– Да как… Не очень. Варя утверждает, что нынешняя моего бывшего приворожила. Буквально. Совершила этот обряд. Теперь Варя с матерью плачут – Левушка спивается. Это, как они думают, побочное действие приворота… Он целыми днями лежит на диване. Мне кажется, что любой мужчина, любой человек – если его заставляют делать что-то насильно или если он не хочет что-то делать, с кем-то жить, – он всегда вот такую «лежачую забастовку» устраивает и уходит в иную, алкогольную реальность. Это не приворот, это безысходность. Ну а что, правда, он может сделать в этой ситуации? Бросить свою Анюту? Ребенка своего бросить?
Ритой изменятся, и оба они станут раздражительными и придирчивыми, начнут выказывать недовольство. Все может быть. А может и не быть… Вот как, например, жили родители Евдокима: да, ссорились иногда, возмущались, но в общем и целом всегда оставались снисходительными и любящими друг друга. Всегда в их глазах светились взаимное счастье и интерес. В их отношениях не наблюдалось скуки, обреченности или нетерпимости. Как жаль, что родители так рано ушли из жизни…
обычная еда казалась ему вкусной, вот удивительно. Все краски жизни, все чувства рядом с Ритой приобретали особенную остроту. Эта девушка давала радость жизни. Каждое мгновение, проведенное рядом с ней, казалось Евдокиму ценным, полным глубоко смысла. Словно раньше он существовал где-то в ненастоящем, пластиковом, искусс
е желания Риты, пусть даже и незначительные. Его всегда интересовало, что хочет Рита, о чем она думает, чего ждет от него. Евдоким был полностью сосредоточен на этой девушке. Весь смысл его жизни сейчас заключался в Рите. Вот ей он был готов отдать всё. Поделиться всем, что имел. Но почему так? С Эллой он не собирался делиться ничем сверх того, что той было положено по закону, и только. Ни рубля сверху. Как наглой официанте, приписавшей лишний нолик к счету и ноющей после разоблачен
женщину… Этакий лучик света в сияющих одеждах. И совсем не принимают во внимание, что на самом деле Элла нечто вроде злобного тролля. Кажется, есть такая сказка. Про крошку Цахеса. Да, точно, сказка Гофмана… О маленьком глупом уродце, которого все окружающие видели умным и красивым, поскольку фея совершила некое
Льва. Мать тогда бы вздохнула свободно, да и Варя тоже смогла бы устроить свою личную жизнь.
Лишь Рита понимала и любила Льва так, как он этого хотел. Другие девушки, Анюта? Фу. Дуры, хищницы. Вот взять ту же Анюту… Ну чего она добивалась, приставая к нему? Секса ей хотелось? Да она этого секса в другом месте могла себе найти, желающих много. Льва она любила? Как же… Замуж хотела, детей? А какая из нее мать, какая жена! Легкомысленная, не имеющая цели, сама себя не понимающая. Только что говорить умеет, а по сути – животное. Ну да, симпатичная, с красивой фигуркой… А лицо как у обезьянки, гримасничает и на шею все время вешается. Липкая
ату, чтобы проветрить голову.
Евдоким никогда не любил эту безалаберную пешеходную улицу. Она напоминала о чем-то уже давно ушедшем. О том, что уже давно переросло себя, переродилось. Вот как была, например, раньше юная девушка, приятная своей чистотой, свежестью, готовностью влюбляться, а спустя годы превратилась в силиконовую мадам со слоем толстой штукатурки на лице. Вроде тот же самый человек, да не тот. И дело даже не во внешних изменениях… Уже никакой романтики, одни деньги в голове у мадам, одна липкая корысть в ее взгляде, и голос хрипло, старчески
тобой тоже никак не можем. Ты все время хочешь прогнуть меня, заставить делать то, что надо тебе, а я не хочу. Не могу. Я мечтаю жить со взрослой женщиной, а не маленькой девочкой, которой нужна постоянная опека и которой надо все прощать, потому что она – маленькая и потому что – девочка. Зачем ты все время изображаешь из себя капризную, беспомощную малютку? Я ж не педофил какой, мне подобные отношения не по душе…
Она совершенно не боялась людей, не испытывала страха перед общением с незнакомыми или официальными лицами… Она не страшилась делать замечания окружающим, могла стремительно ввязаться в какой-нибудь уличный спор. Помнится, еще в юности ей мать говорила со страхом: «Эллочка, ты уж не лезь на рожон… Что ж ты ко всем цепляешься? А вдруг какой нехороший человек тебе попадется, руки станет распускать на твои замечания? Злых людей, которым слова поперек не скажи, очень много!» – «И что? Я его в тюрьму упеку, будет знать!» – хладнокровно ответила тогда матери Элла.
В этих баночках пряталось одно сильнодействующее средство… Мать доставала для какой-то своей сослуживицы, но та, к сожалению, умерла, и лекарство не пригодилось.