В четверг утром я встал очень рано и пошёл будить маму, потому что я не хотел опоздать в школу.
– Да ведь сейчас только шесть, Николя, а в школу тебе к девяти! – сказала мама. – Иди ложись.
Мне не хотелось снова идти в постель, но папа высунул голову из-под одеяла, и я пошёл ложиться, чтобы не было историй.
Когда я зашёл к ним в третий раз, папа и мама встали, а потом я умылся, оделся, и мама сказала, чтобы я позавтракал, но мне не хотелось есть, и всё-таки я поел, потому что мама сказала, что если я не выпью кофе и не съем бутерброд, то не поеду на пикник.
Потом папа и мама сказали, чтобы я вёл себя хорошо, слушался учительницу. Я взял парусный кораблик, тот, что уже без парусов, красно-синий мяч, свою старую ракетку, папа не разрешил брать вагоны от электрического поезда, и я пошёл в школу.
заплакал. – А сейчас-то в чём дело? Почему ты опять ревёшь? – спросила мама, и я ей объяснил, что это из-за того, что она кричала на папу. Мама подняла руки и глаза вверх и ушла заниматься своими делами.
ребёнка козла отпущения! Тогда я снова заплакал. – А сейчас-то в чём дело? Почему ты опять ревёшь? – спросила мама, и я ей объяснил, что это из-за того, что она кричала на папу. Мама подняла руки и глаза вверх и ушла заниматься своими делами.
Ты невыносимый лицемер! – закричала мама. – И я не позволю делать из нашего ребёнка козла отпущения! Тогда я снова заплакал. – А сейчас-то в чём дело? Почему ты опять ревёшь? – спросила мама, и я ей объяснил, что это из-за того, что она кричала на папу. Мама подняла руки и глаза вверх и ушла заниматься своими делами.
невыносимый лицемер! – закричала мама. – И я не позволю делать из нашего ребёнка козла отпущения! Тогда я снова заплакал. – А сейчас-то в чём дело? Почему ты опять ревёшь? – спросила мама, и я ей объяснил, что это из-за того, что она кричала на папу. Мама подняла руки и глаза вверх и ушла заниматься своими делами.
сказала мама. – Я буду кричать на ребёнка, если он не перестанет реветь, как стадо бешеных бегемотов! – сказал папа, и от бегемотов мне стало смешно. – Не стоит срываться на ребёнке
что ещё за хлам?! – закричал папа. – Не думаешь же ты, что мы возьмём с собой этого плюшевого медведя, эти машинки, эти футбольные мячи и этот конструктор? Тогда я заплакал, и у папы глаза стали красными, и он сказал: – Николя, ты прекрасно знаешь, что я этого не люблю. Сделай одолжение, прекрати эту комедию, или ты не поедешь на отдых. И я стал плакать ещё сильнее, потому что это нечестно, ну правда! – Я думаю
вагоне-ресторане. Папа говорит, что там всегда подают одно и то же – говяжий лангет с печёной картошкой, поэтому мы туда не ходим и берём с собой яйца и бананы. Это вкусно, и со шкурками можно что-то придумать, хотя из-за них в купе вечно всякие истории.
Папа спустился в подвал за коричневым чемоданом, который плохо закрывается, за большим синим и за маленьким от тёти Эльвиры, а я поднялся к себе в комнату за своими вещами, которые мне будут нужны на отдыхе. Мне пришлось ходить три раза, потому что в стенном шкафу, в комоде и под кроватью куча вещей. Я всё стащил в гостиную и стал ждать папу. Из подвала доносился грохот, а потом папа пришёл с чемоданами, весь чёрный и недовольный. – Ну почему, спрашивается, чемоданы, которые нам нужны в дорогу, всегда завалены каким-то барахлом? Почему весь подвал засыпан углем? И почему разбита лампочка? – спросил папа и пошёл умываться. Когда папа вернулся и увидел кучу вещей, которые я принёс, он очень рассердился. – Это что ещё за хлам?! – закричал папа. – Не думаешь же ты, что мы возьмём с собой этого плюшевого медведя, эти машинки, эти футбольные мячи и этот конструктор? Тогда я заплакал, и у папы глаза стали красными, и он сказал: – Николя, ты прекрасно знаешь, что я этого не люблю. Сделай одолжение, прекрати эту комедию, или ты не поедешь на отдых. И я стал плакать ещё сильнее, потому что это нечестно, ну правда! – Я думаю, не стоит кричать на ребёнка! – сказала мама. – Я буду кричать на ребёнка, если он не перестанет реветь, как стадо бешеных бегемотов! – сказал папа, и от бегемотов мне стало смешно. – Не
