– Ты испорченный, порочный, упрямый тип, разрушитель и губитель по природе своей! – забыв о свойственной ему британской вежливости, воскликнул Дэвид, и слова его прозвучали как проклятие. – Ты все равно поступишь по-своему
– Ангельское дитя, – прошептал я, непроизвольно потрепав его по волосам. Жест, надо признать, весьма дерзкий, если не сказать наглый с моей стороны. Однако Арман, похоже, ничуть не обиделся.
Знаете, у меня есть собственное мнение относительно плача. Мне кажется, некоторым людям стоит научиться этому трюку. Но уж если вы умеете плакать по-настоящему, то с этим умением не может сравниться ничто. Мне жаль тех, кто до сих пор не освоил эту нехитрую премудрость. Она сродни свисту или пению.
Я перевернулся, уткнулся лицом в согнутую руку и заплакал как ребенок. Я умирал от изнеможения, чувствовал себя беспомощным и несчастным и единственное, в чем находил удовольствие, это в плаче.
Теперь возле пруда стоял обыкновенный человек, обнаженный, светловолосый, светлоглазый, — мужчина, каких можно было встретить повсюду, разве что более совершенный и одаренный половыми органами внушительных, хотя и не роскошных размеров.
— Много ли нас сейчас на земле — вампиров? Я не беру в расчет других бессмертных, всяких чудовищ, злых духов и тому подобных существ вроде тебя. Речь исключительно о вампирах. Их, пожалуй, и сотни не наберется. И ни один из них не сравнится со мной, Лестатом!