Симондон Ж. Суть техничности // Синий диван. 2013. № 18
Таким образом, две базовые философские категории, Дао и Ци, неразделимы: Дао нуждается в несущем его Ци, дабы проявляться в чувственных формах; Ци нуждается в Дао, чтобы стать совершенным (в даосизме) или святым (в конфуцианстве), так как Дао производит привацию определений Ци.
Technē, часто переводимое в этом контексте как «искусство», есть форма производства, в которой нечто совершается вопреки всем прочим возможностям, то есть вопреки случаю.
древние китайцы, по видимости, наделили космос глубокой моралью, выраженной в гармонии, которой должна следовать политическая и общественная жизнь, где император — посредник между Небом и народом: он должен культивировать свою добродетель, изучая классические тексты и постоянно размышляя о себе (посредством резонанса с другими), чтобы привести вещи в надлежащий порядок, приемлемый как для Неба, так и для своего народа
Дао — это Unbedingte, «безусловное», объединяющее идеалистические проекты XIX века, которые стремились найти абсолютное основание системы, то есть первый принцип (Grundsatz), являющийся всецело автономным.
Дао присутствует в тысячах вещей в виде дэ (德, «добродетель») и в таких формах не отделено от вещей
В более общих чертах китайское мышление склонно больше интересоваться непрерывностью и меньше — прерывностью. Эта непрерывность конструируется отношениями, как, например, в резонансах между Небом и человеком, музыкальными инструментами или луной и цветами.
примеры, заимствуемые Монтебелло у Дескола и Вивейруша де Кастру, во многом перекликаются с концептом Дао как космологического и морального принципа, который, как я демонстрирую ниже, зиждется на резонансе между человеком и Небом (а также на их слиянии).
Эти отношения постоянно переплетаются друг с другом, создавая паутину мира, а также наши отношения с другими существами. Подобная множественность отношений может быть обнаружена во многих неевропейских культурах
К концу беседы Лиотар заключает:
Вопрос заключается в следующем: возможен ли переход, станет ли он возможен благодаря новому режиму записи и запоминания, характерному для новых технологий? Не внедряют ли они синтезы, которые проникают в душу еще глубже, чем любая прежняя технология? Но разве тем самым они также не помогают нам усилить наше анамнестическое сопротивление?
