– Да… Война она всех… – задумалась Катя. – Она каждого человека… Как золото в речке моют: золото остается наверху, глина и грязь стекает вниз. Сразу видно, чего в человеке больше.
. Скорее всего, детство – это и есть счастье, которое потом не повторяется, а только узнается взрослым человеком – в родных запахах, в негромких звуках, в бликах солнца на воде. Потому детство – неизмеримо больше всей остальной жизни человека. Эти несколько первых лет так густо наполнены светом, радостью, чудом, что человеку только и остается потом тратить, тратить эти бесценные воспоминания, рассыпая их как бисер вокруг себя.
Люди же бывают просто злыми, просто глупыми, просто неблагодарными.
– Я иногда думаю, что хуже: предательство или неблагодарность? – внимательно посмотрел на нее Андрей. – И, знаешь, даже не могу понять! И то, и то человека убивает, настоящим мертвецом ходячим делает.
А еще ее жизнь состояла из бесконечных мужских лиц. Улыбчивые донецкие ребята, с детским удивлением смотрящие в потолок после операции, словно не верящие в это чудо: живы. Светлые парни из Иваново и Рязани, которые смешили ее во время перевязок, а глаза у них были сырыми от нестерпимой боли. Простые дядьки из далеких сибирских деревень со сказочными, волшебными для Кати названиями. Скромные буряты, с тихим достоинством благодарившие ее после каждого укола. Бородатые горцы, которые уважительно называли ее «сестра». Татарские мужики с хитрыми и добрыми – точно как у дяди Славы – глазами, которые, казалось, видят Катю насквозь. И прекрасно понимают, как она до сих пор боится вида крови.
– Папа любит – и книгу, и фильм, – смущенно объяснила она. – Там герой верил, что после такой страшной войны люди изменятся, станут другими. Время пройдет, и наступит эра милосердия. Папа говорит, что она была. Что его детство – это и была эра милосердия.
– Наверное, была, – согласился Витя. – Нашим родителям вообще больше с детством повезло, чем нам. Сейчас же не эра милосердия! Если она и была, то давно закончилась.
где-то в глубине сердца. Счастье – настоящее, полноценное, без условий – возможно только в детстве. Скорее всего, детство – это и есть счастье, которое потом не повторяется, а только узнается взрослым человеком – в родных запахах, в негромких звуках, в бликах солнца на воде. Потому детство – неизмеримо больше всей остальной жизни человека. Эти несколько первых лет так густо наполнены светом, радостью, чудом, что человеку только и остается потом тратить, тратить эти бесценные воспоминания, рассыпая их как бисер вокруг себя.
– Знаешь, может, я ошибаюсь… Мне кажется, толчком был инстинкт самосохранения, – сказала она. – Просто он по-разному у людей сработал. Одним было важно сохранить свою жизнь, поэтому они побежали. А для других оказалось, что есть что-то большее, чем их собственная жизнь. Они шли воевать, защищать других. Потому что это было правильно, потому что по-другому было нельзя. Это, наверное, и есть русский дух?
… Война она всех… – задумалась Катя. – Она каждого человека… Как золото в речке моют: золото остается наверху, глина и грязь стекает вниз. Сразу видно, чего в человеке больше.
