Оглавление

Все имена, фамилии, отчества, действия, события, — вымышленные.

Элегия — это печальное повествование.

Гауптвахта — специальное помещение (сооружение) или целый комплекс сооружений для содержания под арестом советских военнослужащих, совершивших проступок или даже преступление.

Гауптвахту на жаргоне часто именуют: «губа», «кича». Но мы, как люди воспитанные и образованные, в нашем рассказе так называть её не будем.

Ещё иногда, исключительно в редких случаях, военные допускают слабость — матерятся. Мы же будем стараться не пропускать нецензурные выражения. А в тех самых случаях, когда иным способом выразить яркую мысль невозможно, — напишем, всем известное, слово на букву «Б»: «блин». Это не слово-паразит, а, так сказать, выражение, — от чрезвычайно и бурно нахлынувших эмоций.

***

Целенаправленно не буду указывать род войск, место дислокации части, и даже постараюсь обходить косвенные ориентиры.

Поймите правильно: и страны той уже давно нет, и жили тогда люди, мягко сказать, «неодинаково». Кто-то любит Советский союз, кто-то нет. Кому-то понравилось в той армии служить, кому-то не очень. Кого-то вкусно кормили, добротно обували, одевали; возможно, и научили чему-то полезному, и правильно воспитали. Я не спорю. Повезло. Сам лично видел такие воинские части. Как правило (не утрирую) там служили прекрасные замечательные офицеры. Но мне не повезло…

Итак, дорога в армию.

Ехал я служить в воинскую часть на поезде. Ничего абсолютно, скажу я вам, особенного. Поезд как поезд, вагоны как вагоны. Наверняка, и вы когда-нибудь и куда-нибудь ехали на поезде. Всё то же самое…

Понятное дело, что в плацкарте. Бельё постельное, по объективным и субъективным обстоятельствам, не покупали. Гражданские пассажиры тоже ехали с нами в вагоне. Кстати сказать, они тоже не брали постельное. Проводница этим фактом коммерческим была очень недовольна.

В общем, ехали и ехали себе. Вагон скрипучий кренило на перегонах. Одни открывали окна, дескать, им было душно; другие — закрывали, чтобы сквозняка не было. Кто-то дико храпел, кто-то пакетами шуршал, кто-то и, простите, пукал. Курить ходили в тамбур (тогда ещё можно было), и запах табака разносился густо сквозь весь вагон. Пили водку и чай из стаканов гранёных. Кто-то играл в карты. Кто-то спал, взобравшись на верхние полки. Кто-то выломал дверную ручку в туалете, поэтому приходилось изнутри дверь постоянно чем-нибудь блокировать, или истошно визжать: «занято!!!».

А я, будучи «ботаником», так сказать, интеллигентно, сидя на «боковушке», читал томик прекрасных стихов Северянина, потягивая из фарфоровой чашечки, не менее прекрасный, дедовский крепкий, настоянный на кедровых орешках, самогончик…

— Бухаете, как скоты! — прибегал из другого вагона иногда сопровождающий нас нервный старший лейтенант, — а ну сдать мне немедленно все бутылки!!! Я вам устрою!!! Вот сидит человек, книжку читает! Берите пример!

Я, порядком захмелевший, покачивал головой в такт скрипучему вагону и добродушно ухмылялся. Нос мой раскраснелся неимоверно, очки запотели, стихи на фоне мелькавших ёлочек были восхитительны…

Первый день службы

В те далёкие свои молодые годы выглядел я следующим образом: рост — метр восемьдесят, шатен, два верхних правых зуба накануне удалены, худого телосложения, размер обуви — сорок второй.

Ничего примечательного. Таким и надо быть в армии, — ничем не отличаться от остальных. Иначе могут возникнуть проблемы.

А я носил очки. Это уже плохо. Вдобавок очки оттеняли мой длинный нос — это очень плохо. Нос часто от волнения потел и краснел — это бедствие.

К тому же фамилия моя — Оглоблин, имя — Авксентий, отчество — Харитонович: и это уже настоящая трагедия.

Уж скоромно умолчу о том, что мне нравилось слушать классическую музыку. Это вообще катастрофа…

— Оглоблин?! — в первую же минуту моего пребывания в родной части окликнул меня товарищ прапорщик.

— Я!

— Ты, знаешь ли, я к тебе отношусь, в целом, и пока что, неплохо, — начал «издалека» старшина, — ты скажи мне, как тебя называть, чтобы не обидеть, нечаянно исковеркав твоё имя, но и подходяще, так сказать, сподручнее было б тебя всё же материть?

— Можно Сева.

— Сева?

— Да.

— Это будет тебе не обидно?

— Нет.

— А меня зовут Виктор Сергеевич Мальцев.

— Очень приятно.

— Пошёл ты, Сева, «очень далеко»!

Красивая форма одежды красивого солдата.

В первый же день по прибытии с поезда выдали нам, салагам, форму со склада.

Да, раньше одевали солдат в самой части. А гражданскую одежду официально предлагали или выкинуть или отправить домой в посылке. Наверное, оттого и ехали служить в откровенном тряпье, точно нищие бродяги.

В комплект казённого обмундирования входило, как-то: зелёная пилотка со звёздочкой; ремень солдатский с бляхой со звездой; тонкий брючный ремешок; хлопчатобумажные зелёные «штаны», — или как они там называются, но что-то вроде «галифе». Напишите в комментариях, если кто знает. Такая же «куртка» дореволюционного покроя; сапоги кирзовые; портянки; чёрного цвета и огромного размера трусы. Собственно, весь гардероб.

Выдали также каждому: ложку алюминиевую, фляжку алюминиевую и солдатский котелок алюминиевый из двух отсеков в зелёном чехле.

— А, это самое, а нитки?!

— Товарищ, блин, солдат! Нитки, иголки, подворотнички, — купите в магазине в военторге. Куда вас всех после обеда организованно сводят, блин!

В это время дембеля с радостными злобными лицами уже заглядывали к нам в окна временного расположения со стороны улицы, несмотря на то, что расположили нас на пятом этаже. Каким образом они туда залезли, и за что там держались, — остаётся лично для меня загадкой…

— Эй, салаги! Часы есть у кого-нибудь?! — орали дембеля в щели ветхих ставен, — джинсы есть?! Кроссовки?!

Я открыл узкую форточку…

— Солдат, блин!!! — окликнул тотчас меня офицер, — отойди-ка от окна!!!

У меня и нечего было отдавать-то, я просто хотел помочь солдатам со стороны улицы ненароком не упасть.

— А ну «быстро слазьте и идите куда-нибудь далеко отсюда», скоты, блин!!! — заорал грозным матом на дембелей офицер.

Наглые «персоны» по ту сторону окон быстренько исчезли.

Баня.

Почему я начал излагать свою скромную «солдатскую элегию» с вопросов помывки? Да оттого, что с этого и началось, так сказать, глубокое «погружение» в жестокую солдатскую действительность.

Итак, бани в части не было.

Как-то немного позже возле клуба мы разбирали кирпичи, мусор всякий таскали, откопали какие-то бетонные блоки ненароком…

— Это бассейн, товарищи солдаты! — старшина зло прищурил левый глаз, оглядывая широкую плиту под своей ногой.

— А что с ним случилось, товарищ прапорщик? — хором спросили мы.

— Нету, — очень коротко и резонно заметил старшина.

То ли он был когда-то, этот бассейн, и с ним что-то стряслось; то ли его хотели построить, но ресурсов не хватило: лично я никогда не узнаю.

Если кто знает, пишите в комментариях.

— Товарищ прапорщик, разрешите перекур?!

— Валяйте, — снисходительно разрешил старшина.

Помывка первая.

Однако, на следующее утро, как мы прибыли в часть, нас повели в баню. В баню надо было идти примерно три километра, если по лесной дороге. Вот туда мы и пошли. У нас уже были индивидуальные белые вафельные полотенца. Мыло хозяйственное старшина выдал накануне: кусок на четверых.

— Так, рота, стой! Ать-два! — в начале дороги остановил нас прапорщик, — сняли полотенца, быстро! и спрятали за пазуху!

Мы послушно выполнили приказ. И двинули дальше, в предвкушении увидеть за поворотом в лесной чаще некое красивое, наверняка деревянное сооружение с дымящейся трубой. Где есть парилка, удобный трапик к речке, в холодильниках — квас, на лужайке в мангалах жарится шашлык, а кто захочет, может попытать удачу спиннингом выловить рыбину…

За поворотом мы увидели… в точности такое же, как и до поворота, продолжение хмурого леса. Однако узкая тропинка сворачивала направо прямо к речушке.

Злобная местная речка, — «баня»: была мелкой по колено и чрезвычайно холодной. Старенькая механическая машинка больно выщипывала наши «гражданские» кудри.

Как ни странно, никто не простудился. Наверное, находясь в состоянии стресса, наши организмы попросту не обратили внимания на посинение кожи.

Стриженые под ноль пацаны не узнавали друг друга. «Гы-гы-кали», подтрунивали, пихались. Старшина, судя по его взъерошенным усам, из последних сил сохраняя остатки спокойствия, терпеливо учил правильно наматывать портянки.

Портянки — это такие «тряпочки». Их нужно плотно, без лишних складок, правильно обмотать вокруг голой ступни. При соблюдении инструкции форма портянки внутри сапога не разваливалась. Соответственно, не натирала мозоли. Я, к счастью своему, слушал и смотрел внимательно.

На обратном пути терпение у прапорщика всё ж таки лопнуло, так сказать — «взорванной плотиной чувств и негативных эмоций». И на подходе к части, весьма погрустневшие и изрядно вспотевшие, мы сносно, но уже умели маршировать строевым шагом…

— Рота! Становись! Отставить! Приказ «Отставить» выполняется в три раза быстрее!!! Становись, блин!!! На месте, шагом… упор лёжа принять!!! Скоты, весело им тут, блин!!! Ать-два, ать-два!!! Становись!!! Шагом, марш!!! «Отставить»!!! … упор лёжа принять!!!

Помывка вторая.

Как-то привезли нас на грузовиках в городскую баню.