«Господин генерал-поручик и кавалер! Вы, я чаю, — писала Екатерина в обычном своем полушутливом тоне, — столь упражнены глазеньем на Силистрию, что Вам некогда письма читать… Все то, что Вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему Вашему усердию ко мне персонально и к любезному отечеству, которого службу Вы любите… Прошу по-пустому не вдаваться в опасности… Вы, читая сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно написано? На сие имею Вам ответствовать: к тому, чтобы Вы имели подтверждение моего образа мыслей о Вас, ибо я всегда к Вам весьма доброжелательна».
