Знаешь, что меня всегда в тебе восхищало? — спросил он. — Способность бороться, даже когда тебе страшно. Вот и сейчас не смей прекращать бороться, что бы ни случилось.
Эта любовь требовала видеть то, чего я не хотел видеть. Сталкиваться с тем, чего избегал. Позволять другому стать свидетелем проявления тех черт моего характера, которые я вообще не хотел в себе признавать.
Глаза лучше, чем у него, и больше заслуживающие грядущего. — Прекращай уже это, — сказал король и потянул ее за руку. Умирая, он не отводил взгляда от ее глаз. Она была единственной, кто имел право оборвать его жизнь.
Именно тогда король осознал, что величайшая любовь его обернется погибелью; осознал он и то, что погибель ему принесет — самое невероятное — молодая человеческая женщина.
Ее ресницы вздрогнули. Еще шаг. Она находилась так близко, что я чувствовала тепло, исходящее от ее тела с безупречной, как у всех вампиров, кожей.
— Значит, полукровка? — прошептала она. — Я это чую.
Ее пальцы потянулись к моей щеке, подбородку, горлу.
Мои обвили эфес меча.
— Эвелена, отойди от меня.
Ее нос коснулся моего. Ее полные губы разошлись.
— Мы же семья.
Если мне придется ее убить, я ударю мечом прямо в шрам, оставленный моим отцом, когда она была пятилетним ребенком. Восторжествует справедливость.
«Как поэтично», — с брезгливостью подумала я.
Мне не хотелось убивать Эвелену. Во всяком случае, сейчас. Мы даже не подступили к тому, ради чего отправились в Лахор. И неизвестно, какой хаос вызвало бы убийство хозяйки замка.
— Отойди от меня, — твердым голосом потребовала я.
Она не двинулась с места.
— Вот вы где.
Не думала, что снова испытаю чувство благодарности, услышав его голос. И тем не менее я была благодарна ему за вторжение.
Райн стоял, упираясь в дверной косяк. Его взгляд говорил, что я узнаю гораздо больше, когда мы с ним останемся наедине.
Эвелена повернулась к Райну и подошла к нему. Она даже не соизволила натянуть спущенное платье. Впрочем, по тому, как ненасытно она взирала на Райна, чувствовалось, что это сделано намеренно.
Меня это почему-то рассердило сильнее, чем следовало бы.
Райн бесстрастно посмотрел на нее и перевел взгляд на меня.
— Уже светает, — сказал он. — Госпожа Эвелена, прошу меня простить, но я должен похитить свою жену.
Она игнорировала слова Райна, протянув к нему руку. Я смотрела, как ее пальцы упираются ему в грудь, и едва заставила себя отвернуться.
— Скажи мне, захватчик, — тихо произнесла она. — Что ты чувствовал, когда мой дядя находился на последнем издыхании? Мне очень интересно...
Пальцы Эвелены проплыли над его переносицей и впадиной на скуле.
— Его дыхание было холодным? Или теплым?
Райн осторожно и учтиво отвел руки Эвелены, вложив в них бокал с вином.
— Смерть твоего дяди не доставила мне никакой радости, — ответил он.
Он смотрел не на Эвелену, а поверх ее плеча. В словах, произнесенных сдержанно и с достоинством, было гораздо больше правды, чем я ожидала.
Но я никак не ожидал, что полюблю тебя. Сильно. Такую любовь называют опустошающей. Эта любовь столь неожиданна, что меня буквально накрывает ей, и я не успеваю возвести защитные преграды.
