Что именно сказал тот, неизвестно, но его далёкую епархию столбовой дворянин облагодетельствовал двумя серебряными потирами восемнадцатого века, золотой лжицей, украшенной самоцветами, и собирался заниматься духовной филантропией далее, для чего ему и потребовалось триста граммов золота, за которые он уже внёс задаток Александру Анатольевичу по рекомендации Брункса.