Сергей Гейченко

Два рассказа и одна повесть

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Иллюстратор Максим Геннадиевич Маркевич

Дизайнер обложки Даниил Николаевич Григорьев

© Сергей Гейченко, 2017

© Максим Геннадиевич Маркевич, иллюстрации, 2017

© Даниил Николаевич Григорьев, дизайн обложки, 2017

Все три вещи в этом сборнике объединены темой «оглашенных» и скрытого «оглашения» — приготовления человека к крещению (здесь трудно не вспомнить одноимённую книгу А. Г. Битова, но прямые аналогии были бы опасны). Или просто прихода его к вере. Но прихотливый, немного «косолапый» язык прозы С. А. Гейченко не даёт заскучать от морализаторства, зачастую читатель даже не догадывается, что его воспитывают, а просто крадётся по тексту, будто по пространству философской галлюцинации.

18+

ISBN 978-5-4485-9793-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Два рассказа и одна повесть
2. Негры
3. Мария
4. Пётр Сергеевич
   1. Предуведомление
   2. XXXII
   3. I
   4. XL
   5. II
   6. XXXIII
   7. III
   8. IV
   9. V
   10. VI
   11. VII
   12. VIII
   13. IX
   14. X
   15. XI
   16. XI
   17. XII
   18. XIII
   19. XIV
   20. XXXVI
   21. XV
   22. XVI
   23. XVII
   24. XVIII
   25. XXX
   26. XIX
   27. XX
   28. XXI
   29. XXII
   30. XXIII
   31. XXVII
   32. XXVIII
   33. XXIX
   34. XXXIV
   35. XXXI
   36. XXXVII
   37. XXXVIII
   38. XLI
   39. XLII
   40. XLIII
   41. XLVI
   42. XLVII
   43. XLVIII
   44. XLIX
   45. XXXV
   46. XLIV
   47. XLV
   48. XXXIX
   49. XXIV
   50. XXVI
   51. XXV

Негры

В нашем Марьине появилось много негров. Они стоят на углах, предлагая прохожим прямоугольные куски бумаги. Одеты негры по-европейски, и вид у них был бы совершенно джазовым, если бы не сквозняки. Ветер обдувает их до угольного цвета, до потери блеска, до скругления выступов. Они кутаются в капюшоны, сутулятся и угрюмеют, умножая в глазах тоску. На многие сотни метров их взгляды расходятся по бульвару, не натыкаясь ни на сочувствие, ни на прохожих. Ударила октябрьская прохлада — и негры начали чувствовать, что на них слишком благожелательно смотрят.

Вадос Ведрой был свой в этих пространствах. Он хорошо понимал, каким образом самые могучие здешние деревья были в пять раз ниже домов. Ему было понятно, почему ничто, абсолютно ничто ни над чем здесь не нависало, не могло, не могло нависнуть. Величественность, стеклянность потоков пустого пространства не смущала и не сносила Ведроя.