Входя в незнакомую комнату, я невольно ищу взглядом собаку или кошку. А нет, так хотя бы фикус. Или букет на столе. Или фруктовую вазу с апельсином. Ну или муху. Хоть муха-то здесь есть?
Входя в незнакомую комнату, я невольно ищу взглядом собаку или кошку. А нет, так хотя бы фикус. Или букет на столе. Или фруктовую вазу с апельсином. Ну или муху. Хоть муха-то здесь есть?
Чуть раньше, в поезде, я размышляла о том, где для меня центр и где края. Пыталась определить, что есть внешнее и что внутреннее. Где порог? Где граница?
От этих новеньких книг шло такое сияние, что мне достаточно было просто на них смотреть. Как будто я все их только что прочитала разом и всё уже знала. И только какой-то тихий голосок посоветовал мне вернуться туда, откуда я пришла. Философские идеи — это не для тебя. К черту идеи. Не философствуй. Не теоретизируй. Даже не смотри в ту сто-рону. Ты не орнитолог. Ты птица. Пой. Больше от тебя ничего не требуется. Возвращайся в свои дикие заросли.
Чтение для него значило гораздо больше, чем для меня. Оно было всем. Он спал днем и читал ночью, живя в книгах, выживая благодаря литературе. А я выходила из нее, мне необходимо было это самое «вне», чтобы шел дождь, снег, чтобы меня толкали, вертели направо, налево.
А Григ нет. Он больше не выходил, и чтение превратило в библиотеку его самого.