пустырь, мне посчастливилось наблюдать катание на льду. Не знаю, как они это сделали, но площадка была оформлена прелюбопытнейшим образом. На ней были установлены небольших размеров изваяния весьма и весьма причудливых форм, как будто создатели заморозили участок лужайки. Больше всего мне понравились объёмные, волнообразные ограждения, которые в совокупности со всей ареной представляли собой нечто целое.

Недолго мне довелось любоваться сим действом. Один из ребят не справился с управлением, и смачно въехал в толпу переводивших дыхание возле ограды. Надеюсь, нет необходимости говорить, что это закончилось тем, что добрая половина конструкции разлетелась на мелкие осколки? К моему удивлению, под коркой льда действительно оказался кусок земли, щедро укрытый зелёной травой. Наблюдение продолжается. Так, они поднимаются, выясняют что произошло. По всем законам жанра сейчас должна начаться потасовка, но этого не происходит. Все участники сохраняют просто ледяное спокойствие, как будто вообще ничего не произошло. Они расходятся. Один вообще куда-то уходит… нет… он возвращается. У него в руке шланг. Он открывает кран, и вода стремительным потоком выплёскивается наружу… и, ударившись о землю, мгновенно застывает, брызгая во все стороны, а парень только направляет струи, куда ему надо. Всего несколько секунд, и совершенно новый каток с новыми изваяниями готов к эксплуатации. Увидев это, я вспомнил свой утренний, с позволения сказать, чай, который тоже застыл при контакте с деревянной стеной. Я бросил беглый взгляд на чемодан, лежавший у меня на коленях, и всерьёз задумался над теми сюрпризами, которые мне преподнесёт его содержимое…

С этой мыслью мы нырнули в туннель. Пролетающие за окном фонари оказывали гипнотическое воздействие. Они как будто усыпляли своим мягким свечением. Эти стрелы пролетали на уровне глаз каждые несколько секунд. Огоньки возникали из ниоткуда и стремились в никуда. Глядя на них, возникало впечатление, что их голоса звучат в моей голове. Они шепчут:

— Успокойся…

— Не напрягайся…

— Не спеши, а то успеешь…

— Не спеши, а то успеешь… — промычал я, перебирая пальцами по драгоценному саквояжу.

Мгновения тянулись мучительно долго. Пролетавшие мимо стрелы начали сбиваться с постоянного ритма, кажется, пытаясь наиграть какую-то мелодию. Уловив её, мне даже получилось мысленно сымпровизировать подходящий мотив, и он звучал в голове весьма и весьма отчётливо. Я даже грешным делом подумал: а может, к чёрту эту химию? Вот она, кульминация. Мотив играл всё громче и напористее. Я слышал звуки целого оркестра: та-дам, та-дам, та-ДАМ! Именно на последний удар пришёлся несильный, но достаточно ощутимый толчок, который вывел меня из полусонного состояния. Мы выехали из туннеля, и яркий свет больно ударил в глаза. Когда боль прошла, моему взору открылся высоченный дом, острым шпилем, уходящий высоко в небо, и где-то там скрывающийся из виду. Этот дом пошёл трещиной, зиявшей на добрую половину его высоты… если не больше.

Из динамиков, как и следовало ожидать в любой подобной ситуации, раздался голос, неизменно призывавший пассажиров к сохранению спокойствия. Потому что, как показывает история, паника ещё ни к чему хорошему не приводила. Затаив дыхание в ожидании последующей реакции, я обнаружил, что больше ничего не происходит. То есть падать этот дом вроде не собирался. Это очень радовало на фоне событий, пережитых в парке. Как бы там ни было, я уже почти добрался до места назначения. В моих интересах было как можно скорее изучить свой домашний трофей, потому что на своём веку, поверьте мне, я всякой чертовщины навидался, но такого ещё не встречал.

Наконец я добрался до базы, а там и до заветной лаборатории рукой подать. Главное, что я успел до начала рабочего дня. Этот ритуал для меня давно стал привычным, но для новичков этот путь не менее тернист, нежели тот, что я прошёл снаружи. Здесь постоянная суета, всё в движении, приходится лавировать среди толпы в ритме вальса.

А вот и заветная табличка показалась, с красующейся на ней надписью: «Не влезай — убьёт, не дыши — убьёт, не смотри — убьёт». Я сам смастерил эту табличку. Поскорей нырнул в свою обитель. Пока открывал чемодан, перекинулся парой приветливых фраз со своим коллегой. Внимательно рассматривая пустую пробирку, он осведомился:

— Ты часом не заметил, что сегодня с утра на улице происходит какая-то неведомая лажа?

Посмотрев на него исподлобья, я ответил:

— Я тебе даже больше скажу. Я в ней поучаствовал.

— Не-е-т, — протянул он задумчиво, — мне такой радости, увы, не представилось…

— Скажу ещё больше, — я интригующе хлопнул по чемодану, — я принёс эту неведомую лажу с собой!

Он быстро оживился и подскочил, чтобы увидеть, что же я там принёс. Глядя на осколок сомнительного цвета, он поинтересовался:

— А что это, собственно, такое?

— Вопрос неправильный. Попробуй ещё раз.

— Что произошло?

— Вот это нам и надо выяснить.

Недолго думая, мы надели защиту и приступили к изучению. Наш экспонат не стал оказывать того отчаянного сопротивления, с которым мы ожидали столкнуться, и раскрыл свою тайну весьма быстро. Хотя, я, пожалуй, не буду строить из себя непогрешимого умника, и признаюсь, что пару раз мы забрели не в ту степь, пару раз оказались в тупике, немного попсиховали, немного поистерили. Но, в конце концов, передо мной оказался список элементов и соединений, и добиться чего-то большего, нам уже было не суждено — мы вытащили из него всё, что могли.

Время незаметно подошло к обеденному, а работой даже не пахло. Мы как будто оказались на практике перед каникулами — никто никуда не торопит, не подгоняет. Можно не торопиться, потому что до тебя никому нет дела. Ну, и воспользовавшись положением, мы вышли немного передохнуть, потому что мозги кипели. После перерыва, вернувшись к делам насущным, я начал изучать полученные нами формулы. На первый взгляд эти записи не представляли, ровным счётом, ни капли ценности. Такая простота ситуации невероятно бесила своей сложностью. С таким же успехом можно было дать мне стог сена, из которого извлекли адаманти́н[4] — и вроде бы это невозможно, но ведь как-то это получилось!

В десятый раз пересматривая эту вязь, до меня вдруг дошло, что это ещё не конец, что можно копнуть и поглубже. Проведя ещё несколько вычислительных манипуляций, я увидел то, что мне совсем не понравилось. Я ведь уже видел нечто похожее. И теперь смог узнать даже видоизменённую формулу, потому что я же её и создал. Хотя на тот момент я ещё не решался утверждать, что правильно понял увиденное, но убедиться в этом надо было обязательно.

Стрелой вылетев из кабинета, я бегом направился по коридору. Чуть не сбив с ног своего коллегу, бросившего мне вопросительный взгляд, я ударил что было сил по пролетавшей мимо кнопке лифта в надежде, что дверь откроется сразу, но, когда этого не произошло, бросился бежать по лестнице. На эту технику никогда нельзя рассчитывать в трудный момент. Пробежав вниз на несколько уровней, я даже не обратил внимания, что вокруг нет ни одной живой души, и, миновав пустующий коридор, ворвался в отдел, где мы работали уже некоторое время. Сразу бросив взгляд на стеллаж с усиленной защитой, за которой располагались реактивы под грифом «Особо опасно», я замер с немым вопросом в глазах. Камера с биозащитой, где содержался «Иерихон» оказалась разбита.

— Что-то произошло? — с растерянным видом подскочил мой коллега.

— Нет, друг мой, похоже, всё только началось.

Только теперь я понял, что стало первопричиной моих сегодняшних приключений.

Элементально-адаптивное соединение! Ну конечно! Земельные пролежни в древесной коре вошли в реакцию с прототипом химиката. Затем на заражённую поверхность попала жидкость на водной основе и тоже вошла в реакцию. А пить ту гадость я мог, потому что кружка не имела контакта с землёй. Отсюда возникал вопрос: если вирус перешёл с земли на жидкость, которая расплескалась, то почему не передался ей из воздуха?

«Из воздуха…» — эхом отозвалось у меня в голове. У меня в мыслях промелькнули образы моего домашнего исполина и Монарха, сгоравших от солнечных лучей. И я потихоньку начинал понимать, что происходит. Оставалось лишь выяснить, чем это обернётся в дальнейшем. Если уже с утра события приняли такой поворот, что же сейчас происходит там, снаружи? И чего нам ожидать к вечеру?

Заметив разбитый ящик, мой коллега запаниковал, и уже хотел вызывать охрану, поднимать тревогу, сообщать вышестоящему начальству, но я остановил его, объяснив, что это бесполезно. Соединение экспериментальное и мультифункциональное, находится на стадии разработки. Известно, с какой средой он входит в симбиоз, но последствия непредсказуемы… его даже протестировать не успели.

Мы немного попререкались на тему как действовать дальше. Он предложил спуститься в бункер, но я был убеждён, что в этом нет смысла: надо подняться и посмотреть, что происходит снаружи. Несмотря на мои призывы действовать здраво и рационально, каждый остался при своём мнении. На том мы с ним и разминулись.

Поднимаясь наверх, я начал чувствовать вибрацию и толчки разной силы, там и тут начинала срабатывать тревога, но эвакуировать было уже почти некого — все разбежались. Наверняка уже втихаря заперлись в бункере, а если и так, значит, он уже полон. Имея представление о глубине, на которой я находился, у меня было время нарисовать в голове самые жуткие варианты развития событий, пока я поднимался. Добравшись до поверхности и выйдя на улицу… что тут сказать? Реальная картина происходящего была категорически далека от того, что я успел себе нарисовать. Яркий обжигающий свет серьёзно расширил зону воздействия, растения просто заживо плавились, дома трещали по швам и падали как подкошенные, в небе появились непонятные чёрные пятна. И теперь я понял, «Иерихон» не передаётся по воздуху — он разрушает атмосферу.

Я побежал на стоянку и экспроприировал первую же машину. По началу, я не особо представлял, куда мне тогда стоило направляться, поэтому немного погонял по окрестностям. Я увидел, что этими дырами испещрено всё небо, и они увеличивались. Химикат разъедал наше небо так быстро, что озоновый слой не успевал восстанавливаться. Такими темпами совсем скоро атмосферы у нас уже не будет.

«Атмосферы уже не будет…» — задумался я. К такому, как говорится, жизнь меня не готовила. Что же делать в такой ситуации? Бежать с планеты? Звучит амбициозно, не скрою… Но обстоятельства требуют именно этого. Вопрос в другом: на чём лететь? У нас все космические корабли и ракеты на ядерном топливе, но вспоминая события сегодняшнего утра, вывод напрашивается сам собой: нельзя лететь на кораблях, где есть открытый огонь, ведь корабль попросту взорвётся, ибо огонь становится просто бешеным. Нужно что-то нейтральное. Ну, конечно! Наши спутники! А единственный нормально работающий экземпляр был отправлен на склад. Кладбище техники. Надо обратно на базу.

Нужно просто успеть добраться туда, пока не произошло ещё что-нибудь эдакое. Хотя о чём я вообще говорю? У нас атмосфера выгорает, о чём ещё эдаком может идти речь?

Пока я ездил туда-сюда, я становился невольным свидетелем ужасающих событий. Маленькие растения просто плавились заживо, те, что побольше, горели и извивались от боли. Совсем большие уже сметали всё вокруг себя, били рядом стоявшие строительные конструкции, которые и без того трещали по швам и разваливались. Периодически они сбивали братьев наших меньших (это с крыльями которые), перелетавших целыми стаями в тени, где ещё безопасно. Но везло далеко не всем: некоторых сбивали хлёсткие ветки высоких деревьев. Некоторые в момент возникновения над головой новой дыры обгорали и оплавлялись прямо на лету от внезапной дозы чистейшего ультрафиолета. Так что уже к вечеру нас накрыло обильными кроваво-огненными осадками.

В городе, возведённом на моих глазах, безраздельно правили бал паника и неразбериха: отовсюду доносились крики, трески, взрывы. Земля содрогалась от тяжёлой поступи невидимого гиганта, для которого в принципе не существовало хоть сколько-нибудь ощутимой преграды. Хаотичный шум забивал уши в попытках грубо дезориентировать в пространстве, и во многом ему это удавалось. Даже немного понаблюдав за происходящим, можно было увидеть, как падавшие с неба останки застывали на лету, пролетая сквозь клумбы на крышах. Дома активно меняли свой цвет на красный. Получались эдакие багровые сталагмиты-гиганты.

Внезапно буквально передо мной вспыхнул луч слепящего света, но мне повезло, я успел сманеврировать, и не попасть под него. Также внезапно рядом возникла ещё одна машина. Минуты не прошло, как он на полной скорости сбил бедолагу, без оглядки бежавшего невесть куда. От удара его отбросило прямо под лучи, всё вокруг как будто замедлило свой ход, чтобы я смог увидеть это во всех подробностях. Кожный покров расплавился во мгновение ока, мягкие ткани облезли на моих глазах, кости трещали так, что даже я слышал этот сухой звук. Капли крови расплёскивались в воздухе, пока он ни шлёпнулся о стену, как воздушный шарик, наполненный водой. Разбрызгиваясь, его кровь попала на клумбу, запустив реакцию обледенения. Кровь не покрывалась льдом: земля просто меняла структуру вещества, делая его твёрдым и хрупким. Должен сказать, что созданная на моих глазах скульптура, произвела на меня неизгладимое впечатление… и это был далеко не восторг. Я продолжил следовать заданному маршруту, а тем временем вокруг меня поднялся туман. Скорее всего, это было из-за падавших домов и конструкций.

Пока я доехал до базы, любуясь, как мирные жители окрашивают всё вокруг красным цветом, на поверхности уже стало тяжело дышать. Я ещё раз прошёл долгий путь в чертоги колыбели прогресса, но на этот раз очутился не в лаборатории, а в терминале запуска спутниковых установок, который, собственно, и стал для них кладбищем. Я сел в ту самую капсулу, которая и стояла там после своего возвращения из космоса. Пристегнулся, отдышался. Нервно пробежавшись пальцами по приборной панели, разбудил этого динозавра, и начался взлёт.

Я с горечью смотрел, как от меня отдаляется земля. Как она уже уверенным шагом приобретает уверенный красный цвет. В то время, как я безмятежно возносился над царящим внизу хаосом, мне удалось увидеть картину более глобально. Это был самый настоящий конец света. У меня даже слов не осталось, чтобы описать происходившее. Поднявшись уже достаточно высоко, я увидел, как вдалеке взорвалось несколько ракет. Исходя из сопроводивших взрывы огненных пируэтов, несложно было заключить, что ракеты были топливными. Оставалось только надеяться, что мне хватит еды, чтобы достичь какого-нибудь обитаемого объекта. Это ведь всего лишь искусственный спутник, а не судно для межпланетных экспедиций.

На выходе в открытый космос даже не трясёт, ведь атмосферы почти и не осталось. Глядя в иллюминатор, я наблюдал, как океаны и моря леденели, а искусственные водоёмы выпаривались. Это продлится недолго. Пусть «Иерихон» и элементально адаптивен, таким поведением он себя же лишает ресурсов к существованию. Расправившись с планетой, он сам же и погибнет.

Под слоем тумана было видно, как райская планета меняла цвет с небесно-голубого на кроваво-красный. Это выглядело так, будто с ней происходит жуткая метаморфоза перерождения. Пока я от неё отдалялся, она уже уверенно облачилась в новое одеяние, а туман вскоре рассеется, и перед планетарным обществом предстанет новый сосед, хранящий в своих недрах страшную тайну. Готов поспорить, наши религиозные соседи с третьей от Солнца назовут красную планету в честь какого-нибудь жестокого божества войны. О том, что будет дальше, не берусь загадывать.

пип…

пип…

пип…

Февраль 2017г.

Госпожа Ло́кхарт

Ужин был в самом разгаре. Не то чтобы члены семьи вкушали радость вечерней трапезы, просто они уже битый час осваивали грядущее наследство, которое совсем скоро между ними распределит завещание их безвременно усопшей матушки.

Светлана Егоровна Локхарт была невероятно влиятельной персоной: она оставила фабрики одежды, журналы моды, собственные магазины. Постоянные показы моды на самых крупных площадках страны, бесконечные интервью на главных каналах телевидения, многочисленные блоги в интернете. Одним словом, ей не надо было, как любой уважающей себя женщине, следить за тенденциями, потому что она сама же их и создавала.

Светлана Егоровна была превосходным стратегом. Необычайно дальновидным и расчётливым человеком, породившим на свет четырёх ребятишек. Поначалу всё было хорошо: супруги Светлана и Вадим Локхарты вершили родительскую власть твёрдой рукой, семья жила душа в душу. После смерти Вадима что-то пошло не так. Светлана с головой погрузилась в работу. Несмотря на то, что созданная ею империя свободно функционировала даже без её участия, любящая мать настолько была увлечена этим делом, что категорически не хотела оставаться безучастной. А тем временем её чада вульгарно распоясались: пренебрежительное отношение к деньгам, провокационное поведение, надменное отношение к окружающим, пьяные выходки. Одним словом, примерные дети банально уподобились столичным мажорам. А Светлане только и оставалось, что год за годом наблюдать их деградацию, потому что все предпринятые ею попытки влияния то и дело с треском проваливались.

Сейчас её отпрыски обсуждали, каким образом каждый из них распорядится своей частью наследства. Разумеется, у Евгения и Артёма всё крутилось вокруг девчонок, дорогих машин, которыми их можно цеплять, и красивых яхт, на которых их можно катать. Катерина же с Олесей, особой изобретательностью тоже не отличались, и строили свои «далеко идущие планы» вокруг безумно дорогих и не менее ярких украшений и мехов, на которые, по их представлению, и должны клевать недалёкие, но обязательно богатые недотёпы вроде Жеки и Тёмы.

Не вызывал ни капли сомнения и тот факт, что эти неблагодарные ребята даже не замечали, что сидят в просторном зале, заполненном редкими цветами, собранными со всего мира. Дизайнерский интерьер и дорогая мебель обеспечивали максимально комфортное пребывание в комнате. А вишенкой на торте был высокий куполообразный потолок, которой венчала королевская люстра из горного хрусталя, поражавшая своим величием и грацией даже самый взыскательный глаз.

Обсуждение протекало в русле жаркой дискуссии, ведь на кону многомиллионное состояние, и делиться, само собой, никто не собирался. О том, чтобы скооперировать свои ресурсы во благо общего дела не могло быть и речи — эти охламоны уже давно отбились от рук. Поэтому дни огромной империи были попросту сочтены: стоит только ребятам вступить в право наследства, как весь этот многолетний труд будет попран нерадивыми невеждами, и года не пройдёт! Если только Светлана не придумала какую-нибудь комбинацию, чтобы это всё спасти.

Вот подошло время, когда распорядитель уже должен был появиться, и, прервав дебаты, ребята заметили отсутствие главной персоны этого вечера.

— Когда там наш товарищ должен подъехать? — осведомился Евгений.

— Кстати, да. Опаздывает, — лениво развалившись на стуле, отозвался Артём.

— Не опаздывает, а задерживается, — вставила уткнувшаяся в мобильник Катя. — Буква «пэ» — политкорректность!

— Толера-антность! — протянула Олеся в манере уличной шпаны.

— А не всё ли равно?

— Да вообще пофигу!

Не смотря на то, что Женя услышал от Артёма именно то, что он рассчитывал услышать, он не смог не вставить своих пяти копеек:

— Я типа спрашивал, когда он должен приехать. Разницу чувствуешь?

— Девочки не ссорьтесь! — отрешённо встряла Катя, не отрываясь от гаджета. — Имейте минуту терпения!

В окне мелькнул свет фар. Догадавшись, кто соблаговолил почтить их своим визитом, все незамедлительно ринулись на улицу. Не то, чтобы его встречали, они хотели взглянуть на негодяя, позволявшего себе опаздывать в канун такого важного события.

К дому подъезжал чёрный «Линкольн», наканифоленный до кошачьего блеска. Несмотря на то, что он был сделан под старину, внешность он имел весьма агрессивную, ибо в ней безраздельно доминировали прямые линии и острые углы. Безукоризненный автомобиль ярко блестел хромированными деталями, показывая высокий статус владельца. Из-под колёс доносился сочный хрустящий звук — так автомобиль демонстрировал как ломались кости тех, кто имел дерзость вставать на пути его владельца.

Остановившись, железный конь замолчал, и дверь водителя глухо щёлкнула замком. Из неё стремительно вышел высокий человек в чёрном костюме, таком же безупречном, как и его машина. Туфли, брюки, рубашка, галстук, пальто — всё было чёрным. Казалось, что распорядитель пришёл родом из царства теней, окружавших особняк в это позднее время. Выйдя на свет и сверкнув льдом своих голубых глаз, от которого всем присутствующим стало не по себе, он произнёс:

— Приветствую вас, дамы и господа!

Следует заметить, у него была весьма странная улыбка. Она выглядела слегка хищной, однако в голосе не было ни капли враждебности.

— В народе говорят «пунктуальность — вежливость королей», — прозвучал язвительный голос Евгения, — это, видимо, не о вас?

— Точность, дражайший мой, точность. Ибо изрекал так ещё маэстро Людо́вик XIV-й, — гость провёл рукой по голове, приглаживая короткие светлые волосы. — В Италии нынче неспокойно, поэтому мой рейс задержали.

— Чё, нормуль, — встряла Катя. — У нас тут такое горе в семье, а он по Италиям летает!

— Видите ли, почтеннейшая Катерина, — странная улыбка не сходила с его лица, — последняя просьба вашей матушки была более чем странной, и достать то, что она завещала, оказалось отнюдь не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд, поэтому мне пришлось изрядно помотаться по миру.

Сделав несколько быстрых шагов, он подошёл к багажнику.

— Я надеюсь, вам удалось выполнить задуманное? — поинтересовался Артём, наблюдая, как распорядитель ловко открыл багажник.

Достав из багажника металлический дипломат, крепкая рука довольно похлопала по кожаной обивке:

— Безусловно, дражайший!

— Мотаться по всему миру, — встряла Катя, — чтобы в итоге привезти чемодан неизвестно чего и, вдобавок, изрядно опоздать? Не кажется ли, что это слишком?

— Кажется. И, собственно, поэтому я привёз не один чемодан неизвестно чего, а целых три! Последняя воля такой видной персоны должна быть реализована на высшем уровне. Вы согласны?

— Что-то последняя воля этой персоны дороговато обходится! — продолжал Артём. — Один только гроб во что вылился. Долбанный деревянный ящик, который завтра будет спущен под землю, и больше о нём никто не вспомнит. Объясни, какого рожна надо было заказывать ящик у африканского шамана, и ещё перевозить его в Норвегию? Деревянный ящик!

Подходя к двери, где все собрались, распорядитель резюмировал:

— Ни для кого не секрет, что последние годы Светланы Егоровны были полны чудачеств, и её поведение, с точки зрения среднестатистического обывателя, было, откровенно говоря, странным. Но давайте соберёмся, дамы и господа! — он бесцеремонно открыл дверь, игнорируя полные презрения взгляды четырёх стервятников, и переступил порог дома. — Финишная прямая уже близко! Совсем скоро я зачитаю текст завещания, и вуаля, мы с вами больше никогда не увидимся! Так что, любезнейшие мои, проявите чуточку терпения.

В течение последней минуты обе девочки несколько раз закатывали глаза, изнемогая от желания закрыть рот этому напыщенному пингвину, дабы не терзать свои утончённые уши выслушиванием его высокопарных речей. Однако недовольство выразила только Катя.

— Должна вам сказать, что из всего, сказанного вами, мне больше всего понравилась только фраза «никогда не увидимся»!

— Должен вам сказать, Катюша, мои чувства к вам взаимны!

— Так что…

— И по сему, покуда я здесь, представлюсь ещё раз, на тот случай, если вы забыли.

Гость в чёрном развернулся к ним, и, едва склоняя голову произнёс:

— Распорядитель последней воли вашей покойной матушки Светланы Егоровны Локхарт, её доверенный исполнитель, Игнат Альбертович!

Окинув их беглым взглядом, подытожил:

— Можно просто Игнат Альбертович.

— Хорошо, Игнат! — хором прозвучало четыре высокомерных голоса.

— Ладно, довольно препираний! Где она? Мне надо ещё раз убедиться, что гроб расписан правильно.

— Расписан? — удивилась Олеся. — Роспись — это орнаменты на одежде, и узоры на посуде! А это какие-то левые иероглифы Тутанхамона!

Орнаменты? Иероглифы? К своему большому удивлению Игнат никак не мог ожидать, что столь недалёкая умом Олеся знает такие слова. Игнат властно взглянул на неё:

— Нерга́ла. Если быть более точным.

Артём лениво вытянул руку, указав интересовавшее Игната направление.

Оставив в зале два чемодана, Игнат бегло искупал свои глаза в роскоши апартаментов. Они уже стали ему как родные, ведь в последнее время он достаточно часто посещал Светлану. О чём они разговаривали и какие тайны она успела ему поведать, было для всех загадкой.

И вот он зашёл в комнату, где в ожидании своего звёздного часа смиренно томилась госпожа Локхарт. Игнат мгновенно ощутил на себе многочисленные взгляды — здесь повсюду стояли фотографии, с которых любящим и одновременно волевым взглядом смотрела невероятно красивая женщина. Она едва уловимо улыбалась уголками рта, как бы говоря: «Даже если меня нет, я всегда рядом». Игнат не стал долго их рассматривать. Его взгляд, преисполненный слепой уверенности, ещё раз посмотрел на ту, что почивала посреди комнаты. Ему показалось странным, что лежавшая в гробу практически полностью соответствовала образу на фотографиях, но вдаваться в подробности он не стал — время поджимало. Отложив чемодан в сторону, Игнат достал из него компас и листок бумаги. Убедившись, что Светлана лежит головой строго на северо-восток, он сверил роспись на стенках деревянного ящика с таблицами на бумаге. Всё было правильно. Сложив всё обратно, он вышел из комнаты, и подхватил остальные чемоданы.

— Слышишь? — внезапно встрял Евгений. — А кровь, которую у нас брали непонятно для чего, там типа всё нормально? Все довольны?

Игнат лукаво опустил глаза на один из чемоданов, в котором лежали четыре пробирки с кровью. С момента наполнения к ним и пальцем никто не притронулся. Удивительно, что об этом вообще кто-то вспомнил.

— Безусловно, почтеннейший Евгений! Все довольны! — заверил его Игнат, сопроводив слова своей странной улыбкой. — Начинаем подготовку к главному событию этого вечера! Попрошу не мешать и не отвлекать, ведь это, согласитесь, совсем несложно!

С этими словами, распорядитель взмыл наверх по лестнице, туда, где находится рабочий кабинет Светланы. Туда, где находится средоточие власти госпожи Локхарт.

Когда алчные стервятники уже изнемогали от натиска собственной жадности, с верхнего этажа послышался заветный голос, пригласивший всех к началу процедуры.

Комната, долгие годы служившая хозяйке дома рабочим кабинетом, преобразилась до неузнаваемости, став натуральным склепом. Свечи были повсюду, и их мягкий свет заполнял всё помещение. Украшенные фигурной резьбой восковые фигурки наполняли момент некоторым таинством. Плюсом ко всему, ещё и луна светила в окно голубым фонарём. И хотя эти четверо наверняка были не способны оценить такое изящество, в любом случае, реализовано это было не для них. Перед Игнатом на столе лежало несколько бумаг и открытый дипломат из чёрной кожи, в который он время от времени мельком поглядывал.

— Почтеннейшие дамы и господа! Занимайте места согласно купленным билетам!

Несмотря на то, что фраза была сказана в шутку, Игнат всё же занервничал, ведь каждое место было, в некотором смысле, именным; потому что под стульями были начертаны знаки шумерского зодиака. Но к счастью для распорядителя, ребята расселись правильно. Да и знаков под стульями никто не заметил, что тоже хорошо — меньше ненужных вопросов. Игнат с благодарностью оценил эту случайность.

— Ну чё, начальник, начинай. — распорядилась Олеся.

— Я надеюсь, — командным голосом начал Игнат, — никто из присутствующих не подвергает сомнению идею о том, что данное мероприятие должно проходить в соответствии с каноном, регламентируемым первоисточником, каковым, в данном случае, является завещание госпожи Локхарт?

В комнате воцарилось неловкое молчание, однако присутствующие, хоть и растерянно, но всё же согласились.

— Итак, пункт первый! Перекличка!

— Что за детский сад? — возмутился Артём.

— Регламент требует соблюдения формальностей! — Строго отрезал Игнат. — Итак, Артём Вадимович Локхарт!

— Здесь!

— Евгений Вадимович Локхарт!

— Здесь!

— Екатерина Вадимовна Локхарт!

— Цирк уехал, клоуны остались! Туточки!

— Олеся Вадимовна Локхарт!

— Ага!

— Второй пункт завещания! — провозгласил распорядитель. — Собрать всех членов семьи в личном кабинете госпожи Локхарт в ночь, когда луна перейдёт в третью фазу!

— Так сегодня третья фаза луны? — с очевидным сарказмом спросила Катя. — То-то меня сегодня плющит весь день. Ах, магнитные бури, они такие.

— Если кто-то сомневается, — Игнат бегло осмотрел присутствующих, — можно ещё раз посмотреть лунный календарь, дабы убедиться, что сегодня именно такой день. Однако поспешу заверить вас в том, что мне платят за добросовестное выполнение моей работы; в противном случае меня, собственно, как и вас, здесь сейчас не было бы. А теперь, если сомнений больше нет, мы перейдём к следующему пункту.

Он достал из портфеля тонкую папку, из которой осторожно извлёк фрагмент непонятной материи. По размеру примерно с альбомный лист, но выглядела настолько древней, будто её вытащили из гробницы. Евгений брезгливо указал на тряпку:

— А что это за дрянь такая?

— Это непосредственно само завещание, — распорядитель продемонстрировал собравшимся исписанный пергамент, чтобы они могли убедиться, что это на самом деле не просто клочок старой бумаги.