Константин Кривчиков

Кукла для кандидата

Молодая петербурженка Вероника становится невольным участником покушения на жену высокопоставленного политика. Чудом оставшись в живых, девушка в тот момент не догадывается, что очутилась в центре глобального заговора. И теперь ей предстоит раскрыть страшные тайны, пережить предательство близких людей, столкнуться с изощренными и безжалостными врагами… И узнать, что это такое — кукла для кандидата.

Пролог

Побег

Октябрь, ЯНАО, ИК-18 «Полярная сова»

Седой принял решение сразу после свидания, когда возвращался в сопровождении конвойного в камеру. Шёл по коридору, привычно сжав за спиной ладони замком, и вдруг подумал: «Надо договариваться с Чеченом. Иначе будет поздно».

Но всё же обратился к Умару лишь спустя несколько часов, ближе к вечеру. Он осознавал, что другого варианта попросту нет. И всё равно тянул. Как-то было не по себе от мысли, что окажется в одной связке с террористом — он, который с такими, как Очхоев, пять лет сражался не на живот, а на смерть. Но если уж судьба начинает злобно шутить, остаётся лишь скалиться в ответ. Значит, придётся просить помощи у врага. Почти по Высоцкому, только наоборот: «Если враг оказался вдруг…»

К тому же, Седой сам сделал первый ход в этой странной игре, напоминающей театр абсурда. Сделал, когда спас Умара от смерти. Ненавидел, а спас. Около месяца назад чеченца во время прогулки едва не пырнули заточкой в печень. Пырнули бы, да Седой заметил и перехватил руку «торпеды»[1]. Хотя хорошо знал, кто такой Умар и за что тот угодил на двадцать лет в колонию особого режима. И с весны, когда Очхоев очутился у них в камере, с ним практически не общался. О чём общаться, если оба смотрят друг на друга волками?

И, однако же, не дал Седой чеченца зарезать. Может, из-за того, что очень не любил, когда бьют исподтишка в спину. Может, просто инстинктивно, на автомате среагировал — схватил руку «торпеды» за локоть и вывернул на хрен. Так, что урка взвыл от боли.

Тут же началась драка, после которой и Седой, и Очхоев отправились на пятнадцать суток в ШИЗО. Когда снова встретились в камере, Умар даже «спасибо» не сказал. Как будто и не спас его Седой от верной смерти. Но недели через три подошёл на прогулке и, глядя в сторону, буркнул: «Учти, Седой, при другом раскладе я бы тебя давно прикончил. Но сейчас, по нашим законам, я твой должник». — «И чего? — процедил Седой. — Хочешь долг деньгами отдать?» — Умар дёрнул щекой. — «Деньги тебе не помогут. Передали надёжные люди — на тебя с воли заказ поступил. А это, считай, конец. На зоне, если захотят, всё равно достанут». — «Спасибо и на этом. Это всё, что ты хотел сказать?» — «Нет, не всё. — Чечен снова дёрнул щекой. — Сказать — не сделать. Хочу тебе дело предложить. Скоро я с кичи сдёрну. Если хочешь — возьму тебя с собой».

Седой подумал денёк и отказался. Есть такое старое зэковское правило — не бери, когда предлагают. Себе дороже может выйти, боком. Да и не поверил он тогда Умару. Чёрт его знает, что у этого террориста на уме? Потому и отказался.

А что касается смерти… Перестал её к тому времени Седой бояться. Попривык к мрачным мыслям за годы отсидки и как-то смирился. Подумал — если убьют, значит, судьба такая. Да и родным легче… И стал ждать, когда объявится наёмный убийца по его душу. Чему быть, того не миновать.

Но после разговора во время свидания многое изменилось. Совсем другой расклад нарисовался. И выбора не осталось. Потому что могло произойти то, чего Седой боялся больше смерти. И чего не мог допустить, пока имелся хотя бы малюсенький шанс исправить ситуацию.

Незадолго до ужина он подсел к Умару на койку и негромко сказал:

— Я надумал. Если предложение ещё в силе, то я в деле.

Чеченец молчал секунд десять. В лице его ничего не изменилось, только правая щека за это время дёрнулась несколько раз. Потом, наконец, произнёс с усмешкой:

— А ты, Седой, счастливчик. Считай, на подножку последнего вагона вскочил.

— В каком смысле?

— Да почти в прямом. Скоро узнаешь. Делай, что буду говорить, и ничему не удивляйся.

И в тот же вечер, после ужина, началась заварушка…

Едва срубали баланду, как плохо стало Ковалю. Сидел с ними такой старик-душегубец из-под Азова. Вдруг со стула упал, пена изо рта и судороги. Умар Седому говорит:

— Стучи в дверь, зови охрану.

Тот не врубился сходу и отвечает:

— Стучи сам, я тебе не шестёрка.

Пока они препирались, еще один сокамерник к унитазу побежал. Да не успел, на пол упал и начал, как и Коваль, хрипеть. Умар же продолжает сидеть на шконке, лишь побледнел весь. А Седой чувствует, что вроде как тошнота подкатывает, и в голове муть какая-то. Тут уж ему не до споров стало, добрёл до двери, начал вертухая звать. А Умар со шконки кричит, мол, скажи, что траванулись мы чем-то. Только Седой вертухаю начал через «глазок» объяснять, в чём дело, как самого так внутри сдавило, будто закоченело всё тело. Дышать не может, свалился на пол и сознание потерял.

Потом вроде как небольшой проблеск в сознании у Седого возник. Лежит он где-то, и человек в белом халате ему в вену укол делает. И снова провал.

Уже позже Седой узнал, что сначала всех четверых сидельцев в медсанчасть оттащили. Но ночью Коваль умер. А к утру и второй их сокамерник загнулся. Тогда начальство решило Седого с Умаром в Лабытнанги отправить, в реанимацию. Испугалось, что тоже загнутся, а лишние трупы никому не нужны.

Загрузили их в «скорую», в машину сопровождения два автоматчика сели, и поехали. Но до города не добрались, попали в засаду. Охрану нападавшие расстреляли, шофёра и медсестру оглушили и связали.

Но Седой этого ничего не видел и не помнил, потому что в отключке находился. Когда во второй раз очнулся, то обнаружил, что лежит на узкой койке. И такое впечатление, что то ли качает, то ли болтает. Помещение маленькое, тёмное. Присмотрелся Седой и понял, что находится в каюте. Пить жутко хочется. Замечает, на тумбочке пластиковая бутыль с водой. Еле-еле до неё дотянулся, слабость жуткая, голова кружится. Хуже, чем с самого тяжёлого похмелья.

Когда попил, чуток легче стало. Огляделся внимательнее и видит, что на соседней койке Умар лежит. То ли спит, то ли без сознания. Тут в каюту заходит мужик, кавказец какой-то.

— О, — говорит, — очухался. Лежи пока и не вставай. Я тебе укол поставлю, потом легче будет».

— Где я, — спрашивает Седой, — и что вообще происходит?

— Потом всё узнаешь.

Поставил он укол, и Седой отрубился.

Когда снова очнулся, Умар уже не спал — лежал на койке, музыку в наушниках слушал. Он первый и прояснил кое-что.

По его словам выходило, что кто-то на воле организовал их побег. Вернее, побег организовали Умару, а Седой пошёл прицепом. В тот день им вместе с пищей подсунули дозу парализующего яда. Двум сокамерникам дозу дали смертельную, чтобы они быстренько загнулись, и повод появился Умара с Седым в городскую больницу отправить. Наверняка и в колонии кто-то в теме находился — без участия администрации такое не провернуть. Беглецов, когда нападавшие охрану расстреляли, сразу доставили на катер. Он по Оби пошёл вверх, а Умару и Седому ввели противоядие. Антидот по-научному называется. И они оклемались.

Седой, когда это всё услышал, то сначала просто в ступор впал. Спрашивает, на хрена вы это сделали? Мы же запросто подохнуть могли?

А Умар отвечает, что он, мол, всё сам контролировал. Мол, он сам почти врач, только диплом не успел получить. Так что, пусть Седой его благодарит за свободу. Ну и Аллаха заодно, если захочет.

И вроде как подмигивает. Но это у него нервный тик такой — правый глаз периодически дёргается. Контузило, когда федералы в плен брали.

Доплыли они до Тобольска, и больше Седой Умара не видел. А Седого переодели, посадили в микроавтобус и повезли куда-то. С ним находилось два кавказца, чеченцы вроде. Хотя и не факт. За сутки добрались до Екатеринбурга, остановились в частном доме. Переночевали, и на следующий день отправились в Питер. Всю дорогу Седой провёл в фуре, за ящиками с каким-то товаром.

В Питере Седого поселили в однокомнатную квартиру. Один из кавказцев, Тагир его звали, дал немного денег и сказал, что теперь Умар с ним в расчёте. Дальше Седой сам должен крутиться. Впрочем, если захочет присоединиться к ним, то Тагир всё устроит. И документы сделает, и работу денежную найдёт.

Но Седой отказался. Тагир сказал, что не будет торопить с решением. Но сроку даёт одну неделю. После чего Седой должен освободить квартиру и проваливать. Если, конечно, не передумает. На том и договорились.

Часть первая

Капкан на охотника

Глава 1

Под прицелом

Ей показалось, что на этот раз пули просвистели у самого уха. Ника ойкнула и присела на корточки. Перепуганные мысли болтались в голове словно яйцо, взбиваемое в миксере.

Чёрт! Вот же угораздило — пойти в туалет и попасть в бандитскую перестрелку. Приспичило, называется, не вовремя. Хотя, кто ж думал, что такое может приключиться на мирной автозаправочной станции почти в черте города? А всё бабушкино угощение: морс из клюквы да пирожки с брусникой и чёрной смородиной — десерт «Мечта диетолога». Мало того, что у бабушки налопалась, так ещё и по дороге не удержалась, парочку пирожков треснула между делом и морсиком из бутыли запила. Вот и погнало перед самым Питером. В кустики у обочины лезть не хотелось — зачем привлекать эротоманов? Решила дотерпеть до АЗС. Не раз там останавливалась на заправку, когда возвращалась из Рузаевки по воскресеньям — бензин не сильно бодяжат, и магазинчик есть с туалетом. Можно заскочить, если чего. Вот и заскочила…

Уже темнело. Магазин располагался в одном павильоне с АЗС, сбоку. У крыльца курил пожилой охранник в форменной тужурке. Вяло мазнул по Нике небрежным взглядом и снова уставился на берёзки за обочиной. День выдался тёплым, сухим и безоблачным. Начало сентября, лепота. Живи, гуляй и дыши, пока дежурство идёт. Хотя на заправке, конечно, особо не надышишься.

В магазинчике было пусто, лишь за прилавком, у кассы, сидела на стуле молодая пухленькая продавщица. На Нику, зачитавшись каким-то фаст-фудом в мягкой обложке, еле покосилась. Та на всякий случай мило улыбнулась и проскользнула в угол, к желанной двери.

Когда Ника через несколько минут вышла из туалетной комнаты, продавщица всё с тем же сосредоточенным выражением на лице прятала глаза в книгу. Ника двинулась к выходу, и вот тут-то раздались громкие хлопки — словно начали лопаться покрышки у легковушки. Бом! Бом! Бом!

«Пухляшка» за прилавком с недоумением подняла голову и сразу же втянула её в плечи. Бдзинь! — с грохотом разлетелось витринное стекло на фасадной стене.

— Ой, чего это?! — Девушка испугано смотрела на Нику.

— Похоже, стреляют, — отозвалась та.

Бом!

— Надо же, ёжик в тумане! — вырвалось у Ники.

Продавщица вздрогнула и исчезла за прилавком — будто испарилась. А Ника зачем-то выперлась на крылечко. У каждого свои инстинкты?

«Инстинкты штука хитрая и опасная, — объяснял когда-то отец. — Учись всегда включать соображалку, даже если очень страшно. Хотя, знаешь… Бывают моменты, когда лучше просто драпануть, а не лезть на рожон».

Включать мозги в минуты опасности Ника со временем научилась. Но вот и на рожон почему-то тоже всегда лезла. Природа?

Она выскочила из павильона и замерла. В нескольких шагах, по направлению к заправочным колонкам, лежал лицом вниз охранник. На синей тужурке расплылось пятно крови. Если стреляли в грудь, значит, пуля прошла навылет — машинально отметила Ника. На углу здания, прижимаясь к стене, стоял рослый мужчина в чёрной кожаной куртке. Как раз в тот момент, когда Ника выбежала на улицу, он вытянул вперёд руку с пистолетом Макарова и выстрелил в сторону бензоколонок.

— Береги патроны, Миша! — произнёс властный голос. Лишь сейчас, за распахнутой дверью магазина, Ника заметила белокурую женщину средних лет. Сжимая в одной руке розовый мобильный телефон, пальцами другой блондинка лихорадочно тыкала в кнопки. Длинноногая и стройная, в деловом костюме серого цвета и туфлях-лодочках, дама, несмотря на неоднозначность ситуации, выглядела на удивление стильно и изящно. Как на обложке глянцевого журнала, подумала Ника. Лощеная какая. Словно эта… леди…

— Пригнись, дурочка, — взглянув на Нику, скомандовала «леди». — Продырявят на хер, как дуршлаг!

Едва Ника ухватила смысл выразительной фразы, как дама ахнула и закричала:

— Миша, кусты!

Ника повернула голову и увидела: из-за высоких кустов ивы, росших на краю асфальтированной площадки, выскользнул человек. На голове — вязаная шапочка с прорезями для глаз и рта, в руках — небольшой автомат с утолщением в средине ствола. Прямь гангстер, блин!

«Леди» взвизгнула и безо всякого изящества нырнула на асфальт, прикрывая голову руками. Пистолет в правой руке Миши вздёрнулся в сторону «гангстера». Телохранитель «леди», наверное, этот Миша — шевельнулось в мозгах, и Ника оцепенела окончательно.

Происходящее она наблюдала отстранённо и почему-то с замедлением, как при рапидной съёмке.

«Гангстер» повел утолщённым стволом: пах-пах-пах!

Словно хлопали петарды. Но это были не петарды — ствол автомата кинуло вверх, и пули дробно простучали по стене здания, в полуметре над головой Ники.

Бах! — грохнул пистолет телохранителя.

Тут, наконец, внутри Ники что-то ослабло, и она судорожно пригнулась — за миг до того, как «гангстер» дал новую очередь.

Пах-пах-пах-пах!

Телохранитель вскрикнул и медленно завалился набок, успев ещё раз нажать на спуск «макарова». Бах!

Рука ударилась об асфальт, ладонь разжалась, выпустив рукоятку пистолета. Тот крутнулся и замер у ног Ники. Она ойкнула и приземлилась пятой точкой на ступеньку крыльца. Что же это такое?! Бандиты напали? Киллеры?

Человек с автоматом шагнул вперёд, но как-то нерешительно. Ещё один неуверенный шаг, и ствол медленно повернулся в сторону Ники.

Нет, а я-то тут при чём?! — рванулась мысль. Господи, за что?

Она резко, в секунду, вспотела. Липкая струйка с противной щекоткой потянулась в ложбинку между грудей. Чего же я молчу??? Надо что-то крикнуть. А что именно? Сдаюсь?

Неожиданно «гангстер» покачнулся и рухнул на землю возле кустов. Последний выстрел телохранителя хотя и с опозданием, но сделал своё дело.

Рядом зашевелилась «леди». Осторожно повертела головой, потом приподнялась на руках, приняв позу «собачки». И тут раздались негромкие, но отчетливые шаги. Через пару секунд из-за угла здания появился ещё один тип в вязаной шапочке. В руках он держал пистолет-пулемёт «Аграм». Вблизи Ника его сразу опознала по округлому цевью в виде бублика. Одноразовое оружие террористов и киллеров, объяснил однажды отец. Одноразовое, потому что не очень надёжное и быстро выходит из строя. Зато дешёвое и простое в эксплуатации.

У Ники закружилась голова. Происходящее напоминало лихой боевик, только вот сниматься в нём Ника вовсе не собиралась. В какую фигню она опять вляпалась? Натуральная заказуха, как пить дать! И заказали эту холёную мадам. А на стволах глушители. Вот почему такие хлопки.

— Сидеть и не рыпаться, — сказал тип в шапочке, остановившись на углу. — Ну что, Алвина Яновна? Допрыгалась, сука?

В голосе ощущался кавказский акцент. «Леди» повела головой, как собака, почувствовавшая опасность.

— Не хами, Зураб, плохо кончишь.

Ника невольно поразилась тому, как уверенно прозвучал ответ «леди». Эта холёная дама, будто сошедшая с обложки журнала «Вог», явно умела держать себя в руках.

— Ха, узнала. Помнишь, значит?

— Помню. Кто ж такого забудет? Кто меня заказал?

— Хочешь поторговаться? Поздно, Алвина. Не надо было меня прогонять. Как в народе говорят — не плюй в колодец…

— Это ты-то колодец?

— А ты дерзкая. Ничего, сейчас жопу прострелю, по-другому запоёшь.

— Стреляй, коли такой храбрый.

«Леди» подчеркнуто медленно присела на корточки, потом выпрямилась, смотря прямо в лицо киллеру. Тот поднял автомат до уровня плеча и замер.

— Вот за что тебя всегда уважал, так это за наглость.

— Тогда уважь напоследок… Зураб, как человека прошу — девчонку не трогай.

— Её, что ли? — Киллер вытянул шею, разглядывая Нику. Шагнул вбок — «леди», поднявшись, почти закрыла тонкую фигурку девушки собой.

— Её. Она совсем не при делах — просто мимо ехала.

— Думаешь, мне лишние трупы нужны? Только ты сама виновата — не надо было моё имя называть. Так что…

Телохранитель Миша, до этого неподвижно лежавший на асфальте, зашевелился и застонал.

— Зря ты очнулся, парень, — произнёс Зураб с напускным сожалением. Затем громко втянул воздух и повел кончиком «Аграма», словно решая, с кого начать. Ника продолжала сидеть на крылечке, почти парализованная страхом. Судя по всему, крутую блондинку наёмный убийца собирался оставить на сладкое.

— О-ох, — простонал телохранитель, привлекая внимание киллера. Тот машинально наклонил ствол автомата вниз.

Бах! Бах! Бах!

Зураб качнулся на месте. Потом ноги его подогнулись, и он стал медленно опускаться на колени.

Бах!

Патроны закончились, но Ника ещё несколько раз, по инерции, нажала на спусковой крючок «макарова». Точнее, даже не она нажала, а её палец, превратившийся в тот момент в самостоятельное существо. Потому что голова отключилась напрочь.

Отец часто повторял, что рефлекс быстрее мысли. Ника сама не заметила, когда успела схватить валявшийся на асфальте пистолет телохранителя. Она не контролировала свои действия. В голове образовалась абсолютная пустота. Вакуум. Ника лишь услышала громкие выстрелы, увидела, как киллер падает, и лишь потом сообразила, что стреляет она сама. Она сама и никто другой. Рефлекс сработал? Или навыки? Пусть Фрейд с Юнгом разбираются!

Она сидела на крылечке и крепко сжимала оружие обеими руками. Всё по науке, как когда-то учил отец — найди упор и держи крепко, чтобы ствол не дёрнулся.

«Леди» смотрела на Нику выпученными глазами.

— Ну, ты… да ты… — Помотала головой. — Никита, мать твою! Лихо!

Глубоко вздохнув, медленно выпустила воздух через нос. Снова вздохнула. Перекрестилась. Затем неторопливо, мелкими шажками, приблизилась к неподвижному телу Зураба.

— Я же предупреждала — плохо кончишь, коз-зёл!

И вдруг, подняв ногу, наступила каблуком на ладонь киллера. Хрясть!

— Хм… кажется, готов. Как думаешь? — «Леди» перевела взгляд на Нику. — Молодец, Никита, хорошо стреляешь. Расслабься. Считай, второй раз на свет родилась. Да и я, заодно с тобой…

Телохранитель застонал и открыл глаза.

— Его надо перевязать, — меланхолично заметила Ника.

— Верно. Сейчас аптечку принесу.

…Когда лощёная блондинка вернулась и, открыв автомобильную аптечку, застыла над ней, Ника вышла из ступора.

— Дайте я.

— А ты умеешь?

— Вроде бы.

Она наложила Мише жгут на правую руку. В телохранителя попали две пули: первая вошла в тело немного ниже правой ключицы, а вторая угодила в предплечье. Миша побледнел, на лбу выступил обильный пот. Но застонал мужчина лишь один раз, когда Ника стала обрабатывать перекисью рану на руке.

Чем-то телохранитель напоминал Нике отца, разве что, выглядел моложе. Моложе, по сравнению с тем днем, когда она видела отца в последний раз.

— Потерпи, Миша, — ласково произнесла «леди». — Нам бы только кровь остановить. Сейчас «скорая» подъедет.

— Что с Юрием? — негромко спросил телохранитель.

— Нет больше Юры. Наповал. У машины лежит.

— А кто такой Юрий? — рискнула поинтересоваться Ника.

— Водитель мой, — бросила «леди». — Тебя, кстати, как зовут?

— Ника.

— Да ну? Неужели и вправду Никита?

— Вообще-то я Вероника. Ника, это так, типа короткого имени.

— Типа, говоришь? Ну-ну… Значит, Ника. А стрелять-то где так научилась? Или, типа с испуга?

— Нет, не с испуга… Отец научил.

— Отец? Не зря говорят — отец плохому не научит… А раны обрабатывать, где насобачилась?

— Я медсестрой работаю. Работала.

— Во как! Да тебя нам просто Бог послал…

— А эти? Они…

— Замочить меня хотели, твари. — В женщине чувствовались возбуждение и нереализованная агрессия, как у боксёра, досрочно завершившего бой нокаутом. — Думали, я в джипе сижу, а я пошла сигарет купить. Просчитались, короче.

— А Зураб? Он…

— Забудь о Зурабе, — с нажимом оборвала «леди». — И вообще забудь всё, что видела здесь. Для собственного блага. Поняла? Не слышу?

— Поняла.

— Вот так. — «Леди» усмехнулась. — А ты любопытная.

На пороге магазинчика возникла продавщица. Настороженно посмотрела по сторонам, потом шёпотом спросила:

— Вы как, в порядке?

— Как видишь, — отозвалась «леди». — А ты?

Продавщица с недоумением выкатила глаза.

— Что я?

— Полицию вызвала уже?

— Ага.

— Шустрая! — «Леди» задумалась, слегка скривив губы. — Вы вот что, девчата… Запомните и чтобы потом повторяли слово в слово. Когда началась стрельба, вы обе торчали в магазине. Ты — у кассы, а ты…

— В туалет она заходила, — подсказала продавщица.

— Во-во, в туалете сидела. Тут эти подъехали, — «леди» взмахнула рукой, — и начали стрелять. А ты залезла под прилавок и пряталась там, пока стрельба не закончилась.

— Я так и сделала, — сказала продавщица.

— Вот и умница — премию получишь. Значит, ты под прилавком, а Ника — в туалете. Не перепутаешь?

— Нет.

— Будем надеяться. Меньше видишь — дольше живешь. Теперь ступай на место и не высовывайся, пока полиция не подъедет. Фернштейн?

Девушка кивнула головой и, втянув её, словно улитка, в дверной проём, зачем-то захлопнула за собой дверь.

— А я… А это? — Ника показала пальцем на труп киллера. — Я же его…

— Хочешь сказать, что застрелила его? — «Леди» забавно дёрнула кончиком носа. — Надеешься орден за заслуги перед Отечеством получить? Забудь, девочка, вообще, о том, что здесь стояла. Если не хочешь, чтобы тебя по допросам и судам таскали. Понимаешь, о чём я?

— В смысле, я… а-а…

— Вот-вот.

— А видеокамеры?

— Остальное — моя забота! Ты ни в кого не стреляла и ничего не видела. Так, пальбу только слышала. А когда вышла на улицу — всё уже закончилось. Иначе получишь такую головную боль… Да и мне лишние хлопоты не нужны. Вот, кстати, катят уже. Слышишь сирену? Всё поняла? Главное, не болтай лишнего…

Ника проторчала на АЗС около часа.

Совсем стемнело. На Нику напал страшный жор — пока очередь полиции дошла до неё, она доела пирожки и допила бутыль морса. Наверное, сходила бы ещё в магазинчик и купила колбасы, чтобы до конца снять стресс, да планы нарушил оперативник из отдела расследования убийств. Ника дала показания — всё в точности, как велела строгая женщина в сером костюме. Одно слово — Леди, с большой буквы.

Леди, конечно же, была права. Только в процессе истребления пирожков Ника окончательно уяснила, что совершила убийство. Первое в её жизни. Дай бог, не последнее, подумала Ника и чуть не подавилась кусочком пирожка. Господи, чего я несу?! Совсем крыша съехала. Я теперь тоже убийца. Тоже, как и отец. Ну и семейка… Конечно, это была самозащита, но пока докажешь… Да ещё с моей подпорченной репутацией.

— Мне можно уезжать? — спросила Ника, почувствовав, что полицейский исчерпал вопросы.

— Пожалуй, да. Мы с вами затем свяжемся. Из города не собираетесь?

— Нет.

— И не надо. Пока не надо.

— А до какого…

— Это вам потом следователь скажет.

…Ника хотела включить зажигание, когда сбоку у дверцы возник невысокий худощавый мужчина неопределённого возраста. Он приехал на АЗС чуть позже полиции и неотрывно находился возле Леди, как верный пёс. Но, получается, не упускал из виду и Нику.

— Добрый вечер, Ника. Хотя… — Мужчина хмыкнул. — Такого вечера и врагу не пожелаешь. Меня зовут Юрий Леонидович. Усков. Я помощник Алвины Яновны. Как с полицейским пообщались?

— Вроде, нормально.

— Ничего лишнего, как договаривались? — Он выразительно подмигнул.

— Как договаривались, — устало подтвердила Ника. Сейчас ей хотелось одного — быстрее добраться домой, принять душ и завалиться спать. Завтра, блин, опять на работу.

— Извините, что вас задерживаю. — Усков точно уловил настроение Ники. — Я понимаю, что вы страшно перенервничали и чёртовски устали. Далеко добираться?

— На Дыбенко.

— У-у, почти через весь город. Я хочу договориться о встрече. Вас ещё будут допрашивать, и надо, чтобы показания не разошлись. Кстати, в дальнейшем вас будет инструктировать вот этот человек. Видите, круглый, как колобок? Это Илья Штейнберг, личный адвокат Протасовой.

— Протасовой?

— Ну да, Алвины Яновны. Я вам дам его телефон. А ещё… в общем, этот вопрос мы лучше обговорим завтра. Вас зовут Виктория… э-э…

— Шагина.

— Угу. — Усков достал из кармана небольшой блокнот. — Я вам свой номер запишу, и вы диктуйте мобильный, завтра я вас найду… Вы учитесь или работаете?

— Работаю.

— Где?

— В массажном салоне, — буркнула Ника. Пристал, как репей. Чего ему ещё надо?

…Квартира встретила тишиной и ванильным запахом духов. Илона всегда битый час прихорашивалась перед трюмо в прихожке при выходе на ночную «смену». Сегодня воскресенье, значит, только к утру приползёт, а то и к полудню. Даже хорошо, что её нет.

С Илоной можно душу отвести, но уж больно болтливая — тренькнет языком, где не надо. А Ника чувствовала — в тёмную историю она вляпалась. И страшную. Да ещё человека собственными руками застрелила. И оперу соврала. Менты не посадят, так бандиты прознают и отомстят. Она же им всю операцию сорвала. Киллеры-то мертвы, да заказчик остался. Забыть бы всё скорее, как страшный сон. Но скоро не получится. Да ещё этот… Усков… как его… зачем-то…

На мыслях о помощнике Протасовой Ника, наконец, заснула. Во сне она то убегала, то пряталась непонятно от кого, пока в восемь утра не протарахтел автоматной очередью будильник.

 

Усков дал знать о себе ближе к вечеру. О том, что он звонил, Ника поняла в перерыве, перед появлением очередной клиентки. Тут и заглянула в мобильник, который во время сеанса массажа приходилось отключать. Желанием перезванивать Ускову Ника не горела, но вызвала его номер. Так, из любопытства.

— Вы ещё на работе? — спросил Усков. — Когда заканчиваете?

— В восемь.

— Понятно. В половине девятого жду вас у подъезда. Устроит?

— Устроит.

Растерявшись от напористых и повелительных интонаций помощника Протасовой, Ника даже не поинтересовалась, о каком подъезде идёт речь. Домашнего адреса она Ускову не давала. У подъезда салона? Обычно так не говорят, да и поздновато через полчаса — она что, его минут пятнадцать должна дожидаться после работы? Нет уж, подумала Ника, ему надо, пусть сам ждёт и ищет.

Ей не хотелось встречаться с Усковым. Почти лысая, яйцеобразная голова, невыразительные круглые рыбьи глаза, окружённые редкими бесцветными ресницами — помощник Леди Нике сразу не понравился. Скользкий и неопределённый, как медуза. Но и отказывать нельзя после такой передряги…

Ника вышла на крылечко салона десять минут девятого и сразу направилась к своему «жигулёнку». Даже не осматривалась. Если Усков уже подъехал — сам окликнет, если нет — его проблемы. Скажу, что не поняла.

Но никто не окликнул.

…Усков ждал у подъезда дома. В светлом длиннополом плаще он казался ещё меньше ростом и походил на субтильного старшеклассника. Если бы не огромные залысины и цепкий, совсем не юношеский, взгляд.

— Добрый вечер, Ника!

Улыбка у него, тем не менее, была открытая, располагающая. Даже взгляд стал добрее. В руках — объёмный, наполненный чем-то, полиэтиленовый пакет.

— Я к вам в гости. Но ненадолго, вы не пугайтесь — лишь короткий разговор. Не прогоните?

Ника, озадаченная неожиданным поворотом, ответила не сразу.

— Проходите. Только я, наверное, не одна дома буду.

— Родственники?

— Типа того. И лифта у меня нет.

— А этаж?

— Пятый, — не без злорадства сообщила Ника.

— Вот и отлично! — бодро заявил Усков. — Разомну ноги, а то засиделся, понимаете, в офисе…

У дверей квартиры она специально нажала на звонок, чтобы не застать Илону врасплох. Но получилось лишь хуже — Илона открыла дверь в одной сорочке. Зевая, протянула с ленцой:

— Ты чего, подружка, ключи лень из сумки вынуть? Ой… — Заметив Ускова, отступила на шаг и замерла в эффектной позе. Высокая грудь колыхнулась, выпячивая сквозь тонкую и прозрачную ткань крупные светло-коричневые соски.

Насладившись эффектом, Илона полуприкрыла грудь ладошками и жеманно добавила:

— Извините, вы так внезапно. — Повернулась и неторопливо ушла в комнату, покачивая пышными ягодицами.

— Сестра? — негромко спросил Усков, прищурив один глаз.

— Сильно похожи? — Ника чувствовала себя неловко и от этого начала злиться.

— Нет, совсем не похожи, — подчеркнуто серьёзно отозвался Усков. — Вы, простите, больше на мальчишку смахиваете. Хотя и весьма симпатичного. А ваша сестра… или родственница… хм, в общем…

Он замолчал, увидев в коридоре Илону. Не заморачиваясь этикетом, та накинула поверх сорочки шелковый халатик голубого цвета и уже вернулась назад. Широко раскрытые глаза возбуждённо блестели. Когда ж она глаза подвести успела? — поразилась Ника. Во, шустрая! Так и дрожит от любопытства.

Повод проявить любопытство у Илоны, положа руку на сердце, имелся. За три года, что они жили вместе, Ника впервые привела домой мужчину. Усков вообще был первым посторонним мужчиной, зашедшим в квартиру за всё это время. Федя, одноклассник Ники, хакер и компьютерный гений по прозвищу Левша, — не считался. Он жил в соседнем подъезде и числился по очень ограниченному списку старых Никиных друзей.

— Я Илона, — всё в той же жеманной манере проворковала подруга и протянула Ускову правую руку — ладонью вниз, как будто хотела, чтобы гость приложился к ней для поцелуя.

— Вот тут торт, вино и ещё кое-что. — Усков, то ли не поняв жеста, то ли проигнорировав намерения девушки, сунул в ответ свой тяжёлый пакет. — Вы накройте на стол, пожалуйста. А мы с Никой пока парой слов перекинемся. Тет-а-тет.

— Как мило с вашей стороны. — Илона продолжала изображать роковую даму полусвета. — Я как раз думала о том, на что потратить вечер.

Усков вопросительно смотрел на Нику. Та показала пальцем на дверь гостиной — там, после подселения Илоны, теперь находилась Никина комната. Усков зашёл, быстро огляделся и сел у компьютерного столика. Ника стояла у порога.

— Вы дверь прикройте, пожалуйста. Особых секретов у нас нет, но, вы же понимаете… — Он засунул руку во внутренний карман плаща и вытащил толстый конверт. — Вот здесь, Ника, сто тысяч рублей. Это ваше маленькое вознаграждение за проявленные находчивость и мужество.

Ника непроизвольно отшатнулась, но Усков предупреждающе поднял ладонь.

— Возражения не принимаются. Деньги велела передать Алвина Яновна. Я — маленький человек, только выполняю поручение. Что касается денег… Вы же понимаете, что оказали нам существенную услугу?

— Я случайно…

— Это не важно, важен результат. Собственно, мы готовы заплатить и больше. Алвина Яновна просила, чтобы я узнал… э-э…

— Мне вообще не нужны ваши деньги, — не очень твёрдо сказала Ника. — Я как-то… ну…

— Деньги всем нужны. — Усков раздвинул губы с намеком на улыбку. — Мало ли что… Не вам, так вашей сестре пригодятся.

— Она не моя сестра. — Настойчивое стремление Ускова породнить её с Илоной Нику раздражало, и она не сдержалась. Нет, и, правда, чего в них общего? — И даже не родственница.

— Вот как? А кто же?

— Квартирантка.

— Вот оно… Тогда — тем более.

«Чего — тем более?» — хотела спросить Ника, но осеклась, поняв ход мыслей Ускова. Раз пустила на квартиру, значит, нуждаюсь в деньгах. Если нуждаюсь в деньгах — чего выпендриваюсь? Логично. И, правда, — чего? Деньги и в самом деле нужны.

— Ну, если вас сумма устраивает, пока на ней и остановимся. — Усков воспринял молчание Ники по-своему. — Обязательно учтите, Протасова очень вам благодарна и просила передать, что подобные вещи деньгами не измеряются. У вас всё в порядке?

— Что? — не поняла Ника.

— Может, проблемы какие есть? Если чего — обращайтесь без стеснения. Я вам вот тут визитку оставляю.

— Спасибо. У меня всё нормально.

— Вот ещё что. Вам следователь звонил?

— Нет.

— Позвонит. Вы не забудьте сразу со Штейнбергом связаться. К следователю — только после разговора с ним. Он вас подготовит и проконсультирует.

— Да, я помню.

— Вот и хорошо. Я, собственно, закончил. — Усков поднялся со стула и вдруг небрежно спросил: — А это кто на фотографии? Вы?

Он показывал на большую фотографию, висевшую в рамочке над компьютерным столиком. Старая фотография. Мамы уже нет в живых.

— Я.

— Маленькая какая. А вот, видимо, отец?

— Как вы догадались?

— Так он же рыжий. А вот этот мужчина… — Усков, прищурившись, скосил взгляд на Нику и снова посмотрел на фото. — Кого-то он мне напоминает. Неужели…

— Да, это Дубровин. — Ника не выдержала паузы. Тягучий этот Усков, как жевательная резинка.

— Денис Дубровин?

Ну и что? — чуть не сорвалось с языка. Да, Денис Дубровин, генерал, нынешний вице-спикер Совета Федерации. А рядом с ним родители и она. Было дело, заехал как-то на день рождения отца. Потому что учились вместе в военном училище, потом воевали в Афгане и Чечне. А потом… потом — суп с котом. Разошлись дороги. И отец теперь сидит в колонии, несмотря на крутого приятеля. Ну и что?

Но Ника промолчала. Чего распинаться перед этим Усковым? Да и не знает он ничего об отце — зачем объяснять? Спросил и спросил.

— Вот оно что… Ну, я удаляюсь с вашего разрешения. Тихонечко. — Усков подмигнул. — А то ваша подруга… ваша квартирантка, уж больно… темпераментная.

И он выскользнул из гостиной. Чуть-чуть, еле слышно, хлопнула входная дверь. Если не прислушиваться, то и не разберёшь, что там за шум.

Ника, не удержавшись, вытащила из конверта пачку денег. Не наврал, и вправду сто тысяч. Тут же положила в ящик стола. Да, деньги всем нужны.

Так-то она не бедствует. В салоне тридцать тысяч плюс десятка в месяц от Илоны, итого сорок. Одной ей за глаза бы хватило, но четверть за кредит уходит. А тут ещё в университете с нового семестра подняли оплату — три с половиной тысячи долларов вынь, да положь. Вот в августе и вынула — всё, что за год скопила. Потом надо бабушке помогать: на такую пенсию жить нельзя — лишь медленно загибаться. А ещё она ежемесячно посылала деньги отцу. Пусть он категорически отказывался и в каждом письме ругался отчаянно за эти переводы, но тут дело принципа. Решила помогать — должна помогать. Там, в колонии, каждый рубль на счету.

Хотя переводы — мелочь. Посылала бы и больше, да не разрешают. Но вот недавно адвокат звонил — это серьёзно. У отца вторая половина срока пошла, теперь можно всякие петиции посылать — то ли на сокращение срока, то ли на УДО. Ника даже не уточнила — едва адвокат назвал сумму «за хлопоты», так всё и опустилось. Сказала, что подумает. Но делать-то что-то и вправду надо. Вдруг да скостят? Или послабление какое будет… Надо, кстати, у ихнего адвоката, как его, Штейн… Штейнбаум, что ли? Где-то записано. Надо проконсультироваться на халяву. Может, чего и подскажет…

Илона на кухне старательно нарезала сочную ветчину.

— Ну, где вы там? У меня аж слюнки текут. — Она подняла голову. — А-а…

— Ушёл.

— Как ушёл??? Почему?

— Ну… дела у него.

— Какие дела? Ты посмотри, тут жратвы сколько! — Илона удивленно моргала глазами. — И ведь дорогое всё. Смотри, вино какое. Тысяча рублей, не меньше… А чего ушёл-то? Нет, я вотще не понимаю.

Ника села на табуретку, машинально сунула в рот кусок сыра. Твёрдый. И, правда, наверное, дорогой. А кушать ведь хочется.

— Чего тогда приходил-то? — Илона даже не пыталась скрывать фонтанирующего любопытства.

— Да так.

— Чего так? Вы о чём там шептались?

Вот, привязалась.

— Да не шептались мы. Он это, об отце рассказывал.

Она ляпнула это просто так, чтобы отвязаться. Первое, что пришло в голову.

— Об отце? Он что, с зоны? Откинулся? Сидел с отцом?

— Короче, он просил не болтать. Понимаешь?

— По-о-нима-аю. — Илона тоже присела. — Если он из этих… Понимаю. Ну хоть что-то можно рассказать? Дюже интересно.

— Не сейчас. Давай потом, я просто с голода умираю.

— Так я ж тоже умираю. Я ж весь день проспала.

— Тяжёлая выдалась ночка? — Ника специально спросила, чтобы переключить Илону на другую тему. Как бы ни мучилась подруга от любопытства, но поговорить о себе она любила ещё больше.

— Ой, не говори. Такие козлы попались. Выпьем?

— Мне немного.

— Так и мне ж немного. Хотя у меня сегодня выходной. Отгул за прогул, хи-хи…

Они просидели допоздна, пока Илона не прикончила обе бутылки. Ника почти не пила и не слушала подругу — лишь поддакивала, занятая своими мыслями. Не спрашивает об Ускове — и хорошо. Может, и вообще забудет.

Настроение у Ники улучшилось. Вчера вечером был настоящий ужас нашего городка, а сегодня… Нет, жизнь не такая уж и плохая штука. Особенно радовали сто тысяч рублей в ящичке компьютерного стола. И Усков этот вполне нормальный тип. Ну и что, что глаза рыбьи? Уродился человек таким, как Ихтиандр. И улыбка у него добрая. Иногда.

Глава 2

Подстава

Вторник и среда прошли как обычно. А вот в четверг…

Федя-Левша окликнул Нику в тот момент, когда она, припарковав машину, направлялась к своему подъезду. Федя жил на втором этаже и часто использовал балкон для того, чтобы подкараулить потенциального кредитора. Формально он числился в некой торговой компании, но постоянно торчал дома, не отрываясь от компьютера. Одно слово — хакер.

— Ника-а! Э-эй, родная!

Федя призывно махал рукой, одновременно выразительно шевеля пальцами. Долговязый и нескладный, вечно повёрнутый на «железе», «софте» и прочих компьютерных прибамбасах, он не пользовался вниманием девушек, да и сам ими не интересовался. Но с Никой поддерживал тёплые, почти братские, отношения — как-никак ещё в одну детсадовскую группу ходили.

Ника вздохнула и приблизилась к балкону.

— Сколько?

— Пару. А лучше — три, если бюджет позволяет. А то я уже два часа здесь торчу. Не народ, а сплошное жлобьё.

— Зря ты так. У людей экономический кризис.

— В душе у них кризис, а не в экономике. Вон, твою квартирантку час назад видел. Хотел тысчонку перехватить — куда там…

— Илону?

— Ну да. Она с чемоданом, таким, на колёсиках, и сумкой тащилась. Здоровая такая сумка, серая. Я ей покричал, но она только рукой махнула. Потом села в какую-то машину и укатила.

Ника в недоумении приоткрыла рот. Она догадывалась, о каких чемодане и сумке говорит Левша. В них умещались все Илонины вещи. Но Илона ей сама позвонила в салон около трёх часов и сказала, что сварит борщ. На гарную дивчину с незалежной Украины порой нападал кулинарный зуд, а готовить она умела. Получается, уехать она решила уже позже и в явной спешке?

— Ты не заметил, возможно, у неё чемодан пустой был?

— Нет, не пустой. Она его еле пёрла, это точно. И это, ещё. Ей вещи в багажник помогал мужик закинуть, который за рулём сидел. Она бы сама не подняла, наверное.

— Ладно, спускайся, — вздохнув, сказала Ника. — Дам тебе три тысячи…

Едва зайдя в квартиру, Ника побежала в гостиную. Открыла ящик компьютерного стола, и на душе полегчало. Деньги лежали в конверте в нетронутой банковской упаковке. Слава богу! Как она могла такое на подругу подумать?

А вот в комнате Илоны царил беспорядок и, главное, не осталось её вещей, включая дублёнку. А ведь на дворе сентябрь. Она что, на Новую Землю собралась? Странно.

Попробовала позвонить, но трубку никто не брал. Ника быстренько накропала эсэмэску: ты где, что случилось?

Зачем же так срываться с места? Уж позвонить-то… Ерунда какая-то.

 

Ника проснулась от яркого электрического света. Пока протирала глаза, мелькнула мысль — Илона, что ли, вернулась? Но тут разглядела почти у самого дивана мужскую фигуру, и сердце захолонуло. Закричала бы, да горло перехватило, словно обручем.

— Тихо, не вздумай орать, — грубо сказал мужчина. — Где Илона?

— А… кха-кха…

— Перепугалась, что ли? Мы… тебя… не тро-нем, — с разбивкой произнёс незнакомец. — Если орать не будешь. Нам Илона нужна, где она?

— А вы… кха…

— Не твоё дело. Подруга твоя где?

Ника проморгалась, появился фокус. Мужику, скорее, парню, на вид было лет тридцать. Среднего роста, плотный, короткая стрижка. Руки засунуты в карманы куртки темно-зелёного цвета. У дверей в комнату стоял ещё один; такой же невыразительный, на одно лицо. Разве что ростом выше. И на голове маленькая чёрная кепка. Кожаная.

— Я не знаю. — Голос вернулся, лишь першило в горле. — Уехала куда-то.

— Куда?

— Не знаю. Правда, не знаю.

— Плохи твои дела, если не знаешь. У неё наш товар был.

— Какой товар?

— Ценный. Она ничего не говорила?

— Нет.

Парень помолчал.

— Слушай сюда. Илона нас, похоже, кинуть решила. Знаешь, не знаешь — нам всё равно. Вы тут вдвоём живёте, хрен вас разберёт. Она должна была товар сбыть, а деньги вернуть. Про тебя она, кстати, тоже упоминала. Тебя ведь Никой зовут?

— Никой. Только я… — Она хотела полуприсесть, но вспомнила, что легла спать без сорочки. Судорожно вцепилась руками в одеяло. — Я ничего не знаю. Какой товар?

— Смотри, а тут деньги. — Второй уже копошился у компьютерного стола.

— Сколько?

— Похоже, сто тысяч.

— Видишь, а говоришь, что ничего не знаешь? — Парень в зелёной куртке сделал шаг вперёд. Теперь он стоял у самого дивана, в каком-то метре от головы Ники. — Подруга слиняла, а ты не успела?

— Это мои деньги. Правда, мои. Я доказать могу.

— Ложил я на твои доказательства… Короче. Деньги мы забираем, но их мало. Не найдёшь Илону — будешь сама расплачиваться. Впрочем… — Он внезапно нагнулся и приподнял одеяло. Внутри у Ники всё сжалось в комок. — Впрочем, ничего. Станочек подходящий.

Опустил одеяло. Усмехнулся.

— Но натурой долго придётся отрабатывать. Так что, думай. И шевелись. Запомни — времени у тебя ровно сутки. — Посмотрел на часы. — Ну, пусть не сутки. Так и быть, до двенадцати часов субботы. Потом — или сдаёшь Илону, или деньги, или…

— А… сколько она должна?

— Шестьсот тысяч. Но это пока без штрафа.

Они ушли, громко хлопнув входной дверью. Нике хотелось тут же рвануться к входу, но она заставила себя досчитать до десяти. Надо взять себя в руки, подумала она. Это ужасно. Но нельзя терять голову. Вспомни, чему учил отец. Контролируй инстинкты. И не давай себя запугать.

Однако инстинкты буянили, не желая слушаться внушений разума. Неожиданно начали стучать зубы. Ника встала, сделала шаг и, не выдержав, молнией рванулась в прихожку. Повернув защёлку, посмотрела в глазок. Вроде пусто.

Она перестала закрывать защёлку после того, как стала жить с Илоной. Та работала по ночам и могла заявиться в любое время, разбудив Нику. Вот она и перестала закрываться. Но откуда у них ключи? Хотя открыть такой замок для домушника, наверное, раз плюнуть. Столько раз собиралась поменять и всё жадничала из-за денег… Но Илона… Как же так? А ещё говорила, что женская дружба самая верная. Мужик кинет и предаст, а женщина… Как же так? Не сказать, чтобы она ей полностью доверяла, и всё же…

Она так и не заснула после визита ночных гостей…

Утром «жигулёнок» еле завёлся. Давно бы надо на ремонт отогнать, злилась Ника, да всё опять в деньги упирается. Движок скоро совсем сдохнет. Тогда к бабушке придётся на электричке ездить. Но сейчас не об этом надо думать. Эти гады дали срок до завтрашнего дня. А что толку? Я не знаю, что делать. Более того, вообще ничего не знаю.

Она в который раз попробовала дозвониться до Илоны, но подруга не отзывалась. Куда же она запропастилась? Неужели сбежала в свой Мелитополь?

И что теперь делать? Обращаться в полицию к первому попавшемуся менту она не могла. С её условным осуждением подставиться проще простого. Вдруг речь идёт о наркотиках? Притянут по статье за хранение. В случае с Сергеем она вообще была не при делах, а едва не загремела как сообщница. Менты такие люди — только палец в рот положи… А до истечения срока, обозначенного бандитами (Ника не сомневалась, что на неё наехали бандиты), оставалось около суток. Может, позвонить Ускову? Этому ихтиандру с яйцевидным черепом?

А помогут ли они? Денег ей Протасова и так отвалила достаточно, можно сказать, расплатилась за услугу. Какие у неё, Ники, основания втравливать Леди в историю с Илоной? Там же явный криминал. Чем могла приторговывать Илона? Не трусиками же с бюстгальтерами.

Нет, на Леди тут надеяться нельзя. Разве что, если уж нож к горлу приставят…

 

Вечером на балконе снова торчал Левша. Караулит новых кредиторов? Быстро же он проел мои три тысячи — подумала Ника. Но Федя активно замахал рукой. Забыл, что ли, что уже занял у меня?

Левша свесился через перила:

— Я тебя жду.

— Федь, у меня с деньгами очень плохо.

— Да я не об этом. У тебя всё тип-топ?

— В смысле?

— Я сегодня ночью курил на балконе. Совсем поздно было. Смотрю, из твоего подъезда два хмыря вышли.

— И? — Она напряглась, но не подала вида. — Думаешь, ко мне по ночам мужики ходят?

— Нет, не думаю, — серьёзно произнёс Левша. — Но одного из них я, кажется, узнал. У него такая кепочка на голове была, чёрная и кожаная.

— И чего?

— Помнишь, я рассказывал, как водила помогал Илоне вещи в багажник закидывать? У него такая же кепочка была.

Ника в растерянности молчала. Соображала.

— Думаешь, один и тот же?

— Ну, совсем точно не уверен. В лицо я не вглядывался и не запоминал. А ночью ещё, сама понимаешь, темновато. Хотя фонари горели. И ещё. Они в машину сели. Понимаешь, Илона на «ауди» уехала, комби, бордового цвета. У этих машина вон там под деревом стояла. Плохо было видно. Но точно, что комби. И тёмная.

Вот те на! Вот это фокусы… Если, конечно, Левша чего-то не перепутал.

— Федя, а ты ночью трезвый был?

— Ну-у… выпил несколько банок пива. Но не так, чтобы уж сильно закосеть.

Понятно. Ночью все кошки серы. Вернее, ночью-то точно были эти гаврики. Тут Левша ничего не перепутал. Но вот по поводу водилы, отвозившего Илону…

— Я даже и не знаю, что думать, — сказала Ника. — Может, у нас новые жильцы в подъезде?

Левша всей пятернёй почесал лохматый затылок.

— Ну, если совсем новые.

— В руках они ничего не несли?

— Думаешь, воры? Нет, пустые оба.

— Тогда не переживай.

…Странно, думала Ника, поднимаясь по лестнице. Час от часу не легче. Если Илона заодно с этими парнями, то тогда, получается, меня разводят? Но зачем? Неужели из-за ста тысяч рублей? Илона, конечно, могла залезть в стол и обнаружить деньги. Это запросто, она любопытная. Но деньги-то уж не такие и большие для неё. Было проще кражу инсценировать или даже ограбление. А тут сложно как-то. Или Левша вовсе что-то напутал? Он ведь ещё и близорукий… Что же делать? Срок-то истекает.

Ника прошла на кухню и открыла настенный шкаф. Там стояла недопитая бутылка коньяка. Илона частенько прикладывалась к бутылке, и спиртное в доме находилось почти всегда. Ника после того, как восстановилась в медицинском, и жизнь начала потихоньку налаживаться, почти не выпивала. Так, если с Илоной чуть-чуть за компанию. Но сейчас она была готова напиться до отключки.

Поставила бутылку на стол, сполоснула фужер, села на табуретку и… задумалась. Нет! Нельзя! Она дала слово. Всем дала. И умирающей матери. И бабушке. И себе. Она должна справиться. Что бы ни случилось. Тому же отцу сейчас гораздо хуже. Кто ему поможет продержаться в колонии, если она расклеится? А что будет с бабушкой?

Нужно что-то предпринять. Всегда должен оставаться выход. Даже в самом запутанном лабиринте. Даже в тупике.

Ника открыла Яндекс и ввела в поисковик «Алвина Яновна Протасова». Так, на всякий случай. И обалдела. Вот те на! А Леди-то, оказывается, удостоена чести иметь персональную страничку в Википедии. Впрочем, этой неоднозначной чести многие удостоены. Но Протасова, судя по всему, угодила сюда по делу, а не за то, что исхитрилась пописать в Ниагарский водопад.

Итак, Алвина Яновна Протасова, родилась 16 марта 1966 года в городе Тарту… школу с серебряной медалью, так… отец, Ян Оттович Рутке, инженер-строитель… мать, Манана Асланян, учитель… дружба народов, значит… семья переехала в Ленинград… университет, филологический факультет… инструктор горкома ВЛКСМ… факультет политологии и социологии… кандидатская…хм, сотрудник пресс-службы мэрии… так, переезд в Москву… центр исследования региональных проблем, директор по связям с общественностью… докторская диссертация… так, снова Петербург, а сегодня-то что?… ага, вот — генеральный директор PR компании «Фаворит», одного из крупнейших игроков на рынке политического консалтинга (что за зверь?)… вице-президент всероссийской ассоциации социологов… научные работы…

Но ошалела Ника не от этой информации. То, что Леди оказалась крутой вумэн в области социологии и какого-то там консалтинга, было важно. Значит, чутьё Нику не подвело, и судьба свела её далеко не с рядовым человеком. Другое дело, насколько этот человек мог помочь в запутанных Никиных делах? Делах, прямо скажем, сильно отдающих криминальным душком. В поиске ответа на свой животрепещущий вопрос Ника пробежалась по страничке и, найдя информацию о семейном положении Леди, нажала на жирную синюю ссылку «Валентин Викторович Протасов». И вот здесь, на новой страничке Википедии, её ждал главный сюрприз. Мужем Леди являлся тот самый Протасов — бывший министр и нынешний член Совета Федерации.

Кое-что о Валентине Протасове Ника слышала и раньше. Даже по телевизору несколько раз видела в каких-то программах. Но покажи на улице — ни за что бы не узнала. Не интересовалась Ника политикой — на фига козе баян с её-то проблемами? И то, что этот самый Протасов может быть мужем Леди, ей и близко в голову не приходило.

Вот тебе и ёжик в тумане! Что подобное обстоятельство означает для меня? — взволнованно размышляла Ника, приговаривая к уничтожению третью чашку кофе. Член Совета Федерации это, наверное, очень круто. Не самая главная шишка, конечно, но связи, наверняка, будь здоров. Однако не слишком ли высоко находится Леди? Кто я для неё? Так, букашка, мелочь пузатая. Станет ли она за меня впрягаться?

И ещё одно беспокоило. Свой мир у них ТАМ, наверху. Сунуться-то туда можно, да вот не отрежут ли потом длинный нос вместе с ушами? Чужое это всё, не её. Вот отец зачем-то ввязался в политику и схлопотал шестнадцать лет.

С другой стороны… С другой стороны, ситуация критическая. Но звонить Ускову сейчас всё равно поздно…

Ночью она опять почти не спала. И к утру сложился план. Промежуточный план, половинчатый и даже трусливый.

Ника решила на несколько дней укрыться у бабушки. Вдруг Илона объявится? Или ещё как-нибудь… А Усков подождёт. Не нравился ей этот яйцегловый. Улыбаться научился, а глаза всё равно злые. Ну, может и не злые, но равнодушные. А Леди…

Леди, если быть честной, очень ей понравилась. Крутая женщина. Как смело и мужественно она себя вела в ситуации с Зурабом. Другая бы разнылась, умолять начала… Или впала бы в ступор и сидела, как безмозглый тушканчик, в ожидании расправы. А Леди хоть бы хны, не поморщилась. И даже за Нику успела вступиться.

В тот, пусть и короткий промежуток времени, Ника оказалась на одном уровне с Леди. Может, даже, и чуть выше. Ведь это она всех спасла, схватив пистолет — и Леди, и телохранителя Мишу (как, кстати, у него здоровье?). Но сейчас они снова на разных этажах жизни. Ника боялась унижения и разочарования — разочарования в Леди. Вот возьмёт и пошлет её на три буквы.

Ника решила не обращаться к Ускову. Ещё не время. Глядишь, и обойдется… Она съездит в салон и выпросит небольшой отпуск. На недельку. Авось шеф не откажет.

 

Утром еле-еле встала по будильнику. По квартире шарахалась, как сомнамбула, пока не выпила кружку кофе. Потом с трудом нашла паспорт — он почему-то валялся в тумбочке на кухне. Какой идиот его туда засунул? Пересчитала деньги. Их оказалось совсем немного: Илона задержала платёжку за квартиру; недавно купила новую блузку; да ещё заняла Левше. А если её побег затянется, на что тогда жить? На бабушкину пенсию? Эх, стыдобушка, ёксель-моксель!

Вдобавок к прочим «радостям» на улице моросил дождь. Когда залезла в «жигуль», была готова лопнуть от злости. Подвернулся бы кто — убила бы взглядом. И тут… включила зажигание, но машина не заводилась. Всё, приехали! Где тонко, там и рвётся. Закон подлости сработал в очередной раз.

Матерясь под нос, со злостью захлопнула дверцу. Хорошо, что на метро всего две остановки. Правда, там ещё на автобусе минут десять…

Она позвонила администратору и попросила как-то разрулить ситуацию с клиентами. Мол, сегодня она никак не сможет работать.

— А шефу-то что сказать?

— Скажи, что я подъеду и всё объясню.

В метро не успела к составу — только хвост увидела. Следующий состав шёл в депо. Потеряла минут пять-шесть. Потом автобус застрял в пробке. Потом побежала и сломала каблук. Ну почему она не надела кроссовки? К бабушке ведь собралась.

Дохромала на одном каблуке под ухмылки прохожих. Разве не подлость? Но судьба ещё не исчерпала запас злых шуток.

Опоздала минут на пятнадцать. Шеф, Ашот Геворкян сидел один в своём кабинете. Залетела и заговорила с порога:

— Извините. Если надо, я первую клиентку успею обслужить, но потом…

— Не надо, — хмуро сказал директор. — Тебя уже подменили. Ты чего такая?

— Мне… мне надо в отпуск. Срочно.

По дороге она продумала стройную версию о внезапной и тяжёлой болезни бабушки, но шефа она не заинтересовала.

— Ты уже не в первый раз опаздываешь…

— Я?

— Да, ты. И вообще…

Он почему-то смотрел в сторону. Обычно всегда взглядом облизывал, словно прикидывал на вкус, а тут вдруг заскучал.

— Что вообще?

— Экономический крызис, вот что. Я тэбя уволнаю.

— Совсем? — вырвался дурацкий вопрос.

— Совсэм. — Когда Геворкян сильно нервничал, у него прорезался акцент.

— Ашот Гургенович…

— И нэ уговарывай. Сокращэние у нас, понимаэш?

А взгляд по-прежнему в сторону. Неужели чувствует себя неловко? Это Ашот-то?

В массажный салон с дурацким названием «Экватор желания» Ника попала с подачи Илоны. Можно сказать, по протекции. Всё тогда так сошлось — сплошная невезуха. Сначала эта скотская история с Сергеем. Потом ИВС и следствие. Пока всё тянулось — полностью завалила сессию, и из института отчислили. С бюджетного отчислили — а как она за него цеплялась, за бесплатное образование! Потом суд. На условное соскочила чудом — судья, что ли, пожалел. А тут ещё и уволили из больницы.

Точнее, заведующая, и без того недолюбливавшая Нику, предложила той перевестись в санитарки — мол, нам медсёстры с судимостью не нужны. Ника секунд пять подумала, взяла ручку и написала заявление. На увольнение.

Гордыня есть смертный грех — сказала бы покойная мать. А отец бы сказал: по гордому носу чаще бьют, но оно того стоит.

Два месяца Ника работала в стрип-клубе «Океан страсти» — то ещё местечко. Впервые её туда однажды привёл Сергей, у него были свои дела со старшим официантом Камилем. Камиль её потом, когда случилась вся катавасия, и пристроил в официантки. Сразу предупредил: «Место хлебное, чаевых можно много срубить, но хлопотное. Если справишься — давай».

Однако Ника не справилась. Вернее, не выдержала. Клиенты смотрели на официанток как на приложение к программе стриптиза. Короче, как на шлюх. Лезли под юбки, что в свои бумажники. А юбки-то — только ягодицы прикрыть. Разве о такой работе она мечтала, когда поступала в медицинский?…

Тут и подвернулась Илона — новая и нечаянная подруга. Она и помогла устроиться в массажный салон. А теперь…

 

Переобувшись в рабочие тапочки, Ника вышла на крылечко. Придётся что-то купить, в таких шлёпках далеко не уйдешь. На глазах выступили слёзы. Теперь ещё и без работы. Что за непруха? Полный пипец и ёжик в тумане… Постояла, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Промокнула глаза платком. Проморгалась. И замерла.

Метрах в пятидесяти, у дальнего угла здания, притаилась машина вишнёвого цвета. «Ауди» не «ауди», но точно, что комби. В салоне кто-то сидел.

Неужели эти? Почему обязательно они? Похожих автомобилей пруд пруди… Но почему она вздрогнула? Интуиция? Подходить нельзя. Могут элементарно засунуть в машину, а там… Как этот тип говорил — будешь отрабатывать натурой? А она ведь ничего не выяснила об Илоне. Совсем ничего… А если не они? И что? Рисковать нельзя.

Она вернулась в холл и пробралась к чёрному выходу. Открыв дверь, осторожно огляделась. Вроде, ничего подозрительного. Споро, насколько позволяли шлёпанцы, пересекла двор и, сделав крюк, зашла в тыл возможным преследователям. От соседнего дома увидела, что вишнёвая машина по-прежнему стоит у тротуара. Спрятавшись за деревом, застыла в ожидании — хотелось расставить точки над i.

И дождалась. Минут через десять из машины вылез коренастый ночной гость в темно-зелёной куртке и, сказав что-то водителю, направился к салону. Подсматривать дальше не имело смысла, более того, становилось опасным. Ника дошлёпала до проспекта, пересекла его и зашла во двор. Здесь точно не заметят. Да и вряд ли они будут искать её по улицам.

Нет, вариант с бабушкой отпадал. Нельзя себя вести, как страус. Эти ребята обложили её всерьез, и на адрес бабушки наверняка выйдут.

Она достала мобильник и вызвала Ускова.

Усков отозвался почти сразу:

— Слушаю, Ника.

Помощник Леди обладал великолепной памятью. Или он занёс её номер в адресную книгу?

— Вы говорили, что я могу к вам обращаться. Мне нужна помощь. Очень нужна.

— Что-то случилось? — Вопрос прозвучал безо всякой интонации. Так спрашивает замордованный пенсионерами врач в бюджетной поликлинике: «Что беспокоит?»

— Типа того.

— Хм. Понятно. А расшифровать можете?

— Это очень долго. Мне хотелось бы встретиться.

— Нет проблем. В понедельник во второй половине дня вас устроит?

— Устроит… Ой, а нельзя сегодня? Пожалуйста!

Это жалостливое и унижающее «а нельзя сегодня, пожалуйста» вырвалось само собой. Она испугалась и растерялась; и показала это Ускову. «Нехорошо, Ника», — сказал бы отец. Он учил, что нельзя показывать слабость. Даже друзьям. Слабых всегда используют — даже если перед этим жалеют. Но, слово не воробей…

— Сегодня? Хм, вообще-то сегодня суббота и… Ладно, если у вас так срочно…

Глава 3

Особое предложение

Ника зашла в ближайший обувной магазин и купила самые дешёвые кроссовки. Кто знает, сколько ещё предстоит бегать в ближайшее время? Потом на метро доехала до станции «Лиговская». Офис «Фаворита» располагался на улице Марата, в старинном двухэтажном здании в глубине двора. Миновав тамбур, Ника очутилась в небольшом «кармане», отгороженном от холла металлическим заборчиком и турникетом. Охранник вызвал Ускова…

— Знаете, а я даже обрадовался, что вы нам позвонили. — «Ихтиандр» раздвинул губы в своей фирменной добродушной улыбке. В рыбьи глаза Ускова Ника старалась не смотреть, чтобы не портить впечатления от улыбки. — Верите, Алвина Яновна о вас на днях спрашивала. Чем-то вы ей приглянулись. И я даже догадываюсь — чем.

— Чем? — Ника не сумела скрыть любопытства.

Усков ответил не сразу.

— Она любит смелых и решительных людей. Азартных и амбициозных. — Он помолчал и многозначительно добавил: — Учтите это…

Они поднялись на второй этаж и прошли по коридору.

— А вот и мой кабинет. — Усков достал из кармана ключ.

— Вы меня простите, — сказала Ника, — но я должна переговорить лично с Алвиной Яновной.

Усков слегка приподнял брови. Они у него были бесцветные, как у альбиноса. А он ведь и, правда, альбинос, вдруг поняла Ника. Только не ярко выраженный. Вот почему у него такой неприятный водянистый взгляд.

— Непосредственно с Алвиной Яновной? Я вас не устраиваю?

Он слегка давил на Нику, будто проверяя на прочность её намерения.

— Честное слово, извините, но… в общем, такая тема…

— Удобнее обсудить между женщинами? Хм… Я понимаю, вы не переживайте. Ваше счастье, что Алвина Яновна сегодня в офисе. Предположу, что ей будет приятно повидаться с вами. Думаю, мы решим этот вопрос.

«Решение» заняло минут десять, которые Ника провела в приёмной на уютном кожаном диване. Секретарша сначала покосилась на неё, наверняка отметив дешёвую обувь и легкомысленные, драные джинсы, а потом демонстративно игнорировала, упершись взглядом в монитор. А, может, Нике просто показалось, и на самом деле секретарше было не до какой-то случайной посетительницы?

Ника нервничала и даже раскраснелась от волнения, чувствуя, как кровь приливает к щекам… Потом из кабинета Протасовой вышел Усков и, остановившись у раскрытой двери, сделал приглашающий жест рукой:

— Прошу вас, Ника. Не робейте.

Кабинет был шикарный и одновременно функциональный. Справа от входа располагались друг напротив друга два небольших дивана с журнальным столиком посредине. Дальше, вдоль окна, тянулся светло-коричневый стол на полтора десятка мест. Конструкцию завершала широкая перпендикулярная столешница, за которой, в массивном кожаном кресле, видимо, и находилось рабочее место генерального директора. В торце комнаты Ника заметила ещё одну дверь. Неужели комната отдыха с туалетом? Подобную крутизну она видела лишь в кино.

Леди поджидала Нику, сидя на боковом диванчике.

— Ну, здравствуй, Никита. Присаживайся и рассказывай.

Ника устроилась напротив и начала рассказ, пытаясь быть краткой. Но не получалось. Одно цеплялось за другое, и поневоле Ника выложила почти всё. Разве что за исключением отдельных нюансов своих личных взаимоотношений с Сергеем и Илоной. И о невнятных подозрениях Левши по поводу парня в чёрной кепочке тоже умолчала, — вдруг спьяну и сослепу Федя что-то перепутал? Рассказывая, Ника постоянно опасалась, что Леди наскучит невнятная история, и она прервёт монолог с недовольным выражением лица. Но Протасова слушала внимательно и даже, как показалось Нике, сочувственно.

Когда Ника добралась до финала, Леди приступила к уточняющим вопросам.

— Значит, эти парни дали тебе время до полудня?

— Угу.

Протасова посмотрела на часы.

— Ну, пусть подождут… А Илона с концами пропала, не звонит, и телефон не отвечает?

— Нет.

— Значит, ты об этом пресловутом товаре в первый раз слышишь? Верно?

— Да.

Леди задумалась.

— Полагаю, мы эту проблему решим. Если ты ни с какого боку не замешана, а я тебе верю, это больше смахивает на развод или желание взять на испуг. Если Илона их кинула, они стараются хоть как-то компенсировать потери. Вот и наехали на тебя. Думают, если дурочка перетрусит, можно её подоить. А ситуация-то для них тухлая. Другой человек сразу в полицию заявит, и у них самих… — Она осеклась и быстро взглянула на Нику.

— Вот и я об этом думала, — сказала Ника. — Почему они решили, что я не обращусь в полицию? Приняли меня за полную дуру?

Протасова, слегка наклонив голову вниз, сделала несколько быстрых движений зрачками, будто что-то высматривала.

— Полагаю, дело не в этом. Если Илона с ними кучковалась, то она, скорее всего, кое-что рассказала о тебе. В частности, о твоей судимости. Вот они и решили тебя припугнуть. Но не вышло, не на тех напали. С этой шпаной подзаборной мы разберёмся… Ты говоришь, что у них вишнёвый «ауди» комби? Не густо. Но они тебя у дома будут пасти. Так что, мы их выловим и вправим мозги. Всё?… А-а, ещё с работой, ведь тебя уволили.

— Бог с ней, с работой, — торопливо сказала Ника. — Это я как-нибудь сама. Вы и так… я и так…

— Подожди. Сколько ты там имела, в своём салоне?

— Тысяч тридцать, если в среднем.

— Сдельщина?

— Типа того. Часть через кассу, а остальное в конверте Григорян раздавал.

— Ясно. Узнаю братьев-армян. — Заметив недоумённый взгляд Ники, Леди усмехнулась. — Я же наполовину армянка. По матери. Что, не похожа?

Ника помнила из статьи в Википедии о национальности матери Протасовой, но решила не выпячивать своих знаний.

— В лице что-то есть. Но вы какая-то… светленькая.

— Хочешь сказать, блондинка? Так имя Алвина так и переводится — вроде как «белокурая». А волосы у меня в отца, от прибалта. Зато темперамент…

— А мне показалось, что у вас очень крепкие нервы.

— Нервы и темперамент — разные вещи. Но если ты думаешь, что я тогда не испугалась, то это не так. Вот, даже коленку рассадила, когда на асфальт плюхнулась. — Она приподняла и покрутила правую ногу, обтянутую чёрной лайкрой. И Ника непроизвольно отметила, какие у неё стройные и мускулистые ноги. Хоть сейчас на рекламу фитнеса. — Хотя тут не видно. Но до сих пор прихрамываю… Красивые?

— Что?

— Ноги, говорю, красивые?

— Красивые, — пробормотала Ника, уставив глаза в столешницу. Смеётся она, что ли?

— Молодец. Всегда говори мне правду… Так, на чём мы остановились?

— Мы о работе говорили. Но здесь мне не надо помогать. Я и без того вам благодарна.

— Благодарность — форма вежливости. Ты мне помогла, я тебе. Но суть не в этом. Друзья благодарностями не меряются. Мы ведь с тобой друзья?

Ника от неожиданности привстала.

— Если вы так считаете…

— Хочу считать… Да ты садись, садись. Учти, я тебе помогаю не потому, что ты меня выручила.

Она замолчала и внимательно посмотрела на Нику. Пауза затягивалась, и Ника сообразила, что Леди ждёт её реакции.

— Почему?

— Потому что я вижу, что ты хорошая девчонка. Настоящая. И надёжная. Хочешь, я найду тебе стоящую работу?

— Стоящую?

— Да. Даже не работу, а дело. Такое, которое приносит настоящий успех. Ты ведь хочешь добиться успеха?

Ника приоткрыла рот и вдруг поняла, что не знает ответа. А чего я на самом деле хочу? — подумала она. У меня много планов. Даже, скорее, не планов, а желаний. Я хочу окончить институт и стать когда-нибудь хирургом. Ещё я хочу, чтобы отец вышел на свободу. Ещё я хочу, чтобы бабушка не болела, а я могла бы ей помогать. Ещё… чего я ещё хочу? И имеет ли это отношение к успеху, о котором говорит Леди?

— Я не знаю, — призналась она.

— Хорошо, спрошу по-другому. Есть только две категории людей: те, кто добивается успеха и неудачники. Ты хочешь быть успешным человеком?

— А что это такое?

— Успешный человек, это такой человек, который постоянно ставит перед собой цели и всегда их достигает.

— Всегда?

— Всегда. Иначе он превращается в неудачника…

— А если цель недостижима?

— Недостижима? — Леди хмыкнула. — Тогда он идиот. Зачем ставить недостижимые цели?

Ника пожала плечами: мало ли зачем? Разве не хочется иногда помечтать? Но она не рискнула сказать об этом вслух — ещё засмеёт.

— Ты в театр ходишь? — неожиданно спросила Протасова.

— Нет.

— Зря. Если бы ходила, то знала, что все трагедии происходят по одной и той же причине — люди не в состоянии отказаться от своих желаний. Это называется неумением изменить мечту. Такие люди, как правило, плохо кончают. Запомни — цель должна быть реальной! И понятной. Надо понимать, чего ты на самом деле хочешь. И тогда ты добьёшься цели.

— А если… если человек просто не хочет ставить целей?

— Это как?

— Ну, живёт себе и живёт. Просто живёт.

— Просто так? — Протасова иронично приподняла брови. — Такой человек хуже неудачника. Потому что у него либо нет мозгов, либо совсем нет воли. Совсем. Даже на то, чтобы осмелиться на маленькое желание, а потом совершить поступок, чтобы его добиться, — она говорила напористо и уверенно, буквально, выстреливая готовыми фразами. Словно проповедник по телевизору, подумала Ника. — Так ты хочешь быть успешным человеком?

— Хочу, — торопливо сказала Ника. Чего тут думать? Может, она и неудачница, но как можно не мечтать об успехе?

— Молодец. А трудности тебя не пугают?

Я уже чего только не пугалась, мелькнула мысль. Ничего, не померла. А бояться того, о чём не знаешь, и вовсе не стоит.

— Нет. Не пугают.

— Заяц бояться не любит?… Хорошо. У меня есть очень сложная работа. Даже не работа, а задание. И мне нужен очень надёжный человек. Я могу на тебя положиться?

Ника почувствовала, как заколотилось сердце. Вот как неожиданно повернулся разговор, которого она боялась. Нафантазировала себе всяких страшилок по поводу Леди, а она… Какая она замечательная! И совсем не заносчивая.

— Да я… — От волнения запершило в горле. Лишь бы не разнюниться, словно плаксивой девчонке. — Я… конечно.

— Хорошо. Уважаю людей с крепким характером. Как говорили в одном известном фильме — характер нордический, стойкий.

Ника осторожно подняла взгляд — не насмехается ли над ней Леди? Но та с задумчивым выражением лица смотрела куда-то вбок. Потом резко поднялась и направилась в конец кабинета, к своему креслу.

— Продолжим наш разговор в понедельник. Сейчас тебя отвезут домой, этим займётся Юрий Леонидович. Ничего не бойся.

Ника поняла, что разговор окончен. Она встала и двинулась к двери.

— Подожди. У тебя очень короткая стрижка. С ней ты похожа на юношу. Сама её выбрала?

— Я всегда так стригусь, с детства, — растеряно сказала Ника. — Вы думаете, мне надо…

— Нет, нет. Это очень даже кстати… Ну, давай, Никита. Удачи.

 

Домой к Нике они поехали на массивном чёрном джипе. Усков расположился на переднем сиденье рядом с водителем, с Никой сел долговязый накачанный парень с бритой головой. Почти всю дорогу они молчали. Только однажды Ника, внезапно вспомнив, спросила:

— Юрий Леонидович, а этот, Михаил. Телохранитель который. Как у него дела?

— Михаил? — Усков обернулся. — В больнице он пока лежит. Но идёт на поправку, можешь не беспокоиться. Кости, к счастью, оказались не задеты. Он, кстати, о тебе тоже вспоминал. Спрашивал, как там наша храбрая девушка?

— Правда? — отчего-то обрадовалась Ника.

— Правда-правда. Ты ведь и его спасла. Вот, выздоровеет, можешь с него бутылку требовать. Или ты не пьёшь? — Усков прищурился.

— Только по большим праздникам.

— Это каким же?

— Типа дня милиции.

Бритый негромко засмеялся. Усков строго посмотрел на него, потом произнёс с неопределённой интонацией:

— Ника у нас шутница. Такого праздника больше нет.

Дальше ехали молча.

Вишнёвую «ауди» Ника опознала сразу, ещё когда въезжали во двор. Машина стояла у соседнего дома, прячась за деревьями.

— Вот они. — Ника показала пальцем. — Наверное.

— Ну-ка, притормози, — распорядился Усков. Верзила рядом с Никой зашевелился, но Усков сказал: — Сиди. Я сам.

Он вылез из джипа и направился к «ауди». Ника прижалась лбом к стеклу, пытаясь разглядеть происходящее, но обзор был плохой, и мешали деревья. Минут через пять Усков отошёл от «ауди», и она почти тут же тронулась с места в противоположную сторону.

— Всё, — удовлетворённо произнёс Усков, устраиваясь на сидении. — Больше они к тебе не сунутся.

— Так быстро? — недоверчиво спросила Ника.

— Не быстро, а оперативно. Мы уже пробили кое-какую информацию. Оставалось только объяснить гражданам на пальцах.

Чего они могли пробить? — подумала Ника. Я даже номера машины не знала. Впрочем, какая мне разница?

Джип остановился у подъезда.

— Ну, всё, Ника, до понедельника. Алвина Яновна ждёт тебя в два часа. Не опаздывай.

— Я никогда не опаздываю, — самоуверенно сказала Ника. Ей хотелось петь и кричать от восторга во весь голос. Как удивительно и кардинально повернулись события всего за несколько часов. Выходя от Геворкяна, она находилась на грани отчаянья и надеялась лишь на чудо. И чудо случилось, благодаря Леди. Вот образец для подражания — человек, для которого нет преград. Интересно, какое задание ей приготовила Леди? Но она возьмётся за любое задание. И обязательно справится…

Весь вечер она почти ничем не занималась, валяясь на диване и размышляя. Да, эта Протасова крутая штучка. Лишь сейчас Ника обратила внимание на одно странное обстоятельство. Когда она перелопачивала информацию о Леди, то ни разу не наткнулась на сообщения о событиях у АЗС. Ни одно СМИ, блогер, зевака какой-нибудь, в конце концов, ни словом не обмолвились о довольно-таки «громком» происшествии со стрельбой и трупами.

Ну, дело, предположим, случилось вечером в воскресенье, за городом, трасса не магистральная, машин у заправки почти не было. Да и перестрелка длилась минуты три от силы — это ей тогда происходившее показалось вечностью. Но журналисты-то всё равно должны были о подобном пронюхать — ведь Протасова человек известный. Если молчат — значит, их кто-то очень сильно «попросил» не раздувать сенсацию. Это ж каким влиянием надо обладать, чтобы перекрыть утечку информации?

Большие люди, ох, большие! А она теперь, получается, в одной команде с ними? Ну, почти в одной. Что-то страшновато…

 

В понедельник утром позвонил следователь, спросил, не может ли она подойти для беседы? Ника даже не напряглась — после встречи с Леди она впала в такую эйфорию, что хоть зубы лечи без наркоза. Спросила, где находится управление? Когда следователь объяснил, прикинула — вроде бы недалеко от офиса Леди.

— Я смогу не раньше трёх. А лучше — после четырёх.

А что, она свои права знает. Раз не прислали вовремя повестку — сами виноваты.

Следователь посопел в трубку.

— Ну, хорошо, давайте тогда сразу в четыре часа. Назовёте дежурному мою фамилию, вас пропустят.

Ника тут же перезвонила адвокату. Всё по инструкции Ускова.

— Я понял, — неразборчиво, сквозь уличный шум, отозвался Штейнберг. — Время ещё есть, я с вами свяжусь.

 

На этот раз они сидели не на диванчиках, а за большим столом для совещаний. Леди — в кресле, за своим «перпендикуляром», как его про себя окрестила Ника, а Ника — наискось, на стуле.

— Я тебя должна предупредить о нескольких принципиальных вещах, — начала Протасова. — Всё, о чём я тебе расскажу, должно остаться сугубо между нами.

Ника кивнула. Её распирало от чувства ответственности и причастности к чему-то необычайно важному. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило в её недавней, предыдущей жизни. Чего, если подумать, ей доводилось делать ответственного раньше? Ну, ставила когда-то больным капельницы… А так — за кого или за что она отвечала?

— Второе. В ходе выполнения задания ты можешь получить доступ к важной информации. Такой, которая способна нанести вред многим людям и существенно повлиять на их судьбу. Поэтому ты не должна этого ни с кем обсуждать, кроме как со мной. Ну, или с моими доверенными людьми. А если сболтнешь лишнего — пеняй на себя. Последствия будут на твоей совести. Понимаешь?

Ника кашлянула.

— Понимаю.

— Третье. Это рискованное задание. Риск, разумеется, ограничен, но форс-мажорные обстоятельства не исключены. Я не дам тебя в обиду. Но ты должна быть готова к ситуациям, когда предстоит действовать быстро, решительно, дерзко и с определенным риском э-э… для здоровья. Понятно?

Ника непроизвольно сделал глубокий вдох. Блин! Она что меня, в космос посылает?

— Понятно.

— И последнее. Пока последнее. Задание имеет очень важное значение. Если ты за него возьмёшься, а потом по каким-то причинам отступишься, то сильно меня подведёшь. Поэтому ты должна тщательно взвесить свои возможности. Обратной дороги не будет. В том смысле, что ты должна идти со мной до конца. Я беру ответственность за тебя, но у тебя будет свой личный участок ответственности. Понятно?

— Я понимаю. Только, что делать-то?

— Не торопись, сейчас узнаешь.

Леди нажала на кнопку селектора.

— Тамара, нам два кофе… Так вот, тебе предстоит работать сиделкой у одной женщины. Зовут её Клара. — Видимо, у Ники вытянулось лицо, потому что Леди тут же добавила: — Но сиделка это так, для простоты обозначения. На самом деле всё гораздо сложнее. Муж Клары — весьма важная персона, известный политик. Сейчас он не в первых рядах, но это видимость. Клара его моложе на двадцать с лишним лет. Когда-то она считалась одной из самых красивых девушек страны. Выиграла конкурс «Мисс Россия», участвовала во всемирном конкурсе. Правда, в призёры не попала. Какое-то время работала фотомоделью, вела ток-шоу на телевидении. Наш политик её тогда и приметил. Жена у него незадолго до этого погибла в автомобильной катастрофе, вот он на Кларе и женился.

А через несколько лет несчастье случилось уже с молодой женой. Сама история тёмная, но по полуофициальной версии Клара свалилась со второго этажа в доме политика. Вроде как пьяная была или обдолбаная, вот и спикировала.

— На землю?

— Да нет, она внутри дома была. Вроде бы нечаянно упала с лестницы. Угодила прямо на стеклянный столик, сломала ногу, да ещё позвоночник повредила. Сомнительная, разумеется, версия, но иной не располагаем.

С тех пор, объяснила далее Леди, Клара почти всё время проводит в доме политика в Ольгино. После падения сильно хромает, с позвоночником тоже не всё в порядке. Да ещё шрамы остались на лице от осколков стекла. Пластические хирурги, конечно, постарались, но для девушки с таким блестящим прошлым она выглядит не шибко. Вот и затворничает. По слухам, первое время после той истории она сильно пила. Снимала стресс, так сказать. Но позже с этим делом завязала.

За собой следит — ежедневный массаж у неё в обязательной программе, плюс физиотерапия. А ещё ей периодически надо ставить уколы: в рамках процедур и в зависимости от состояния. Из-за позвоночника её мучают хронические боли. Вот почему ей требуется что-то вроде сиделки широкого профиля — не только для процедур, но и каких-то женских разговоров по душам. Надо ведь иногда поплакаться в жилетку? Верно?

Леди замолчала, отхлебнула из чашечки кофе.

— У тебя почти оптимальный набор качеств, даже по возрасту и внешности. Кларе нравятся молодые женщины твоего типа: женственные, но спортивные и подтянутые, безо всяких там… выступающих излишеств. И покладистые. Потому что сама она особа нервная и не вполне адекватная. Большой покладистостью ты, судя по всему, не отличаешься, но это вопрос самоконтроля. Ради общего дела можно нрав и усмирить, верно?

Она хмыкнула и посмотрела на Нику.

И это всё? — чуть не вырвалось у той. Я должна проводить сутки напролет с больной и неуравновешенной женщиной? Да ещё подстраиваться под её капризы? Нет, это, разумеется, тоже непросто. А ради хороших денег можно и потерпеть. Но чего в этой работе уж такого важного и секретного? И причём тут разговоры об успехе? Или Леди считает, что моё призвание — находиться в приживалках у богатых дам? Тогда уж проще податься в любовники к миллионеру.

Ника еле сдерживала разочарование. Будь она года на три моложе, тут же высказала бы все свои сомнения. Однако накопленный опыт и ситуация заставляли держать язык за зубами и не поддаваться эмоциям.

— Я смотрю, тебе пока всё ясно?

— Да, — четко отреагировала Ника, старательно «поедая глазами» Протасову. — Мне пока всё понятно. А что, у этой женщины сейчас нет сиделки?

— Это, собственно, внешняя сторона, — продолжила Леди, словно не заметив вопроса. — Теперь переходим к главному. Здоровье Клары, как физическое, так и душевное, мне, строго говоря, до фени. За что боролась, на то и напоролась. — У Леди была своеобразная привычка вставлять в свою речь просторечные и даже матерные выражения. Ника обратила на это внимание ещё во время первой встречи у автозаправочной станции. — Хотя игнорировать этот фактор мы, разумеется, не должны. Более того — обязаны использовать. У Клары потеряна точка опоры, а в таком положении человек уязвим. Но главный твой объект, не Клара, а её муж. Его зовут Ефим Борисович Эйдус.

Леди говорила громко и отчётливо, но Нике показалось, что она ослышалась. Ника смотрела на Протасову, а та на неё. Нет, не может быть! Она что, смеётся??? Но лицо у Леди было очень серьёзным. И она явно ждала реакции Ники.

— Эйдус?

— Совершенно верно. Эй-дус. Что, знакомая фамилия?

Ника сглотнула слюну. Нет, она не ослышалась. Вот это сюрприз, ёжик в тумане!

— Да, знакомая.

Ещё бы ей не знать фамилию человека, из-за которого отец угодил в колонию строгого режима…

 

Это случилось десять лет назад, когда Нике только что исполнилось тринадцать. Вот и не верь после этого в приметы. Отца внезапно арестовали. Но Ника об этом не сразу узнала. Сначала в квартиру завалилась целая куча милиционеров и людей в гражданском. Спросили, где мать? Ника ответила, что на работе.

«Тебе сколько лет?» — поинтересовался один из гражданских.

«Тринадцать», — испугано ответила Ника. «Гражданский» поморщился и покосился на дородного мужчину в распахнутой дублёнке.

«Придётся немного подождать», — хмуро сказал тот.

«А-а…» — начал первый гражданский.

«Уже везут, — коротко пояснил мужчина в дублёнке. — Ты, девочка, ступай в свою комнату и сиди пока там».

«А кто вы?» — наконец осмелилась спросить Ника.

«Мы из милиции. Совершено особо опасное преступление. Но тебе потом всё объяснит мама».

Обыск начался минут через пятнадцать, когда привезли мать. Немного позже Ника узнала от неё, что арестован отец. Подробностей мать сама не знала — арестован и всё.

Подробности стали им известны из вечернего выпуска новостей. К тому времени обыск закончился безрезультатно, и следственная бригада уехала. Напоследок один из милиционеров негромко бросил матери: вашего мужа арестовали за покушение на убийство. Увидеться? Нет, сейчас никаких свиданий. Завтра обратитесь… — он назвал адрес. А пока ищите адвоката.

И где-то через час по телевизору сообщили о покушении на видного либерального политика, депутата Госдумы и лидера партии «Свободный выбор» Ефима Эйдуса. Сам Эйдус, как сказал корреспондент, чудом остался в живых, но смертельное ранение получил его телохранитель. Тогда Ника впервые обратила внимание на эту фамилию. Раньше где-то проходило по краю уха, но Ника толком и не представляла, что этот Эйдус из себя значит. Политик и политик — на фиг они все сдались?

Следствие тянулось около года. Отцу предъявили обвинение в покушении на жизнь государственного деятеля и что-то ещё, связанное с терроризмом. Всё выглядело неожиданным и очень странным. Вернее, чудовищно неожиданным и странным. Отец так толком ничего и не объяснил. Лишь сказал матери во время свидания: «Что случилось, то случилось. А подробностей вам лучше не знать. Прости, что я так вас подвёл».

Ника отца, после ареста, видела однажды — перед отправкой в колонию. На суд она не ходила — отец запретил. Да Ника и не особо рвалась — и без того хватало переживаний и нервотрёпки. В школе она больше года, пока после суда не схлынула шумиха, считалась главной знаменитостью. Учителя косились, особо любопытные одноклассники лезли с расспросами, другие школьники тыкали на переменах пальцами и шептались за спиной. А ещё журналюги, бл… смишная, как однажды в сердцах выразилась мать, периодически норовили взять интервью.

Как раз в этот период Нике пришло время получать паспорт. «Возьмёшь мою фамилию, — вздохнув, сказала мать. — От греха подальше».

Ника начала спорить. Ей казалось, что таким поступком она предаст отца. Но мать сказала, что отец согласен. И бабушка поддержала. Мол, в такой стране живём, что всего ожидать можно. В своё время тоже говорили, что сын за отца не отвечает. А потом…

В общем, Ника вместо Луниной стала Шагиной. И отца больше не видела — только письма писала. На свидания в колонию, которая находилась где-то на Крайнем Севере в поселке с лающим название Харп, отец запретил приезжать. Категорически. И ей, и матери. У матери к тому моменту диагностировали вторую стадию рака. Надеялись, что удастся вылечиться, хотя бы — остановить развитие болезни. Отец просил мать: забудьте обо мне, плюньте, главное — выкарабкайся сама, без тебя Ника пропадёт. Но матери становилось хуже и хуже. И арест отца, конечно же, сыграл в этом свою роковую роль. А в судьбе отца свою зловещую роль сыграл человек по имени Ефим Эйдус. Как же ей не знать такую фамилию?…

...