М-да. Выходит, я должен спасти Россию.
Все было вкусное и сытное. Лыков, хорошо изучивший Кавказ, пробовал и ахал: сравнение было в пользу татарской кухни. И лишнего перца не кладут, и вообще…
А детей надо отпускать. Как корабль на воду — пусть сам плывет. Все рифы и мели его. Жалко, понимаю. И страшно за них. Но ты можешь лишь одно: любить и ждать, когда чадо найдет на тебя время. А сам не навязывайся.
Это невиданное зрелище, апофеоз человеческой храбрости. Вы не поверите, Алексей Николаевич: всадив в зверя копье, они бросаются на льва с кинжалами. С кинжалами — на льва! Я вот тигров убиваю из ружья шестисотого калибра[2] с расстояния тридцати-сорока саженей. Мне, да и всем другим охотникам и в голову не придет вступить с хищником в рукопашную схватку. А масаи считают ружейную охоту скучной. Им подавай кровь, рубку, бой со зверем глаза в глаза.
Начальство всегда недовольно — пошло оно к черту!
Деньги не навоз: нынче нет, а завтра воз!
Анна Порфирьевна была не то чтобы хороша. Скорее, интересна. Правильная красота не так притягивает мужчин, как обычное лицо, но с изюминкой. Госпожа Ловейко была из таких. Глаза веселые и немного дерзкие. Или даже порочные, но притягательно. Белая кожа, приятный овал лица, вьющиеся волосы. Мочка уха, правда, не той формы, какую Лыков любил, ну так ему на ней не жениться…
закончившиеся затем изгнанием
вернулся в Петербург и на службу не
упые россказни?
— Могла, ваше превосходительство, — рубанул
