– Это мой отец. Туаяк. – Он осторожно проводит пальцем по изображению и, помолчав, вновь обращается к Анэ: – Это называется фотография. Берешь специальный аппарат, нажимаешь на кнопку и получаешь изображение. У всех такие фото есть.
Анэ вздыхает и ищет, за что бы зацепиться взглядом.
– Он убил себя несколько лет назад. Когда Тулугак еще не родилась… моя мама была беременна. Раньше я много думал об этом… но сейчас это просто факт.
Воздух становится нестерпимо душным. Анэ протирает ладонью мокрый лоб, убирает с него налипшие волосы.
Слова Апитсуака словно ударили ей прямо в сердце.
– Мне… жаль, – тихо говорит она, надеясь, что Апитсуак заговорит о чем-то другом.
Неужели он так легко об этом вспоминает? Неужели он может подобрать нужные слова, чтобы рассказать о своем отце? Анэ в жизни не нашла бы ни слов, ни силы.
– Мне тоже было жаль, – пожимает плечами Апитсуак и кладет фото на стол. – Знаешь, когда ты вернулась от иджирака с Малу, я кое-что понял. Ты перенеслась в будущее. Ты ничего не знала о нашем мире и могла сдаться. Ну, я не говорю, что ты могла убить себя… скорее, что могла бы просто сидеть и ждать, когда тебя спасут. Но ты из раза в раз спасала людей. Даже пошла к иджиракам, чтобы вернуть Малу. Ты могла сдаться, но решила по-другому. И ты была одна. У моего отца были мы, была хорошая жизнь, но он все равно бросил нас. И я понимаю… понимаю, что это сложно и нельзя вот так просто об этом говорить. Но факт остается фактом – он сдался.
Она тоже когда-то играла с камнями – когда отец отпускал ее к морю, она брала камень и представляла, что это ее новая подруга. Потом втайне от отца забирала в хижину и глубокой ночью, когда он спал, рассказывала камню свои мысли и страхи. Отец, конечно, быстро об этом узнал и кинул этот камень ей в лицо – на лбу, кажется, все еще оставался маленький шрам.
Как узнала про буковник, который отец собирал не один год. Как неведомая пещерная сила подсказывала ей путь. Про ачкийини и катутаюков, разрушивших в Инунеке дом. Про иджирака, что дал ей инуксук и привел сюда.
Не зная зачем, она осторожно протягивает руку к ее сжатой ладони, чуть расправляет ее и забирает медвежий зуб. Такой маленький и блестяще-белый. Пульсирующий от внутренней силы. Тупаарнак все равно ничего не сможет с ним сделать.
– Что бы ты сделал прямо сейчас, если бы мог сделать все? – Еще один вопрос, от которого усиленно бьется сердце.
Апитсуак откидывается на спинку стула, задирая голову. Анэ слышит его громкий вздох, слышит, как он что-то бормочет себе под нос. Как затихает суаасат в котелке.
– Jeg vil gerne ga med dig[14], – тихо говорит он, глядя в потолок.
– Что-что?
– Сделал бы так, чтобы все закончилось и мы все вернулись к нормальной жизни, – отвечает Апитсуак и встает со стула.
