«Он скромный и высокомерный одновременно <…> Черный может поглотить свет или придать вещам резкость. Но прежде всего заявляет следующее: “Я не беспокою вас, а вы не беспокойте меня”»[45].
Случайность ли, что рост популярности черной одежды и становление гуманистического мировоззрения эпохи Возрождения происходят в одно и то же время? Помогает ли ношение черного как-то отделить нас от порой едва уловимых, порой буйных, порой катастрофических изменений мира природы? Способствует ли осознанию того, что мы находимся в центре открывающихся возможностей, ограниченных лишь масштабами нашего воображения и усилий? Провоцирует ли чувство независимости и обособленности друг от друга? А от господствующих правил? Или ношение черного – своего рода щит, закрывающий то, что находится внутри нас, играя роль своеобразной стены уединения?
Пышная зелень лесной листвы может вызывать ощущение хорошего самочувствия во время прогулки на природе, а мимолетное сияние голубых сумерек – чувство тоски. Насыщенные шоколадные коричневые тона обещают приятные вкусовые ощущения. Красные цвета клубники или вишни напоминают о терпкости и сладости. Подобные ассоциации – часть информации, которую мы всегда носим в себе, поскольку они являются ориентирами, направляющими нас к желаемым результатам.
Более того, он раскидывает свои сети так широко не для того, чтобы подкрепить какой-то интеллектуальный аргумент, а чтобы позволить читателям осознать нашу общность и подтвердить место в истории. Это нужно, чтобы, по словам Кита, «уверенно стоять на ногах в континууме человечества».
Созвездья погаси и больше не смотри Вверх. Упакуй луну и солнце разбери, Слей в чашку океан, лес чисто подмети. Отныне ничего в них больше не найти[26]. Уистен Хью Оден. Похоронный блюз. 1936 г.
Ночь – словно палимпсест, запечатлевший остатки дня, памяти и бессознательных импульсов, это то время, когда мы вытаскиваем на поверхность наших внутренних демонов.
