Выходит, они проповедуют одно, а делают совсем другое, эти святые отцы? И если бы мне кто-то сказал в те дни, что этот клирик-истязатель когда-нибудь заделается архиепископом Кентерберийским, я бы ни за что не поверил. Думаю, именно из-за всего этого у меня появились большие сомнения в том, что касалось религии и даже Бога. Если этот человек, говорил я себе, был одним из лучших торговых агентов Бога на земле, значит, с этим бизнесом что-то совсем-совсем не то.
Я летал в Западной пустыне Ливии, в Греции, Палестине, Сирии, Ираке и Египте. Я сбивал немецкие самолёты, и меня тоже сбивали, и я падал, охваченный пламенем, и выползал из горящего самолёта, и меня спасали наши храбрые солдаты, которые по-пластунски ползли ко мне по песку. Я провёл полгода в госпитале в Александрии, а когда вышел, снова начал летать.
Мне было двадцать лет. Я поеду в Восточную Африку, я буду каждый день бродить там в шортах цвета хаки и в тропическом шлеме-топи. Я был в экстазе! Я бросился домой и всё рассказал маме.
Он делает это, чтобы придать себе веры, надежды и храбрости. Только круглый дурак становится писателем. Его единственная награда за этот выбор — абсолютная свобода. Над ним нет начальства, кроме собственной души, потому-то, я уверен, он и выбирает писательство.
сравнении с такой жизнью жизнь писателя — абсолютный ад. Писатель сам заставляет себя трудиться. Он сам назначает себе часы работы, и, если он вообще не подойдёт к письменному столу, некому будет его распекать и стыдить. Если он пишет художественную прозу, то мир его полон страха. Каждый новый день требует новых идей, а писатель никогда не знает наверняка, придёт ему что-то в голову или нет.
