– И от сестры отказался! – твердил, сидя на полу, Бобриков. Даже не твердил, а бормотал. Но это бормотание показалось начальнику сыскной подозрительным, уж больно убаюкивающим оно было. Фома Фомич не вмешивался в перебранку, внимательно следил за Бобриковым, который лениво спорил с Головнёй. И вот картина: он медленно поднимается, вначале на одно колено, затем на другое, вот он опирается на пол, потом эту же руку сует в карман пиджака, меняет ноги – это подготовка к прыжку! Начальник сыскной вовремя заметил это, быстро выбежал из-за стола и успел перехватить кинувшегося на Головню Бобрикова. Резкий удар кулаком в корень носа. Рука Фомы Фомича, как паровой молот, сбила агента с ног, он летит назад на ситцевый диванчик. У дивана тут же сломались передние ножки. На пол упал нож.
– Так это ты меня зарезать хотел? – зло выкрикнул Головня и кинулся к упавшему на спину Бобрикову, начал топтать его. Однако начальник сыскной начеку, схватил Головню за шиворот и отбросил к двери, тот запнулся о стул и тоже упал на спину…
Такого не смог предвидеть ни фон Шпинне, ни сидящий в маленькой каморке и наблюдавший за происходящим Кочкин. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что, когда Меркурий вбежал в кабинет, всё уже закончилось. Он лишь увидел лежащего на полу с окровавленным лицом Бобрикова, который был в беспамятстве, и пытающегося подняться на ноги Головню. Последнее показалось чиновнику особых поручений недопустимым, и он нанёс агенту удар кулаком по голове, Головня упал.
– Да не надо было, Меркуша, этот как раз и не опасен! – вяло потряхивая ушибленной рукой, проговорил Фома Фомич.
– Кто его знает, опасен или нет, лучше подстраховаться, чем как кур в ощип попасть! – сказал, переводя дух, Кочкин.
