Серия «Абсолютное оружие Василия Головачёва»

© Головачёв В.В., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Россия‑88. Херсон

12 мая

Звук доносился мелодичный и безмерно печальный, будто кто-то в лесу играл на дудочке и не ждал ответа: клиу-клиу-у-клиу-у… звук рвал душу и слёзы сами наворачивались на глаза… и нечем было дышать… горло сжимало одиночество и не было сил сопротивляться…

Клиу-клиу-клиу…

Звонок, свисты, пощёлкивание, человеческие голоса…

Таллий напрягся, пытаясь определить, где он находится и что происходит. В глаза словно насыпали песка, поэтому он почти ничего не видел в сером тумане, словно утонул в нём и мог лишь беспомощно наблюдать за движением более светлых струй и пятен.

Тела шеф-ротмистр Службы химрадиоактивного Надзора сто одиннадцатого реала не чувствовал, но всё-таки сообразил, что лежит на спине в углублении наподобие корыта. Запястья и щиколотки были прихвачены к этому корыту браслетами, а на голову был надвинут колпак, не дающий возможности повернуться и разглядеть помещение.

Что-то кольнуло в плечо.

Туман перед глазами поредел. Стали видны люди, двигающиеся по комнате, заполненной аппаратными стойками и свисающими с потолка на штангах экранами.

– Он не загнётся? – послышался гнусавый мужской голос.

– Не загнулся после промывки мозгов, – ответил ему басовитый голос, – не загнётся и теперь. Подкормите его.

В предплечье влилась горячая струя, разлилась по груди, достигла сердца, голова прояснилась. Таллий стал видеть обстановку комнаты отчётливей.

В комнате с бежевыми стенами тихо переговаривались трое мужчин. Один был в голубом халате, с медицинской шапочкой на голове, седоватый, бородатый, и двое в белых халатах, накинутых на гражданские костюмы.

– Он не сбежит? – спросил приземистый мужчина знакомым гнусавым голосом. У него было тёмное, широкое, скуластое лицо, низкий лоб, набрякшие веки, мощные брови и тонкие губы. – Парень сильный.

– Пока он на наркоподсосе – не сбежит, – буркнул собеседник, имеющий атлетическую фигуру. Взгляд его тёмных глаз был мрачен.

– Не волнуйтесь, товарищ полковник, у нас всё под контролем, – проговорил врач. – Через час начнём вживление, и к вечеру он будет послушен, как ягнёнок.

Обладатель гнусавого голоса присмотрелся к лицу лежащего.

– Он нас слышит?

– Чтобы заработала программа, – врач повертел в пальцах изогнутую чёрную скобочку длиной в три сантиметра. Скобочка напоминала пиявку, и от её торцов отходили десятки щетинок, представлявших собой выводы чипа, – надо, чтобы он был в сознании.

Таллий напрягся, но мышцы рук и ног не повиновались, только сильнее заболела голова.

– Он всё выложил? – спросил приземистый полковник.

Спутник пожал мощными плечами.

– Если и не всё, после кодирования выдаст всю инфу.

– Думаешь, он ничего не придумал?

– Такое трудно придумать.

Полковник усмехнулся.

– Три брата-близнеца… бред!

– Не три, а четыре, он четвёртый, и не братья, а клоны, копии одного человека, живущие в разных вариантах Вселенной.

Приземистый растянул губы чуть ли не от уха до уха.

– Если бы сам не присутствовал при допросе, не поверил бы. Как им удаётся переходить из одной копии в другую?

– Они знают код.

– Ах, да, кюар-код. – Полковник покачал головой. – Ты веришь? Не фейк?

– Моя вера ни при чём, Мама зря не стала бы гоняться за создателями фейков. Нам приказано сделать из него терминатора, остальное не наша забота. Потом его заберут в Москву, и больше мы о нём не услышим.

– Его брата Иннокентия ловят уже полгода и никак не поймают. Следком, Надзор, военная контрразведка… почему же этот не сбежал?

– Потому что он действительно не помнит код.

– Если не помнит, так и не вспомнит.

– Есть особые методы декодирования памяти, – заметил врач в шапочке. – Скоро привезут брейнтомограф, и мы вытащим из его памяти всё, что он забыл.

– Кому это надо в Москве?

Атлетически сложенный собеседник полковника покосился на лежащего.

– За всем этим стоит Мама, а кто управляет ею, лучше не спрашивать. Мы всего лишь контрразведка фронта.

В дверь палаты постучали, вошёл молодой парень в камуфляже.

– Товарищ полковник, броня подана.

– Иду.

Таллий перестал следить за беседующими. Туман перед глазами снова сгустился, но в памяти замелькали последние события, и молодой человек снова пережил атаку на команду Итана в его реале, закончившуюся тем, что Итан, Иннокентий и Тарас исчезли в неизвестном направлении, а самого Таллия вынесло на берег моря, где его и нашли пограничники восемьдесят восьмого реала.

Из всех четверых «клонов» Лобовых, родившихся в разных вариантах реальности: в двадцать третьем, сорок первом, восемьдесят восьмом и сто одиннадцатом, – только Таллий не овладел секретом кюар-перехода из реала в реал. С подачи Иннокентия, жителя восемьдесят восьмой версии, они все пытались запомнить расположение квадратиков пикселей, образующих код, однако Таллию так и не дался этот способ пересечения границ реальностей, каждая из которых являлась абсолютной копией предыдущей. Хотя после разветвления копий Мультивселенной каждая реальность продолжала жить согласно законам причинности и вероятности данной ветви, и чем дальше длился этот процесс, тем больше отличались копии от матричной. В данном случае речь шла о начале СВО в две тысячи двадцать втором году, после чего в последующих копиях началось накопление изменений, и реалы пусть и не кардинально, но отличались друг от друга.

В двадцать третьем реале, где родился Тарас Лобов, к своим двадцати семи годам прошедший огни и воды службы в ЧВК «Моцарт», фронтом командовали живые люди со своими достоинствами и недостатками, ставшими причинами жестоких поражений и потерь.

В сорок первом реале СВО управляла цифровая система искусственного интеллекта Маршалесса, прозванная военными Старухой, которая, как оказалось, решала свои задачи, близкие компьютерным ВАР-играм, оптимизируя военные действия в соответствии со своими алгоритмами и установками.

В восемьдесят восьмом реале, где обитали Иннокентий Лобов и его подруга Стефания, государством управлял искусственный интеллект ИИмперия, а специальной военной операцией – машина по имени Баталер. Для обеих этих ИИ-систем все Лобовы являлись костью в горле, потому что, во‑первых, они знали, к чему приведёт страну безудержное подчинение людей машинному интеллекту, а во‑вторых, представляли для ИИ немалую опасность, имея возможность мгновенно переходить из одной версии Мироздания в другую, запутанную с ней.

В родном для Таллия сто одиннадцатом реале страной тоже управляла цифросистема с тем же названием ИИмперия, последовательница первой интеллектуальной машинной системы, возникшей ещё в тринадцатой версии Мультиреальности. Впоследствии она начала переходить из реала в реал, сохраняя базовые браузеры и развиваясь в соответствии с изменением обстановки. Но в сто одиннадцатой версии люди сумели разработать законы машинного взаимодействия, не без подключения трёх законов роботехники Айзека Азимова, а также рассчитать пределы вмешательства искусственного интеллекта в социум. Поэтому сто одиннадцатая копия реальности не была столь фатально агрессивной к людям, какой её описывали блокбастеры типа «Терминатор» или «День курка». Несмотря на потрясшую страну катастрофу: ВСУ сто одиннадцатого реала сбросили на Донбасс «грязную» атомную бомбу, накрывшую радиоактивными осадками площадь более пятисот тысяч квадратных километров. Но Россия выдержала удар и отвоевала половину Украины, заняв все западные и южные регионы, в том числе Одессу, Николаев, Донбасс, Харьков и Киев. Таллий же подключился к «близнецам» не сразу, став к своим двадцати семи шеф-ротмистром третьего отделения турбозащиты СХРН. Однако кюар-трекингом он не овладел и лишь помогал братьям выполнять секретные задания их командования, надеясь в душе, что когда-нибудь ему удастся добиться успеха. Он не раз пытался воспроизвести в памяти квадратик кюар-кода с его тысячью пикселями и даже рисовал его по памяти, доказывая Иннокентию, что помнит расположение всех пикселей. Но на практике ему перешагнуть в «соседнюю» реальность пока не удалось. А потом случилась засада, когда братья, собравшись вместе под Краматорском в восемьдесят восьмом реале, оказались в ловушке, по ним сверху с дронов был нанесен ментальный удар, и Таллий очнулся уже в бункере военной контрразведки под Николаевом. Куда делись остальные «близнецы» и спутницы, он не знал.

В палату вошли сразу трое мужчин в полевой форме с накинутыми наспех на плечи халатами. Подошли к лежаку Таллия. Здоровяк и врач уступили им место.

Таллий напрягся, прислушиваясь к их разговорам.

– Он в состоянии говорить? – спросил старший, с залысинами и мешками под глазами. У него были мясистые щёки и тяжёлый подбородок. Халат соскользнул с плеча, открывая зелёный ромб погона и большую полковничью звезду. Он поправил халат.

– Не уверен, – пробурчал врач.

– Не сбежит?

– Если бы мог, давно сбежал бы, – сказал здоровяк.

– Готовьте его к транспортировке.

Врач и могучий телом парень переглянулись.

– Мы же собирались просканировать… – начал врач.

– Его просканируют в Херсоне, туда передислоцирована пси-лаборатория Вертинского. У них аппаратура не чета нашей. А чтобы не сбежал, поддерживайте его в наркобреду.

– Слушаюсь, – недовольно сказал врач.

– Что там задумали в Главштабе? – спросил атлет.

– Не в Главштабе, – покривил губы полковник. – Приказ Мамы. Этим парнем будут заниматься вивисескторы Вертинского. Будут делать из него супера.

– Зачем?

– Насколько я понял, он знает какой-то код, что позволяет таким, как он, сбегать из любой тюрьмы. Мама пошлёт его в соседние вселенные для ликвидации его братьев.

Здоровяк выпятил губы, с интересом глянув на Таллия.

– Интересная затея. Если Иннокентий Лобов – его брат, то вряд ли вивисекторам удастся перепрограммировать этого.

– Это не наша забота.

– Вы встречались с Иннокентием?

– Нет, а вы встречались?

– Приходилось. – Лоб здоровяка прорезала угрюмая складка. – Он военный математик из особого отряда, подготовлен очень и очень серьёзно, так что я сомневаюсь.

– Пусть об этом думают те, кто принимает решения.

Полковник наклонился над Таллием.

– Ну и где твои братья, красавец?

Таллий сфокусировал взгляд на лице полковника, напрягся и показал кукиш. Рука упала, сознание молодого человека помутилось, в глазах потемнело. Он уже не слышал, как контрразведчик, помрачнев, проговорил с тяжёлой убеждённостью:

– Ничего, дружок, прочистят мозги, по-другому запоёшь.

Троица вышла.

Атлет поймал взгляд врача.

– Вряд ли парень выдержит прочистку, пси-программисты его сломают.

Врач не ответил.

Россия‑23

21 октября

– Прыг! – почти беззвучно приказал Тарас.

Попрыгали на месте в полной тишине, проверяя, не скрипит ли какой-нибудь ремень или не стучит ли в кармане незакреплённый гаджет.

– Зонт!

Штопор накрыл сгрудившихся вокруг командира бойцов полой плащ-накидки.

Тарас вынул из набедренного кармана гармошку планшета, раскрыл, вытащил из него ёлочку антенны. Загорелся экран десантного коммуникатора, на нём сформировалась карта района Брянской области в десяти километрах от границы с Украиной.

В засветившемся красном колечке проявилась тёмная клякса, распалась на круглые пиксели. Их было ровно пятнадцать точек, и все они, образуя пятилучевую звезду, представляли собой боевиков украинской ДРГ, заброшенной через границу Брянской губернии к городку Теряев, где расположился гарнизон, обслуживающий военный аэродром.

Сигнал о проникновении группы диверсантов в приграничную зону России поступил в ГРУ в половине второго ночи двадцать первого октября. Через несколько секунд тревога разбудила Олега Шелеста, полковника Главного разведуправления, командира отряда спецназначения, а ещё через три минуты группа майора Тараса Лобова грузилась на борт десантного «Ансора», способного летать почти бесшумно и давно применявшегося для заброски групп разведки в тыл врага.

Группу в составе восьми бойцов высадили в трёх километрах от Теряева, для чего использовались две вертушки: «Ансор» доставлял отряд, Ми‑8 барражировал вдоль границы, не давая украинским спутникам и БПЛА засечь место высадки группы Лобова по звуку моторов.

Оба вертолёта улетели, выполнив задание, и на ещё тёмные поля, перелески и лесополосы (снег лежал лишь в низинах) легла пугливая тишина. Рокот фронта в районе Суджи и Сум сюда практически не долетал.

Почему системы наблюдения за границей со стороны России пропустили украинских диверсантов на глубину в десять километров, Тарас не задумывался. Украинских вояк инструктировали британские спецслужбы, они же снабдили их новейшим оружием и средствами маскировки, и обнаружить боевиков было непросто. Бойцы Тараса тоже были экипированы по высшему разряду, имея тепловые накидки, предотвращавшие их обнаружение локационными средствами противника, и майор надеялся, что момент их выдвижения к Теряеву не был замечен вэсэушниками.

О том, что атака на Брянскую область намечена на конец октября, было известно давно, однако Тарас так и не услышал ни от кого, как к её отражению готовится российская оборона. Ещё не была полностью зачищена от боевиков Курская область, но президент Украины гнал и гнал на убой своих солдат, не беспокоясь о жертвах. Приходилось надеяться, что на этот раз Главштаб подготовится тщательнее к нападению и жертв среди мирного населения будет намного меньше или не будет совсем.

Тарас вытащил из шлема усик альпин-рации, трижды передал на спутник условный сигнал «ку-ку», получил в ухо «карр» и ткнул пальцем в экран.

– Штопор, Пинцет, Беркут – левый овраг.

Шалва Топоридзе промолчал. Объяснять капитану (все они после сентябрьских событий получили повышение по службе), что делать, не требовалось, он служил с Лобовым так долго, что понимал командира с полумысли.

– Соло, Конь, Гром – зайдёте справа.

– Есть! – выдохнул Жора Солоухин, снайпер группы, из сержанта ставший лейтенантом.

– Кот со мной!

Миша Ларин по кличке Кот кивнул. Он тоже получил повышение, став из лейтенанта капитаном ГРУ.

– Начинаем по сигналу!

На ладонь Тараса легли ещё семь ладоней бойцов.

Он обнял Ларина, вывел на дисплей памяти кюар-код граничного перехода, и оба исчезли как привидения.

Остальные бойцы молча смотрели на то место, где только что стояла почти невидимая в камуфляже «барсиков» пара кюароходцев.

Для Кота, Штопора и Соло такие исчезновения командира не были в новинку, так как они уже почти полгода воевали с ним вместе на благо Родины. Остальные бойцы группы были из личного резерва Шелеста, и хотя они знали о возможностях бывших чевэкистов исчезать в никуда и появляться ниоткуда, для них пока что эти фокусы оставались чем-то вроде волшебства.

– Движ! – буркнул Штопор.

Две группки по три человека бесшумно канули в лесополосу, тянувшуюся по направлению к Теряеву.

В глаза Тараса плеснуло беззвучной темнотой, на миг наступила невесомость, и снова вокруг простёрлась ночная мгла поздней осени, озаряемая лишь редкими всполохами зарниц на юге, ближе к Харькову, пока ещё удерживаемому украинскими формированиями.

Двадцать четвёртый реал, куда переместились Тарас и Михаил, ничем с виду не отличался от родного двадцать третьего. Но тишина здесь была глубже и полней, заставляя напрягать слух. Линия боевого соприкосновения располагалась на пятнадцать километров западнее, но в отличие от двадцать третьей версии реальности российские войска увязли в грязи и к ноябрю приостановились. Тарас был тут всего два раза и не ощущал никакой радости при возвращении в копию родного реала. Убедившись в отсутствии засад или случайных военных, выбравшихся по нужде из окопов, Тарас сориентировался по памяти, и они с Михаилом, натренированным ходить бесшумно не хуже Лобова, побежали вдоль лесополосы к Теряеву, расположенному от них всего в трёх километрах.

В двадцать четвёртом реале городок не существовал вовсе, и на его месте когда-то стоял хуторок в две хаты. Естественно, не было здесь и аэродрома. Поэтому пара десантников спокойно пересекла два заросших кустарником и сорняком поля и вышла к оврагу, украшенному сгоревшим БТР «Мардер».

Тарас ещё раз проверил память, прикидывая близость украинских боевиков, и усилием воли отправил себя и обнявшего его Кота в родной реал.

Лицо лизнул холодный сырой ветерок. Стали слышны недалёкие механические шумы, взрёвывание вертолётных двигателей, стук и треск: аэродром жил своей жизнью, не подозревая, что на него готовится нападение.

Надвинули на глаза ноктовизоры, расцветившие ночь в сине-зелёные фосфоресцирующие ореолы. Двинулись на звуки аэродромной суеты и через несколько минут заметили на гребне оврага торчащую голову боевика: он смотрел вперёд, прижав к голове ночной бинокль.

Тарас переместился левее и увидел ещё двух боевиков, у которых изредка становились видны открытые части тел: щёки, пальцы или уши, – светящиеся в тепловом диапазоне.

Европейцы снабжали украинских вояк весьма неплохими боевыми спецкомбезами, превращавшими их в «призраков», и только несоблюдение вэсэушниками правил пользования этими костюмами позволяло российским бойцам легко находить врага ночью.

Ноготь тихонько стукнул по мембране рации в уголке губ.

Через секунду прилетели ответные стуки бойцов: все заняли свои места.

Ларин дотронулся до плеча командира и канул в кусты справа, выбирая позицию.

Тарас подождал немного, вслушиваясь в тишину лесополосы, совой переместился на десяток метров ближе к оврагу. Стали видны фигуры остальных украинских десантников. Тарас насчитал на пятнистом фоне очков восемь бликов, остальные были недоступны, но никуда деться они не могли. Группа окружила ДРГ со всех сторон. Снова в голове всплыл вопрос Штопора: как украинским диверсантам удалось добраться незаметно до аэродрома, миновав пограничников и барражирующие над границей БПЛА? Ещё раз пришла злобная мысль, что и здесь не обошлось без предательства со стороны больших армейских чинов либо простого разгильдяйства, ставшего во время войны таким же предательством. Ещё свежи были в памяти признания генералов с линии боевого соприкосновения о бравом захвате сёл в Курской области, которого на самом деле не было, что повлекло за собой гибель многих штурмовиков и мирных жителей.

В ухе булькнул экстренный вызов.

Тарас застыл, дважды щёлкнул пальцем по губам, передавая подчинённым приказ замереть на месте. Вызов ему мог послать только лично Шелест, находившийся в данный момент на КП фронтового разведбата в Краматорске.

– Тень, – завибрировал в ухе голос полковника, – укропов вывел к аэродрому проводник из местных. Его надо взять живым!

Тарас беззвучно выругался. Мысли вихрем помчались по кругу, сбивая намеченный план действий: каким образом в полной темноте можно определить личность человека?! Диверов одиннадцать человек, и чтобы выяснить, кто из них проводник, придётся брать каждого?! допрашивать?! а другие будут смирно ждать своей очереди?! и как их заставить не стрелять при захвате?! Но Тарас выдавил в ответ лишь одно слово: «Принял!» Отстучал пальцем по губам сигнал «форс-мажор». Согнулся, вжимаясь головой в полу плащ-накидки, не позволявшей дронам видеть бойцов по тепловым сигнатурам.

– Штопор, Соло – ко мне! Остальные – без огня, в ножи, если побегут!

Изумлённая тишина в наушниках альпин-рации красноречиво показала чувства бойцов. Однако они имели колоссальный опыт работы по захвату диверсантов и разведчиков врага и приняли новую вводную без единого комментария.

Через несколько секунд рядом прошуршало: вернулись все, кого он вызвал. Тарас пригнул их головы к своей.

– Проводника приказано взять живым! Я буду таскать сюда диверов по одному, вы пакуете и допрашиваете!

– А тех, кто не проводник, в расход? – уточнил Штопор.

– Если удастся – захватим всех.

– Один пойдёшь? – задал вопрос Ларин.

– Один, – понял друга Тарас. – В этом деле вы мне не помощники.

– Но их одиннадцать! – напомнил Шалва.

– Ждите в овраге! Погнали!

Тарас ещё раз прицелился к начавшей движение ДРГ, настраиваясь на скоростной экшен, и растаял в воздухе, переходя в ближайший реал.

Вышел в том же двадцать четвёртом варианте, где побывал недавно, включился по полной отдаче сил и психики. Рванул вдоль оврага к леску и остановился у кучи сгнившей травы, где в двадцать третьем реале видел промельк боевика. В голове сверкнул квадратик кюар-кода, и десантник вышел из мембраны перехода в двадцать третьем реале в двух шагах за спиной диверсанта.

Чутьё не подвело. Все одиннадцать диверсантов не ждали появления противника за своими спинами и смотрели только вперёд, следуя за тем, кто их вёл по направлению к раздававшимся в ночи звукам аэродромной жизни. Но первым схватить проводника не было возможности, это сразу заметили бы идущие следом, и Тарас продолжал действовать так, как наметил.

Боевик сделал шаг: под ногой чмокнуло.

Тарас же сделал рывок, ухватил парня за плечо, развернул к себе спиной и тут же нырнул с ним назад, в двадцать четвёртый реал. Вскрикнуть диверсант не успел, да и сообразить, что происходит, тоже.

Тарас вышел из темноты провала кюар-трека, ударом в висок отключил диверсанта, перекинул через плечо и перенёс к оврагу. Там снова нырнул в трек, продавил барьер границы реалов и объявился с грузом на спуске в овраг.

– Держите!

Сильные руки приняли тело боевика, сняли с него шлем с очками, замотали рот скотчем.

Тарас вернулся в двадцать четвёртый реал, сориентировался и повторил трюк со следующим диверсантом, не заметившим, что его сосед исчез.

Второй оказался тщедушным и лёгким, как мешок с сеном. Спецкомбез болтался на нём как на вешалке. Тарас цапнул его сзади за горло, перенёс в соседнюю реальность, передал Штопору и Соло, торопливо вернулся в свою версию, понимая, что время работает против него. Вот-вот его должны были заметить, и тогда риск нарваться на стрельбу при захвате языка возрастал стократно. Были бы рядом Итан с Иннокентием, мелькнула сожалеющая мысль, понадобилось бы всего ничего для захвата всей группы. Но где сейчас находятся «братья-близнецы», было неизвестно.

Чутьё снова пригодилось бы, когда он перетащил четвёртого боевика и вернулся за пятым. Диверсанты заметили, что их количество сократилось, и забили тревогу, ощетинившись стволами бельгийских MR.17[1] и американских М‑16.

К счастью, Тарас изменил траекторию выхода на группу, решив зайти не сзади, как раньше, а спереди, где и находился проводник. Стрелять боевики не стали, боясь выдать своё местонахождение, но внезапно запустили беспилотник, и Тарасу ничего не оставалось делать, как начинать атаку на опережение с расстояния в десять метров от ДРГ.

В клапанах шлема свистнул ветер.

Проводник, одетый во что-то тёмное, скрывающее фигуру, был вооружён, как и диверсанты, американской винтовкой, однако и он замешкался, предупреждённый, что поднимать шум до момента атаки аэродрома нельзя. Зато прекрасно отреагировали на прыжок Лобова двигающиеся слева и справа за спиной проводника боевики, нёсшие на спинах горбы боевых укладок. В ранцах очевидно были упакованы мины или ракеты для нападения на аэродром, что не давало группе идти быстро. Тем не менее оба успели метнуть ножи: в свете звёзд Тарас боковым зрением уловил блеск летящего к нему лезвия – но не остановился и не стал уворачиваться. Первый нож отрикошетировал от шлема: звякнуло! Второй попал в плечо Лобова, однако графеновую плёнку защитного слоя «барсика» не пробил, хотя и причинил боль.

Тарас в прыжке метнул свой нож, вонзившийся в очки боевика слева: раздался тихий вопль, закончившийся кашлем. Второй детина справа вскинул ствол автомата, но вдруг молча сунулся носом в дернину: вылетевший из темноты блик ножа пробил ему шею. Тарас понял, что это отработал его приказ «в ножи!» кто-то из парней Шелеста. Мимолётно похвалил опера: отличная работа! На третьем прыжке он наконец настиг пятившегося проводника, дёрнул его на себя, на форсаже нырнул с ним в пропасть кюар-трека, покидая место схватки. Чем она закончилась, он уже не увидел. Вернее, позже Штопор скупо рассказал ему о финале рейда.

В живых остались только четверо диверсантов плюс проводник. Остальные легли «двухсотыми» после короткой драки на ножах, так и не выстрелив ни разу. В этом виде единоборств оперативникам Шелеста и бойцам Тараса не было равных. Потом через полчаса к району боя в трёх километрах от Стародуба и в двух от аэродрома прилетел Ми‑8, забрал трупы, а ещё через десять «Ансор» подобрал команду Лобова и пленных, ни один из которых так и не сообразил толком, что произошло.

Россия‑23. Краматорск

21 октября

Утром после допроса диверсантов подтвердилось предположение Тараса о предательстве: проводник, оказавшийся полицейским с украинскими корнями, служивший в военной полиции Стародубского района, завербованный СБУ ещё два года назад и входивший в состав спящей разведъячейки, хорошо знал местность и провёл ДРГ по лесам и болотцам от самой границы Стародубского района до аэродрома. Но это оказалось ещё не всё. Спящей ячейкой командовал ещё один предатель России, а он входил уже в ряды предателей более высокого ранга, с полковничьими погонами, и ведал строительством защитных сооружений на территории Брянской области.

В расположении штаба спецбата Шелеста Тарас и его бойцы оказались в пять часов утра. Олег выяснил подробности захвата группы диверсантов, отпустил всех, и лобовцы тихо растворились в блиндажах гарнизона под Краматорском, где и залегла спать так буднично и просто, будто и не сражалась с диверсантами три часа назад.

Залез в спальник и Тарас, приказав голове не перебирать в памяти детали операции на предмет всё ли он сделал правильно. Последней мыслью была: все живы, отработали профессионально, не получили ни единой царапины (синяк на плече не в счёт) и дай бог, чтобы так было и дальше!

Однако у Шелеста на этот счёт было своё мнение, и Тарасу пришлось выслушать не одну претензию к проведению операции захвата (Олег был прав: идея выкрасть по одному боевику всю группу была, мягко говоря, слишком авантюрной), прежде чем брат Снежаны смягчился и подал ему крепкую ладонь:

– Я направил в контору представление к награде. Получишь Невского с бронзой.

– В таком случае отметь всех. Твои парни, кстати, тоже доказали, что едят хлеб не зря.

– Отмечу, – улыбнулся полковник ГРУ.

– Отпустишь повидаться с женой? Я тут ползаю по грязи уже восемь дней.

– Сутки дам, – ответил Олег, подумав. – Но не больше, впереди наступление.

– Ладно, буду к ночи.

Они расстались в командном блиндаже, и уже через полтора часа Тарас высадился в Краматорске, возле штаба ГРУ фронта, где в настоящий момент служила Снежана.

Улицы города патрулировали сотрудники Росгвардии, и водителю джипа пришлось дважды останавливать машину и показывать разрешающие въезд документы, один раз на посту перед въездом, второй перед поворотом на улицу Шишкина, на которой и располагалось двухэтажное здание, занятое в настоящее время службами ГРУ. Тарас был в полевой форме с подполковничьими звёздами на мягких погончиках и мог бы не предъявлять удостоверение сотрудника разведки, но он взял с собой пистолет (новый «Вектор» для спецназа), в наплечной кобуре под полушубком, и опытный глаз старшего патруля приметил слегка оттопыренный левый бок зимней формы. Чтобы не привлекать внимания, Тарас вынул красную с золотом ксиву офицера разведки фронта.

У здания, не имеющего никаких вывесок, почти не было машин. Фронт отодвинули за Днепр, однако дроны ВСУ и ракеты появлялись часто, их сбивали, но всё-таки некоторые прорывали воздушную оборону города, поэтому водители предпочитали прятать авто под защитой углублений и подземных укрытий.

– Вас ждать, товарищ полковник? – спросил белобрысый водитель с погончиками сержанта.

– Возвращайся, – сказал Тарас, – позвоню вечером, если никто не подкинет.

Джип уехал.

Показав удостоверение на входе в здание, чувствуя нарастающее волнение, Лобов нашёл на втором этаже помещение компьютерной связи, открыл дверь и оглядел комнату, забитую каким-то сложным оборудованием. За тремя столами работали операторы, поглядывая на экраны российских «Эльбрусов», двое парней и Снежана. Она долго сопротивлялась решению брата отправить её подальше от Украины, однако женщина оказалась на втором месяце беременности (что оказалось неожиданным не только для Тараса, но и её самой), и только после этого согласилась бросить оперативную работу за линией боевого соприкосновения и послужить пару месяцев в штабе, прежде чем отправиться в тыл, к родителям.

Она что-то обсуждала с двумя женщинами постарше, наклонившимися над её столом, одетая в военный френч без погон, обтягивающий фигуру, хотя имела звание майора, и сердце Тараса дало сбой. В который раз он вспомнил, как «братья» помогли ему спасти жену от снайперши, невероятным образом завершив петлю во времени, и сердце каждый раз реагировало на воспоминание болезненным спазмом.

Вспомнилось чьё-то изречение: счастье – когда в доме нет больных, в тюрьме родных, среди партнёров гнилых и среди друзей врагов.

В этом ему до сих пор везло, потому что из его близких никто не болел, предателей среди друзей не было, любимую он спас. Но война продолжалась, и никто не знал, что ждёт впереди всех кюароходцев и их подруг.

Снежана подняла голову.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно не узнавая. Потом она опомнилась и бросилась к нему через комнату, не обращая внимания на собеседниц.

– Лобов!

Разговаривающие с ней женщины переглянулись.

– Мы зайдём позже, – тактично сказала старшая.

– Нет, пока не решим с доставкой, – возразила Снежана, отпуская мужа. – Подождёшь пять минут?

– Ждал больше, – улыбнулся он. – Посижу на первом.

Она действительно освободилась через пять минут, сбежала по ступенькам лестницы, как в молодости. Впрочем, её тридцать один год нельзя было считать большим жизненным опытом, и пока что ни капли не округлившийся живот сестры Шелеста был практически незаметен.

– Я отпросилась. – Снежана снова прижалась к мужу, обрушив на него волну любимого запаха. – Ты надолго?

– До вечера.

– Тогда поехали ко мне.

Он легко поднялся.

– Не хотелось бы ехать в общагу…

– Я сейчас живу у подруги, помнишь Лену Вишнякову, худенькая такая?

– Нет.

– Ладно, поехали, только по пути заскочим купить чего-нибудь вкусненького.

– У вас и магазины работают?

– Постреливают уроды, но жизнь продолжается, полковник.

Снежана попросила дежурного по штабу выделить им машину, и старый «китаец» «Хонки» доставил пару ближе к центру Краматорска, где сохранились некоторые двухэтажки неизвестного времени постройки.

В продовольственном магазинчике, торгующем в том числе местными продуктами наравне с привозными, купили молока, свежего хлеба (Снежана не утерпела и отломила корочку горбушки), килограмм свинины, овощи и устроили «пикник на обочине», хотя до готовки не удержались от интима. Тарас было забеспокоился, можно ли заниматься любовью на втором месяце беременности, но Снежана сама соскучилась по этому восхитительному процессу, объявив, что главное – не помять будущему герою, продолжателю рода Лобовых, его умную головку. Уже было известно, что она ждёт мальчика.

– Кстати, откуда у тебя такой синяк? – озадаченно осведомилась она, узрев след удара диверсанта, погладив опухлость величиной с пятирублёвую монету.

– Мышь в окопе укусила, – отшутился он.

– Перестань, какие на фронте мыши?

– Между прочим очень даже много, особенно в окопах укропов. К зиме станет меньше. Не бери в голову, помочь?

– Мог бы и не спрашивать.

Тарас расслабился, помог с готовкой, присматриваясь к жене, и в памяти снова возникла сцена спасения Снежаны за секунду до выстрела украинской снайперши. Эпизод уплыл в петлю времени, как объяснил произошедшее Иннокентий, и у всех свидетелей осталось лишь воспоминание о нём. У всех – кроме самой Снежаны и её брата. Он тоже не помнил, что произошло. Для мужчин эпизод спасения и возвращения в своё время просто превратился в элемент компьютерной игры, не изменивший последовательности событий вследствие отсутствия следов самого события. Снежана же просто не знала о своей гибели, след которой остался в петле хронореверса. Повторить такой трюк с погружением в прошлое было невозможно, слишком много нюансов следовало учесть, чтобы рассчитать новую петлю.

– Нам просто повезло, – сказал Иннокентий, будучи математиком от Бога, когда в компании Лобовых зашёл об этом разговор. – Существовал риск, что петля схлопнется вместе с нами, и Олег так никогда бы и не узнал, что случилось, потеряв и сестру, и нас.

– И ты… знал и не сказал?! – осведомился в наступившей тишине Итан, осознав, какой участи они избежали.

– Так ведь рискнуть стоило? – пожал плечами восемьдесят восьмой Лобов, глянув на Тараса.

Больше они этот эпизод не вспоминали.

– Что смотришь? – заметила его взгляд раскрасневшаяся женщина. – Пополнела?

Он перевёл взгляд на её живот, прикрытый фартуком.

– Только если присматриваться, – честно сказал он. – А так хоть сейчас на подиум.

Снежана засмеялась, отходя от плиты, села ему на колени.

– До подиума мне как до Луны.

– Не говори так, мужики правильнее оценивают кондиции женщин.

Она отмахнулась.

– Много вы понимаете, мужики. Будешь спорить?

– С ребром Адама не буду, – отказался он. – Есть только два способа победить в споре с женщиной: заплакать первым или притвориться мёртвым.

– И это не поможет, – расхохоталась Снежана, подхватываясь с колен. – Пусти, а то лук подгорит. Порежь лучше огурцы.

Пока она хлопотала с мясом (здесь стояла электрическая плита, иначе готовить дома было бы невозможно из-за отсутствия газоснабжения), Тарас сделал нарезки, и вскоре они обедали как в добрые старые времена, почти не слыша гула фронта в пятнадцати километрах от города.

– Как твои ребята? – спросила хозяйка, наблюдая, как он ест. – Штопор, Миша, Жора?

– Нормально, – ответил он. – У Шалвы родственника на фронте убили, так он сейчас готов рвать нациков на куски голыми руками.

Снежана погрустнела.

– Такое время. Когда ты знакомил меня с Шалвой, он был хороший шутник, помнишь, как он спросил, планируем ли мы детей?

Тарас покачал головой.

– Не очень.

– Ты на него тогда взъелся.

– Напомни.

– Он спросил, планируем ли мы детей, а когда ты ответил «пока не удаётся», пошутил: «Помочь?»

Тарас улыбнулся.

– Дурацкая шутка. Но ты права, шутить он стал меньше. Хотя недавно вдруг спросил: в Германии есть город Заусен, значит, его житель заусенец?

Снежана засмеялась.

– Я помню его приколы, он ведь часто обзывает вас именами городов.

– Недавно обозвал какого-то недотёпу на кухне – похйосранта.

– Это как?

– Есть такой город в Финляндии. А позавчера чуть не убил одного бугая-штурмовика.

– За что? – удивилась Снежана.

– Мы вечером возвращались с задания, а их группу готовили к утренней атаке. Ну, этот бородач возьми и прицепись к нашей Леонсии, пошутил неудачно, целоваться полез.

Снежана фыркнула.

– Леонсия – фактурная девушка, но она ведь из личной гвардии Олега.

– Мы часто ходим с его парнями, в том числе и сегодня утром… – Признание вырвалось помимо воли, и он пожалел, что упомянул о ночном рейде к Стародубу. Излишние переживания жене были ни к чему.

– А что было сегодня утром? – подняла брови жена.

– Нейтрализовали укропскую ДРГ, – признался он, – пытавшуюся выйти к аэродрому. Ничего серьёзного, даже без стрельбы обошлось.

Это была правда, хотя и усечённая умолчанием подробностей о схватке на ножах, и Снежана успокоилась.

– Так что с Шалвой?

– Посоветовал тому уроду не распускать клешни, ты же знаешь, как он реагирует на хамоватых суперменов, особенно с характерной порослью на физиономии. Сам-то бреется каждый день. Ну, он и сказал бугаю: ты же Россию позоришь, говнюк! А мужик действительно попался дурноватый, ляпнул: «Ложил я на твою Россию!»

Снежана фыркнула:

– Представляю! И чем всё закончилось?

– В общем, дурачок полез нахрапом, получил сломанную челюсть. Хорошо, комбат, который нас встречал, был свидетелем.

– Да, наш грузин такое не прощает. Но пусть поостережётся: времена сложные, а доносчиков нынче развелось много.

– Поговорил, Шалва обещал сдерживаться.

– От братьев ничего не слышно?

– Думаю навестить Итана в ближайшее время. Интересно, какова там обстановка в сорок первом реале после нашей атаки на Старуху.

– Надо было раньше узнать, что у них происходит.

Тарас виновато поёрзал на стуле.

– Да некогда было, то одно, то другое, переезжали в новый опорник, отбивали наскоки… – Он едва не проговорился в очередной раз (что значит расслабился, болван, следи за базаром!), вспомнив об атаках элитной бригады ВСУ, появившейся на фронте после тренировок в Англии, но Снежана начала убирать со стола и не обратила на заминку внимания.

– Давай помогу, – вскочил он.

В ухе ойкнул сигнал рации.

Тарас включил ответку альпина.

– Слушаю, ноль седьмой.

– Тень, ты где? – раздался голос Шелеста.

Тарас посмотрел на оглянувшуюся Снежану.

– В гостях.

– В Краматорск прибыл министр со своими операми, велено быть в штабе в пятнадцать ноль-ноль.

Тарас посмотрел на часы: без пятнадцати три, – сел, переживая разочарование.

– А я тут при чём?

– Я думал, о нас больше не вспомнят.

– Напрасно ты так думал, мы хорошо поработали с «Бесогоном», есть чем гордиться.

– Ага, если вспомнить шумиху после ликвидации Зе.

– Короче, без десяти три будь в штабе.

– Слушаюсь!

Альпин в ухе пиликнул отбой.