Оглавление

Армагона

Моей бабушке Евдокии Сергеевне посвящается.

Глава 1

1.

Планета Аллон созвездие Ориона звёздной системы Минтака. Аллон входит в группу из 12 планет, в центре которой находится звезда по имени Нарис. Расстояние от солнечной системы 1200 световых лет.

По пустынной пыльной улице ночного города Армагона, тяжело дыша, переходя с бега на шаг, в сторону многоэтажных домов, похожих на столбы, подпирающие небо, двигался, одетый в чёрную куртку, крепыш. Из-под натянутого до бровей капюшона торчал острый нос и ровная, как будто нарисованная, бородка эспаньолка. Крепыш, осторожно озираясь по сторонам и перебежав дорогу, остановился возле большого жилого здания. Прислонив маленькую пластину к считывающему пин-код устройству, он вошёл в открывшуюся дверь, растворившись в большом пучке света. Через несколько секунд к соседнему дому с мигающей сиреной подъехал длинный автомобиль, напоминавший локомотив скоростного поезда. Из автомобиля синхронно из шести дверей высыпали вооружённые солдаты, одетые в блестящие чёрные костюмы. Рассредоточившись по периметру четырёх домов, они дружно начали их сканировать специальными устройствами. Закончив сканирование, вооружённые солдаты по команде командира сели в автомобиль и скрылись за поворотом улицы.

Просунув голову в проем приоткрытой шторы, и осмотрев улицу с тридцатого этажа, крепыш задёрнул штору и повернулся, обращаясь к темному силуэту, расположившемуся в углу неосвещённой комнаты:

— Вроде уехали!

— Ты понимаешь, что ты мог провалить мою конспиративную квартиру, Дорин?! — прозвучал хрипловатый голос из тёмного угла комнаты.

— Это исключительный случай, они сели мне на хвост, и если бы не твоя по близости квартира, Робби, то всё, я бы не ушёл, — тяжело дыша, оправдался крепыш.

— Есть у меня местечко, где тебя точно искать не будут.

— Место надёжное?

— Да.

— Хорошую штуку мне сделали, ни один их сканер меня не видит. Но это временно, на месяц. Через месяц мне будет нужна новая идентификация личности.

— Будем думать, как эту проблему решить. Твоё лицо светят по всем видам трансляции, тебе нужно поменять внешность. Грим, парик, усы, очки.

— Если изменить мою внешность, то и в идентификаторе это должно быть отражено, — сказал Дорин, наливая себе воду из кувшина.

— Само собой. Я дам тебе чип с небольшими накоплениями. На еду и одежду хватит. Сегодня останешься здесь, завтра переедешь.

— Когда я могу встретиться с руководителями групп? — спросил Дорин, усаживаясь на диван.

— Скоро. Им понадобится время на дорогу из других городов. Два дня, не меньше, — ответил Робби, присаживаясь напротив дивана.

— Нормально.

— Как тебе удалось сбежать? Везучий ты.

— Везение одна из милостей судьбы!

— Ты веришь в судьбу?

— Скорее всего, в удачу. Если веришь в удачу, то и удача поверит в тебя!

— Да ты философ! Только философией сыт не будешь. Идем, я тебя покормлю, — сказал, Робби.

— Вот от еды я не откажусь. А то отощал на тюремных харчах.

Планета Аллон во многом напоминала Землю, только была меньше на треть. Гравитация была ниже земной на пятнадцать процентов и давала некоторые преимущества. Обитатели планеты при падении с высоты всё равно разбивались, но выживали чаще и меньше получали увечья, в отличие от людей.

Аллонцы ничем не отличались от людей — внешне они были похожи на светлокожих европейцев. Около пятидесяти лет назад Аллон поделился на два государства: Армагону и Радонию. Радония сумела сохранить несколько национальностей, соблюдая культурные и национальные традиции.

Язык на планете был единым — это почти единственное, что объединяло этих два между собой государства, за исключением торговли, которую вели между собой страны, невзирая на враждебность друг к другу, и ведением вялотекущих боевых действий.

Вредным производством на Армагоне занимались осуждённые за разные преступления армагонцы и перебежчики из Радонии, нарушившие закон в Армагоне. Основной добычей природного ресурса и выгодным экспортом в недружественную страну Радония был Латоний — твёрдое вещество, из которого путём сложных химических и физических воздействий вырабатывалась энергия, которую использовали в качестве энергоресурса. Производством и обслуживанием инфраструктур городов и сельского хозяйства занимались остальные жители Армагоны. Половина взрослого населения страны находилась на военной службе или службе безопасности.

Стиль одежды на Армагоне напоминал моду землян пятидесятых годов двадцатого столетия — только в серно-белых тонах. Частично цветную одежду могли носить только те, кто имел заслуги перед государством, например, цветной галстук, либо цветные носки или же цветную рубашку. Полностью цветную одежду могли носить только высшие чины.

Золото на Аллоне называлось — Голдано. Его было в таком избытке, что оно не имело никакой ценности. Из него делали всё, что не требовало особой прочности: столовые приборы, элементы декора и прочую мелочь. Ценным и дорогим металлом считалось серебро, которое на Аллоне называли седым палом. Позволить такое украшение из седого пала мог только весьма обеспеченный гражданин планеты Аллон, и то в ограниченном варианте с обязательной регистрацией.

Дорин был доверенным лицом руководителя Радонии Кора. Будучи недавно арестованным, он сбежал из-под стражи. Дорин был связующим звеном между Радонией и Армагоной, подпольем, которым руководил Робби. Главной задачей Дорина было — консолидация всех подпольных групп сопротивления Армагоны с Радонией против режима правящей верхушки Армагоны.

2.

В жилище Нортона, заместителя начальника отдела электронных систем безопасности, было всё на уровне его статусного положения. Вся обстановка выглядела достаточно скромной и по меркам Армагоны Нортон жил чуть выше среднего уровня. Комнаты были окрашены в серый цвет, у стены в гостиной стоял коричневый диван с тумбочками-близнецами по краям. Посередине комнаты, вцепившись в пол кривыми ножками, воцарился прозрачный стол с маленькими креслами по сторонам. Огромные до пола окна отражались в зеркальном экране проекции во всю стену, увеличивая размеры комнаты.

По закону страны Нортону разрешалось иметь квартиру третьего уровня, одну единицу средства передвижения — также третьего уровня.

Нортон, одетый в широкие штаны темно-серого цвета и чёрную свободную рубаху, пытался зацепить золотой вилкой из широкого блюда кусок рыбы, чтобы положить его своему товарищу Андерсу в тарелку из чистого золота. Упрямый кусок не поддавался и все время слетал с вилки Нортона. Андерс по-хозяйски взял кусок рыбы руками и плюхнул её к себе в тарелку, затем, смачно облизав пальцы, сказал:

— Не будем церемониться! Разливай!

Нортон разлил по тяжёлым золотым бокалам темно-красное вино и, протянув бокал товарищу, произнёс:

— Залпом не пей, как ты это любишь, почувствуй букет, оттенки винограда суарды и кабриньи!

Андерс улыбнулся и выпил залпом половину бокала, затем, причмокнув, сказал:

— Не понимаю я ваших этих штучек, какой букет? Главное — послевкусие. Цвет хороший, насыщенный. Это вино больше похоже на венозную кровь, нежели полусухой напиток.

Нортон снисходительно сморщился, и многозначительно возразил:

— Деревенщина! Ничего ты не понимаешь в винах. Мне его достали по великому блату по случаю дня независимости.

— Независимости от кого или чего? — спросил Андерс.

— От этих плебеев, террористов Радонцев. Если ты помнишь, пятьдесят лет назад наш народ очистил страну от этих дикарей. Тем самым, мы избавились от национальных распрей. Разве не повод выпить вина?

— Они плебеи и террористы, однако, мы у них покупаем товары народного потребления и автомобили. При этом у нас самое мощное вооружение, высокоточное оружие, а своих автомобилей нет!

— А нам некогда размениваться по мелочам. А автомобили у них дерьмо. Нам продают старую рухлядь, — недовольно пробубнил Нортон.

— А что мы делаем лучше них?

— Мы победили все болезни. И ты как доктор, это знаешь лучше меня. У нас народ живёт в достатке. И мы впереди планеты всей!

— А при чём тут независимость? — с раздражением спросил Андерс.

— Не хочешь пить за независимость, выпей за то, чтобы наш верховный лидер — Олемитес подольше правил нашей страной, — провозгласил Нортон.

— И без твоего пожелания это будет, не сомневайся! Вот объясни мне, неужели у нас на планете нет достойного молодого кандидата? Этому уже лет восемьдесят, если не больше. А как ты помнишь, продолжительность жизни у нас не более шестидесяти — шестидесяти пяти лет.

— Зачем нам «другой верховный»? И хорошо, что наш верховный долгожитель, — закидывая в рот жёлтую ягоду, сказал Нортон.

— Как мне рассказывали, что продолжительность жизни раньше на планете была до ста лет. Никто столько не живёт, а этого ничего не берёт.

— Наши предки тоже жили не более шестидесяти лет. И наши учёные работают над этой проблемой. Скоро мы все будем жить дольше и лучше. Дай только срок! — мечтательно произнёс Нортон.

— Ты с каждым годом становишься глупее, мой друг. Ты что, опять посещал бесплатные курсы повышения личного патриотизма?

— Вот почему надо все извратить? Почему бесплатные курсы? Я, между прочим, заплатил двести лотов за эти курсы, — обиженно буркнул Нортон.

— А-а, это совсем другое дело! Не бесплатно, понятно, — ёрничал Андерс.

— А вот что касается преференций и привилегий, Андерс, — в нашем государстве каждый получает те блага, которые заслужил…

— Заслужил?! Не заработал, не получил в дар, а заслужил, — перебил взволнованный Андерс.

В это время на стене включилась огромная панель проекции, на экране появилась девушка диктор. Она передавала свежие новости, тараторя чуть ли не на одном дыхании, словно на ускоренной пленке. Диктор говорила о каждодневном повышении уровня жизни, о благоприятном радиационном фоне, и подвигах на линии военного соприкосновения. После гимна страны на экране появился верховный правитель Армагоны — Олемитес. Его седая борода была аккуратно подстрижена и по объему напоминала сладкую вату. Закрученные вверх кончики усов придавали лицу шарм, а улыбающийся с прищуром взгляд мог расположить к общению самого неразговорчивого собеседника.

Олемитес поблагодарил за горячую поддержку населения планеты, пообещав на посту верховного правителя приложить все усилия по улучшению жизни жителей Армагоны закончив фразой: «Я сделал страну свободной и приложу все усилия, чтобы ваша жизнь стала ещё лучше!». Олемитес поднял руку, сжал пятерню в кулак и, попрощавшись, исчез.

На экране опять появилась диктор, она сообщила, что из-под стражи сбежал опасный террорист, диверсант из Радонии некто — Дорин, убивший при побеге двух охранников. На экране появилась его фотография. Диктор попросила сообщить в службу безопасности всех, кто владеет какой-либо информацией о нем. Экран автоматически погас.

— У тебя, что новости включаются автоматически? — удивлённо спросил Андерс.

— Такие правила для служащих нашей конторы, я тебе уже говорил, — ответил Нортон, пережёвывая ветчину. — Видел рожу?! Отпетый террорист! — раздражённо ответил Нортон, разливая вино по бокалам.

— Может, он не террорист, может, он из оппозиции, а нам впаривают, что они все в Радонии террористы, — парировал Андерс.

— Оппозиция? — недоуменно вопрошал Нортон. — А взрывы в торговом центре и взрыв в исследовательском комитете?

— Ты думаешь, это он взорвал?

— А кто же ещё?! Злятся, что проиграли нам войну пятьдесят лет назад, вот и мстят. У них нет ни культуры, ни духовности, ни совести! Уроды, одним словом.

Нортон встал, подошёл к окну, посмотрел на небо, на котором едва виднелась планета Орбитий, чем-то напоминавшая луну, только увеличенную в размерах. Отхлебнув вина, он сказал:

— Орбитий! Ночью он особенно красив. Так красиво отражает свет, что никакого освещения на улице не надо.

В это время опять включилась проекционная панель, появилась реклама. Предлагались девушки на любой вкус. Полуобнажённые девушки мелькали одна за другой. Цена зависела от статуса и положения Армагонца, и чем выше был статус, тем меньше цена.

— А вот и культура с духовностью подъехали — разгружай, Нортон! Тебе какая девушка по статусу подходит?! — съязвил Андерс.

Нортон отмахнулся и, вернувшись на место, стал смотреть рекламу, в которой появились смазливые мужчины. Их предлагали, как женщинам, так и мужчинам. При заказе двух мужчин для женщин сразу, третий прилагался бесплатно!

— Ух ты! Скидки! Залежалый товар подсовывают! Нет, мы не возьмём! Не возьмём же, Нортон?

— Хватит тебе! У нас свобода выбора, пусть немного с перегибом. Видишь, каждый может себе по вкусу выбрать то, что ему больше нравится. Мы ведь свободная страна, — неуверенно ответил Нортон.

— Свободные от чего?

— Мы свободны от навязывания чужих идей! Живи и радуйся! Но нет, тебе надо к чему-то придраться, покритиковать.

— Свобода у нас редкий товар и очень дорогой. Разве ты этого не видишь? И я не понимаю, почему наша так называемая элита может позволить себе носить цветную одежду, а мы нет?

— А вот почему командир группы носит на плече два ромба, а командир всего отряда носит три ромба? Порядок, субординация и уважение. Дома ты можешь носить хоть все цвета, но вне дома ты обязан соблюдать!

— Прости раба неразумного, кормилец, прости, — сложив ладони вместе и прижав их к подбородку, сказал Андерс.

— Не смешно! Каждый должен заслужить дополнительные преференции. Иначе все будут паразитировать на лояльности законов и доброжелательности государства и нашего правительства. Разве я не прав?

— А как было раньше? Я имею в виду до того, как началась война? Какие были порядки? Я знаю, что историю всю переписали, а если почитать современную историю, у нас на планете был ад. А вот нелюбимые тобой радонцы говорят об обратном, — не унимался Андерс.

— Нашел, кого слушать! Ты эти провокационные файлы не читай. Во-первых, это ложь! Во-вторых, за это прочтение могут наказать!

— Если это ложь, то чего опасаться нашему руководству страны, значит, не всё ложь и…

— Я прошу такие разговоры со мной не вести. Пожалуйста! — оборвал на полуслове Андерса Нортон. — Давай выпьем и будем радоваться достойной жизни!

— Давай, Нортон! Предлагаю как-нибудь сходить, посмотреть смертельный бой гладиаторов, — сменив тон, сказал Андерс.

— Никогда не был на таких боях. А что там, действительно бьются насмерть? Можно же до первой крови.

— Можно, но рейтинги упадут и ставки на победителя. Пойдёшь?

— А что? Пойду, — согласился подхмелевший Нортон.

3.

Горди шла на службу, где она уже трудилась около года. Она шла через стеклянный пешеходный тоннель, пересекавший реку. Это было единственное красивое место во всём городе. Речные обитатели реки косяком, а иногда и в одиночку метались в поисках пищи, изредка врезаясь в толстые стены прочного стеклянного тоннеля. Пройдя пункты досмотра и контроля при входе в корпорацию систем безопасности, она направилась на своё рабочее место, где занималась разработками средств связи. Навстречу к ней из своего кабинета вышел Нортон.

— Приветствую тебя, Горди! — улыбнулся Нортон.

— Утро доброе, Нортон! Как поживаешь? — вежливо спросила Горди, хлопая длинными ресницами.

— Замечательно! Спасибо… как ты? — неловко замешкавшись, спросил Нортон.

— Вот, иду на службу… погода сегодня отличная.

— Может, как-нибудь прогуляемся, сходим куда-нибудь, я забронировал два места на концерт певицы Орландии! Шикарный голос, красивое Шоу, говорят.

— Надеюсь, ты мне не свидание назначаешь, Нортон? — игриво спросила Горди.

— Нет, Горди, что ты! — Растерянно ответил Нортон и, сделав серьёзное лицо, спросил. — А что если свидание?

— На свидание не согласна, у меня есть кандидат в мужья, недавно нас подобрали друг другу, да и ты несвободен, — ответила Горди.

— Хорошо, а мы можем, как друзья вместе провести время? — нервно потирая руки, пролепетал Нортон и тут же спросил, — мы же друзья, да?! А друзья ведь ходят на концерты вместе. Пойдёшь?

— Хорошо, я пойду, — улыбаясь, ответила Горди. — А что, хорошая певица?

— Все хвалят, правда, я ни разу её не слышал. Пойдём, увидим! Правда, я небольшой любитель всяких концертов, но в хорошей компании — я что хочешь могу послушать.

— А я хорошая компания, Нортон?

— Ты — да!

— Откуда тебе известно?! Может, я брюзга и скучная особа?

— Так давай проверим?

— Давай. Но знай, что мы идём на концерт как товарищи по работе.

— Да, да идём как товарищи, эти как их… малознакомые и незаинтересованные друг в друге коллеги.

— Договорились, — хихикая, сказала Горди, направляясь к себе в кабинет.

Нортон подошёл к двери, на которой неоновым светом мерцала табличка с его именем. Прислонив запястье к электронному замку, Нортон скрылся за дверным проёмом своего кабинета.

На Армагоне вот уже как 30 лет все фамилии упразднили. Жителям Армагоны присваивались идентификационные номера и только имена, без фамилий и отчеств. Вся информация заносилась в чип-драйвер, который вживлялся при рождении в запястье руки. Чип-драйвер контролировал состояние организма, сообщал о заболеваниях, изменениях и его нарушениях. Чип-драйвер мог работать как кредитная карточка, а на случай чрезвычайных ситуаций мог сообщить точные координаты специальной службе местонахождение его обладателя. Вся информация, хранящаяся на чипе, была засекречена, и взломать её было практически невозможно. Одним из сегментов деятельности занималось подразделение, которым руководил Нортон.

Горди придя на своё рабочее место в тесный кабинет, размышляла над словами Нортона пойти с ним на свидание.

«Это была шутка, да, да — шутка!» — думала Горди, постукивая электронным карандашом по столу. «Или не шутка? Нет, я не должна на это реагировать. У меня есть мой молодой человек. И почему, собственно, шутка? Ведь я ему определённо нравлюсь. Подумаешь, небольшой флирт! Не в брак же с ним вступать. Подыграю ему немного», — подумала Горди, переключаясь на монитор.

Чем больше Горди отгоняла мысль о том, что Нортон ей тоже нравится, тем больше она загоняла себя в ловушку собственных заблуждений. Горди нравилось быть независимой, состоявшейся и волевой. Она всегда умела находить объяснения своим слабостям и поступкам. Естественно эти поступки, по её мнению, имели добрые намерения и благородную конечную цель. И сейчас, соглашаясь пойти на концерт с Нортоном, она преследовала цель — поддержать дружбу и только.

На Армагоне семейные пары создавались не по любви, не по расчёту и не по какой-то другой причине, они создавались по принципу полной совместимости, а именно по физическим, генетическим и ментальным данным. Из предложенных Горди вариантов женихов КСГО (комиссией по созданию гражданского общества), она выбрала одного кандидата. Этот выбор был внесён в протокол планирования брака. Заменить кандидата можно было только с одобрения КСГО.

Нортон в приподнятом настроении уселся в кресло, размышляя о разговоре с Горди: — И почему я должен идти против своего желания? Подумаешь, подобрали мне кандидатку в супруги. Как подобрали, так и переберут, — размышлял Нортон, — Я ведь тоже понравился Горди, иначе она бы не согласилась пойти со мной на концерт. Мы свободные граждане. Слава Олемитесу, не в Радонии живём. Если всё пойдёт гладко, подадим в КСГО прошение, чтобы нас с Горди сделали кандидатами в пару. Только не надо сейчас торопить события, главное, не передавить, — мечтал Нортон.

На экране прозрачного монитора появилось сообщение о входящем звонке, после звука колокольчика появилось изображение девушки. Эта была Элисия, кандидатка в супруги Нортона, отобранная комиссией по созданию брака.

— Привет, Нортон! Можешь говорить? — спросила Элисия.

Нортон ткнул рукой в край изображения Элисии и в нижнем углу появилось изображение Нортона.

— Привет, Элисия! Что-то срочное? — растерянно спросил Нортон.

— Нет, нет. Я хотела пойти с тобой на концерт этой, как её… Орландии. Только вот купить бронь невозможно, мест свободных нет, но ты ведь можешь достать проходную марку, — спросила Элисия.

— Нет, — твёрдо отчеканил Нортон, — у нас лимит исчерпался. Да и не могу я. Много дел, — не моргнув глазом, солгал Нортон.

— Ой, как жаль! Ну ладно. Может тогда просто, встретимся, давно не виделись.

— Я позвоню тебе завтра, нет, послезавтра. Мне отчёт нужно подготовить, а потом у меня повышение квалификации. Дел накопилось, ты не поверишь!

— Ой, извини, босс на связи, я позвоню, — сказал, Нортон и отключился от сеанса.

Нортон продолжал мечтательно смотреть вверх, заломив руки за голову, затем встал и, подойдя к машине, которая делала напиток «строн», чем-то напоминающий кофе, нажал на кнопочку.

— Как-то с Элисией неловко получилось. Грубо! Она хорошая, но не мой вариант. Зачем надо было вступать с ней в предварительную договорённость о браке? — сказал вслух Нортон.

На экране монитора включились новости, периодически появлялся верховный с обращениями к гражданам Армагоны, но Нортон не слышал Олемитеса, он думал о ней, о Горди, которая ему давно нравилась, с того момента, как она устроилась к ним на службу. Но как только он ее встречал, то чувствовал какую-то неловкость, и вместе с этим ощущал необъяснимую близость, будто бы знал её много лет.

— Если бы я ей не нравился, она бы не разговаривала со мной игривым тоном и не смотрела бы в пол, перед тем как ответить. Все же я её зацепил, — проанализировал вслух Нортон.

4.

Особое положение на Армагоне занимали интернаты, в них проживали и воспитывались дети от рождения до восемнадцати лет. По закону, который был принят 40 лет назад, родившихся детей в семейных парах сразу отдавали в специальный интернат на полный пансион за счёт государства. В интернате детям с малых лет прививали полезные для страны привычки, такие как любовь и самопожертвование — только к своему государству. Женщинам дозволялось рожать не менее двух и не более четверых детей. Категорически запрещалось искать общения со своими детьми после сдачи их в интернат, а также рожать не от одобренного службой КСГО кандидата. Детей в процессе воспитания калибровали. Большая часть детей готовилась к военной службе и службе безопасности, остальные распределялись в другие области по мере их способности.

В одном из таких интернатов шли занятия по воспитанию духа патриотизма у десятилетних детей. В большом помещении, напоминавшем спортзал, в несколько рядов стояли дети, одетые в черно-белую одежду. Стены были разукрашены гербом Армагоны — парящий орёл с добычей в клюве возвышался над планетой. С четырёх стен на детей из светящегося изображения смотрело улыбающееся лицо верховного правителя Армагоны — Олемитеса. По спортивному залу важной походкой перекатывался инструктор, напоминавший павлина, ещё с более противным голосом.

— Дети, кто главный враг нашей страны? — прогнусавил Инструктор.

— Радонцы! — хором ответили дети

— Что главное для Армагонца? — икая, спросил инструктор.

— Любить свою страну и своего верховного правителя! — почти синхронно ответили дети.

— В какой стране мы живём?

— В Армагоне, самой свободной стране на планете! — дружно прозвенели колокольчиками подростки.

— А если враг придёт, что вы сделаете? — борясь с икотой, спросил инструктор.

— Погибнем, но победим! — прогрохотали воспитанники интерната.

— Чётче нужно отвечать! Синхронно! Запомните, дети! Враг бывает не только внешний, но и внутренний! Поняли?

— Так точно! — раскатился громом ответ.

— Сейчас я задам вопрос. Так… отвечает Золди! Выйди вперёд, — скомандовал инструктор.

Из второго ряда вышел мальчик. Сделав два шага вперёд, он прижал руку к сердцу и отчеканил:

— Золди слушает, учитель!

— Что ты будешь делать, если узнаешь, что твой близкий друг, например, Нелон, оказался врагом нашего государства?

Мальчик посмотрел в сторону своего друга, немного замявшись, ответил:

— Я должен сообщить в службу безопасности, и буду готов его уничтожить по первому приказу, — отчеканил как таблицу умножения мальчик.

— Правильно! Потому что нет ничего важнее безопасности нашей родины. Встань в строй! — буркнул инструктор.

Золди отправился в строй. Вставая рядом с Нелоном, он наткнулся на его кулак.

— Сам ты враг, понял? — недовольно возмутился Нелон.

— Кто разрешил разговаривать в строю?! Два шага вперёд! — скомандовал инструктор.

Нелон вышел из строя и, встав перед инструктором, отчеканил:

— Ученик Нелон, учитель! Я хотел…

— Ты хотел сказать, что ты поступил бы так же? — перебив Нелона, спросил инструктор.

— Нет! Я бы попробовал разобраться в ситуации, а вдруг он не враг, — робко ответил Нелон.

— Неправильный ответ! Десять дополнительных часов занятий по теории безопасности. Встань в строй! А теперь переходим к отработке приёмов.

Дети встали в пары и приступили к отработке приёмов, бросая друг друга, через грудь и бедра. Инструктор контролировал правильность выполнения, периодично подходя к парам, поправляя того или иного ученика.

— Представьте, что вы дерётесь с врагом! Никакой жалости, только победа, только поражение врага для вас первостепенная цель! — неистово кричал инструктор.

Двое учеников разодрались не на шутку: разбив друг другу носы, они стали валяться по полу, колотя друг друга изо всех сил.

— А ну прекратить драку! Не надо буквально понимать мои слова. Когда я говорил о безжалостном уничтожении врага, я имел в виду не носы друг другу разбивать, а выполнять жёстко приёмы. А вам двоим отжиматься по сто раз от пола.

Двое, испачканных в собственной крови, драчунов стали отжиматься от пола. Инструктор встал рядом и стал считать отжимания.

— Кстати, девочки дерутся куда жёстче вас, ребята. Имейте это в виду.

Досчитав до ста, тренер дал команду медным голосом:

— Встать в пару и продолжать отрабатывать приёмы, чётко, жёстко и с уважением!

Два нарушителя дисциплины стали бросать друг друга через себя, вытирая рукавом распухшие носы.

5.

В это время в кабинете директора интерната за столом сидели две упитанные женщины преподаватели — инструкторы. Директор с маленькими бегающими глазками и длинным горбатым носом раскачивался в прозрачном кресле. Все внимательно смотрели проекцию выступления верховного. Когда выступление закончилось, директор встал и, повернувшись к большому изображению живой фотографии верховного, поправил рубашку красного цвета и произнёс, как он сам считал, сакраментальную фразу:

— С верховным я живу, умру и восстану из пепла!

— Золотые слова! — произнесла первый инструктор в очках, конспектируя слова директора в прозрачный электронный блокнот.

Директор, заглянул в её блокнот и заметил, что инструктор сделала ошибку.

— Умру и восстану из пепла, а не встану и в пепел! — назидательно продиктовал директор.

— Ой, простите меня, я… это… всё проклятая автозамена. Конечно же умрёте! Да, умрёте и потом непременно восстанете из пепла! — оправдываясь, протараторила растерявшаяся инструктор в очках.

— За вами можно целый день записывать, не иссякните, — обратилась к директору второй инструктор, преданно улыбаясь во весь рот, оголив тридцать два зуба.

— Я вас пригласил, как старших инструкторов нашего заведения для того, чтобы сообщить приятнейшее известие! Скоро будет конкурс среди интернатов. И нам нужно кое-что предпринять. А именно: нам нужно сделать экспозицию нашего, — директор посмотрел на стену и показал на смиренно улыбающийся портрет верховного, затем выдержав паузу, продолжил, — нашего, не побоюсь этого слова, корифея науки и благодетеля — Олемитеса!

— Правильно! Маловато у нас освещено его достижений, — сказала второй инструктор.

— Во-от! Поэтому я тут подумал и решил восполнить пробел. Я предлагаю: сделать первую экспозицию, как наш верховный одним выстрелом убивает пятерых, нет, семерых, да, семерых врагов! — вытаращив глаза, сказал директор.

— Свежо! — уважительно подметила второй инструктор.

— Да! А вот следующая экспозиция должна выглядеть так: верховный выносит из пожара на руках двух, нет, — трёх малолетних детей! — имитируя руками, как бы выносил из пожара детей Олемитес, — сказал директор.

— Я прошу прощения, но я читала биографию верховного, он никогда не убивал одним выстрелом нескольких врагов. Он вообще никого не убивал сам и не выносил из пожара детей, он ведь руководил военными действиями, — недоуменно пробормотала первый инструктор.

— Да, не убивал, и не спасал! И что?! — сказал, как отрезал, директор, затем задумавшись, добавил. — Не убивал и не спасал, но мог! Мог, если бы ему представилась такая возможность.

Директор немного нервничал, поэтому всё время тёр ладонью кулак. Усевшись в кресло, он вопрошающе посмотрел на инструкторов, затем спросил:

— Что скажете?

— Конечно, наш верховный мог и убивать, и спасать. В разное, естественно, время. Только пусть будет не три, а два ребёнка, две руки — два ребёнка, — восхищённая внезапной смекалкой, заявила вторая инструктор.

— Эх! Нет в вас романтики, духа героизма и самопожертвования — наседал директор, — Все же я настаиваю на троих детях. Пусть один у него повиснет на плече. И чтобы рядом были его помощник, главный министр. Пусть он как бы спешит ему на помощь.

— Я дико извиняюсь, но во время войны был другой главный министр. Это же было пятьдесят лет назад. Разве нет? — робко промямлила первый инструктор.

— Вот кто тебя всё время за язык тянет, а? — возмутился директор, — Такую идею уничтожила! Хорошо, главного министра не надо. Пусть будет один Олемитес. Это даже лучше. Подвиг будет более весомым, когда один. И чтобы в натуральный рост и больше естественности. Кстати, кто помнит рост нашего Олемитеса?.

Оба инструктора переглянувшись, пожали плечами.

— Так никто его живьём не видел никогда, — сказала первый инструктор.

— А Вы видели верховного? — спросила второй инструктор.

— Что Вы?! Я чином не вышел, видеть его натурально. Я чтобы не ошибиться и не занизить рост, учитывая средний рост… сделаем его двухметровым. Не будем экономить на росте.

— Вот это очень смело! — сделала комплимент первый инструктор.

— Главное, чтобы наши воспитанники видели пример для подражания. Эх, хорошо бы сделать экспозицию, как наш верховный во время войны закрывает собой какую-нибудь точку обстрела, дзот, окно, или самоходный механизм, — потирая ладони, мечтательно произнёс директор.

— Проблемка. Он ведь жив, а если собой накрыть точку обстрела, шансов выжить нет, — сказала первый инструктор.

Директора интерната, после ломающих гениальную идею слов, передёрнуло, он уже хотел обрушить свой гнев на педагога, как на непримиримого врага его мыслей, как второй инструктор, подняв руку, протараторила:

— А что, если он чудом выжил, ранения были несмертельными, или может быть, он такой не убиваемый, живучий, или…

Второй инструктор, запутавшись в своей фантасмагории, замолчала, хлопая глазками, а потом виновато добавила:

— Что с нас взять?! Мы женщины глупые!

— А чего ты за всех говоришь? Я вот не глупая, я правильно всё поняла. Правда, уважаемый директор? — проблеяла второй инструктор в поисках дружеской поддержки у директора.

— Ты молодец! — сказал директор, одобрительно посмотрев в сторону второго инструктора, и, обратившись к первому инструктору, буркнул. — А ты — нет, а ты ещё детей учишь? Ай-яй-яй!

Второй инструктор покраснела, но взяв себя в руки, ляпнула очередную глупость, наивно рассчитывая на пожизненную реабилитацию своего шефа:

— Олемитес выжил, благодаря бронежилету после того, как его ранило, и наша лучшая медицина в мире его вылечила.

Педагоги — инструкторы понимали абсурдность и нелепости своей фантазии. Но нужно было что-то предлагать, иначе на их место директор мог взять более предприимчивых и креативных преподавателей.

— Ну нет, так не пойдёт. Какой же это подвиг, если ты выжил? Да и не поверят. Лучше так: Олемитес во время боевых действий накрыл собой точку обстрела и был ранен, — директор замолчал на несколько секунд, затем поморщился и сказал: — А это уже предлагали или нет? Ладно, оставляем только спасение детей и ловкий выстрел верховного в семерых одновременно. И все должно быть натурально, все персонажи из качественных материалов, — строго сказал директор.

— Крови на врага не жалеем? — спросила первый инструктор.

— Ничего не жалеем. Мы должны победить на конкурсе экспозиций среди интернатов. Ну и ребятки нам что-нибудь продемонстрируют, как врага надо убивать, как допрашивать, и всё такое. Не подкачайте. Если возьмём первое место, я вас награжу из директорского фонда.

— Приложим все усилия, — синхронно ответили инструкторы.

— Да, и проконтролируйте, чтобы у воспитанников в комнатах все инструкции и методички были в наличии и на своих местах. А теперь идите и готовьтесь. Принимать буду лично по каждой дисциплине. И пригласите мне этого, как его… организатора внеурочных мероприятий, — приказным тоном сказал директор.

Педагоги — инструкторы ушли. Директор выпил воды и стал внимательно всматриваться в портрет Олемитеса. Лицо директора менялось, оно становилось то серьёзным, то расплывалось в улыбке, то делало озабоченный вид. Директор мечтал, как его отметят и наградят за патриотизм, а возможно и повысят в должности. Волнительные раздумья прервал организатор внеурочных мероприятий и свободного времени. Войдя наполовину в кабинет, он робко спросил:

— Можно? Вызывали?

— Да, вызывал. Проходи, садись и слушай. Скоро будет конкурс среди интернатов, но, как я понимаю, это не просто конкурс, а ещё и проверка, как бы негласная. От тебя нужно, чтобы наши воспитанники всё свободное время тратили на подготовку разных показательных выступлений. Придумай что-нибудь. Удиви!

— Придумаем. Есть чем похвастаться. Спортсмены наши выступят, есть достижения в конструировании. Вот… значит, есть несколько ребят, рисуют хорошо, объявим конкурс на лучший этюд нашего города.

— Какого города? Никаких этюдов. Значит так: пусть рисуют портреты нашего Олемитеса и главного министра. Придумай сам. Что-нибудь в военном стиле, изобразите их на какой-нибудь военной технике. Есть вопросы? — важно спросил директор.

— Можно вопрос? Я как раз по поводу военной техники хотел спросить. А зачем наша страна продаёт этим мерзавцам Радонцам военную технику и Латоний?

— Они же нам за это автомобили, сельскохозяйственную технику продают. И заметь хорошую технику, чтобы мы не затрудняли себя её производством, — с чувством политического превосходства над подчинённым ответил директор.

— Вот вы мне так всё здорово объяснили, теперь я всё понимать стал. А то ходил как неполноценный, всё спрашивал себя, что да как.

— Ну, всё иди, работай!

Довольный проведённым совещанием, директор подошел к окну и стал всматриваться вдаль. Периодически приподнимаясь на цыпочках, директор произнес фразу, которая ласкала его слух и возвышала в собственных глазах: — Тут главное — умение поставить задачу.

6.

Нортон едва дотянулся до строн машины, чтобы взять приготовленный только что напиток строн, как на настольном экране появилось круглое красноватое лицо его начальника Лопиона.

— Нортон, зайди ко мне, я тебя жду уже полчаса, — недовольным тоном произнёс начальник.

— Сейчас буду, босс, — отчеканил Нортон, нажав на кнопку варочной машины. — Если Вы об отчёте, то он у вас в еженедельном файле.

— Я его видел, я по другому вопросу. У нас возникла небольшая проблема, я тебя жду, — монотонно сказал Лопион и отключился от сеанса.

Нортон глотнул из кружки и, выйдя из кабинета, направился к лифту. Набрав на табло двести двадцать пятый этаж, Нортон скрылся за дверями скоростного лифта.

Начальник Нортона — Лопион, добрый лысеющий толстячок, получил своё назначение по протекции. Он был по природе очень осторожным и очень боялся вышестоящее начальство, но больше всего он боялся своей супруги, управляющей департаментом унитарных учреждений города. Недовольство супруги было для Лопиона не только нервным испытанием, но и порой испытанием прочности его костей. Никакими особыми природными качествами он не обладал и, чтобы повысить свою значимость в глазах своего руководства, он придумывал про себя всякие небылицы, рассказывая как, будучи на охоте, подстрелил самого большого на планете дикого зверя — когтелапа (медведя). Рассказывал настолько убедительно, что его рассказ не вызывал никаких сомнений. Втирая придуманную им чушь, он наглядно жестикулировал руками, вставая в нелепые позы. Иногда для убедительности брал нож в руки и показывал, как он пытался снять с когтелапа шкуру. Так как в его фантазии предел не намечался, Лопион всякий раз менял концовку поединка с когтелапом. По одной версии сражённый им зверь внезапно оживал и опять набрасывался на него, и после продолжительной смертельной борьбы, Лопион перерезав хищнику горло. По второй версии он убивал хищника из ружья.

Кабинет Лопиона был увешен двигающимися фото-файлами с якобы убитыми им животными, а также пойманными рыбами с него ростом. Венцом творения фото-рыбалки была новая фотография, где Лопион, находясь под водой в водолазном снаряжении, убивает обычной деревянной острогой трёхметрового морского дьявола (мурену). Этот ничем неподтверждённый факт заметно возвышал его в глазах нижестоящих недотёп, и, как он сам полагал, в глазах начальства.

Нортон вошёл в кабинет, увидев фото с морским дьяволом, остановился и радостно воскликнул:

— Что это?! Вы победили морского дьявола? Каков красавец, а!

Лопион после слова «красавец», немного застеснявшись, погладил себя по остаткам волос на голове и слегка втянул живот.

— Каков красавец этот морской дьявол! — восхитился Нортон.

— Представь себе, убил обычной строганной палкой. Правда, пришлось повозиться. В этом чудовище более двухсот килограммов чистых мышц. Только после третьего удара этот опасный хищник сдался, — важно подытожил Лопион.

Лопион подошёл к фото и, встав рядом с фото-файлом, надулся от гордости, словно рыба Фугу.

— О! Я поражён! Один против морского дьявола. Да кто бы отважился на такое?! — нарочно расплёскивая лесть через края, восхищался Нортон.

— Пустяки! Главное — внезапность и ни грамма сомнения в победе! Ну и самообладание, конечно! А теперь к делу. Ты знаешь, зачем я тебя позвал? Не знаешь! А я знаю.

— Просветите? — часто помаргивая глазами, спросил Нортон.

— Дело вот в чем: в последнее время эти проклятые радонцы каким-то образом стали приобретать чип-драйверы.

— Но откуда? Подделка? — удивился Нортон.

— В том-то и дело, что это не подделка — это наши чип-драйверы. Кстати, сбежавший недавно террорист, как его…. Дорин кажется, может, уже воспользовался таким чип-драйвером, а они все у нас на учёте и переформатировать их можно, только получив чип из отбракованной партии.

— Вы считаете, что бракованная партия не до конца была уничтожена?

— Именно! А ты возглавляешь одну из групп безопасности электронных систем и в том числе носителей — чип-драйверов, — с укором сказал Лопион.

— Я понял! Я усилю контроль утилизации брака и контроль учёта, — отчеканил Нортон.

— Да, а то мне уже угрожают сверху проверкой. А ты же знаешь, что это бросит тень подозрения на нас. А этого допустить нельзя. Меня зам главного к себе вызывал, орал, как потерпевший.

В это время на стене кабинета появилось проекционное изображение Олемитеса. Лопион вздрогнул и, вцепившись в кресло руками, уменьшился в размерах. Олемитес спокойным вкрадчивым тоном произнёс:

— Я сделал страну свободной и приложу все усилия, чтобы ваша жизнь стала ещё лучше! — Олемитес поднял руку и, сжав пятерню в кулак, исчез.

Лопион выдохнул и, выпрямившись в кресле, выдохнул:

— Он так всегда внезапно появляется, не могу к этому привыкнуть. Хотя я всегда рад видеть его в полном здравии.

— Ну, я пошёл?

— Да, иди и будь начеку. Враг не дремлет! Да, кстати, ты когда оформишь свой брак? Ты с этим не затягивай, сам понимаешь, правила — есть правила! Иначе можешь лишиться многих преференций. Лимит холостяка подошёл к концу ещё год назад, я тебя уже должен был лишить части льгот.

— Я работаю над этим, босс. Спасибо, что не лишили меня льгот. Я вас не подведу, — с благодарным выражением лица сказал Нортон.

Глава 2

1.

Нортон стоял возле концертного здания в ожидании Горди, то и дело, поправляя недавно купленный красный галстук, единственную цветную вещь, которую ему было позволено носить по статусу. Галстук был ярким и подчёркивал положение в обществе его хозяина. Несмотря на то, что многие прохожие были одеты скромно и не отличались практически друг от друга разнообразием гардероба, Нортон заметил, что ни он один заслужил от государства преференции. Мимо него шли прохожие в цветных галстуках, цветной обуви, а кто-то был в цветных костюмах.

Горди опаздывала, Нортон немного нервничал, посматривая на огромные святящиеся часы на стене концертного здания. Вдруг Нортона со спины кто-то похлопал по плечу, он радостно обернулся, но перед ним стоял сотрудник службы контроля порядка.

— Добрый вечер! Прошу идентифицировать себя, — важно потребовал страж порядка.

— А что, собственно, произошло? — нервно спросил Нортон.

— Ничего пока не произошло, но если вы не пройдёте идентификацию, то произойдёт. У вас есть допуск носить цветные элементы одежды?

Нортон надменно прислонил руку с чип-драйвером к считывающему устройству, которое протянул ему страж порядка, и через секунду недовольно спросил:

— Ну, что? Все в порядке?

— Да. Извините, хорошего вечера!

Страж удалился. Нортон сплюнул и крикнул вслед уходящему блюстителю порядка:

— И вам!

Нортон не понимал, почему именно к нему подошёл этот законник, ведь рядом проходили и другие обладатели цветной одежды. Нортона опять кто-то похлопал по плечу.

«Ну, вот опять!» — подумал Нортон.

Обернувшись, он увидел Горди. Она была одета в облегающее серое платье, которое подчёркивало её стройную фигуру.

— Привет! Извини, я немного опоздала, — улыбаясь, сказала Горди.

— Привет, Горди! — растерянно произнёс Нортон. — Ничего страшного, я сам только недавно пришёл.

— Ух ты! Какой у тебя галстук! Цветной! — удивлённо сказала Горди.

— Да, это… в общем… надел по случаю, — смущённо ответил Нортон.

— Ну что, идём наслаждаться пением великой певицы и её шоу, — взяв под руку Нортона, сказала Горди.

Они вошли в концертное здание и, показав при входе два проходных билета, направились в зрительный зал. Усевшись на свои места в центре зала, они с восхищением стали любоваться цветной голографией, привезенной артистами. Ничего подобного они раньше не видели. Голографические фигуры пролетали мимо зрителей, превращаясь в планеты, в звезды и в причудливые фигуры. Голографические шары копировали лица зрителей. Растягиваясь и сжимаясь, они превращались в жидкий хромированный металл, взлетая и опускаясь перед объектом копирования. Два таких шара остановились перед Нортоном и Горди, скопировав их лица, они взметнулись вверх.

— Ой, смотри, это же мы! — воскликнула Горди.

— Ой, точно! Мы! — восторженно произнес Нортон.

Слившись между собой, голографические шары со скопированными лицами превратились в единое лицо, похожее как на Горди, так и на Нортона. Резко разъединившись, шары разлетелись в разные стороны и превратились в букеты цветов.

— Какая прелесть! — восхитилась Горди.

— Я ничего подобного не видел, представляю, какой будет концерт, если такое шикарное начало, — заключил Нортон.

— Да, наверное, это будет нечто.

Зазвучал предупредительный сигнал о начале концерта. Свет в зале стал приглушённым, на сцену под бурные аплодисменты вышла певица Орландия. Серебристое платье из тонкой материи едва прикрывали пышную грудь и начало длинных стройных ног, обутых в прозрачные туфли на высокой платформе с переливающимися огнями. Зазвучала музыка, платье певицы стало менять цвет в такт музыке. Орландия запела. С первых же нот Нортон, не обладая изысканным музыкальным слухом, услышал фальшивые нотки и не очень приятный тембр. Певица, как ни в чем не бывало, продолжала процесс самолюбования на сцене.

Так как любая поэзия на Армагоне была запрещена, то в песнях отсутствовал текст. Музыкальный аккомпанемент сопровождался голосовым интонированием мелодии — это и называлось пением.

Нортон осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, одному ли ему слышится фальшь. Но вся публика ликовала, не оставляя Нортону никакой надежды на солидарность. Нортон, заметив у Горди удивлённое выражение лица, спросил:

— Мне одному слышится фальшь?

— Что это такое вообще? — в полном непонимании ответила Горди.

Публика изнывала от вокального экстаза. Нортон ещё раз посмотрел по сторонам и заметил, что у нескольких зрителей такое же выражение лица, как и у Горди. После очередной песни Нортону стало не по себе. Он стал мучительно ждать окончания пыток над его ушами. Обратившись к Горди, он спросил:

— И это лучший голос Армагоны?

— Что за?!

В это время платье на певице стало совсем прозрачным, и все увидели, что звезда сцены без белья. У всех девушек из балета так же исчезла одежда. Певица под общее ликование мужчин глубоко присела на корточки, недотянув несколько нот. Эта очередная фальшь никого не смутила, мужская половина зала была в восторге не от пения. Через несколько мгновений к обнажённому балету девушек из-за кулис стройной шеренгой присоединился отряд голых мужчин. Встав в пары с девушками, они стали танцевать. Зал взорвался овациями, уже с подавляющим перевесом со стороны женщин.

— Идём отсюда, — крикнула в ухо Нортона Горди.

— Да, я думаю, пора, — ответил Нортон.

Нортон и Горди и ещё несколько зрителей вышли в центральный проход и покинули зрелище.

Выйдя из концертного зала, они направились к автомобилю Нортона. Садясь в старенький автомобиль, Нортон спросил:

— Говори адрес. Где ты живёшь?

— Двенадцатый квартал, сорок седьмая улица. Дом сто двадцать четыре.

Машина Нортона ехала по раскалённому асфальту серо — бежевых улиц города. Все окружающее, кроме неба, выглядело, как черно-белое кино. Архитектура была незатейливой и однообразной. Дома близнецы имели круглую форму и упирались высоко в небо. Лишь звезды на небе своей палитрой из разных цветов, разбавляли монохромный городской пейзаж. Нортон ехал небыстро, чтобы продлить общение с Горди.

— Этот концерт, это что-то, я просто в шоке! Что это было? — смеясь, спросил Нортон.

— Это был шабаш! Порнография, — ответила Горди и тоже засмеялась.

— Голографическое шоу перед выступлением было лучше самого выступления.

— Это да, я сама до сих пор под впечатлением. Этот противный голос ещё можно было вытерпеть. Но, когда вышла толпа голых девушек с мужчинами, а те стали трясти своими, прости, приборами, мне как-то стало не по себе.

— Поверь, мне тоже стало не по себе. Мужчины там были лишние, — серьёзно добавил Нортон.

— А-а, тебя только голые мужики смутили, да? — удивлённо спросила Горди.

— Да, чего доброго приснятся ночью! Я думал, мы пришли на концерт, а попали на стриптиз.

2.

Дорин ехал в чёрном такси на встречу с представителями подпольной организации. Он был с бородой и усами. Большие очки с толстыми диоптриями, из которых торчали выпученные глаза со вставленными линзами синего цвета и раздутые щёки от вложенных в них силиконовых вкладышей, изменили его лицо до неузнаваемости. Такси остановилось возле большого здания. Дорин прошёл пешком метров триста и направился к двери небольшого здания. Оглядевшись по сторонам, Дорин нажал на кнопку вызова. Дверь отворил небольшого роста кудрявый толстячок.

— Приветствую тебя, Дорин! — сказал толстячок.

— Приветствую! Все в сборе? — тихо спросил Дорин, снимая очки с толстыми диоптриями.

— Да, все тебя ждут! Идём.

Пройдя по большому коридору они, спустились в подвальное помещение и, сев в лифт, стали опускаться на несколько уровней. Двери лифта открылись, в небольшом плохо освещённом коридоре было три двери, проводник вошёл в среднюю, Дорин последовал за ним. В небольшой комнате, заваленной стеллажами, в центре стены стоял покосившийся шкаф. Толстячок открыл дверцу шкафа, поманил Дорина и нырнул в проём, Дорин пошёл за ним. Оказавшись в длинном коридоре, они остановились перед железной дверью. Толстяк нажал на комбинацию маленьких кнопок на двери, прозвучал сигнал, дверь медленно открылась. В комнате с большим столом сидело около десяти представителей подпольных организаций. Увидев Дорина, все дружно поприветствовали его вставанием.

— Добрый вечер! Извините, немного опоздал, — вытаскивая изо рта вкладыши, сказал Дорин, присаживаясь за стол к собравшимся руководителям групп.

— Теперь все в сборе, можем начинать, — торжественно произнёс председательствующий с худощавым лицом лет сорока по имени Робби.

— Братья! — обратился к окружающим Дорин, — Правительство Армагоны делают все, чтобы наши государства враждовали.

— Даже не жалеют своих сограждан, взрывают свои же объекты, — подхватил Робби.

— Да, недавно был взорван исследовательский институт и торговый центр — и ответственность за эти взрывы повесили на Радонию, разжигая ненависть между Радонией и Армагоной, перетёкший в военный конфликт, пусть вялотекущий, но конфликт, — продолжил Дорин.

— Товарищи, я забыл пояснить, тем, кто не в курсе: Дорин сбежал из-под стражи, его положение нелегально, поэтому возможности нашего товарища из Радонии ограничены, — произнес Робби, наливая воды себе в стакан.

— Да, меня объявили террористом номер один, приписав мне, убийство двух охранников при побеге, — сказал Дорин.

— Мне стало известно, что сотрудники СБА сами убили каких-то бедолаг, выдав их за охранников тюрьмы, а убийство повесили на Дорина. Продолжай, Дорин, — дополнил Робби.

— Нам нужно полное взаимодействие вашего подполья с нами, а также согласованность друг с другом. Нужна неконтролируемая электронная связь для координации. Час Икс скоро настанет и все должны быть готовы, на своих местах, — объявил Дорин.

— Да, да. Но в режиме тотального контроля это будет сделать трудно. Конечно, мы работаем над этим, и я кое-что уже подготовил, — ответил Робби, запивая таблетку водой.

— На Армагоне большинство граждан верят пропаганде средств массовой информации, другого способа получить информацию у них нет, как же нам организовать народ? — спросил подпольщик с рыжими усами по имени Жоклинс.

— Эта задача номер один. Те, кто меня сюда направил, рассчитывают на сплочённость Армагонцев и участие в освобождении самих себя от узурпации. Иначе мы втянем наши государства в крупномасштабную войну, — пояснил Дорин.

— Чтобы переформатировать мозги Армагонцев, нужны годы. А ты хочешь за месяц их переубедить? — возразил подпольщик по имени Углас.

— Значит, нужно показать, что есть и другая жизнь, тогда начнётся цепная реакция, народ всех городов Армагоны подключится. И это не будет выглядеть агрессией со стороны Радонии, — сказал Дорин.

— Я считаю, что народ Армагоны поймёт всё правильно, тем более Армагона и Радония были когда-то одним государством, — добавил Жоклинс.

Робби встал с места и, прохаживаясь из стороны в сторону, стал рассуждать:

— Сейчас власти Армагоны используют действенное оружие — зомбирование. Стирание личности как таковой. Они оставили гражданам только имя и присвоенный номер при рождении, никакой свободы слова и критика против режима Олемитеса. Рабское подчинение и полная отдача себя и своей жизни на благо правящей верхушки.

— Так давайте покажем жителям Армагоны, что на нашей планете есть и другая жизнь, покажем, как живёт народ в Радонии, видеоматериалы я все подготовил, — предложил Дорин.

— А в Радонии, что всё так гладко? — засомневался Углас.

— Нет, в Радонии не всё гладко, не все проблемы решены, но народ там не только работает, но ещё и отдыхает, творит, созидает и развивается. А у вас народ готовят в обслуживающий персонал, — ответил Угласу Дорин.

— Народ не поверит в эти видеоматериалы. И потом, как это показать народу? Центр трансляционных сетей взять штурмом? Нас уничтожат при подходе к этой крепости, — возразил Робби.

— У меня есть на этот счёт идея! Вирус в сети никто не отменял. У вас найдутся специалисты в этом сегменте? — спросил Дорин.

— Позволю себе возразить, — подняв руку, сказал сосед слева от Дорина. Вирус не прокатит. Исходящий источник будет тут же обнаружен и блокирован, и никакие обходы системы и шифрование не помогут. Система сети Арматюб и есть вирус!

— Па, па, па! — постукивая пальцами по столу, пробурчал Дорин. — Неужели ничего нельзя сделать? Не верю!

— Есть у меня одна идея, — сказал сосед справа от Дорина. — Мы не сможем подключиться к общей сети Арматюба, но мы можем разослать копии видеоматериалов гражданам Армагоны.

— Интересно узнать, на каком этапе распространитель будет задержан? — спросил рыжеусый Жоклинс.

— Подожди. Это лишь предложение, детали нужно продумать, кто и как это будет распространять. Пару сотен распространителей мы найдём, — ответил сосед Дорина справа.

— А где уверенность в том, что среди этой пары сотен не окажется провокатор или предатель? — спросил Робби.

— Дело рисковое, не спорю, но если это сделать в один день, то ищейки не успеют мобилизоваться. А дальше всё будет распространяться подобно вирусу. Народ будет показывать друг другу это видео, — уверенным тоном произнес сосед слева.

— Это интересный план, пусть сырой, но всё же вероятный план, — заключил Дорин, — Понятно, что многие не поверят, подумают- вражеская агитка. Но ведь на видео нет призыва свержения власти. Там просто показана жизнь радонцев. Кто-то не поверит, а кто-то призадумается, — одобрительно покачивая головой.

— Я согласен. Попробовать нужно, — согласился Робби, — От вас всех требуется крайняя осторожность, чтобы источник распространения не был обнаружен. Я думаю, на подготовку уйдёт не меньше недели.

— Я подготовлю носители памяти, через пару дней всё будет готово для записи на них видеоматериала, — добавил Жоклинс.

3.

Завернув за угол, автомобиль Нортона медленно остановился.

— Приехали. Горди, а давай немного погуляем, время ещё не позднее.

— А давай, — ответила Горди, выходя из машины.

Вечер был тёплым, даже жарким, лишь слабый ветерок спасал от раскалившихся за весь день каменных зданий. Горди и Нортон направились к небольшому скверу с плотно насаженными деревьями и густым кустарником.

— Нортон, а почему ты не позвал на концерт свою девушку, почему меня? Ты ведь с ней обручён, как я знаю, — спросила Горди.

— Обручён, хм! Что значит обручён? Обручение не повод ходить вместе на концерт, — шутливо ответил Нортон.

— Но, все же?! — впившись большими глазищами, спросила Горди.

— Я не люблю её и считаю обручение ошибкой, которую я исправлю. У нас свободная страна, и мы вправе выбирать тех, кого мы любим.

— Но ведь ты сам согласился на предварительное согласие на брак?

— Брак?! Что такое брак? Мы сдаём государству потомство, они нам за это платят. Ведь дома, в которых мы живём, все преференции, которые у нас есть, нам достаются даром от государства. Ну и мы должны за это что-то ему дать.

— Дать государству что-то?! Получается мы инкубаторы? — слегка раздражённо спросила Горди.

— Почему инкубаторы? Мы сдаём детей государству на обеспечение.

— Странно ты выражаешься: «сдаём детей ” Это же не животные, не яйца птицы, чтобы сдавать.

— Хорошо, не сдаём, а отдаём. Государство их воспитывает, содержит, учит, даёт работу. Не то, что у Радонцев. Семейные пары сами воспитывают детей, тратят на это средства, потом помогают устраиваться на работу и содержат их до тех пор, пока они не окрепнут.

— А может в этом и есть смысл — самим воспитывать, кормить, лечить, учить, а, Нортон?

— Смысл в чём? В том, что ты оторван полжизни на детей, на создание благоприятных условий их жизни? А у нас все эти хлопоты взяло на себя государство.

— Да, государство нам дало многое, у нас нет безработицы, нет бездомных и нищих, но у меня такое ощущение, что государство у нас забрало что-то важное, что-то главное. Скажи, ты когда-нибудь думал, кто твои родители, какие они, как выглядят, чем живут, чем заняты?

— Думал, но я их не помню. Я помню только интернат, как и все мы, — пожимая плечами, сказал Нортон.

— А я вот об этом всегда думаю. Где они, чем занимаются, живы ли? Я мечтаю их увидеть. Вот у тебя есть мечта?

— Есть! Я хочу добиться статуса, в котором я могу позволить купить себе цветной костюм, — шутливо ответил Нортон.

— Ну, о цветной одежде я тоже мечтаю, а если серьёзно?

— Если серьёзно, я мечтаю о стакане холодной тонизирующей воды, очень душно, в горле пересохло, — слегка осипшим голосом сказал Нортон.

— Ой, а я исполню твою мечту, а взамен этого ты мне расскажешь о своей настоящей мечте, да? Тут рядом в сквере есть автомат. Там есть тонизирующая вода. Идём.

Они подошли к выцветшему от времени автомату с напитками. Нортон прислонил кисть руки, к маленькому окошечку и из огромной нарисованной пасти вылетели две запотевшие пластиковые бутылки с напитком. Нортон одну бутылку протянул Горди, а вторую стал жадно опустошать. Выпив всё содержимое бутылки, он бросил её в переполненную такими же бутылками урну, стоящую рядом.

— Вот теперь можно и о настоящей мечте поговорить, — сказал Нортон, вытирая рукавом рот. — Скажу тебе честно, Горди, у меня действительно есть мечта. Я хотел бы узнать тебя ближе. Ты мне нравишься, не стану скрывать.

— О! Какой странный подкат! Свою мимолётную страсть выдавать за мечту! — с улыбкой произнесла Горди.

— Нет, это не подкат. Я немного теряюсь. Хорошо, это не мечта, это намерения. Скажи, а я тебе нисколечко не нравлюсь?

— А если сколечко нравишься, то что?

— Тогда, может, поцелуемся? — приглушённым голосом произнес Нортон.

Нортон обнял Горди и попытался её поцеловать, но она убрал его руку, выскользнула из-под его объятий, сказав:

— Нет, целоваться мы не будем. Мы друзья, а между друзьями не может быть интимных отношений.

— Ты просто не пробовала. И почему это мы друзья? Мы работаем вместе, да, но мы не друзья, и я не хочу быть твоим другом, — возразил Нортон.

— Какой ты наг… — Горди хотела сказать «наглый», но осеклась и сказала. — Шустрый парень! У тебя девушка есть, а если так припекло, вызови девицу облегчённого поведения.

— Не нужна мне девушка ни тяжелого, ни облегчённого поведения. Я тебе говорю сокровенные вещи…

— Ой, прямо сокровенные?! Глупости говоришь! И вообще уже поздно, мне пора домой, я устала.

— Да, конечно, идём.

Горди взяла под руку Нортона и они направились к дому Горди.

— Несмотря на то, что концерт был чудовищен, я рада, что мы пообщались. Спасибо тебе, Нортон!

— За что? За просмотр порнографии вместо ожидаемого концерта?

— Зато мы с тобой неплохо прогулялись, выяснили отношения.

— Выяснили! Ничего мы пока не выяснили. Я понимаю, я тороплю события, но ты, Горди, не спеши с выводами.

— Нортон, я не знаю, что ты себе вообразил, но я согласилась с тобой сходить на концерт и только!

— Замечательно! Но я не давал тебе никаких обещаний. Мне был нужен повод, с тобой пообщаться. Концерт был поводом, понимаешь?

— Я так и подумала. Все вы такие! Наплел, понимаешь, про концерт, а сам что?

— А сам еще и в симпатии к тебе признался, вот какой я подлец!

— Не то слово, недоученый искуситель — торопыга! Вот мы и пришли, ну что, давай прощаться. Увидимся на работе, — сказала Горди.

Поцеловав в щеку Нортона, Горди скрылась за дверью серого дома так быстро, что Нортон не успел ничего сказать. Ему не хотелось в этот вечер идти домой. Ему вообще не хотелось уходить от этого дома. Присев на лавку, он стал размышлять: Что это было? Думал он. Она поцеловала его сама, пусть в щёку, хотя минуту назад увернулась от его поцелуя. Нет, это что-то да значит, я ей тоже нравлюсь. У меня есть шанс, — утешал себя Нортон.

В это время у него зазвонило устройство связи. Нортон посмотрел на отображающийся номер абонента, это была Элисия. Он нажал на кнопку приёма

— Привет, Нортон! Забыл меня совсем. Ты обещал встретиться, а сам так и не позвонил.

— Привет, Элисия! Я совсем замотался, извини. Работы много, и я неважно себя чувствую, — придумывая на ходу отговорки, ответил Нортон.

— Надеюсь, что ты скоро будешь здоров, и мы встретимся, да?

— Конечно! Обязательно. Я позвоню, Да? Пока.

4.

Заседание тайного совета продолжалось, Робби, попивая заваренный напиток из чашки, обратился к присутствующим:

— Есть еще один вопрос. Нужно выяснить одну важную вещь, а именно: что же на самом деле находится за колючей проволокой охраняемой запретной зоны.