Интеллектуал, по убеждению Гегеля, не всегда может верно судить о настоящем, потому что настоящее не всегда разумно, в нем много странного и непонятного. Но о будущем интеллектуал обязан судить всегда, превращая его в разумную действительность.
Власть и свобода – два начала, которые дополняют друг друга и создают меру человеческих дел, позволяя миру гармонично развиваться.
власть – контроль, желательно письменный, над ресурсами.
Французская буржуазия противилась господству трудящегося пролетариата – она доставила власть люмпен-пролетариату с шефом Общества 10 декабря во главе. Буржуазия не давала Франции прийти в себя от страха перед грядущими ужасами красной анархии – Бонапарт дисконтировал ей это грядущее, когда воодушевленная водкой армия порядка, по его приказанию, 4 декабря расстреливала стоявших у своих окон именитых буржуа бульвара Монмартр и Итальянского бульвара. Она обоготворила саблю – сабля господствует над ней. Она уничтожила революционную печать – ее собственная печать уничтожена.
Например, действительность меня как гражданина состоит в том, что я действую как гражданин, принимаю решения как гражданин и воспринимаю происходящее как гражданин. Поэтому Гегель и говорил, что «все действительное – разумно», не в смысле, что все вещи и события в окружающем мире разумны. Мы знаем, сколько неразумного вокруг нас в обществе.
Нет, Гегель говорит о другом, что мы можем оценивать действия вокруг нас разумно, разбираясь с непредсказуемым развитием природы и общества исходя из нашей личной ответственности. И к странному мы тоже должны отнестись разумно, понять, почему оно происходит так, а не иначе, и ответственно принять нужные сейчас обществу решения.
Если согнуть тростник слишком сильно, он ломается; кто слишком много хочет, тот ничего не хочет
Гоббс решил встать над враждующими и сказать, что на самом деле узурпаторы и те, и другие. Ведь и католики, и протестанты присвоили себе чрезмерные полномочия, а ответственность за свои решения стремятся переложить на других. Церковным общинам Гоббс не доверяет, только светскому государству.
Необходимо, однако же, последний способ действий хорошо скрывать под личиной честности: государи должны обладать великим искусством притворства и одурачиванья, потому что люди бывают обыкновенно до того слепы и отуманены своими насущными потребностями, что человек, умеющий хорошо лгать, всегда найдет достаточно легковерных людей, охотно поддающихся обману
Мне возразят, что жители страны, живущие за городскими стенами, не могут сохранять спокойствие при виде того, как их собственность будет сожигаема неприятелем; что скука осадного времени и личная безопасность заставит их мало заботиться об интересах своего государя. На это я отвечу, что храбрый и могущественный правитель всегда сумеет восторжествовать над этими трудностями: он может обнадеживать подданных тем, что невзгода долго не продолжится, возбуждать в них боязнь жестокостей врага и наконец прибегать к строгим мерам в отношении тех, кого он найдет слишком дерзкими и недовольными.
Во втором случае, слабым государям я могу только посоветовать как можно усерднее укреплять те города, в которых находятся их резиденции, и не заботиться об остальной стране. Если правитель сумеет хорошо укрепить свою столицу и хорошим управлением, при помощи средств, о которых я уже говорил и буду еще говорить, привяжет к себе подданных, то обыкновенно неохотно решаются на осаду его столицы. Это происходит от того, что люди вообще не особенно охотно решаются на предприятия, успех которых труден, осаждать же хорошо укрепленную столицу такого государя, который любим своими подданными, – дело не легкое.
