Он начинал с ног, знаете, как гончары, и зарождающаяся скульптура росла вверх, словно растение. Это было удивительно. Она дорастала до определенной точки, и он останавливался и смотрел на нее. Потом делал следующую скульптуру, но всегда чуть другую. Ему были нужны «состояния», как он говорил. Но это не то же самое, что «настроения». Просто два-три варианта одного и того же замысла, с какими-то отличиями. У него скульптура никогда не была уникальной, она всегда окружалась несколькими «состояниями». Это не значит, что он всегда сохранял эти «состояния». Нет, многие из них Майоль уничтожал. Но ему нужно было множить свою мысль. Никто так не делал. Никто
Все скульпторы, которых я знаю, покупают арматуру. Но не Майоль! Он — нет! Он в пять утра идет на берег моря и смотрит, что принес прибой. Иногда море выбрасывает чудные вещи, иногда — совсем ничего. На берегу остаются ржавые железяки, ни на что не годные. Он благоговейно собирал этот хлам и мастерил из него свою арматуру. Она красивая, когда на нее смотришь, но опасная.
«Когда я вижу девушку, я вижу под платьем мрамор».
Аристид всегда был человеком робким: он устроился в уголке и целый час слушал рассказ Клемансо о Бланки, о жизни и свершениях которого Майоль не знал ровным счетом ничего. Наконец Клемансо поворачивается к нему и спрашивает: «А вы, господин скульптор, каким вы видите этот памятник?» — «О, я, господин президент, вижу очаровательную женскую попку!» И он получил заказ
Художников в начале карьеры обычно содержат жены.
Для Пьера Жаме я действительно была моделью. Все сто́ящие фотографии моей молодости сделал он — я запечатлена в палатке, путешествуя автостопом, на пляже, в ванне, одетой и обнаженной, одна или с приятелями. Пьер был человеком очень талантливым.
Походы, турбазы, автостоп, жизнь на воздухе, летние лагеря, дружеские отношения, завязывавшиеся то там, то здесь
Мы вместе исходили массу дорог, спали в палатках и участвовали во множестве мероприятий под открытым небом, что нас тогда увлекало
в те времена вся думающая Россия была за решеткой
верю: искусство принадлежит всем, так что нужно просто сделать его открытым, доступным всем.
