Входя в незнакомую комнату, я невольно ищу взглядом собаку или кошку. А нет, так хотя бы фикус. Или букет на столе. Или фруктовую вазу с апельсином. Ну или муху. Хоть муха-то здесь есть?
Входя в незнакомую комнату, я невольно ищу взглядом собаку или кошку. А нет, так хотя бы фикус. Или букет на столе. Или фруктовую вазу с апельсином. Ну или муху. Хоть муха-то здесь есть?
Чуть раньше, в поезде, я размышляла о том, где для меня центр и где края. Пыталась определить, что есть внешнее и что внутреннее. Где порог? Где граница?
Просыпаясь ночью, я часто думала о своей караульной службе. Закрепи фонарь на лбу, такой специальный лобный фонарик, чтобы освещать то, что тебя окружает, повторяла я про себя. Освещать то, что мы скоро утратим. Освещать утрату. Вот это работа. Невероятное шествие утрат, и какое быстрое. Все, что утрачивалось, утрачивалось стремительно, я бы сказала, с ускорением. Порой утрата представала передо мной как черная дыра, безнадежность.
Мир сделался невнятным, неясно, что в нем скрыто, но это скрытое выпячивается на поверхность. И эта странность захватывает все, этот уголок леса, эту гору, а еще Париж, Москву, Центральную Африку, Бразилию, и везде рабство, страдания, насилие над людьми, животными, лесами, все в одну кучу.