Напряжение, тревога, боль являются воплощением нашей жизненности: переживая тревогу и боль, но не цепенея в напряжении, а находя возможности его проявления, мы погружаемся в самую пучину жизни, в её максимальную плотность и сосредоточенность; избегая переживания, мы тем самым приостанавливаем течение жизни, теряем свою жизненность, становимся менее живыми, отделёнными от себя-и-мира, и ввергаем себя в страдание.
А вместе с этим создаём предпосылки для внутреннего разделения: ту «часть» себя, которая нас тревожит и требует внимания, мы отделяем от себя, стараясь изолировать, не замечать, убрать. При этом мы изолируем часть себя из своего осознавания. Эта «часть»[18] уже как бы не наша (не я сам), мы «её» (себя) отвергли, мы не хотим «её» знать и видеть.
Так мы теряем связь с собой и уходим из того места, где есть болеющий я, запираем тёмные комнаты своей души, становясь тюремщиками самих себя. Однако отчуждаясь от своего состояния (теряя чувствительность к самим себе), мы тем самым не устраняем причины нашего состояния, но напротив — усугубляем их.