А тебе не приходила в голову мысль, — спросил Крэнли, — что Иисус не был тем, за кого он себя выдавал?
— Первый, кому эта мысль пришла в голову, — ответил Стивен, — был сам Иисус.
Усердие без разума подобно кораблю без руля.
Он подумал, а вдруг он умрет. В солнечный день все равно же умирают.
— Искусство, — сказал Стивен, — это организация человеком вещей чувственных или интеллигибельных с эстетической целью.
Молчание, изгнание и хитроумие — эту трехчленную формулу высказывает (по латыни — Fuge, late, tace) Люсьен де Рюбампре в «Блеске и нищете куртизанок». Не без основания ее признают жизненным девизом и самого Джойса. Чего он не знал, вероятно, у нее — весьма древняя история с корнями в раннехристианском монашестве: по одному из кратких рассказов (апофтегм) об отцах-пустынниках, авва Арсений услыхал глас, говорящий ему: убегай, скрывайся, храни безмолвие. От глагола hesychadzei в греческом тексте этой апофтегмы идет нить к понятию исихии (священнобезмолвия) и термину «исихазм», так что в данном пункте у Стивена и Джойса есть перекличка с исихастской духовностью.
Мать укладывает мои новые вещи, что куплены у старьевщика. По ее словам, она сейчас молится за то, чтобы вдали от дома и от друзей я бы сам познал, что такое сердце и как оно чувствует. Аминь! Да будет так. Приветствую тебя, жизнь! Я ухожу, чтобы в миллионный раз испытать встречу с неподдельной реальностью и выковать в кузне моей души несотворенное сознание моего народа.
Но посреди этого я некстати вдруг делаю резкий жест, какой-то бунтарский. Со стороны выглядело, наверно, как некий малый горсть гороха швыряет в небо. Кругом начинают глазеть на нас. Тогда она немедля мне пожимает руку и выражает надежду, уходя, что мне удастся осуществить свои планы.
Такой образ мыслей, сказал бы Лепид, поистине вырастает из вашей грязи под действием вашего солнца.
А мой? Разве не таков же?
А меня ты лучше спроси, позволил ли бы я другим себя ограбить? А если ограбят, то стал бы я, как принято выражаться, предавать их карающей деснице правосудия?
— Ну и как, стал бы?
— Я думаю, — сказал Стивен, — мне было бы одинаково тяжело что ограбить, что быть ограбленным
— То есть о чем ты говорил? — спросил Крэнли. — Да, помню. Открыть такую форму жизни или искусства, в которой твой дух мог бы выразить себя с полной свободой, без оков.
