Но по мере освоения психоанализа, то есть с развитием независимости и продуктивности, его невротические симптомы исчезнут сами собой. В конце концов, все формы неврозов являются признаками не удачи в решении проблем адекватного существо вания.
свободный человек обязан давать объяснения только самому себе – своему уму и сознанию – и тем немногим, у кого действительно есть право требовать у него объяснений.
Основной критерий прихоти заключается в ответе на вопрос «Почему бы и нет?», а не на вопрос «Зачем?». Я уверен, что любой, кто тщательно наблюдает за поведением людей, убедится, как неожиданно часто они, отвечая на вопрос, сделали бы они то или другое, начинают с фразы «А почему бы и нет?». Это «А почему бы и нет?» подразумевает, что люди поступают определенным образом лишь потому, что не находят причин так не делать, а не потому, что находят причины делать именно это; это значит, что перед нами прихоть, а не проявление воли. Выполнение прихоти – это, в сущности, результат глубокой внутренней пассивности, смешанной с желанием избежать скуки. Желание основано на активности, прихоть – на пассивности.
Прихоть – это любое спонтанно возникающее желание без какой-либо структурной связи с личностью в целом и ее целями (для маленьких детей это вполне нормально). Само по себе желание – даже самое иррациональное и мимолетное – сегодня требует своего исполнения; пренебрежение им или даже попытка отложить исполнение расцениваются как нарушение личной свободы.
После двух тысяч лет религиозных осуждений сексуальные желания и их удовлетворение перестали считаться греховными, и соответственно уменьшились постоянное чувство вины и готовность искупить эту вину новым приступом покорности. Но даже принимая во внимание историческое значение «сексуальной революции», не следует игнорировать ее некоторые другие, менее благоприятные «побочные эффекты». Дело в том, что она попыталась установить свободу прихоти вместо свободы воли.
В первом случае я говорю: «Я счастлив, если получаю все удовольствия, которые хочу»; во втором: «Я счастлив, если получаю то, что должен хотеть, чтобы достигнуть оптимальной самореализации».
Поэтому потребность разрушать или потребность принимать наркотики обычно не рассматриваются как потребности, легитимность которых вытекает из того факта, что их удовлетворение может приносить удовольствие
