Его сводит будто какой-то внешней силой, и когда она тужится, головка ребенка наполовину высовывается наружу.
— Еще! — требует Лекарка.
Ребекка подчиняется — на это уходят остатки ее сил, — и ребенок, скользкий и сердитый, выскальзывает Лекарке в руки. Я стою на коленях на другом конце кровати, но даже мне видно, что пуповина слишком короткая. Двенадцать дюймов, а должно быть двадцать. Неудивительно, что ребенок не повернулся.
Лекарка перерезает пуповину маленьким перочинным ножом, а я снова опускаю Ребекку на постель, потом переворачиваю на спину. За нами Лекарка что-то мурлычет себе под нос, проверяя, нет ли у ребенка
Как и все матери, я давно научилась одной грудью кормить радость, а другой горе.
Память коварная штука, она часто искажает и перекручивает факты. А вот бумага и чернила принимают правду без эмоций и беспристрастно возвращают ее обратно.
В городе его называют доктор Коулман, хотя никто и нигде не видел, чтоб он занимался медициной. Да вряд ли кто и доверит ему себя лечить – у него всего один глаз и шесть пальцев, два на левой руке и четыре на правой.
– А ты откуда знаешь?
– Уже полгорода в курсе.
– Всего половина?
– Остальные еще спят.
С мужчинами и смертью всегда так – либо они ее причиняют, либо боятся ее.
