Оглавление

Глава 1

По шумящей волнами набережной идет мужчина, прикладывая белоснежный платок ко лбу. На вид около сорока, подтянутый, он заметно выделяется среди разноцветной толпы гуляющих — строгий серый костюм-тройка; идеально чищеные туфли на высоким каблуке; серый же, но чуть светлее — под цвет костюма галстук, с немного легкомысленным, «цветочным» узором… и крошечный розовый бутон в левом нагрудном кармане — яркое пятно, отвлекающее от лица.

Солнце высоко в небе, шумно резвятся дети под строгим приглядом старших… мужчина бросает короткие, настороженные взгляды из-под полей старомодной шляпы и оценивает… когда его интерес замечали, быстро улыбался и проходил дальше, снова останавливался… В конце одной из аллей он выбрал спрятанную в густом кустарнике лавку и осторожно присел, заранее подстелив под брюки платок.

— Дядя похож на гангстера! — детский голос заставил мужчину обернуться: толстенький пацан лет десяти, с мамой и большим мороженым, глазел на него с дорожки — Я в такую игру играл!

— Миша, нельзя так говорить! Вдруг дядя обидится?

— Все в порядке — человек улыбнулся: получилось слегка натянуто, но в меру искренне… по крайней мере, ему так хотелось.

— Идем: папа, наверное, билеты на колесо взял.

Женщина уволокла чадо к аттракционам: мужчина поморщился, но остался сидеть.

— Здравствуйте, Виталий Петрович — рядом плюхнулся молодой парень, в майке «Love me, baby!» и шортах — Давно ждете?

— Нет.

— Хорошо, боялся опоздать… — собеседник вытащил пачку «Кэмела», закурил — У меня начальство, сами знаете…

— Мне все равно. Давай.

— Сразу и по делу… — парень огляделся и протянул мужчине пластиковую карту — Пин-код на обороте. Сумма полностью, никаких частей: как договаривались.

Молча убрав прямоугольник, «гангстер» дал парню сложенный пополам листок А4.

— Время, место, имена. Фотографии в указанном месте.

— Ага…

— Всего доброго.

Мужчина встал, вытер платком без того играющие на солнце туфли и пошел в сторону выхода из парка.

— Старый козел! — парень, выкинув окурок, тоже поднялся.

На солнце набежало легкое, почти прозрачное облачко — стало чуть прохладнее, громче зашуршали нападающие на бетонный пандус волны. Кричала девчонка — продавщица: «Газировка! Газировка!»: когда покупали, улыбалась счастливо, будто продать газировку — самая большая радость ее недлинной жизни…

Никто не заметил, как упал мужчина в идеальном костюме: обратили внимание, когда старомодная шляпа, играя с ветром, унеслась в реку. Заохали, подбежали, перевернули… отшатнулись — человек, несомненно, мертв: синее скорченное лицо; не дышит; неестественно подвернутая рука, будто он сам — то ли судорога, то ли еще какая прихоть костлявой — решил ее сломать… Вызвали «Скорую» — толстая докторша пожала плечами, кинула в пустоту «грузим!» и уселась обратно в карету — кто ж захочет возиться с трупом в такую погоду?

Мужчину упаковали в непрозрачный пакет и сунули ногами вперед.

«Скорая» уехала: через полчаса о происшествии забыли.

Глава 2

Июнь, 1997 год.

— Саня, Рощин, левый фланг! Копытов, Некрасов — правый! Беречь патроны!

Лейтенант отдавал приказы четко, намеренно громко — и только его голос вырывал из мутного, бессильного ступора, разом упавшего на бойцов-первогодок. Мощно рокотал пулемет сержанта Громыко: стрелянные гильзы со звоном падали на бетонный пол и латунно блестели в лучах послеобеденного солнца. В воздухе кружила выбитая пулями известь, сыпалась бойцам на головы и, смешиваясь с едким потом, текла по лицам грязными струйками.

Внезапно затих стонущий Ромка Тарасов — первый, кто заметил врагов и открыл огонь, не дав ворваться в здание. Случись такое — и маленькая группа лейтенанта Громова обречена. Тарасов уложил двоих, но не успел скрыться — осколки «РГД» посекли тело, рисуя на ткани новенькой формы бурые потеки…

Разведка доложила — боевиков нет, территория безопасна настолько, насколько это возможно в объятом войной регионе. Село «Знамено» — десяток дворов, три заброшенных стройки; население — старики, женщины, дети. Командование решило отправить новичков, едва устроившихся в казарме.

Разведка, как это часто бывает, ошиблась…

— Звонарев! Уснул? — Громов несильно пнул солдата по ноге — В бой!

Санька широко открытыми серыми глазами наблюдал, как сержант Петров закрыл ладонью глаза Тарасова; как гудящие пули щербят на стенах причудливые рисунки; как танцуют столбы пыли в косых лучах солнца, беля погоны матерящегося Громыко…

Предупреждали, что будет страшно, но Звонарев не верил — смеялся в лицо пугливым однослуживцам, заявляя: «Посмотрим, кто кого!"… Посмотрел — не просто страшно, а СТРАШНО — до онемения рук, до паралича, до пронизывающего холода в мокром от пота теле.

Тряхнув головой, Санька вытащил из подсумка рожок, вставил в автомат… Бывший чемпион района по боксу, признанный силач двора, Звонарев в эту минуту клял себя за трусость; за позорные мысли и мокрые ладони, скользящие по цевью, будто оно живое и норовит выпрыгнуть… Выставив ствол в окно, парень короткими очередями простреливал округу, находя укрытия противника… Через минуту он забыл о страхе, превратившись в машину, которую недолго, но все же учили воевать.

Звонарев не мог видеть, как наблюдавший за ним лейтенант довольно качнул головой — не видел он чемпиона района, признанного силача, да и не было ему до этой мишуры дела — командир видел девятнадцатилетнего мальчишку, распластанного на полу бетонной стройки, у черта на рогах, нашедшего мужество поднять автомат.

* * *

Звонок будильника стер лица и события давнего боя — Звонарев открыл глаза и недовольно поморщился. Потолок в желтых разводах; за окном воет собака; за картонной стеной кто-то ругается — новое жилье «радовало» с первых минут знакомства. Хозяйка — полная татарка Динара, клялась, что квартира тихая, беспокойства не будет… Соврала. Кто бы сомневался.

Мебели почти нет — не стал забирать после развода: наверное, теплилась мыслишка, что не все потеряно. Света тогда высказалась категорично: «Или я, или гадская служба!» — не говоря ни слова, капитан юстиции Звонарев, ненавидящий скандалы, оделся и вышел за дверь. Теперь жалел, что не принял ее слова всерьез… Вернувшись через пару часов, с букетом роз и коробкой любимых женой «Рафаэлло», нашел два упакованных чемодана и записку: «Не ищи, все кончено». Через две недели на адрес матери пришла повестка — Света подала на развод.

Не желая теснить мать, Звонарев оказался в съемной «однушке» — из мебели диван, два продавленных кресла и стол с крутящимся стулом — с пьяницами-соседями и воющей с завидным постоянством собакой. Один плюс — до работы, стоившей жены и двухмесячного курса лечения после огнестрела, всего два квартала, пять минут спокойной ходьбы.

Ему недавно исполнилось тридцать пять. Короткие черные волосы серебрятся по бокам; приятное лицо слегка портят серые, жестко прищуренные глаза; широкие брови — правая чуть приподнята шрамом, делая выражение лица ироничным, даже немного циничным — будто никому не верит: полезное качество на работе, но создающее проблемы в общении. Рослый, широкоплечий — капитан неизменно притягивал женские взгляды, но никогда — пока был женат — не отвечал взаимностью ни одной представительнице прекрасного пола. Сама мысль об измене выглядела кощунственной — со Светой познакомились в школе, с десятого класса вместе… Она не может иметь детей — слова врача едва не стали приговором их отношениям, но справились: казалось, страшный диагноз пережили, так ничего не страшно… ошиблись.

Капитан недовольно отмечал появившееся брюшко, но врожденная лень не позволяла вплотную им заняться: энтузиазма хватало не пропускать зарядку, не более. Мастер спорта по боксу, профессиональный «рукопашник», отличный бегун — Звонарев твердо верил, что и без лишней физической нагрузки может справиться с любым соперником — надо сказать, верил не без основания — но брюшко росло, волосы белели заметнее… Все чаще кусали грустные мысли, что молодость осталась позади, скоро вовсе захиреет: до этого верилось, что организм — цельный, литой щит, который не подведет в ответственный момент, теперь же были некоторые сомнения…

Тридцать пять; без жены; детей; квартиры… руки невольно опустятся, но только не у капитана Звонарева. Ситуация, наоборот, подстегивала к работе — дела раскрывались, преступники, один за другим, несли заслуженную кару. Александр почти физически ощущал, как копится вокруг негатив — от зависти менее удачливых коллег; от бандитов; от тех, на кого они работали… всегда есть те, кто управляет процессом, кукловоды — и они таили до поры злость, готовую вот-вот прорваться…

Страшно не было: в жизни часто приходилось ступать по краю, играть в прятки со старухой — и ловко, в последний момент, убирать голову с пути ее косы. Крикнуть смерти «Не сегодня!» и уйти — девиз Звонарева — не раз себя оправдал, притупив чувство опасности, но не самосохранения — с каждой новой напастью он становился осторожнее, хитрее, изворотливее… Возможно, поэтому его обходили стороной даже закоренелые урки — капитан не раздумывая пускал в ход оружие и после никогда не жалел об этом.

Скандал за стенкой, судя по звукам, перерос в драку — звенело стекло; мат — до этого чередующийся с нормальными словами — слился в нескончаемый поток, визжала пьяным голосом баба… одним прыжком соскочив с дивана, Звонарев быстро одел спортивные штаны и вышел на площадку.

Вместо звонка висели два провода — капитан несколько раз пнул дверь ногой. Шум стих, но открывать не торопились: осторожные, едва слышные шаги приблизились к двери и замерли.

— Открывай, милиция! — для верности еще раз саданул в дверь: так, что послышался хруст дерева.

— Иди на х*й! — не очень уверенно отозвались с той стороны — Не вызывали.

— Открывай, говорю!

Видимо, сосед в глазок рассмотрел, что «милиция» стоит полуголый, в одних штанах. Щелкнул замок:

— Ты че, падла, адрес напутал?

Мужик смотрелся настоящим медведем — центнер веса, волосатое тело, мышцы перекатываются… Далеко не маленький Звонарев выглядел на фоне такой туши пятиклассницей. Сосед грозно — по его пьяному мнению — хмурился и наступал:

— Че не отвечаешь, вша? Кому в дверь пинал, говорю?

Что тут ответишь? Не дожидаясь, пока мужик соберет, наконец, глаза в кучу, капитан отработанным ударом заехал ему кулаком в переносицу. Не успел еще кровавый ручей достигнуть пола, как сосед получил ногой в колено, в челюсть и, под конец, в кадык.

— Викентий Петрович? — из дверей выглянула бабенка, лет сорока, потрепанная жизнью и частыми встречами с Бахусом: на ее скуле красовался здоровый, набирающий цвета синяк. Увидев поверженного сожителя, она икнула, несколько секунд тупо рассматривала сцену и, наконец, сообразила — подошла и пнула мужика под зад:

— У, гад! Поделом тебе!

— Отойди — Звонарев оттолкнул ее обратно к двери.

— А вы, собственно, кто? — она подозрительно уставилась на капитана — Почему бесчинствуете?

— Сосед. Громко у вас… Спать мешаете.

— Ой, извините — она запахнула халат, убрав с глаз исподнее — А… Вы правда из милиции?

— Правда — Звонарев примерился, взял недавнего противника за ноги и вволок в квартиру — Больше чтоб не слышал!

— Так я скажу Викентию Петровичу, не сомневайтесь! Как напьется, сволочь, так буянит. Вы не подумайте чего — хороший он, только судьба… да у кого она щас легкая, скажите мне? — она закатила глаза — А как вас звать-то?

— Александр.

— Так может, Александр, по маленькой — за знакомство? — баба лукаво подмигнула и улыбнулась: стало видно, что совсем еще не старая, просто не разглядеть с первого раза…

— Не пью. Как очнется, объясни, что больше не потерплю драк.

— Объясню… по роже б снова не получить — она потрогала фингал — удар ого-го какой…

— Мне пожалуешься, я разберусь. Так и передай.

— Передам, не сомневайся… Ну, спасибо, что ли…

— Не за что.

Капитан вернулся в квартиру. Всегда невольно жалел таких — было непонятное понимание, будто что-то общее есть. Менталитет, наверное — в России всегда сочувствовали пьяницам: нормальному и десяти копеек не простят, а «синяку» и бутылку в долг дадут. Страна контрастов.

Глянул на часы — половина девятого, пора собираться. Побрился, одел форму, снова посетовав на брюшко — через двадцать минут входил в большие двойные двери прокуратуры.

Глава 3

— Саня, ты не поверишь, кто попал в холодильник! — следователь Юрков, ворвавшийся тайфуном в дверь, махал руками — Теперь будет «спокойная» жизнь!

Двухметровый амбал, с каменным лицом убийцы и странно добрыми глазами, Юрков моментально занял добрую половину кабинета. Также в комнатке чудом разместились два стола, заваленные бумагами; два небольших шкафа и один на двоих сейф — уродливо-массивный и советско-зеленый, как аллигатор. Пол в стандартную линолеумную клетку протерт многочисленными подошвами и стыдливо прикрыт половичком — тоже страшным и старым, но все же чуть более уютным. На подоконнике устроился непонятный цветок, чудом борющийся с никотиновыми облачками и постоянным отсутствием воды…

— Чай будешь? — привыкший к шумной манере общения, капитан Звонарев щелкнул выключателем электро-чайника.

— Выпью — Юрков уселся за стол — Ермолаев нас покинул. Скоропостижно и подозрительно.

Звонарев остановился, медленно посмотрел на коллегу…

— Подозрительно?

— Так точно. В воротах парка, что на набережной. Предположительно, сердечный приступ.

— Может, и впрямь… Хорошо бы сам!

— Надо в морг ехать, смотреть — Юрков взял протянутую чашку — но Пушок икру мечет и, конечно, на нас.

Пушок — начальник следственного отдела Пушенков — из всех сотрудников больше всех не любил Звонарева: самоуверенный до наглости «следак» выводил подполковника из себя и, что больше всего злило, никак повлиять на него не удавалось — раскрытые дела, один за другим, еженедельно ложились на стол. Мстил по мелкому — не похвалит, награду прижмет — но Звонарев работал из любви к работе, а не к благам с царской руки, потому не обращал внимания на каверзы отца-командира.

— Значит, умер… — капитан задумчиво дул в чашку — С одной стороны плохо, а с другой…

— Со всех плохо: представь, что в городе начнется! За мифический архив перережут друг-друга, что мясники.

— Надо первым бумажки найти. Сколько всего интересного…

— Поищем, но Ерема тот еще жучара… не на видном месте оставил — Юрков уныло махнул рукой.

— Допил? — Звонарев встал, поправил китель — Поехали, скатаемся да узнаем, что и как.

— К Пушку не пойдешь? Он звал…

— Нет времени, работы полно.

Юрков понимающе хмыкнул и вышел за другом в коридор: через пять минут его потертая красная «девятка» летела к городскому моргу.

Приземистое, одноэтажное здание расположилось недалеко от третьей больницы — по иронии, самой высокосмертной в городе. Синие холодные стены навечно впитали запахи химикатов, смерти и еще чего-то непередаваемого, но знакомого каждому, кто хоть раз побывал в последнем пристанище. Никакой охраны — прямо у входа, на каталке, два трупа, укрытые дырявыми простынями; чуть дальше еще один — валяется прямо на полу, «бесхозник». В конце коридора — железная двойная дверь, за которой играет музыка.

Картина за дверью вызвала отвращение: флегматичный молодой парень — здоровый, рыжеволосый — приделывал руку одного тела к другому. Недовольно качал головой, примерял ее то так, то так… наконец, убрал конечность в сторону.

— Капитан Звонарев — протянул удостоверение, но в руки парню не дал — По поводу Ермолаева. Сегодня привезли, в районе двух.

— Мне их каждый час привозят, оптом, всех не упомнить. Кто таков?

— Около сорока, дорогая одежда — Юрков, успевший прочесть ориентировку, встрял в разговор — Доставлен из Набережного парка.

— А! Есть такой — парень будто бы обрадовался — третий холодильник. Вроде приличный, решили выделить ему «люкс»…

— Хорош шутить! — Звонарев поморщился — Это ж люди были, не куски мяса!

— Поработай с мое, будешь по-другому смотреть. Не поверишь: сегодня входит приличная на вид краля, такая… ухоженная вся, в золоте — жених у нее, того… Ну, подходит она к нему и говорит — почему рука сломана? Отпили и переделай — сама ведь пошла, выбрала подходящую…

— Жуть! — Юрков поморщился — Помрешь, и распилят на части.

— Кстати! — анатом тряхнул головой — Вот ваш клиент!

— В смысле? — Звонарев, идущий к холодильникам, резко обернулся.

— В прямом. Вон лежит, на каталке, его невеста приходила!

Капитан быстро подошел и откинул простынь — так и есть, почти неузнаваемый, но — Ермолаев. Смерть обошлась с ним жестко — мужик красивый был, волевой, спортом занимался — сейчас мумия, страшная и жалкая.

— Нда… — неслышно подошел Юрков: при гигантской комплекции и топорном лице сочувствие в его голосе казалось поддельным — эк, скорежило-то…

— А чего, не надо было руку делать? — парень испугался — Это, что-ль, крутой кто? Так я мигом приделаю!

— Нет у него никого: ни жены, ни детей, ни невесты… Где рука? Родная?

— Ща! Мигом! — парень выбежал из дверей: вернулся через пять минут с посеревшим лицом — Нету! Унесла, кажись, баба!

— Что у вас, выбрасывают органы?! Что за дебильная организация?! — Звонарев медленно краснел.

— Кладут в специальный холодильник, у входа! — рыжий, оправдываясь, чуть не плакал — Она сказала, что положит! Да кому может понадобиться?! А охраны нет — я один работаю, а там…

— Ладно, что не так с рукой было? — Юрков перевел тему — Почему отрезали?

— Поломана, то ли при падении… — в голосе парня мелькнула неловкость, которую мгновенно уловил Звонарев.

— Договаривай!

— Ну, я давно работаю… Таких травм от падения не видел. Открытый перелом, возле локтя — похожие бывают у тех, кому нарочно сломали.

— Так ведь не ломали: сердце, говорят, не выдержало жары.

— Сам, наверное, сломал…

— Это же бред: зачем? — Юрков пожал плечами — Шел и надумал сломать руку?

— Того не знаю — парень для пущей убедительности выставил ладони — Скажите… что со мной будет? Я ведь один, за охранника, за доктора… А люди, знаете, разные приходят, кто накричит, а кто и…

— Расстрел надо бы… — Звонарев отвернулся — Устроим проверку на халатность: выясним, кто виноват. Камеры хоть есть?

— Есть одна, на входе. Выведена в больницу, на пульт.

Не прощаясь, следователи вышли и с удовольствием втянули грудью чистый летний воздух.

— Ты и впрямь хочешь устроить проверку? — Юрков закурил вонючую «Яву».

— Какой смысл, и так дел полно. Ничего не изменится — потом, когда будет свободнее… Бабу эту надо ловить! Ерема был безумным, местами неприятным, но за это руки не отпиливают. Хотя, я уверен, что на камере ничего нет.

— Пойдем, узнаем.

— Ты иди, у этого лося словесное возьми — что вспомнит — а я к охране, вдруг…

Звонарев оказался прав — все, чем смог помочь дежурный на пульте, была размытая картинка «со спины», а вывод Юркова, что «бабенка и впрямь ничего», следствию ничего не дал.

Глава 4

На город медленно падал вечер. Загорались вывески магазинов; стихал нескончаемый рокот автомобилей; пустели тротуары и дорожки — пробежит изредка хмурый, припозднившийся человечек, юркнет в подъезд, и снова никого… Желтели в сумерках окна, за которыми ждал горячий чай, теплый плед и ужасные теле-новости.

Звонарев скинул надоевшую за день форму, натянул «треники» и устроился на кухне. Перед собой разложил несколько исписанных листков дела: точнее, дела-то никакого не было — предварительный осмотр места происшествия, краткая биографическая справка по жертве… Или не жертве — никаких объективных причин считать смерть Ермолаева убийством не виделось — интуитивные догадки, не более.

«И странная баба!».

Капитан поморщился — мозг загадочная штука — ему так хотелось, чтобы Ерема умер своей смертью, что он забыл о загадочной гостье морга.

Судьба иногда выкидывает странные коленца — Звонарев хорошо знал Ермолаева, уважал как специалиста и человека… до тех пор, пока не оказался с ним по разные стороны. Помимо своей воли, капитан закрыл глаза и унесся по волнам воспоминаний.

Июль, 1996 г.

Погода не задалась с утра — город атаковал мелкий, колючий дождь с ветром; по асфальту неслись потоки жидкой грязи, вперемежку с мусором; люди прятались под козырьками уцелевших пока остановок и норовили вытолкнуть тех, кто стоял с краю — чтоб не давили. Низко висящее, уныло-серое до горизонта небо обещало затяжной, пасмурный день.

Лейтенант Звонарев крутился перед зеркалом: то одним боком встанет, то другим, то новенькие погоны ровняет, то снова — в который раз! — начищает ботинки… Первый рабочий день, знакомство с коллегами, и — кто знает? — может, первое дело? Хочется, как у великого Шерлока — непременно таинственное, но которое можно раскрыть по упущенной злодеем мелочи и поразить окружающих выдающимися способностями.

Саша, конечно, проходил практику и участвовал в расследованиях — но все они казались скучными и банальными: наркоманы украли телефон — хозяин телефона нашел бандитов и три раза пырнул ножом — один умер — раскрытое убийство. Кражи, пьяная поножовщина, драки… Звонарев удивился, выяснив, сколько на свете внешне приличных «бакланов» — совершивших крошечное преступление, по глупости, за которую взымается плата годами потерянной молодости.

— Иди, опоздаешь — Света, жена, обняла сзади, ткнувшись носом рослому Звонареву между лопаток.

— Не опоздаю. Как тебе? — он покрутился перед ней — Хорош?

— Герой! Теперь попробуй меня упрекнуть, что долго перед зеркалом стою! — девушка шутливо нахмурилась и погрозила пальцем.

— Не буду — лейтенант наклонился и поцеловал жену в светлую макушку — Все, пошел!

— Зонт возьми…

Укрывшись «под цветочками», новоиспеченный лейтенант добежал до работы, взлетел по высоким каменным ступеням и впервые открыл тяжелую железную дверь.

— Лейтенант Звонарев, назначен в первый отдел — служащий на проходной лениво мазнул глазами удостоверение, кивнул:

— Второй этаж, двадцать восьмой кабинет.

Перед нужной дверью Саня еще раз оправил форму, быстро вытер ботинки платком и постучал:

— Можно?

— Входи. Звонарев? — подтянутый человек за столом, в гражданской одежде, приветливо махнул рукой.

— Так точно! Назначен…

— Да знаю я, кем назначен… Садись — мужчина встал и протянул руку — подполковник Ермолаев, командир первого отдела по борьбе с орг. преступностью.

Звонарев передал ему бумаги, сам устроился на простом деревянном стуле.

Некоторое время подполковник молчал: молодой лейтенант огляделся..

Никаких изысков — стандартный кабинет, с простым, заметно потертым столом буквой «Т» и шкафом, заставленным книгами в красных переплетах. На столе два дисковых аппарата, на окне занавеска в желтых никотиновых разводах. Некоторый интерес вызвал пистолет за стеклом шкафа — обычный «ТТ» — видно, хозяин ценил оружие, раз убрал…

Ермолаев проследил за взглядом новичка:

— Наградной. Ничего особенного, память…

— Понятно.

— Ну, что… — подполковник снова уселся за стол, просверлив Саню карими глазами — Отдел наш, как ты, наверное, понял, давит всю эту криминально-организованную мразь, что развелась в невиданных количествах… Пока не трогали, они выросли до размеров катастрофических, а нам теперь воевать. Не буду скрывать — работа опасная, слишком привыкли к безнаказанности: оружие постоянно держи при себе — чуть что, пали не раздумывая. Пока все: иди в двадцать третий, с ребятами познакомься — обживайся, чувствуй себя, как дома, потому что ты дома — он хмыкнул — жена есть?

— Да.

— Молодая?

— Двадцать два, Светой зовут.

— Понятно… — Звонареву показалось, что в голосе подполковника мелькнуло сожаление, или сочувствие — Ладно, шагай. Если что, заходи без обиняков — все свои, какая помощь, или еще что…

— Понял. Разрешите идти?

Вместо ответа Ермолаев улыбнулся и махнул рукой.

Из кабинета лейтенант вышел с твердым убеждением, что с командиром можно идти в разведку.

Наши дни.

Из воспоминаний капитана вырвал звонок мобильного. Звонарев потряс головой, отгоняя последние образы:

— Да?

— Здорово, спишь? — Юрков. Кажется, слегка поддатый.

— Работаю. Что у тебя?

— Есть кое-что интересное по Ермолаеву. Я запросил в архиве личное дело, так вот… помнишь Марину, архивную? Ну, я еще с ней…

— Да помню, давай дальше!

— Ну, так вот — она мне нарыла аж два личных дела!

— Это как? — Звонарев быстро схватил ручку и приготовился записывать.

— А так! Одно — когда он впервые поступал на службу, восемьдесят пятого года; второе — когда получил назначение в 1 отдел.

— И что? Может, обновляли.

— Если обновляли, то очень странно — Юрков сделал паузу — В первом деле значится мать, некая Лыбина, Полина Карповна, сорок пятого года рождения. Адрес, все как положено…

— Ну?

— А во втором значится «сирота», с указанием детского дома и даже фамилией тогдашнего директора.

— Нда… — Капитан думал — Интересно.

— И мне — Судя по звуку, Юрков закурил — Как тебе новости?

— Занятные. Что думаешь?

— Ехать надо, копать. Может, завтра с утречка?

— Давай. Заезжай к восьми.

— Буду.

Не прощаясь, Юрков отключился: Звонарев плюхнулся на диван и глубоко задумался — он прекрасно помнил, как Ермолаев всегда подчеркивал, что рос в детдоме и родных никогда не видел.

Глава 5

Утро выдалось суматошным: капитан проспал — разбудил его звонок Юркова в дверь — быстро одевался, потом искал завалившийся куда-то телефон… Выехали из дома в районе десяти: час-пик — «девятка» то и дело замирала в пробках; дважды глохла, вызывая гневные авто-крики водителей, и под конец сломалась печка, начав шпарить во всю мощь, что в почти тридцатиградусную жару делало жизнь еще более невыносимой.

К дому на Шиловской набережной подъехали к одиннадцати:

— Наконец-то! — не выдержал Юрков, пробкой выскакивая из-за руля — Жарища!

— Все твоя корыта — Звонарев вытер ладонью мокрый лоб — Давно пора сменить на более приемлемую.

— Не обижай старушку, она еще батю возила! К тому же… — он помолчал — денег нет. Приходится любить то, что есть.

— Ладно, черт с ней, с машиной. Я вот думаю — никто о матери Ермолаева не знал: выходит, она даже не в курсе, что он мертв.

— Нам говорить?

— Пока не решил… Надо бы, конечно, но вдруг он здесь документы припрятал? Тогда лучше сказать, что он послал, забрать их.

— И как поступим?

— М-м… — Звонарев несколько минут бессмысленно рассматривал дом — Давай по обстоятельствам. Может, ошибка в деле и он правда детдомовский.

— Понял — Юрков сунул ключ в замок на двери: раздался подозрительно громкий щелчок.

— Сломал? — капитан с интересом посмотрел на коллегу.

— Не, она так закрывается…

— Хоть бы в сервис отогнал!

— Жду, пока сдохнет. Будет стимул взять новую, и с чистой совестью бате сказать, что сделал все, что мог.

Звонарев, опершийся на единственную во дворе кривую березу, хмыкнул.

Мать Ермолаева жила в стандартной блочной пятиэтажке, с мощными подъездными дверями и подозрительно загаженными подъездами. Судя по надписям, здесь жила Света легкого поведения, любители «Рамштайна» и некто Вася — презерватив. На подоконниках стояли пластиковые бутылки с коричневым осадком, рядом скрученные бумажные трубочки…

— Вот где надо облавы делать! — Юрков качал головой — В наглую «дуют», пьют, вандальничают…

— Время такое: уверены, что не противозаконно. Ну, поймают, и что? Отломят ППС, у половину, пожмут руку и дальше пойдут. Облавы надо на рэперов устраивать: сами так не делают, а бабки на идиотах стригут.

— Старый ты стал, ворчишь…

— Это к чему? — Звонарев остановился.

— Мне, допустим, нравится рэп… некоторый — Юрков рассмеялся и сложил руки на груди — Есть «темы», бро — отвечаю!

Получилось забавно — капитан улыбнулся:

— Какая квартира?

— Пришли, вот — пятнадцатая…

Они стояли возле пошарканной двери, обитой простым черным дерматином.

— По обстановке? — Юрков задержал палец в сантиметре от сожженного звонка.

— Жми.

Где-то в глубине квартиры пронеслась негромкая трель. Долго ничего не происходило: наконец, раздались шаркающие шаги, глазок на миг вспыхнул и сразу потух:

— Кто?

— Мы ищем Лыбину, Полину Карповну?

— Зачем?

— Прокуратура — Звонарев раскрыл перед глазком удостоверение — хотим задать несколько вопросов.

— Минуту… — защелкали многочисленные замки: капитан насчитал не меньше четырех. Дверь открылась — на пороге стояла высокая пожилая женщина, с тугим узлом седых волос на затылке. Она куталась в красивую ажурную шаль и внимательно рассматривала гостей.

— Слушаю — голос женщины звучал не по возрасту сильно, с едва различимой хрипотцей.

— Мы по поводу вашего сына… — Капитан замолчал, надеясь, что она сама подтвердит информацию.

— Виталика?

— Да, Ермолаева.

— Почему вы зовете его по фамилии, коллеги ведь… Или…

Она сильно побледнела, зашаталась: Юрков, привыкший к таким ситуациям, прошел на кухню и через минуту вынес стакан воды. Женщина сделала несколько глотков и благодарно кивнула:

— Что с Виталиком? Говорите, не тяните…

Следователи переглянулись:

— Мы не знаем — Звонарев действовал по наитию — Как раз ищем его.

— Боже, зачем же пугать?! Я пожилой человек: мне всего, может, один такой испуг остался!

— Так ведь я ничего не сказал — капитан улыбнулся: стало стыдно обманывать незнакомую женщину — Только спросить хотел.

— Ну, ладно, обошлось и хорошо — женщина улыбнулась в ответ — пойдемте, чаем вас напою.

Они прошли узким, темноватым коридором, по стенам которого висели множество фотографий. Возле одной Звонарев остановился — красивая молодая женщина стоит с высоким мужчиной, с волевым, хищным лицом. Они улыбались — молодые, счастливые…

— Это вы?

— Да — Полина Карповна стала рядом — Давно было…

— Красивая — капитан не врал: женщина на фото смотрелась красавицей.

— Теперь уж ничего не осталось — старуха! — она хохотнула, взяв следователя под локоть — но за комплимент, пусть и опоздавший лет на тридцать, спасибо!

В крошечной двухметровой кухне женщина поставила на огонь эмалированный чайник, вытащила из шкафчика печенье и полбанки варенья:

— Сама делала, с нашего огорода. Налетайте, такого не попробуете!

— Спасибо — Звонарев макнул в варенье печенинку — Так, когда, говорите, Виталий был последний раз?

— Давно, ребятки — Полина Карповна нахмурилась — наверное, с месяц назад, или чуть больше… Сказал, работает над важным заданием, потому может исчезнуть на время. Ой!

— Что? — капитан снова протянул воду.

— Мне же нельзя, наверное, говорить, про задание…

— Да все нормально.

— Хотя вы коллеги — следователи переглянулись: опять мелькнуло «коллеги» — Скорее бы Виталик на пенсию вышел, сплошное беспокойство!

— Полина Карповна, такой вопрос — у нас ревизия была, нашли два дела Виталия — в одном вы, все правильно, а в другом детдом значится…

— Так и есть — до семи лет в казенном воспитывался — женщина сокрушенно покачала головой — Я молодая совсем была, деревенская… ну, познакомилась — думала, любовь до гробовой доски, дом, семья… Родила — а жених тю-тю… Отдала: потом, слава богу, одумалась — знакомых попросила, подмогли, вернули сына. Вот, теперь страну защищает от нехристей! — она гордо посмотрела на гостей.

— Ага… — Звонарев под ее взглядом неловко потупился — Так мы, собственно, пришли узнать: может, он встречался с кем-то? Или вам документы оставил? А то ищем, ищем…

— Мне точно ничего не оставлял — женщина решительно помотала головой — а встречался… знаете, кажется, да: появилась у него женщина. Звонки — она Виталика спрашивала — он убегал среди ночи… думаете, у нее?

— Возможно… А телефона, адреса ее нет?

— Да откуда, Виталька как Штирлиц: слова не вытянешь. Объявится, на работу-то надо.

— М-м — Звонарев глотком допил чай — Спасибо, Полина Карповна: поедем мы.

— Что ему передать, если появится? — она беззащитно смотрела в глаза — Кому позвонить?

— Ну.. коллегам — капитан быстро вышел в подъезд — До-сви…

Оборвал себя на полуслове — из комнаты торчал форменный китель: самый краешек, но вполне узнаваемый.

— Полина Карповна, можно еще стаканчик воды?

— Воды? Конечно, сейчас.

— Ты чего, не напился? — зашептал Юрков, но капитан уже бесшумно вошел в квартиру и профессионально обыскивал форму. В одном из карманов нащупал что-то плотное, сунул руку и вытащил бумажный прямоугольник — визитку.

Успел вовремя — Полина Карповна протянула ему большую кружку.

— Спасибо, до-свидания.

— Удачи вам, ребята — женщина закрыла дверь.

Юрков ждал возле машины:

— Ну, что?

— Короче, давай, отряди бойцов, сообщить матери… И работать — контакты, кого видела, кого слышала… Сам знаешь.

— А ты?

— А я — Звонарев протянул другу визитку — Поеду, навещу одноклассника.

— Ого! Князь?

— Он… Зная патологическую неприязнь Ермолаева к преступникам, интересно, какие у него с блатным могли быть дела…

Глава 6

Ресторан «Золотая звезда» расположился на берегу пруда, в уютном двухэтажном коттедже. Бывшую усадьбу князей Слободских (архитектурный, кстати, памятник) превратили в заведение VIP-класса: дубовая, «под старину», мебель; круглые столы с бордовыми скатертями; импровизированная сцена, обрамленная резными гранитными колоннами… Конечно, итальянец-повар Альберто с его прекрасной кухней, профессиональные музыканты и заоблачные цены.

Князь — «в миру» Анатолий Луганский — выбрал «Звезду» в качестве личной базы. Бывший лидер Тихвинской ОПГ сейчас занимал видное место среди бизнес-элиты города: владел несколькими клубами, магазинами, сетью заправок… злые языки шутили, что нет торговой точки, где Князь не хозяйничал — и в этой шутке была лишь маленькая доля шутки…

Звонарев же помнил Толика Ушастого — высокого, худющего паренька, с постоянно всклоченными темными волосами и безумными затеями быстро и без проблем обогатиться. Князь жил тогда в коммуналке на Бебеля — грязной, полузаброшенной хибаре, забитой низшим классом: варил джинсы, приторговывал спиртом, воровал — и выходил сухим из воды. Участковый ненавидел шустрого пацана; соседи ненавидели; вся округа ненавидела — а Толик улыбался и делал то, что умел лучше всего — богател.

Лафа кончилась в девяносто пятом — опера вытащили Князя из новенькой «шестерки», ткнули носом в землю и от души врезали по ребрам: добегался! Ограбление склада, травмированный пожилой сторож Никифоров — шесть лет «строгача». Казалось бы, тут история могла кончиться, не будь Толик Толиком — быстро освоившись, он договорился с администрацией тюрьмы, нашел покупателей и начал сбывать налево казенное имущество. Телогрейки, продукты, «зековский труд» в виде подарочных вещей — все находило владельца и делало жизнь Князя вполне сносной даже по меркам обычных горожан, не то, что коллег по нарам.

Тогда же преступный мир впервые услышал о «тихвинцах» — группе, сколоченной Луганским для собственной защиты. Блатные требовали делиться, Толик не хотел — у него водились деньги и он мог предложить своим опричникам хорошую жизнь — чем и воспользовался, собрав отъявленных мерзавцев под одним флагом. По слухам, Князя пытались убить сорок два раза — и каждый раз не получалось — даже легенда появилась, что он вроде колдуна…

Как бы там ни было, Толик вышел, созвал в родной город верную команду и начал заниматься тем, чем не занимался разве что отъявленный лентяй — «дербанить» слабых коммерсантов и дружить с сильными, успевшими набрать вес группировками. Быстро сориентировался и понял, что эпоха лютого бандитизма скоро кончится — пора готовить плацдарм для будущих свершений. Инвестировал в бизнес, помогал начинающим перспективным дельцам, оказывал разные услуги полезным людям…

В 2012-ом, когда девяносто процентов знакомых лежат под трехметровой коркой земли, Анатолий Вячеславович чувствует себя прекрасно и на высший суд не торопится.

Мысли вихрем летели в голове Звонарева, пока он поднимался по широкой каменной лестнице. Балкон ресторана, всего с одним столиком, выходил на ласково играющий в солнечных лучах пруд: на одном берегу раскинулся городской парк, на другом золотились купола недавно отстроенного белого храма. Князь — основательно располневший, в дорогом костюме и шелковой рубашке, распахнутой на груди — наслаждался чашечкой ароматного кофе, вкупе с обществом длинноногой блондинки, ласково трущей хозяйское колено. Матово поблескивала витая золотая цепь на шее, играл огне