Оглавление

1. Твои маленькие трагедии
2. Глава 0
3. Глава 1. Первые сомнения
4. Глава 2. Тестирование
5. Глава 3. Перевод
6. Глава 3.5. Новые и старые знакомства
7. Глава 4. Первая беседа
8. Глава 5. Случайные встречи
9. Глава 6. Вторая беседа
10. Глава 7. Внеплановая встреча
11. Глава 8. Выходной
12. Глава 9. Беседа третья
13. Глава 10. Четверг
14. Глава 11. Пятница
15. Глава 12. Воскресенье
16. Глава 13. Понедельник
17. Глава 14. Отпуск
18. Глава 15. Гротхен
19. Глава 16. Консультация Ричардсона
20. Глава 17. Месяц спустя
21. Глава 18. Выписка
22. Эпилог

Глава 0

Корнелия смотрит с отвращением на зарешеченное окно в огромной палате, где четырнадцать кроватей стоят впритык друг к другу. Железные решетки у изголовья, железные решетки на окнах, что не открываются полностью — в такое пекло невозможно даже проветрить помещение. Приходится слушать, как на кровати слева старушка в казенной пижаме кричит, что видела у Корни еду и требует поделиться. Девушка справа повернута спиной и смотрит куда-то в пустоту. Все койки заняты, кроме первой, что стоит к дверям ближе — говорят, что ровно сутки назад на ней умерла женщина и пролежала так несколько часов, пока санитары не соизволили что-либо сделать.

Родители говорили, что повезут Корнелию на просмотр нового помещения для филиала кондитерской. Девушка должна была что-то заподозрить, когда машина покинула окрестности Гротхена. Она должна была что-то заподозрить, пока ее вели между однотипных кирпичных зданий за высокой решеткой — но когда до нее дошло, что происходит, было уже слишком поздно плакать или кричать. Деревянная дверь захлопнулась, Арин прошептала короткое «Прости», а санитарки заставили Корни раздеться. Осмотрели ее так унизительно, что теперь еще несколько дней она не сможет нормально сидеть. У нее отобрали телефон, электронную книгу, документы и остатки наличности — все это будет лежать до тех пор, пока Корнелию не выпишут. Когда это произойдет — неизвестно.

Это все напоминало тюрьму больше, чем обычную больницу: закрытое отделение, можно выйти в крошечный коридорчик между палатами, который расширяется в середине — место, предназначенное для приема пищи, оснащенное двумя грубыми столами и рядом прибитых стульев. Можно выйти в убогий туалет без перегородок, где не было ни намека на уединение. Душевая открывалась только вечером — пациентки записывались, в какой последовательности идут мыться, без записи Корни не имела права даже принять душ. Единственной радостью оставался балкончик, на котором сидели курящие — гулять по территории запрещено: не те диагнозы, не то отделение.

Корнелия вздыхает. Полупрозрачный человек садится рядом, смотрит на нее и улыбается. Ему-то здесь весело — он может проходить сквозь стены и знать, где что происходит.

— Это наблюдательная. Или наблюдательская. Я не знаю, как правильно, — говорит он. — Они держат тут до месяца, чтобы понять, куда тебя дальше переводить.

— Замечательно, — цедит Корни и сворачивается на казенной кровати.

Спасибо, что постельное белье относительно чистое и пахнет хлоркой, а не чьими-то испражнениями.

— Они поведут тебя на первый осмотр скоро. Поговорят. Захотят знать, что с тобой не так. Может, даже таблеток дадут. Только выплюнуть не получится — следят.

— Помолчи, — фыркает Корни.

Возможно, что слишком громко — соседка справа ворочается и смотрит на нее. Мулатка. Скорее всего, метис — у нее каштаново-рыжие волосы, светло-зеленые глаза и довольно милые черты лица. Девушка улыбается.

— За что тебя?

— Я вижу тех, кого нет, — отвечает Корнелия.

— Я тоже! — улыбается соседка. — Меня зовут Беатрис.

— Корнелия, — выдыхает Флоренс. Соседка кажется нормальной. Относительно того, где они находятся.

— А ну тихо! — влетает озлобленная санитарка, и Корни съеживается.

Ей не хочется здесь находиться. Ей здесь не нравится. Ей не нравится ни зеленая краска, которой выкрашены стены, ни потертый деревянный пол.

Она не понимает, почему родители так с ней поступили. Неужели после той несчастной аварии они только и хотели, что навредить ей или куда-то спрятать? Она же никому не мешала. Она ничего не сделала.

Она не хотела садиться за руль в тот день, потому что ей было слишком паршиво, чтобы следить за дорогой. Она ненавидела Викторию, которую должна была возить по салонам и слушать ее едкие комментарии ко всему, и как назло — дочка Уордсона была слишком активна в тот вечер и Корни не заметила, что впереди несется какая-то дешевая легковушка. Она помнит глухой удар, темноту — и свет ламп, что разъедал взгляд, стоило открыть глаза. Виктория отделалась легким испугом. Корнелия — пережила клиническую смерть. А потом она начала видеть тех, кто уже мертв — и никто не верил, что это возможно. Даже собственная семья.

— Флоренс, за мной! — скомандовала тучная санитарка, нависнув над Корни. — Живо, тебе что, особое приглашение нужно? Пошла!

Девушка послушно поднялась и поплелась следом, разглядывая однотипные белые двери, за которыми находились кабинеты. Возле одного санитарка остановилась — внутри уже сидели какие-то люди.

Корни не захотелось заходить, но грубый толчок в плечо заставил пройти внутрь.

За столом сидела женщина лет пятидесяти — и справа от нее молодой мужчина с папкой в руках. Его лицо отчего-то казалось смутно знакомым, но Флоренс не могла вспомнить, где же его видела.

— Корнелия Флоренс, родилась тридцатого октября двухтысячного года. На что жалуемся? — начала женщина.

— Я? Ни на что, — пробормотала Корни, присев на краешек стула, стоящего ближе к двери. Безумно хотелось сбежать, но двери закрыты наглухо, да и документы отняли, не соврешь, что их кто-то украл.

— А вот семья так не считает. Визуальные галлюцинации, черепно-мозговая в анамнезе… Как выглядят те, кого Вы видите? — обратился к ней мужчина.

— Обычно они полупрозрачные и что-то говорят.

Корнелия не хотела отвечать на все вопросы. Каждое слово застревало комом в горле. Что им нужно? Доказать, что она больна? Но с ней было все в порядке. До того, как ей пришлось работать на Викторию — после окончания школы выяснилось, что поступить бесплатно она не может из-за недостатка баллов по результатам экзаменов, а платное обучение стоило так дорого, что родители не могли себе этого позволить. Корни до сих пор помнит, с каким мерзким чувством ей пришлось идти к Виктории, слушать ее комментарии (будто бы школьных лет недостаточно) и просить высокое жалование. Дочке Уордсонов было смешно — она могла продолжать сбрасывать негатив на неугодную девчонку, а вот Корни каждый раз садилась за руль и напоминала себе, что это ради того, чтобы стать дизайнером.

— Это агрессивные комментарии или уничижительные? — уточнила женщина.

— Нет! Они просто описывают то, что вокруг… Или говорят очевидные вещи, вроде того, какая сейчас погода, — зевнула Корнелия и села поудобнее.

— Вы давно их видите и слышите?

— Все началось после аварии. Я открыла глаза — и один сидел на кровати. Полупрозрачный.

— Хмм, — молодой врач перебирал какие-то бумаги и постоянно что-то записывал. Корнелия посмотрела на него — и едва не забыла, где находится.

Слишком красивый, чтобы быть реальным. Зеленые глаза, спрятанные за тонкой оправой очков. Светлые растрепанные волосы. Дорогая дизайнерская рубашка с золотыми запонками из последней коллекции, что прилагались в подарок при покупке костюма…

И тут Корни осенило. Черт, да это же Уильям Тейлор! Сними с него очки, сделай на несколько лет моложе, надень черную футболку — и вот оно, лицо с билбордов. Сын знаменитого дизайнера, у которого Корнелия могла бы проходить практику, если бы не звонок Виктории. Боже, теперь девчонка еще и знает, где ее личный водитель. В какой больнице.

Голова резко закружилась. Сознание отказывалось принимать происходящее.

Весь мир рушился по кусочкам.

Фоном звучали какие-то вопросы, которые Корнелия не могла разобрать — мысли звучали слишком громко. Теперь она потеряла все. Теперь у нее нет ни единого шанса на нормальную жизнь — и за это спасибо родителям, что сюда ее привезли. С отметкой о лечении ее не возьмут на нормальную работу. С помощью Виктории вряд ли хотя бы одна дверь в Гротхене откроется для Корнелия. Теперь даже последние друзья останутся в прошлом, Люк не посмотрит в ее сторону, никто не протянет ладонь… Потому что теперь нет Корнелия Флоренс. Есть «та чокнутая», «девочка из психбольницы» и «таких нужно изолировать от общества».

Перед глазами резко потемнело, дыхание сбилось. Корни слышала, что кто-то кричит, но она не знала, что это ее собственный голос. Резкая боль в плече едва не вернула реальность, но так же затянулась дымкой, как и все остальное.

— Уносите ее в палату, — последнее, что ей удалось разобрать.

***

— Не хочешь браться за нее, да? — усмехнулась мадам Стоун, захлопнув папку с документами. — Считаю, что это одна из форм шизофрении.

— По одним галлюцинациям судить глупо, — фыркнул Уильям, поднимаясь со стула. — Может, травма или посттравматический. Или вообще биполярное расстройство. Ее что-то триггернуло, но я не знаю, что. Видела ее? Какое-то воспоминание или осознание…

— Пока на транквилизаторах поспит, дальше — посмотрим.

— Хочешь ее два месяца тут держать? — усмехнулся Уильям. — Если я ее возьму, то переводом в мое отделение, сейчас забирать не буду. Своих пациентов хватает, еще твоих осматривать.

— Мне она тоже не очень-то нужна. Ты видел, что у меня только одна свободная койка? Поговори с комиссией, у тебя-то пусто почти.

— Сначала проведите исследования и пришлите мне результаты. Я вообще не обязан в этом участвовать, — поморщился Уильям.

Стоун была права — в первом отделении действительно пациентов находилось не очень много — человек десять от силы при вместимости в пятьдесят. Тейлор никого не задерживал, если видел, что лечение успешно или бессмысленно, да еще и порядки постоянно требовал изменить. Мистер Дюваль, главврач клиники, относился к Уильяму с какой-то отеческой привязанностью и часто шел на уступки, вроде разрешения оставлять при пациентах их вещи и технику, гулять по территории и не запирать палаты на ночь. Это раздражало почти всех врачей, кроме Джека Ричардсона, что работал психиатром в паре с Тейлором.

— Не хочешь — не бери, но я жду тебя на следующий осмотр. Может, все-таки передумаешь.

— Ладно, — процедил Уильям, покидая кабинет.

Витиеватые коридоры клиники напоминали о том, что здание давно требует ремонта, но в бюджете не выделяли достаточно средств для этого. Уильям пришел сюда три года назад — он был выпускником, его не брали в приличные клиники и единственное место, в которое согласились взять новичка — государственная разваливающаяся клиника с двумя корпусами на территории. Мистер Дюваль, который когда-то преподавал общую психологию, едва не визжал от счастья, когда понял, что смог заполучить в работники одного из лучших выпускников. Первое время Тейлор работал в четвертом отделении, под руководством Аннет Крон, но когда освободилось место в первом — Уилл получил перевод к Ричардсону. Смуглый мужчина казался очень строгим и серьезным, пока не выяснилось, что он выступает в ночных клубах как диджей, обожает красные кепки и в целом излучает столько позитива, что Уильям бы засомневался в его здоровье, если бы не знал, что это лишь акцентуация.

Тейлор старался не брать настолько юных пациенток, как Флоренс. Он понимал, что они могут слишком быстро привязаться к нему — и влюбиться исключительно из-за терапии, не более того. Они не могли увидеть в нем личность, как и сотни поклонниц, от которых он устал еще во времена работы в модельном бизнесе. Из-за этого в личной жизни и не складывалось ничего — за смазливой внешностью Уильяма скрывалась любовь к классической музыке, видеоиграм, трудам знаменитых психологов и сложный характер.

Чтобы его не узнавали, он начал носить очки, но и это не выручало. К счастью, с последней съемки прошло больше семи лет, поэтому все реже и реже кто-то мог понять, что перед ними мальчик с билбордов и обложек. Отец в свое время был против того, чтобы Уильям шел на психфак, но Эмили успела его уговорить, до того, как пропала без вести.

Эти воспоминания редко напоминали о себе — прежде чем идти работать с пациентами каждый психолог или психотерапевт должен пройти не менее ста часов личной терапии.

— Смотри, не пересчитай носом косяки! — усмехнулся Джек, заметив товарища еще в конце коридора.

— Что у нас сейчас по пациентам? — Уильям моментально вернулся в реальность из своих мыслей.

— Что, Стоун опять кого-то навязывает?

— Как ты угадал? — улыбнулся Тейлор. — Привезли к ней девчонку, мелкая еще совсем, из жалоб — галлюцинации и все.

— И ты, как верный рыцарь, прискакал ее спасать! Угадал?

— Нет! Я думаю, стоит ли вообще браться. Девочка кажется адекватной, пока не срабатывает триггер — во время беседы она что-то вспомнила, свернулась в комочек и закричала. Я предположил посттравматический, Стоун сходу шизофрению ставит.

— Ой, да дай ей волю — она всех будет галоперидолом[1] и электросудорожной[2] лечить! — рассмеялся Ричардсон. — Пациентку уже обследовали?

— Нет, она полчаса назад поступила. Родители заполнили документы и уехали, она, видимо, в ужасе от происходящего.

— Я бы тоже не радовался, если бы меня у Стоун закрыли! Честно, мне она в кошмарах снится! — Джек вздрогнул, демонстрируя ужас, который навевала коллега. — Мы с ней еще в прошлом году поругались на конференции, где она утверждала, что при лечении депрессий нельзя использовать антидепрессанты третьего поколения, видите ли не изучено. А то, что побочных действий меньше — так это не важно!

— Так что у нас с пациентами? — нетерпеливо перебил Уильям.

— Ну пойдем посмотрим, я же не ношу все бумаги с собой, — фыркнул Джек, покидая здание.

Первый корпус стоял на значительном расстоянии от второго, хотя их разделяла всего одна тропинка, окруженная мелкими кустарниками. Кто-то заботливо высадил хвойные деревья вокруг больницы, чтобы создать ощущение леса и покоя. Будто бы не за стенами белых кирпичных зданий ежедневно раздавались крики персонала и пациентов. Огромный забор, скрывающий территорию от посторонних, давно казался привычным.

Уильям молча прошел за Джеком в свой корпус и вздохнул спокойно. Голубые стены, которые он же и красил в прошлом году, встретили привычным молчанием. В это время у пациентов был тихий час — но они могли разговаривать, если не шумели. Молодая медсестра на посту улыбнулась Уильяму и сухо кивнула Джек, приветствуя.

— Сегодня у нас все спокойно. В женском крыле никого нового, в мужском — азиат, который называет себя Ханом. Пожилой, но очень милый!

— Спасибо, Рози. Подай-ка нам список пациенток в женском крыле, — Тейлор оперся о стену и протянул руку. Девушка молча вложила в нее листок.

«Сабрина Кросс, 29 лет, пр. диагноз — пограничное расстройство личности.

Джулия Велл, 25 лет, пр. диагноз — эндогенная депрессия.

Кия Ли, 30 лет, пр. диагноз — психопатия.

Аврора Бонн, 30 лет, пр. диагноз — аффективное расстройство неуточненное».

— Вау, да у нас курорт для интроверта! — рассмеялся Джек, заглядывая за плечо Уильяма.

— Ладно, посмотрим, что дадут тесты и анализы. Тогда и решим.

— Я была бы рада новенькой! — проворковала Рози. — Из местных пациенток только Джулия со мной разговаривает! Она очень милая, но часто грустная или молчит.

— Рози! Мы не можем дружить с пациентами! — фыркнул Тейлор, наклоняясь к медсестре.

— Вы — злюка! Бессердечная злюка! — девушка показательно отвернулась, но проследила, что листок со списком пациенток возвращен в нужную папку.

«Шел бы я лучше школьным психологом», — подумал Уильям прежде, чем закрылся в кабинете. Он не разделял восторги Джек и Рози.

 Галоперидол — антипсихотик, созданный в пятидесятые. Применяется по сей день.

 Электросудорожная (шоковая) терапия — метод лечения психозов, депрессий и ряда психических расстройств.

Глава 1. Первые сомнения

« — Флоренс, ты права в переходе купила?! Я вообще-то опаздываю! — Виктория как всегда возмущалась, отвлекая Корнелию от вождения. — Либо поезжай быстрее, либо я убавлю твое жалование!

— Мисс Уордсон, мы не можем…

Девушка не успела договорить — ровно в тот момент, когда она повернулась к заднему сидению, перед авто резко затормозила дешевая легковушка. Вспышка, глухой звук удара — и все погрузилось во тьму.

Из темноты к ней тянулись прозрачные руки — десятки, сотни склизких и вездесущих ладоней. Они заполняли пространство, вытесняя воздух, сжимая горло Корни и заставляя ее хватать воздух ртом. Незнакомые голоса шептали: «Ты убила ее, ты убила ее. Твоя семья потеряет все, потому что ты не справилась с вождением. Ты не способна. Ты все сделала не так, Корнелия. У тебя нет шансов».

Сердце выбивало десятки ритмов и быстрые удары звучали в висках. Девушка пыталась убежать, но куда бы она ни ступила — прозрачные руки вылезали сверху и снизу, преграждая путь. Страх сменялся липким ощущением ужаса и безнадежности, внизу живота скрутился тугой комок. Почувствовав холодные касания в районе груди Корни закрыла глаза и сдалась. Голоса были правы. Она не справилась. Она все потеряла».

Корнелия испуганно подскочила в постели, сначала не понимая, где она и что происходит. Белая футболка прилипла к спине, покрытой холодным потом. Сбитое дыхание никак не хотело восстанавливаться, но постепенно девушка смогла успокоиться и выдохнуть.

Когда остатки кошмара развеялись, взгляд Корни остановился на ржавеющих решетках большого окна — все еще общая палата в психоневрологической больнице, все еще скрипучая кровать со старым матрасом и одна соседка у стены, шесть — по направлению к двери и одно пустое место. Еще семь кроватей напротив, застеленных или со сбитым постельным бельем — женщины разных возрастов просыпались, брали с собой полотенца и зубные щетки и медленно выходили в холодный коридор.

Корнелия сунула руку под подушку — нашла такой же набор для утренних гигиенических процедур, еще не распечатанный. Видимо, пока она спала, приходили родители и оставляли часть необходимых вещей. Когда Корни поднялась и проследовала за выходящими, то заметила, что медсестры открывали решетки, отгораживающие два умывальника у дальних палат, ближе к балкончику.

Только девушка хотела пойти чистить зубы в туалет, так как там никого не было, как одна из санитарок погнала ее в общий строй. Ожидание, казалось, тянулось мучительно долго, и вода была едва теплой, когда Корни опустила под струи руки и щетку. Долго умываться и чистить зубы ей не удалось — сзади также собиралась очередь.

Когда она вернулась в палату, у входа санитарки оставили два старых железных ведра, в которые бросили по таблетке хлорки — резкий запах ударил в нос, напоминая о худших обязанностях во время учебы — в школе часто оставляли мыть кабинет химии из-за неугодного преподавателю поведения, и ладони Корнелии часто покрывались ранками и трещинками, что не заживали по несколько дней.

Она была невезучей — то пробирку перевернет, то случайно устроит взрыв, то отвлечется на поющих птиц за окном — и все, эксперимент заливает парту, а мадам кричит так, что даже осколкам стало бы неловко или стыдно.