Главное — знать зачем. И тогда любое решение — правильное.
Вот сегодня утро мое началось с прекрасного воспоминания и с очень счастливых слез по папе, по его теплу и умению радоваться и отдаваться полностью тому, что происходит вокруг.
Мне очень нравятся путешествия, общение, любопытство. Вообще, когда много ездишь и много видишь, когда спрашиваешь и слушаешь, когда есть интерес, заставляющий вникать в детали, то понимаешь, что мир и жизнь удивительны. Возможность познавать разнообразие форм — это созидательное воспитание. Я верю, что люди, которые много путешествовали или просто с искренним интересом присматривались к миру вокруг, значительно терпимее тех, у кого обзор ограничен видом, открывающимся с дивана. Помните? «Таити, Таити… Не были мы ни в какой Таити. Нас и здесь неплохо кормят».
Несовершенного, иногда больного, испуганного, бедного, порой нечистоплотного и с дурным характером, который плохо пахнет, дряхлеет к старости, беспомощно ворчит и обязательно в конце концов умирает
На, мой любимый, мой лучший, жизнь моя! Только не расстраивай меня и маму слезами. Живи счастливым, мой любимый!
Она все приговаривает и приговаривает и вытирает своей юбкой его сопливый нос и соленые крупные слезы, обнимает и прижимает его к себе так, что больше всего на свете сейчас мне хочется оказаться на его месте…
Я странный человек. Трудный. Внешний мир считает меня или открытой, общительной, очень сильной — таким борцом с драконами и защитником слабых, простой и доступной в общении; или, напротив, интриганкой, умело скрывающей за ширмой добродетели личный коммерческий интерес, стервой, ну и какие еще там есть синонимы. Я не то и не другое
Время, когда я одна, — это дар. Можно подумать, почитать, написать что-то — мне всегда для этого нужна была тишина. Можно не думать, как выглядишь. Можно будущее поконструировать — мечтать важно, без этого не построить ничего. Можно поничегонеделать. Можно пылесосить в наушниках, в которых поет Цой
Приносите цветы в хосписы!
Мы, работающие в хосписах, не имеем права на хандру, уныние, депрессию и страх перед завтрашним днем. Тут нет завтра. Тут есть только сегодня. И значит — у наших пациентов всегда есть право на сейчастье
Мила вся такая… не знаю, как это описать… мягкая, что ли… У нее руки мягкие, и щеки, и глаза, и голос, и улыбка всегда тоже какая-то мягкая, и прическа с выбивающимися кудрями… Короче, видишь ее, и словно у тебя вынимают изнутри какую-то стальную палку, и ты выдыхаешь.
— Ну а как же, Нюточка? Разве можно по-другому? Там семья у нас новая. Пациента мы приняли. Они такие растерянные, испуганные, так их жалко! Надо их приласкать и расслабить. Вот я им чаю заварила, сервиз взяла красивый. Чтобы как дома. Попьют чайку, мы поговорим, познакомимся.
Я иду дальше с улыбкой. Дела из головы вылетели. Потому что дело — это то, что делает медсестра Мила. Сестричка. Которая знает: прежде чем лечить пациента, прими его, полюби его, расположи к себе близких.
Сначала — любовь и доверие. Остальное — потом.