Оглавление

— 1 —

Было светло как днем. Мягкий и нежный свет проникал из не зашторенного окна, вызывая тревогу и умиротворение одновременно. Сознание осмыслило два вопроса: «Что случилось?» и «Где я?». Оно включалось и выключалось самостоятельно, очевидно, реагируя на лунный свет. При очередном включении сознания на фоне освещенной луной стены взгляд уловил силуэт старухи в белом одеянии с седыми распущенными волосами. «Смерть! Но почему без косы?» Не то чтобы я испугалась, но она продолжала сидеть, и смотреть, и… ждать! Это было жутко! «Чего же она ждет? Или — кого? Меня!» Только успела подумать и… отключилась.

Так старуха мучала меня несколько ночей подряд, пока было полнолуние. Сидит и смотрит… Я успела в короткие перерывы между забытьем и сознанием хорошо разглядеть ее. В белой больничной рубахе, с распущенными по плечам седыми волосами. «Это же не Смерть!» — догадалась я. Правильные и выразительные черты лица выдавали человека с прямым и властным характером, умеющего постоять за себя и прошедшего большую школу жизни. На вид ей было лет восемьдесят, но это была женщина красиво стареющая. Правая нога загипсована до самого паха, но она каким-то образом умудрялась на ней ходить между кроватями, материться и стучать металлической ложкой по спинке кровати так, что у меня в голове это все отзывалось троекратным эхо, я теряла сознание…

Диск Луны незаметно для глаза стал уменьшаться — полнолуние закончилось. Я начала потихоньку приходить в себя. Старуха оказалась обыкновенной пациенткой со сломанной ногой в бедре. Но такой сварливой, что ее положили в палату ко мне, где была звукоизоляция. Травматология переполнена, как обычно зимой, а в коридоре она всех так достала, что ее сунули ко мне, очевидно, не надеялись, что я выживу…

— Я боялась тебя, — призналась старуха. — Ты все звала какого-то Георгия.

— А чего меня бояться? — спросила я. — Что, я такая страшная? — и сама испугалась своего шепота.

— Думала, что ты помрешь, а я жуть как боюсь покойников. Кто такой Георгий?

Но я не смогла вспомнить, кто такой Георгий и как меня зовут — тоже… Смешно получилось: я боялась ее по ночам, а она — меня. Со мной действительно было страшно находиться рядом: вся в бинтах, с обеими сломанными ногами и ребрами, перевязанной головой да еще без памяти… Бедная старуха — натерпелась… В палату никто не заходил, разве что медсестра ставила обезболивающие уколы и по утрам — обход лечащего врача. Я постоянно стонала и просила пить. Вот потому она и пыталась достучаться ложкой. Она терпеливо ухаживала за мной, насколько позволяли ее возможности. Давала пить и пыталась покормить больничной едой. Но я не могла есть, рот не открывался (видимо, задета челюсть), да и голода я не ощущала…

— Поешь, милая, хоть ложечку проглоти, а то ослабеешь совсем, — уговаривала она.

Я не помню, как старуха исчезла. Очевидно, забрал сын, которым она пугала всех, что он-де им всем «покажет», когда приедет за ней. После я увидела простенькое колечко на своем пальце с надписью «Спаси и сохрани». Это было старухино колечко. Я видела его у нее на безымянном пальце. Уходя, она надела его на мой палец, не тревожа…

Постепенно я стала приходить в себя. Пыталась заглянуть в память, но кроме старухи и ее кольца — ничего, как будто стер кто-то все, крутится в голове один и тот же вопрос: «А вдруг это навсегда?» Тогда — лучше не жить! Приходил психолог. Больше говорил он, а я слушала и поняла, что восстановление памяти очень длительный процесс и не до конца изучен учеными. Что включает в мозгу память? Ответ не найден…

Прошел ровно месяц, потому что проснулась от яркого света полной луны, как будто кто-то легонько дотронулся и… разбудил… Мысли путаются, но спешат к какому-то логическому построению. Вдруг вспоминаю слова мамы: «Тебя назвали именем бабушки, ее звали Любава Платоновна» — значит, я знаю свое имя! И тут пошло… Самолет… Южно-Сахалинск… встреча с мужем Георгием… гостиница… еще много чего и очень быстро… Муж мой, Георгий, проходил армейскую службу после окончания института — какого? Не помню… Я приехала к нему как бы «на побывку» в Южно-Сахалинск — откуда? Не помню… Георгию дали увольнительную на четверо суток. Мы поселились в ближайшей гостинице недалеко от вокзала. Нашу встречу я вспомнила до мельчайших подробностей.

Радость… поцелуи… страсть зашкаливала. Не было в моей теперешней отключенной памяти никаких сравнений с прошлым… Георгий был ласковым, нежным, страстным и таким любимым! А у меня — все как в первый раз! Мы пошли погулять после трехдневного пребывания в постели. Нанежившиеся и счастливые от нашей встречи!.. Осень… листья на земле… прохладно… я одета в светло-голубой плащ, который промок на плечах от высокой сахалинской влажности…

— А могли бы тебе дать отпуск? — спросила я.

— У нас еще никто не отлучался ни в отпуск, ни в увольнение, очень жесткие требования, — ответил муж. — Но в случае серьезной болезни или смерти кого-то из близких отпуск дают, — добавил он.

— Как это происходит? — меня раздирало любопытство.

— Приходит телеграмма, но она должна быть заверена врачом.

— Хорошо, жди такую телеграмму в Новый год! — не задумываясь ответила я и была в этот момент уверена, что пришлю ему телеграмму, заверенную врачом. Расставание… мои слезы… родное лицо Георгия, освещенное полной луной, бледное и печальное… Часы на вокзале показывали полночь!.. Предчувствие чего-то непоправимого… чего? …и я заснула… Утром я еще раз прокрутила все события в памяти и поняла, что помню все и это — мой багаж и моя надежда на восстановление…

— 2 —

Георгий с нетерпением ждал прихода Нового года. Он надеялся на какое-то чудо, которое поможет ему хоть на недельку оказаться в родном городе, где родился. Тоска по дому не отпускала, хотя он прослужил уже семь месяцев на Сахалине, пора бы уже привыкнуть к солдатской жизни, но встреча с женой осенью не давала покоя, мысли все время возвращались к их последнему разговору, когда Любава сказала о телеграмме. Но в последнем письме она даже намека не подала на встречу…

Молодые солдаты тщательно готовились к Новому году. Ждали и писали письма, подписывали красочные открытки, кто не успел поздравить заранее — поздравляли сразу и со старым Новым годом! Припасали по тумбочкам что-нибудь вкусненькое, если удавалось приобрести в магазине части. Рассказывали друг другу о вечеринках и девчонках, с которыми вели переписку и с которыми не вели, но… переспали, здесь их все равно никто не знал, так что можно поболтать, даже приврать или, мягко сказать, «приукрасить» и «приумножить» действо. Георгий был, по их понятиям — старик, потому что службу нес после окончания института рядовым, так как в институте не было военной кафедры.

В новогоднюю ночь Георгий нес караул. Два часа спишь, два часа бодришь, потом — отдых… и все сначала. В первых караулах было жутковато: казалось, один среди ночи и кругом ни зги. Темень. Но сегодня полнолуние, и все вокруг такое волшебное! Выпал небольшой снежок и искрился при лунном свете, будто он посыпан мелкими бриллиантовыми крошками. Завораживающе красиво! На фоне этого новогоднего великолепия Георгия вдруг охватило чувство щемящего беспокойства. Чувство не отпускало, а становилось все сильнее вплоть до внутренней паники! Что это? Наваждение? Или предчувствие чего-то? «Да, ладно… — подумал он. — Наверно, просто Новый год!» — и сам себя поздравил.

На вечернее построение пришел сам командир части. Ни разу не приходил, а тут появился какой-то сосредоточенный, как будто что-то произошло. Ротный отрапортовал, что положено по уставу. Командир поздравил всех с Новым годом, пожелал всего всем и сразу, а потом, сделав паузу, сказал:

— В часть поступила телеграмма. Командир прочтет вам ее. Крепись, солдат. Сочувствую. Необходимые распоряжения я уже дал. Вольно, — и ушел.

Радость распирала Георгия! Любимая сдержала обещанное (связи у нее были) — пришла в часть телеграмма, заверенная врачом. Могут дать отпуск, хотя бы на короткое время. Но он старался сдерживаться. Пока ему это удавалось, но могли выдать его комсомольские глаза, не умеющие лгать.

«А вдруг телеграмма не мне?» — подумал Георгий.

Паническое чувство все нарастало… Всех отпустили, а его оставили.

«Значит, мне!» — радостно подумал он.

Приказом командира части Георгию предоставили отпуск на десять дней для поездки домой в связи с тяжелым состоянием жены. Когда поезд делал остановки на станциях, то это забирало время, и Георгию казалось, что оно останавливается вместе с поездом, который должен лететь на крыльях!

Заснеженный вокзал родного города встретил хмуро и безлюдно. Было раннее утро четвертого дня нового года. В зале ожидания несколько мужчин опохмелялись любимым жигулевским пивом и были уже навеселе, видимо, еще не отошли после встречи Нового года. На улице минус тридцать, а здесь тепло и можно скоротать время до прихода первого автобуса в город. На автобусной остановке тоже мало народу. Мороз крепчал. Георгию повезло, подъехало такси.

— Садись, солдат, если тебе в центр, довезу, а то околеешь в сапогах-то! — крикнул таксист.

«У меня не хватит денег заплатить», — хотел отказаться Георгий, но соблазн одержал верх, и он сноровисто юркнул на свободное место рядом с водителем. Таксист довез его почти до дома, про деньги даже не намекнул, как будто каждый день развозил солдат по домам. Только спросил:

— Где служишь? Надолго ли домой? По какой причине отпуск?

— Все хорошо у меня! Спасибо! — крикнул на прощание Георгий и бегом побежал на четвертый этаж. Навстречу ему сверху спускалась по лестнице соседка, пенсионерка Раиса — то ли Аполлоновна, то ли Илларионовна, Георгий все никак не мог запомнить ее отчество, да и сейчас это было неважно.

— Здравствуйте! — так громко поздоровался он, что старушка выронила мусорное ведро на лестничной площадке. В солдатской форме она его не узнала. Да и жили-то рядом как соседи — всего месяц до его призыва в армию. Квартиру Георгий получил от завода, по направлению в институт поступал — тоже от завода и работать пришел опять же на завод. Соседка до пенсии долгое время работала на этом же заводе. Дом заводской, и в каждой квартире кто-то из семьи был связан с родным заводом.

Сколько он звонил и стучал в дверь — показалось вечностью! Неужели ее нет дома? Разочарованный он быстро сбежал по лестнице, выскочил из подъезда, минуту подумал: «Что теперь?»

«Ведь Любава не знает, что я приехал?» Конечно, она у его родителей, как он сразу об этом не подумал, успокоил он себя. Быстрым солдатским шагом пошел на ту улицу, где был родительский дом. Родители жили в частном доме на улице Коммунистической. Уличный свет уже погасили. Зимой в Сибири светает поздно. Примерно был десятый час. Порошило. Когда Георгий толкнул незапертую калитку, то увидел отца, подметающего двор. Увидев сына, отец как-то тяжело сел на крыльцо и заплакал. Таким подавленным Георгий его никогда не видел. Плечи опустились, губы вздрагивали — это были не слезы радости, а скорее — отчаяния…

Только сейчас Георгий почувствовал что-то неладное. Неужели телеграмма — настоящая?.. И понял все…

Отец Георгия, Петр Иванович, всю свою жизнь работал водителем. Родился он в большой шахтерской семье, но его с детства тянуло к машинам. Еще подростком он подружился с соседом-шофером, тот научил водить грузовик. На нем сосед развозил почту. Пригодилось умение на фронте. Он подвозил снаряды к артиллерийским расчетам. Имел боевые награды. Был ранен, но не серьезно. Наверно, молитвы матери помогали и хранили. Мать была верующим человеком и, стоя на коленях часами, молилась за своих пятерых сыновей, воевавших на разных фронтах. Живыми вернулись все, ранение получил только Петр. После ранения он лежал в госпитале, а потом — домой в отпуск. В поезде он встретил свою Катю. Катя оканчивала техникум в Иркутске и ехала на сессию. Так и поженились за этот короткий отпуск в самом конце войны. А после войны родился Георгий.

— Прости, сынок, не уберегли мы с матерью твою Любушку. Нашли на дороге всю покалеченную! Выживет ли? — выпалил все сразу отец с присущей ему прямолинейностью, а сам подумал: «Уж лучше смерть, чем жить калекой!» Но сыну ничего не сказал, тому и так нелегко. Только добавил:

— Бог даст, выживет. Она лежит в реанимации в Центральной больнице. У Любушки была с собой сумочка и паспорт, а нам сообщила ваша соседка.

«Так вот почему она выронила ведро, увидев меня. Не знала, как сказать, ведь я был такой счастливый! Я же думал совсем о другой встрече. Она бы не смогла найти слова, чтобы меня утешить…» Георгия обожгло с головы до ног, он едва устоял…

Не заходя в дом, бросил рюкзак, который дал в дорогу ротный, и побежал на остановку трамвая. Кирзовые сапоги скользили по тротуару, как коньки. Упал несколько раз, в кровь разбил колено, но не замечал боли и вообще не помнил, как очутился в вестибюле больницы.

В реанимационное отделение его, конечно, не пустили. Он долго упрашивал дежурного врача, но тот оставался, как казалось Георгию, безучастным, бездушным, и хотелось залепить ему по физиономии, но сдерживала форма солдата. Хирурги-ординаторы были на совещании у главврача, как и положено по больничному распорядку после утреннего обхода. Дождался хирурга, это был заведующий отделением травматологии, кандидат медицинских наук, так гласила табличка на входной двери в его кабинет. Небольшого роста, в очках, на вид лет сорока, надвинутая на лоб белая шапочка делала его похожим на Айболита. Приветливый интеллигент.

— У вашей жены серьезнейшая травма головы с потерей памяти, перелом обеих ног в области бедер и голени, нескольких ребер, множественные… — только начал он перечислять… Георгию стало плохо, и пришлось приводить его в чувства.

— Какой прогноз? — спросил Георгий, стыдясь своей слабости…

— Пока трудно сказать, кости срастутся, травмы залечатся, но остается серьезная проблема с памятью, здесь, как говорят, одному Богу известно, что ее может включить и восстановить. Будем делать все от врачей зависящее, чтобы улучшить состояние, но сами понимаете, какой это нелегкий и долгий путь, иногда это на годы или… навсегда. Сейчас она не помнит ни-че-го из прошлого и никого не узнает, даже близких ей людей. Вас она все равно сейчас не узнает, ей прописаны соответствующие лекарства. Да и надо ли вам видеть все это?

Это он намекнул на слабые нервы, боясь, что Георгию опять станет плохо.

— Да и в реанимационное отделение вход только для медперсонала. Ждите, когда станет лучше и вашу жену переведут в другую палату.

— Значит, кома? — напрямую спросил Георгий, видя, как врач подбирает тщательно слова, чтобы его не травмировать.

— Про кому я вам ничего не говорил, но пока без сознания, — сказал коротко и резко. — До свидания.

«Не такой уж он белый и пушистый, как показался на первый взгляд. Значит, свое дело — знает. Заведующий отделением здесь — как командир, уговаривать — бесполезно», — подытожил Георгий…

Пришлось сдать позиции и вернуться домой. «Надо найти другие пути», — задумал Георгий. На следующий день он решил снова попытать счастья увидеть жену. В гражданскую одежду переодеваться не стал специально, а вдруг проснется жалость к солдату у кого-то из медперсонала и он увидит свою любимую. Трамвай только что ушел, и Георгий стал ловить такси. В тот момент, когда такси остановилось, откуда ни возьмись девушка запрыгнула в машину и улыбаясь спросила:

— Вам куда?

— Мне до Центральной больницы.

— Садитесь быстрей, я опаздываю, нам по пути.

В такси ехали молча, но, выйдя из машины, Георгий понял, что девушка тоже идет в направлении больницы, тогда он быстро догнал ее и решил заговорить.

— Вы здесь работаете?

— Да, в травме медсестрой, — ответила девушка.

— Тогда, можно я вас провожу до места работы?

— У вас кто-то там лежит? — спросила она. По опыту Ольга знала, что многие стремятся познакомиться с медсестрами из травмы, так, на всякий случай, а вдруг что-нибудь передать, особенно у кого неходячие. Ольга была операционной медсестрой, и редко приходилось иметь дело с посетителями, разве что когда заменяла в ночных дежурствах медсестер в палатах. Ночью посетителей нет. Но парень такой видный! А вдруг ею заинтересовался? Сердечко екнуло…

— Как вы догадались? — удивился Георгий.

— Да, уж… знаю, — без настроения ответила Ольга.

— Жена с тяжелой травмой, зовут Любава, поступила в Новый год, может, знаете? — с надеждой в голосе спросил он.

— Да, знаю, меня зовут Ольга, обращайтесь, а сейчас я тороплюсь, — и быстро ушла вверх по лестнице на второй этаж, где находилась операционная, и туда не пускали. Георгий остался в вестибюле, подошел к окошку регистрации, здесь все узнавали о состоянии больных. Спросил и он. Ответ не удивил: стабильно тяжелое.

На следующий день Георгий с раннего утра стоял на остановке и ждал Ольгу. Увидев его издалека, она подошла к нему сама и спросила:

— Ловишь такси? — как будто они знали друг друга с детства.

— Да, конечно. Но вы, Оля, ничего мне вчера не рассказали. Мне через три дня надо уезжать, а я жену еще не видел, ваш Айболит не пустил.

— Откуда вы знаете, что за глаза его все зовут Айболитом? Даже главврач.

— Да просто он очень похож. Меня, кстати, зовут Георгий.

Ольга рассказала Георгию все, что знала про случившееся с женой. Что она поступила в девять утра Нового года в сильном шоковом состоянии, из которого ее долго выводили. Потом оперировали. Собрали по косточкам. Она присутствовала при операции.

Новый год медперсонал старался встретить в домашней обстановке. Особенно те, у которых маленькие или подростковые дети. Ольга была незамужняя и не успела родить ребенка. Поэтому в эту ночь была на дежурстве.

— Приходил следователь, задавал вопросы, но никто толком ничего не мог объяснить, а жена ваша тем более.

Ольга не знала, чем еще могла помочь этому красивому, статному парню, о каком мечтала давно. А тут вот он — рядом, нуждается в ее помощи!

— Приходи завтра в шесть вечера, что-нибудь придумаю.

Так, с помощью Ольги он уви