Игорь Овсянников, паладин. Задумчивый

Степь… Бескрайний окоем, хорошо различимый с седла. Застывшее море сухой травы — в Паксе зима. Высокие стебли достигают шеи лошади, отчего кажется, что та не идет, а плывет в грязно-серых водах. Раздвигаемые грудью кобылки стебли шуршат, пыльная труха осыпает круп и мои сапоги. Под этот шорох хорошо думается…

Мое имя Игорь Овсянников. Я врач, полгода назад польстившийся на заманчивое предложение работы за рубежом. В результате меня привезли в Турцию и переправили в Пакс — параллельный мир, где обитают племена людей-кошек. Они называют себя «нолы» и «сармы». Сармы — кочевники, вроде исчезнувших половцев в нашем мире, нолы ведут оседлую жизнь. Эти племена — непримиримые враги. Две тысячи лет назад в Пакс пришел легион Римской империи, который романизировал нол. Они говорят на латыни, имеют общественное устройство, скроенное по римскому образцу. У них города, армия и сенат. Их столица и само государство называется Рома. Но, в отличие от Римской империи, в Паксе матриархат, а аборигены имеют хвосты — как мужчины, так и женщины. На привлекательности местных красавиц это, впрочем, не сказывается. Поверьте человеку, женатому на ноле. Красавице, умнице, воительнице — самой лучшей женщине в обоих мирах. Моей Виталии…

Ладно, это я отвлекся. Тысячу лет назад расы в Паксе разделились. Нолы выселили потомков римлян в отдельные города, как некогда американцы индейцев — в резервации. Случилось это после кровопролитной гражданской войны. Люди в Паксе стали гражданами второго сорта. Они строили города, ковали оружие, ваяли статуи и вели акведуки, обустраивая и развивая государство, которым правили нолы. Они брали с людей налог кровью. Но не в том смысле, что вы подумали. Мужчин забирали в храм Богини-воительницы, где заставляли сдавать сперму. Это насущная потребность Ромы — без человеческих генов она обречена. Чистокровные нолы живут всего двадцать лет. Они мохнатые, с кошачьими лицами и длинными хвостами. В Роме они на положении рабочего скота — сеют, пашут, копают, прислуживают… Элита государства — метисы с человеческой кровью. Чем ее больше, тем дольше нола живет, и тем выше ее статус в обществе. Самый высокий он у комплет — их предки беременели от людей не менее четырех раз. Принцепс Рома Флавия — комплета. К слову, обычная земная девчонка, хотя хвостик у нее все же имеется — видел, когда делал массаж. Ступенью ниже стоят треспарты — у них человеческой крови не менее трех четвертей. На вид — обычные человеческие женщины, только с хвостиками. У Виталии он до колена. Очень красивый, с кисточкой. Жене очень нравится, когда я его глажу: она закрывает глаза и прямо мурлычет. Снова меня повело… Вернемся к нолам.

Полукровок-метисов зовут димидиями, они основа служивого сословия Ромы. Костяк ее армии, пушечное мясо. Выбиться в офицеры димидии трудно, а стать магистратом, то есть выборным начальником, и вовсе не светит — не пустят. Поэтому есть стимул улучшать кровь, поднимаясь по социальной лестнице. За этим идут в храмы Богини-воительницы, где желающих осеменяют, как у нас коров на фермах. Так нола рожает димидию, димидия — треспарту, а треспарта — комплету. От людей у нол рождаются только девочки, мальчики появляются лишь в традиционных для нол семьях: один хвостатый самец на полдесятка самок. Мальчики, ясен пень, хвостатые и пушистые. Есть еще такое недоразумение, как кварты — нолы с четвертью человеческой крови. Говорят, они рождаются от димидий и треспарт, переспавших с нолой-мужчиной. Положение у кварт как у низших нол — их даже в армию не берут. В то же время они сообразительны и легко обучаются. Мой проводник и переводчик в этом путешествии — кварта Санейя. Я зову ее «Сани».

Пакс застыл в античности. Ничего удивительного. Затерянные племена на Земле тоже не развиваются. Некоторые до сих пор пребывают в каменном веке. Когда нет стимула, прогресс замирает. Выходцы из моего мира не привнесли в Пакс цивилизацию. Почему? Долгая история. Но спешить мне некуда, расскажу.

После разделения рас нолы и люди жили мирно. А тридцать лет назад в Паксе случилась трагедия: люди вымерли. Это стало следствием странной эпидемии. Беда совпала с появлением в Паксе могущественной фармацевтической корпорации из моего мира — FAGG. Поначалу ее встретили неласково, но позже FAGG с нолами пришла к соглашению. За право жить и работать в Паксе корпорация возит нолам мужчин. Ее вербовочные пункты завлекают лохов по всему миру. Теперь понятно, как я сюда попал? Землян-мужчин в Паксе мало — сотни три. Нол — почти два миллиона. Сколько сарм — никто не считал. Самцы у кочевниц свои — фармацевты им мужчин не возят. Из-за этого сармы пытаются мужчин захватить. Так произошло со мной, как только ступил на землю Пакса. В плену я пробыл полдня. Нас отбили «дикие кошки», которыми командовала Виталия. Мы с ней познакомились, и закрутился такой роман! Вот, опять отвлекся…

FAGG возит мужиков за деньги — большие, по местным понятиям, но для транснациональной компании это семечки. У них другой интерес. Мне с такими же обманутыми мужиками предстояло стать донором спермы, а после пяти лет служения в храме идти в лупы (проститутки по-местному) или в альфонсы к какой-нибудь богатой дамочке. Перспектива не вдохновляла. Сговорившись с Виталией, я вынудил храм продать мой контракт. В результате обзавелся врагом в лице верховного понтифика Ромы. Эта тварь нагадила, как могла. Дом у Виты забрали, сама оказалась в плену, а меня пытались зарезать. Пришлось прятаться в армии. Я стал первым в Роме мужчиной-воином. Преторианки встретили меня настороженно, но вскоре мы подружились. В когорте я и узнал: Вита жива! Сармы готовы отдать ее мужу. Вот и еду. До Малакки нас провожали «дикие кошки», теперь город за спиной. Где-то в степи ждут сармы, чтобы сопроводить нас в Балгас — столицу кочевников.

— Сани! — окликаю я.

Едущая впереди кварта останавливается.

— Ты уверена, что дорога правильная? — спрашиваю, приблизившись. — Может, не стоило сворачивать?

— На тропе мы теряем день пути, — качает головой Сани. — А так к вечеру будем на месте.

Пристально смотрю на спутницу. Круглое, миловидное личико, большие темные глаза. Редкая шерстка на щеках и ладонях. Это не портит впечатления. У Сани ладная, стройная фигурка с округлостями в нужных местах. Симпатичная девчонка. С хвостом, конечно, но к ним я привык. Сани смотрит на меня с обожанием: землянин разговаривает с ней, как с равной. Кварт к мужчинам в Паксе не подпускают. Но это в Роме. Здесь степь и свободный мужик — молодой и сильный. Стоит только намекнуть. …

Что-то не о том думаю — длительное воздержание сказывается. С тех пор, как пропала Вита, я ни с кем и ничего. Пусть так и остается.

— Продолжим урок?

— Слушаю, господин! — кивает она. — Как будет «есть»?

— Хав.

— Идти?

— Гур.

— Спать?

— Торм.

— Сражаться?

— Арч.

— Скажите: «Я хочу есть».

— Е ынкидат хав.

— Я пришел с миром.

— Е гура ан тусим…

Перебрасываясь словами, мы рассекаем заросли травы. Язык сарм я зубрю с первого дня поездки. Объясниться уже могу. Сани хорошая учительница: прежде, чем приступить к новой теме, заставляет повторить предыдущую. Славная девочка!

— Как будет на языке сарм: «Ты хорошая»?

— Ар морате.

— Ар морате, Сани!

Она смущается и краснеет.

— Если съездим благополучно, дам тебе десять ауреев.

— Не нужно, господин! — лепечет она.

— А что хочешь?

— Я… — она смущается еще больше. — Я не смею просить…

Договорить она не успевает: на горизонте возникают черные точки. Всадники, вернее, всадницы — мужчины здесь не воюют. Я привстаю на стременах. Точки заполняют горизонт. Сармам из Балгаса надоело ждать, и они пошли нам навстречу? Точки растут в размерах — нас заметили. Уже различимы фигуры, меховые шапки…

— Прости меня, господин!

С удивлением смотрю на Сани. Она бледна, губы дрожат.

— Я виновата! Следовало ехать тропой.

— В чем дело?

— Это дикие сармы…

Здравствуй, жопа, новый год! Приехали… Дикие сармы не подчиняются Балгасу, они сами по себе, и плевать им на всех и вся. Короче, банда.

— Сани, становись рядом и, как начну говорить, переводи слово в слово! Не вздумай что-то пропускать или добавлять от себя! Поняла?!

Она торопливо кивает. В глазах страх. Мужчину сармы не тронут, а вот нолу…

— Соберись! Ар морате!

Снимаю с седельного крюка и забрасываю за спину щит. Повод в левой руке, правая — на рукояти спаты. Впереди уже вопят — добыча близка. Конная лава накатывает на нас и, не доскакав с десяток шагов, обтекает по сторонам. Мохнатые, покрытые пылью рожи, оскаленные зубы, вопли… Замечаю, что вооружение у кочевниц дохлое: кожаные нагрудники, да и то не у всех, простенькие луки, обтянутые кожей щиты из прутьев, копья с костяными наконечниками… Мечей на поясах не наблюдается. Лица юные. Банда оборванцев, котята. Правда, у котят есть коготки, и царапаются они больно.

От толпы отделяется всадница и скачет к нам. Нагрудник обшит костяными пластинками, на поясе то ли короткий меч, то ли длинный нож. Явно главарь. Низкий лоб, скуластое лицо, крючковатый нос и выдвинутая вперед нижняя челюсть. Стоматологи называют это «обратным прикусом». Вылитая баба-яга исполнении Милляра, разве что горба не хватает. Красотка, туды ее! Ночью привидится — не проснешься.

— Хо! — восклицает «красотка». — Какая добыча! Муш! Сильный и красивый! С ним нола, молодая, здоровая. Доспех! Шлем! Меч! Кони!..

Сани частит, переводя. «Красотка» прямо сияет. Ну, это ненадолго… Она тянется к рукояти моего меча и немедленно получает по мохнатой лапке. Не трожь! Не ваше!

— Ты ударил меня! — изумленно восклицает «красотка».

— Могу добавить, — «радушно» обещаю я. — Больнее.

Сани бледнеет, но переводит.

— Как ты смеешь?! — вопит «красотка». — Ты добыча.

— Разве?

Нагло улыбаясь, извлекаю из ножен спату.

— Будешь сражаться? — удивляется сарма.

Киваю.

— Это неправильно!

— Почему?

— Ты муш.

— И что?

— Муши не сражаются.

— Я — да.

«Красотка» оглядывается на своих оборванцев, словно ища поддержки. Похоже, что мохнатики изумлены.

— Я не хочу тебя убивать, — сообщает «красотка».

Ясен пень, что не хочет. Живой мужчина — редкая и очень ценная добыча.

— Я тоже хочу, чтоб ты жила. Расступитесь, и мы проедем.

Предложение ставит «красотку» в тупик. Она растерянно смотрит на меня. Выпустить мужчину из рук? Да ее свои заплюют! Но и мне не улыбается попасть в плен. Жить вонючем шатре, плодить маленьких сарм… А Вита? Что будет с ней? Не уж!

— Я гость Великой матери. Неподалеку нас ждет сотня из Балгаса. Посмеете нас задержать — они вас вырежут. Пропусти!

«Красотка» багровеет. Похоже, я что-то не то сказал.

— Я не подчиняюсь Великой матери! — орет она, надувая ноздри. — Мы сами по себе. Плевать нам на сотню! Мои воины лучше. Ты моя добыча и поедешь со мной!

— А вот хрен тебе! — отвечаю по-русски.

Сани умолкает, не зная, как это перевести, но «красотка» поняла.

— Будешь драться? — спрашивает, шмыгнув носом.

Киваю: буду! Сарм около сотни, но на мне лорика, шлем, а на спине — щит. В руке спата, и владеть ею я умею. Резали мы мохнатых… Прежде, чем истычут стрелами, с десяток зарублю. Возможно, они испугаются, и нам удастся прорваться. Мужчина с мечом — это непривычно. Дохлый, но шанс.

— Мы тебя убьем! — сообщает «красотка».

Ухмыляюсь. Попробуйте!

— Отдай оружие, и мы не обидим тебя. Твою самку — тоже. Ты будешь жить со мной, а я — тебя защищать.

Всю жизнь мечтал!

— Согласен?

Бросаю спату в ножны и маню ее рукой. «Красотка», улыбаясь, приближается. Склоняюсь и хватаю ее за ворот кожаной рубахи. Рывок — и сарма, вылетев из седла, оказывается на крупе моей лошади. Левой рукой прижимаю ее к себе, правой вытаскиваю кинжал. Голубоватое лезвие застывает у мохнатого горла.

— Шевельнешься — зарежу! Скажи своим, чтоб расступились! Живо!

Вспотела. Кислый, мерзкий запах немытого тела лезет в ноздри. Однако молчит.

— Ну?!

— Они не подчинятся, — тихо говорит «красотка». — Зарежешь — найдется другая. Сармы добычу не отдают.

М-да! Голливудский сценарий не прокатил: заложника брать бесполезно. Сарм в степи полно: одной больше, одной меньше… А я надеялся прорваться. Доскакать до сотни, а та пугнет банду, как кот голубей. Делать нечего — нужно договариваться.

— Тебя как звать, красавица?

— Амага! — шмыгает она носом.

— Меня — Игрр. Я не пойду в плен, Амага. Меня ждут в Балгасе. Мне туда очень нужно. Пропусти, и я отдам тебе доспех.

— Нет! — замотала она головой. Едва успел убрать кинжал, не то порезалась бы.

— Давай, решим дело поединком! Одержишь вверх — получишь добычу. Нет — мы уедем. Идет?

— Ага! — снова шмыгает. — У тебя вон какой меч!

Точно девчонка! Лет трех… Ладно…

— Можем без оружия. Скажем, бороться?

— Хо! — восклицает Амага. — Согласна!

Убираю руку с кинжалом и ослабляю захват. Амага перепрыгивает в седло своей лошадки.

— Слушайте все! — кричит, привставая на стременах. — Сейчас мы с мушем будем бороться. После того, как свалю его, он станет нашей добычей.

Пацанки орут и машут руками. Жду, пока утихомирятся.

— Если свалю Амагу, вы пропустите нас! — объявляю в свою очередь.

В ответ вижу оскалы. Нет уж, девочки, играем честно!

— Поклянись, что так будет! — говорю Амаге.

— Клянусь! — кивает она. — Только ты зря надеешься. Я сильная. Мне нет равных в орде.

Это мы посмотрим…

— Какие правила? — спрашиваю, спрыгнув на землю.

— Обычные, — пожимает плечами Амага. — Запрещено кусаться, царапаться и вырывать глаза. Остальное можно.

Вот и славненько!

С десяток сарм прыгают на землю и начинают вытаптывать круг. На лицах ухмылки — предстоит развлечение. Делаю знак Сани. Она спрыгивает и помогает мне снять лорику. Отдаю ей шлем, пояс с оружием и наказываю смотреть за вьюками. Там у меня золото. Пока будем бороться — стибрят. Рожи у сарм плутоватые, и на вьюки они посматривают. Сани кивает. Амага снимает нагрудник и пояс. Сармы, закончив работу, лезут в седла. Будут смотреть сверху. Мы с «красоткой» становимся лицом к лицу. Девочка не соврала. Она крепкая, ростом повыше меня, руки длинные. Будет ими хватать. У кочевников слабые ноги: они с детства в седле. Учтем…

Одна из сарм ударяет копьем в щит. «Красотка», вытянув руки, летит ко мне. Уклоняюсь и подставляю ногу. Упсс! Амага бороздит носом землю.

— Не считается! — вопит, вскакивая. — Ногами цеплять запрещено!

Нет, в самом деле, детский сад!

— Ты не говорила.

— Забыла!

Снова идем в круг. Не беда. Я, конечно, не Карелин, но полевой борьбе меня учили. В этот раз Амага не спешит. Делает шаг и хватает меня за плечи. Держит цепко. Сильная, зараза! В свою очередь вцепляюсь ей в рубаху. Некоторое время пыхтим, пытаясь вывести противника из равновесия. Не выходит. Внезапно Амага оставляет плечи в покое, хватает меня за запястья и заставляет ее отпустить. Поворот — и она за моей спиной. Сгиб ее локтя под моим горлом, второй рукой прижимает меня к себе. Душит. В глазах темнеет. Ах, так? Вскидываю правую руку и хватаю ее за ворот. Бросок! Амага, взмыв воздух, прикладывается спиной о притоптанную траву.

— Не считается! — кричит с земли. — Нечестно! За рубаху хватать нельзя!

— За что еще? — интересуюсь холодно. — Сколько раз нужно тебя свалить, чтобы это считалось правильным?

Амага встает и, повернувшись спиной, отходит в сторону. Садится, поджав ноги. Спина выражает обиду, глубокую. У девочки отняли игрушку. Лица у сарм хмурые. Так и до беды недалеко. Доспехи я снял, меч у Сани. Врежут чем-нибудь по башке… Что клятва этим детям Степи? Как дали, так и забрали…

Подхожу к Амаге, присаживаюсь рядом. Даже не глядит в мою сторону. «Между нами все порвато и тропинка затоптата. Отдавай мою игрушку, не садись на мой горшок…»

— Амага! — говорю, подпуская в голос раскаяние. — Хочешь, подарю тебе доспех?

В самом деле, зачем он мне? Сармы — те, что из Балгаса, наверняка отберут, как и меч. Я вообще не хотел лорику брать, но трибун настояла. Хотела, чтоб выглядел преторианцем.

— И шлем? — шмыгает носом Амага.

— И шлем.

— А меч?

— Меч нужен самому.

— Не хочу!

Нет, в самом деле, ребенок! Сколько ей лет? Чистокровные сармы и нолы взрослеют к трем. Амаге если и больше, то ненамного. Как и ее воинам, впрочем. Ситуацию надо спасать. Предводителю нужно сохранить лицо. Как мне — задницу.

— Куда вы шли, Амага?

Она оборачивается. На лице — удивление.

— В набег.

— На рома?

— У нас плохое оружие, — вздыхает она. — Нет мечей, а копья и стрелы с костяными наконечниками. С рома не совладать. Идем на другое племя. Нам нужно доказать, что мы воины. Получится — орда примет нас во взрослые.

Вон оно как, Петрович! То-то мне показалось… Сани — молодец. Незаметно подъехала и частит с седла.

— На что вы рассчитывали?

— Угнать отару.

— А дальше?

— Продать овец рома, на вырученные деньги купить оружие.

— Сколько овец в отаре?

— Какая попадется. Две или три сотни.

— Почем хотели продать?

— По серебряной монете овца. Рома хорошо платят.

Ну, по денарию за овцу — это вы размечтались. Столько заплатят в Роме. В Малакке дадут половину — это в лучшем случае. Тамошним купцам нужен гешефт. Прикинемся, что поверили.

— Хочешь пятьсот монет?

— За что?

Глазки загорелись — купилась. Ребенок. Даже неловко.

— Проводи меня к Балгасу.

Почему бы и нет, в самом деле? На хрен нам те сармы? Повезут, как пленника, а тут хозяин. Пятьсот денариев — это двадцать ауреев. В моем кошельке их сто.

— У тебя есть деньги?

Взгляд хитрый, с прищуром. Стоит признаться — прощай, золото! Экспроприируют. Зачем отрабатывать, если можно забрать?

— В Балгасе будут. Клянусь. Я гость Великой матери.

— В пути будешь со мной спать?

А вот это — хрен! Еще чего! Качаю головой.

— В Балгасе у меня жена. Я еду к ней.

— А она кто? — Амага тычет в Сани.

Ответить не успеваю: Сани начинает горячо частить. Разбираю со второго слова на третье. Пару раз проскальзывает «самка».

— Согласна! — говорит Амага, вставая. — Но смотри: если обманешь…

Лицом выражаю обиду. Как можно обо мне так думать?

— В этом случае заберешь мой меч. И меня в придачу.

Она протягивает ладонь. Бьем по рукам. Делаю знак Сани, та, соскочив на землю, подтаскивает лорику. Лично обряжаю Амагу в доспех. В завершение нахлобучиваю на грязную голову бронзовый шлем. Улыбка растягивает «красотке» рот. В глазах окруживших нас сарм зависть.

— Ты прекрасна, Амага! — говорю, отступив. — Настоящий вождь!

Все, сарму можно к ране прикладывать. Лучится, как девочка, получившая конфетку.

— Едем, Игрр! — говорит важно.

Надо же! Запомнила…

Санейя, проводник. Довольная

Перепугалась я до дрожи в коленях. Встретить диких сарм — худшее, что может случиться в пути. И ведь сама виновата: зачем понадобилось срезать угол? Ну, потеряли бы день. Нет, понесло…

Когда Игрр спорил, я тряслась. Сейчас сарма скомандует, и в нас полетят стрелы. Умирать не хотелось. Лучше в плен: хозяйка меня выкупит. Хотя о чем это я? За Игрра с меня шкуру спустили бы. И ведь поделом!

Когда Игрр стал бороться, я струхнула. Сармы отменные борцы. Это их любимое развлечение в зимние дни, летом других забот хватает. Бывала я в стойбищах, видела… Амага выглядела грозно. Хоть Игрр и силен, но в борьбе побеждает более ловкий. К моему удивлению, им оказался пришлый. Он легко бросил сарму на землю. Стало ясно: ей с ним не совладать. Амага это тоже поняла. Закричала, что Игрр нарушает правила. Ложь! Пришлый боролся честно, это все видели. Амага стыдилась воинов. И тут Игрр меня удивил. Подарил сарме доспех, да еще предложил денег за сопровождение. Зачем? Нас ведь ждет сотня из Балгаса! Поняла я позже. Сармы нас не отпустили бы. Игрр откупился, найдя удобный предлог. Дешево. Двадцать золотых дают за пленную треспарту (если найдется, кому заплатить, конечно), а тут муш! За него сто надо просить, а то и больше!

Ехать к источнику нужда отпала, мы взяли севернее. К вечеру выйдем к ручью, там заночуем. Сармы, окружив нас кольцом, с любопытством поглядывали на Игрра. Не удивительно: где они видели пришлых? Амага скакала рядом, горделиво поглядывая на подчиненных. Еще бы! Такой доспех даже в Балгасе редкость. Ее присутствие мешало мне. Амага не знает латынь, но вдруг догадается? Игрра следовало предупредить. Улучив момент (Амага ускакала вперед — дозорные там что-то обнаружили), я склонилась к пришлому.

— Господин?

Он повернул голову.

— Ты сердишься на меня?

Игрр пожал плечами. Слава Богине-воительнице!

— Я сказала, что ты делишь со мной ложе.

Его брови скользнули вверх.

— Иначе Амага потребует тебя себе, — добавила я. — Думаю, ты этого не хочешь.

Он усмехнулся.

— Мне нужно спать в твоей палатке.

Игрр задумался. Я застыла, не зная, как он отреагирует. По пути к Малакке, когда мы ночевали на постоялых дворах, пришлый спал в комнате один, а меня отправляли к служанкам. «Кошке» не к лицу делить комнату с какой-то квартой. Палатка у меня есть, но она совсем маленькая — скорее, полог от дождя и ветра.

— Обещаешь не приставать?

Я закачала головой: как можно?

— Тогда спи!

— Благодарю, господин!

Игрр улыбнулся. Богиня-воительница, какой он необыкновенный! В Малакке есть мужчины, у нас даже лупанарий имеется, но те пришлые не достойны снять с Игрра обувь. Они капризные и изнеженные, а Игрр — воин, отважный и добрый. Какая славная будет от него дочь! Мне пора об этом подумать. Может, удастся уговорить? Если б не сармы, попросила бы — он сам предлагал награду. Теперь буду ждать случая.

К месту ночлега вышли к сумеркам. В неглубоком овраге протекал ручей, по склонам росли кусты. Близ оврага разбили стан. Мы умылись, я сбегала в кусты. По нужде, а также — за ветками и хворостом. Я натащила сушняка, нарезала колышков, после чего натянула палатку. Игрр развел костер, укрепил над ним железную треногу с котелком. Когда вода вскипела, бросил в нее крупы и мелко нарезанного копченого сала. Каша забулькала, распространяя вкусный запах. Сев у огня, мы принялись ждать. Время от времени Игрр помешивал в котелке ложкой. В этот миг и заявилась Амага.

— Готовишь пищу? — удивилась она. — Почему не самка? — сарма указала на меня.

— У меня получается лучше, — пояснил Игрр.

— Хочу попробовать! — заявила Амага.

— Тогда умойся! — потребовал Игрр. — У нас принято есть чистыми.

Амага фыркнула, но сбегала к ручью. Вернулась с потеками грязи на щеках. По всему видать, поплескала на них водой — тем и ограничилась. Игрр покосился, но промолчал. Подобрав щепку, оставшуюся от изготовления колышков, принялся строгать. Я догадалась, зачем. Ложек у нас всего две. Я могла подождать, пока они поедят, но Игрр этого не захотел. Когда каша поспела, навалил горку в бронзовую миску и вместе с ложкой подал сарме. Котелок поставил меж нами и взял выструганную лопатку.

— Господин! — удивилась я. — Бери ложку.

— Обойдусь! — отмахнулся он.

Мы проголодались, поэтому набросились на еду. Дули на горячую кашу, глотали и немедленно запивали разбавленным вином. Игрр и Амаге его налил. Вот это зря — вина у нас мало. Если поить всяких сарм, надолго не хватит. Амага приняла подношение, как должное. Глотнув из кубка, громко зачавкала. Свинья вонючая!

Готовит Игрр замечательно, каша кончилась быстро. Порции маленькие — мы не рассчитывали на сарму. Амага, опорожнив миску, сыто рыгнула и облизала ложку.

— Впредь буду есть с вами! — «обрадовала» нас. Ну, вот: теперь и крупа кончится!

Амага встала и важно удалилась. Хорошо, хоть ложку не унесла. С нее бы сталось! Сарма…

Я сбегала к ручью, помыла посуду и принесла котелок воды. Водрузив его над углями, подогрела. Игрр почистил зубы, затем, сняв сапоги, омыл ноги. Он делает это каждый вечер. Я хотела помочь, но он запретил. Не позволяет сделать такую малость! Точно на меня сердит!

Мы заползли в палатку и улеглись на войлоках. Игрр затих, и тогда я решилась. Нащупала его руку и лизнула.

— Спи, девочка! — вздохнул он и погладил меня по голове. Слезы брызнули из моих глаз. Он не сердится! Я придвинулась и прижалась к нему боком. Как хорошо! Теперь до Балгаса будем так спать. Может, неплохо, что нам встретились сармы?..

Флавия, принцепс. Торжествующая

Я вошла в зал и, стараясь ступать степенно, проследовала к креслу в центре зала. Сенат встретил мое появление недовольным гулом. Я села и обвела глазами собравшихся. Встревожены, переглядываются. Не удивительно: на площади выстроилась центурия претория, усиленная охрана стоит на ступенях и у дверей курии. У Марцеллы глаза бегают — чувствует, тварь! Мания и Клавдия спокойны — не подозревают. Северина в своем кресле трибуна застыла, не сводя с меня взгляда. За нее можно не беспокоиться — поддержит.

— Достопочтенный сенат! — начала я, и гул в курии стих. — Рада приветствовать вас в полном собрании. Заседание открыто. Слово сенатору и проконсулу Лауре Сертории.

Наставница встала и прокашлялась.

— У меня чрезвычайное сообщение. Семь дней назад на принцепса Ромы совершено покушение, — она обвела трибуны взглядом. Ответом ей была тишина. — К счастью, неудачное. Убийце удалось проникнуть в спальню принцепса…

— Злоумышленник в Палатине? — перебила Марцелла. — Там, где преторианок больше, чем нол при раздаче хлеба?

— Я понимаю твой скепсис, сенатор, — усмехнулась Лаура. — Наверняка считаешь, что мы придумали эту историю, дабы укрепить свою власть. Я предусмотрела это. Стража! Пригласите декана!

В распахнутую дверь курии вошла преторианка.

— Назовись! — велела Лаура.

— Лиона Лепид по прозвищу Пугио, декан третьего контуберния, второй центурии когорты претория.

— Расскажи, как было дело!

— Той ночью я стояла у покоев принцепса. Внезапно за дверью послышались крики. Заподозрив неладное, я стала стучать. Не сразу, но дверь отворилась. За ней оказалась принцепс, полуодетая, в одной тунике. Указав рукой в сторону спальни, она сказала: «Там!..» Я побежала, и увидела, что мой подчиненный Игрр сражается с какой-то треспартой. Было темно, и я не сразу узнала ее…

— Что делал мужчина в спальне принцепса? — перебила Марцелла.

Я вцепилась в подлокотники кресла. Жаба! Ты у меня попомнишь! Лаура бросила мне предостерегающий взгляд.

— Я отвечу на твой вопрос, сенатор, — сказала она спокойно. — Пришлый по имени Игрр охранял черный ход в покои. Он знаком с Флавией, поскольку делал ей массаж, как и многим из здесь присутствующих. Вам известно, что жена Игрра, декурион «диких кошек» Виталия Руф, попала в плен к сармам, а его самого пытались убить, подстроив ссору с присутствующей здесь Пугио. Вы были свидетелями их поединка. Игрр, став преторианцем, искал встречи с принцепсом, чтобы просить помощи для жены. Такая возможность выдалась лишь при охране Палатина. Вот почему он оказался в спальне Флавии. У Игрра нет особых отношений с принцепсом, ты ведь это подразумевала, сенатор? В спальне Игрр находился в доспехах и при оружии. Будь иначе, он не смог бы противостоять убийце.

— Ты можешь назвать ее имя? — сощурилась Марцелла.

— Она скажет его сама. Введите!

По скамьям сенаторов пробежала волна. Многие привстали. Две преторианки ввели в курию высокую, широкоплечую треспарту. Она заметно хромала, и преторианки поддерживали ее под руки.

— Назовись! — велела Лаура, когда пленницу поставили посреди зала.

— Касиния Лукро, слуга верховного понтифика, — облизав губы, выдавила задержанная.

— С какой целью ты пробралась во дворец?

— Убить принцепса.

— Ты сделала это по своей воле?

— Мне велели.

— Кто?

— Октавия Варр, верховный понтифик Ромы.

— Ложь! — закричала Марцелла.

Сенаторы завопили. Многие, вскочив, махали кулаками. Лаура кивнула страже, и та ударила мечами в щиты. Раз, другой… Не сразу, но курия угомонились.

— Чем можешь подтвердить обвинение? — как ни в чем не бывало продолжила наставница. — Как видишь, тебе не верят.

— Октавия пообещала мне в награду домус.

— Вот дарственная! — Лаура подняла руку со свитком. — Любая из вас может ее посмотреть. Выписана на имя Касинии, подпись и печать понтифика. За десять дней до покушения на принцепса Октавия дарит своей помощнице домус стоимостью в две тысячи золотых. Щедро, не правда ли?

— Возможно, Касиния ей верно служила! — возразила Марцелла.

— Преданных слуг в Роме много, — усмехнулась Лаура. — Но я не слышала, чтобы им дарили домусы. Может, ты так поступила? Скажи!

Марцелла смешалась. Лаура возвысила голос:

— Октавия, подписав дарственную, нарушила закон. Домус принадлежал Виталии Руф и отошел к храму за долги — при весьма сомнительных обстоятельствах, к слову. Но не буду заострять на этом внимание. Остановлюсь на другом. Октавия не имела права дарить дом, принадлежащий храму. Понтифик этим обстоятельством пренебрегла. Спрашивается, почему? Рано или поздно о незаконной сделке узнали бы, ее могли оспорить. Тем не менее, Октавия подписала пергамент. Выходит, не опасалась. Сейчас мы узнаем, почему. Мой вопрос Касинии. Зачем понтифику понадобилось убивать принцепса?

Касиния облизала губы.

— Она хотела занять ее кресло.

Курия загудела. Лаура предупреждающе вскинула руку.

— Ты уверена? В Роме не так просто сменить власть. Если принцепс не оставит наследницу, ее преемницу назначит сенат.

— Октавия искала поддержки сенаторов. Приглашала их в храм и всячески ублажала.

— Как?

— Угощала роскошным обедом. После чего приводила мужчин, и те ласкали женщин.

Курия взорвалась. Вскочив, сенаторы кричали и махали руками. «Ложь! Клевета!..» — неслось со всех сторон. Лаура кивнула страже, и та ударила в щиты.

— Прошу слова! — закричала Марцелла, после того как все затихли.

Я кивнула: говори!

— Эту женщину, — Марцелла указала на Касинию, — задержали с оружием в руках. Она пыталась убить принцепса. За такое полагается мучительная смерть. Висеть на кресте ей не хочется. Стоит пообещать милость, и она обвинит любого.

— Считаешь, мы это подстроили? — ледяным голосом спросила Лаура.

— Я лишь утверждаю, что преступнице нельзя верить, — выкрутилась Марцелла.

— У тебя все? — спросила я.

— Да, принцепс!

— Проконсул?

— Пригласите свидетелей! — велела Лаура.

Когда вошли мужчины, курия загудела. Никогда прежде пришлых не звали в этот зал. Мужчины, встав у порога, растерянно смотрели по сторонам. Было видно, что они встревожены.

— Назовите себя! — предложила Лаура.

— Я — Ион, — сказал высокий, черноволосый мужчина.

— А я — Стефан, — поклонился второй, ростом пониже.

— Чем вы занимаетесь?

— Служим в храме Богини-воительницы.

— Поднимите руки, чтобы все видели браслеты!

Мужчины подчинились. Лаура кивнула, и пришлые опустили руки.

— Вам известно, зачем вы здесь?

— Нет, госпожа! — ответил Ион. — В храм пришли воины и велели следовать за ними. Они не говорили, зачем. Мы, наверное, провинились, но не знаем, в чем.

Лаура глянула на Марцеллу и усмехнулась.

— Вас ни в чем не обвиняют! — успокоила пришлых. — Вы здесь как свидетели. Сейчас я буду задавать вопросы, а вы — отвечать. Честно и правдиво. Понятно?

Мужчины кивнули.

— Внимательно посмотрите на этих женщин. Если кого узнаете, указывайте рукой. Опознанных сенаторов прошу спускаться в зал.

По скамьям пробежал ропот, но Лаура не обратила на это внимания. Ион со Стефаном двинули вдоль скамей, разглядывая сенаторов, и время от времени на кого-то показывали. Отмеченные женщины бледнели, но вставали и послушно спускались вниз. Одна из сенаторов пыталась спрятаться, склонившись за спину соседки, но Ион подошел и положил ей на плечо руку. В зал спустились четыре сенатора, в том числе — Марцелла. Ион со Стефаном встали в стороне.

— Вы знаете этих сенаторов? — спросила Лаура.

— Видели в храме, — ответил Ион. — Они приходили к нам.

— Зачем?

Ион замялся.

— Говори! — велела Лаура.

— Мы совокуплялись с ними.

На верхних скамьях кто-то охнул.

— Вы делали это по их просьбе?

— Нет, госпожа! К нам приходила Касиния и отводила в покои понтифика. Там нас ждала женщина. Понтифик уходила, а мы оставались…

— Вы ласкали женщин вдвоем?

— По-разному, госпожа! Иногда вдвоем, иногда поодиночке. Вот она, — Ион указал на Марцеллу, — любила, чтобы вдвоем. Ей очень нравились наши ласки. Она обещала взять нас к себе. Нас возили к ней в дом.

— Он очень большой и роскошный! — восторженно сказал Стефан. — Много слуг, красивые мозаики, вазы.

— Твоя знаменитая коллекция, Марцелла? — усмехнулась Лаура. — Ты и теперь будешь утверждать, что мы все подстроили? Может, пригласить в свидетели твоих слуг?

Марцелла не отозвалась. Она смотрела в пол. Руки, которые сенатор держала перед собой, тряслись.

— Вопросы к свидетелям есть?

Ответом было молчание.

— Вы свободны, граждане!

Мужчины поклонились и вышли.

— Ты — тоже! — Лаура указала на Касинию.

Стража вывела хромающую треспарту.

— Возвращаю слово, принцепс!

Я встала.

— Властью, дарованной мне сенатом, я, Флавия Авл, принцепс и цензор Ромы, обязанная следить за нравами, за преступления против законов республики исключаю Марцеллу Канис, Манию Ульпию, Валерию Дециус, Клавдию Порцию из списка сенаторов на вечные времена. Стража! Вывести заговорщиц! Им тут не место!

Подбежавшие преторианки, бесцеремонно пихая бывших сенаторов, вытолкали их из курии. Я кивнула Лауре.

— Призываю сенат наказать виновных! — объявила она.

— Почему нет Октавии? — заметила Северина, все это время тихо сидевшая в кресле. — Нельзя выносить приговор в ее отсутствие. Все-таки верховный понтифик.

— Октавия сбежала, — вздохнула Лаура. — Когда преторианцы пришли, в храме ее не оказалось. Успели предупредить. Полагаю, она спряталась в городе «фармацевта». Придется судить заочно.

— Своим побегом она подтвердила обвинение, — кивнула трибун. — Не возражаю. Что предлагаешь?

— Объявить Октавию вне закона.

— Справедливо! — согласилась трибун.

— Голосуем! — объявила я.

Руки сенаторов поползли вверх. Я следила, прищурившись. Как и предполагала, никто не уклонился.

— Принято!

— Теперь бывшие сенаторы, — сказала Лаура.

— Предлагаешь крест? — насторожилась Северина.

— Нет, трибун! Если нола умышленно, угрозами или подкупом склоняет к сожительству мужчину из храма, — процитировала закон Лаура, — ее казнят. Здесь этого не было. Бывших сенаторов совратила Октавия. Она предлагала мужчин в обмен на поддержку. Думаю, изгнания достаточно.

— Они богаты, — покачала головой Северина, — и не пожалеют золота, чтобы вернуть положение. У каждой — десятки клиентов. Станут мутить нол, а нам не нужен бунт. Я вообще не понимаю, почему вы медлили. Каждая из изгнанных — развратная тварь, кичившаяся своим богатством и выставлявшая его напоказ. Они предавались удовольствиям, не думая о народе… («Олигархи!» — вспомнилось мне слово Игрра). Я говорила об этом сенату, но меня не слышали. Настаиваю на конфискации имущества.

— Согласна! — сказала Лаура.

— Кто «за»?

Руки в этот раз подняли неохотно, но все же проголосовали.

— Необходимо назначить понтифика, — сказала Лаура, когда решение утвердили. — Предлагаю Северину.

— Почему я? — удивилась трибун.

— Касиния нам многое рассказала. В храме деялось непотребное. Октавия пользовалась его казной, как своей. Многое расхищено. А что вытворяли жрицы! Они совокуплялись с мужчинами, устраивали с ними оргии… (Северина сморщилась). Для того чтобы навести порядок, требуется женщина безукоризненно честная. Кто, если не ты?

— Тысячу лет понтифика избирали из рода жриц, — заметила трибун.

— Они вышли из доверия! — вмешалась я. — Их представитель затеяла заговор против принцепса. В прежние времена за это казнили весь род. Я не настолько кровожадна, но никто из жриц более не станет верховным понтификом!

Северина подумала и кивнула.

— Голосуем!..

— На сегодня — все! — объявила Лаура, когда руки опустились.

— Нет!

Наставница глянула на меня с изумлением. Я встала.

— Хотя виновные изобличены, Октавия скрылась. Она увела с собой стражу, довольно многочисленную и хорошо вооруженную. Рома в опасности. В такое время нужно действовать без промедления. Я настаиваю на полномочиях диктатора.

— Надолго? — насторожилась Северина.

— На установленный законом срок — полгода.

Северина задумалась и кивнула:

— Не возражаю!

— Голосуем!..

Из курии я выходила, едва не танцуя. Получилось! Теперь никто не помешает мне послать войско на выручку Игрру. Не нужно испрашивать разрешения у сената, уговаривать наставницу. Мы вновь увидимся…

— Могла бы сказать! — упрекнула догнавшая меня Лаура. — Зачем ты это затеяла? Теперь любую ошибку припишут нам.

Я только плечами пожала: подумаешь!..

Поселок FAGG, 100 миль севернее Ромы. Пакс

— Я вне закона! — закричала Октавия с порога. — Из Ромы прискакала жрица: на улицах возглашают указ. Теперь любой обязан меня убить. За это обещана награда сената.

— Садись! — предложил Говард.

Октавия сверкнула глазами, но подчинилась. Кресло выбрала напротив фармацевта.

— Это ты виноват! — продолжила она, расправив паллу. — Зачем я тебя послушала? Затеять заговор…

— Я советовал захватить власть, — согласился Говард. — Но разве я виноват, что ты не смогла?

Октавия раздула ноздри, но промолчала.

— Зачем послала к Флавии свою помощницу? — продолжил Говард.

— Она в прошлом ликтор и могла пройти в Палатин! Отменно владеет оружием.

— Обязательно было девчонку резать? Разве не существует других способов? К примеру, подкупить повара, чтоб тот подсыпал в пищу яд? Или подстрелить Флавию на пути к сенату? Есть десятки возможностей. Ты почему-то выбрала самый рискованный метод. Тридцать лет назад ты была умнее.

— Тогда ты помогал, — вздохнула Октавия.

— Что мешало спросить сейчас? Я надеялся, что ты знаешь, как действовать. И что вышло в итоге? За что ты упрекаешь меня?

Октавия насупилась.

— Из Ромы пришлют за мной. Потребуют выдачи.

— Я не подчиняюсь Роме, а мои люди справятся с любым войском, — сказал Говард. — Здесь ты в безопасности.

— Дай мне своих охранников! Я заплачу! С твоим оружием и моими стражами мы захватим Рому. Я разберусь с этой маленькой сучкой!

Октавия сжала кулаки.

— Затеять войну? — хмыкнул Говард. — Я фармацевт, а не генерал. Но даже я понимаю: не получится. Здесь мы отобьемся, но взять Рому… Там стены, внутри — улицы, ограды, за которыми легко спрятать стрелков. Моих охранников перебьют. Их всего-то пару десятков.

— Привези еще!

— Существование Пакса — тайна. Чем меньше людей знает, тем проще сохранить. Нет, понтифик!

— Я больше не жрица! — сказала Октавия. — Они назначили Северину. Старую зануду, помешанную на нравственности.

— С ней можно договориться?

— Нет! — фыркнула Октавия. — Она не станет возить тебе девочек. Даже не рассчитывай!

— Я оставлю Пакс без мужчин.

— Заявят, что не нужно. Достаточно тех, что есть.

— Трудно устроить второй мор?

— Его свяжут с тобой. Скрыть не удастся. Вас вышвырнут из Пакса!

Говард задумался.

— Я подумаю над твоим предложением, — кивнул примирительно. — Думаю, его надо принять. Отдыхай!

Торжествующая улыбка растянула губы Октавии. Она встала и вышла. Говард, оставшись один, некоторое время сидел в кресле, затем взял со стола карманную рацию. Палец утопил тангету.

— Зайди!

Спустя минуту раздался стук в дверь, и в кабинете возник начальник охраны — высокий мужчина с заметной сединой на висках.

— Слушаю, босс! — сказал, склонив голову.

— Октавию с дочерью разместили в апартаментах?

— Да, босс!

— Ужинают у себя?

— А также обедают и завтракают. Стараются не выходить лишний раз.

— Вот и хорошо. Сегодня к ужину подай им вино с цианидом. Возьмешь у Марты.

Начальник охраны поднял бровь.

— Отработанный материал, — сказал Говард. — Связывают руки. В Роме объявили награду за их головы. Нам это ничем не грозит. Все подумают, что отравились сами от безвыходности.

— Сделаю, босс! — сказал начальник.

— Устрой им пышные похороны. После чего храмовая стража пусть идет в Рому. Здесь она не нужна, да и кормить нечем. Новому понтифику это понравится.

— Стоит ли отправлять всех, босс? Парни обидятся: им нужны девочки. Те, у которых берут кровь, слишком тощие. Кому-то нужно патрулировать окрестности. Храмовая стража использует лошадей. Мои парни верхом не умеют. Их этому не учили.

— Оставь с полсотни! — пожал плечами Говард. — Достаточно?

— Более чем! — кивнул начальник.

— Можете отобрать по своему вкусу. Свободен!

Начальник боднул головой и вышел. Говард, оставшись в одиночестве, достал из шкафа бутылку, плеснул в бокал янтарную жидкость и жадно глотнул. После чего раскурил сигару и подошел к окну. Отсюда были видны палатки, разбитые за стенами. Возле них копошились стражницы, в отдалении паслись кони.

«Завтра они уйдут, — подумал Говард. — Я передам с ними письма принцепсу и понтифику. Сообщу о самоубийстве Октавии, выражу сочувствие, приглашу Северину в гости. Думаю, ее удастся склонить к сотрудничеству. Если она такая нравственная, как говорит Октавия, то наверняка помешана на благе отечества. Что ж… Паксу нужны мужчины, мне — маленькие димидии. Лекарство нужно производить. Заказы растут, в Цюрихе требуют увеличить объемы. Это к лучшему, что Октавии не станет: вместе с ней умрет и тайна. Плохо менять давнего партнера, но бизнес есть бизнес».

Говард хлебнул из бокала и втянул дым.

«Интересно, Мада получила этого русского? Он отправился к сармам за своей женщиной? Надо было спросить Октавию».

Подумав, Говард решил, что не стоит. Слишком мелкая фигура, чтобы беспокоиться.

Санейя, проводник. Испуганная

Сармы из Балгаса догнали нас через пять дней. Видимо, устав ждать, сотница выслала дозор, и тот наткнулся на следы. Сармам не составляет труда их прочесть. Догадавшись, что пришлого перехватили, сотница скомандовала погоню.

К тому времени мы освоились с провожатыми. К моему удивлению, вели они себя смирно. К Игрру не приставали, меня не задирали, по вьюкам не шарили. Все благодаря Игрру. С сармами он с самого начала повел себя дружески: расспрашивал их об обычаях Степи (заодно совершенствуясь в языке), шутил, на стоянках учил Амагу бороться. Ей это нравилось. Юные сармы смотрели на их поединки восторженно и сами пробовали выходить против Игрра. Он их легко разбрасывал. Почтение к пришлому росло: сармы уважают силу. С едой тоже наладилось. Амага догадалась или Игрр подсказал, но каждый день нам приносили что-то из дичи. Зимой ее мало, но сармы умеют охотиться. Если не коза, то дикая курица или заяц, в худшем случае — степная крыса. Игрр называет ее «сурок». Сурки, кстати, жирные, и мясо у них нежное. Игрр разделывал дичь, складывал куски мяса с кружками порезанного лука в бурдюк и заливал водой с уксусом. К вечеру мясо мариновалось, Игрр посыпал его солью и порошком пряных трав, после чего жарил на вертеле. Он у нас имеется, как и сковорода. Мясо с луком выходило сочным и необыкновенно вкусным. Игрр называет такую еду «шашлык». К шашлыку полагались лепешки, Игрр печет их замечательно. Я объедалась, что уж говорить про Амагу! Они в своих стойбищах, кроме вареной баранины, ничего не видят. Кашу мы варили со свежим мясом, которое Игрр предварительно обжаривал на сковороде. Получалось необыкновенно вкусно. Ну, у Игрра всегда так.

Еще Игрр приучил Амагу мыться. Во второй вечер отвел к ручью и показал, как нужно. Амага пыталась отговориться, тогда Игрр взял ее левой рукой за шею и правой умыл сам — решительно и жестко. Удивительно, но сарме это понравилось. Теперь на каждой стоянке она бежит за пришлым и подставляет рожу. Ей, как я думаю, нравятся прикосновения пришлого, и она воспринимает умывание, как ласку. Если б не я, Амага и в постель к Игрру полезла бы. Только уж нет! Место занято.

Стоял полдень, когда за нашими спинами раздался вой, и, оглянувшись, мы увидели развернувшуюся в атаку сотню. Лисьи хвосты на копьях говорили о принадлежности сотни Великой матери. Воины Амаги стали натягивать тетивы на луки. Руки у них тряслись. Не удивительно. Сарм у Амаги меньше, и вооружены они плохо — даже ножей нет. В обиходе пользуются острыми кремневыми пластинками, но ими не навоюешь. Сармы из Балгаса расшвыряют орду, как котят. Засыплют стрелами, ударят в копья, после чего затопчут и вырежут. Приходилось видеть — я с пяти лет в Степи.

Амага поскакала вдоль строя, крича и размахивая копьем — приободряла своих. И тут Игрр меня поразил. Вместо того чтобы отъехать в сторонку и затаиться (нам-то нападение ничем не грозило), крикнул Амаге:

— Не нужно драться! Я договорюсь с ними!

После чего решительно направил кобылку навстречу сотне. Амага от удивления натянула поводья. Поколебавшись, я присоединилась к Игрру. Он неплохо говорит на языке сарм, но переводчик не помешает. К тому же предводитель сотни мне наверняка знакома — я часто бываю в Балгасе. Мы не сделали и десятка скачков, как нас догнала Амага.

— Я с вами!

Игрр покосился, но ничего не сказал. Лишь жестом указал место по левую руку от себя. Я покачала головой. Нас с Игрром точно не тронут, а вот Амагу прирежут — за обиду и наглость. Ну, это ее дело, плакать не стану.

Разглядев нас, сотня прекратила вопить и вскинула копья кверху. Вперед вырвалась всадница. Она неслась к нам, сотня рысила следом, сохраняя, однако, боевой строй. Нападать сармы из Балгаса не передумали, просто отложили схватку. Поговорят, оставят нас за спинами — и ударят.

Подскакавшую сотницу я узнала. Косой шрам, пересекающий лицо, вытекший левый глаз, затянутый веком. На крепком теле — чешуйчатый доспех, закрывающий торс от шеи до середины бедер, остроконечный шлем с конским хвостом на шпиле. Дандаки, командир личной охраны Мады — верховной жрицы Великой матери. Дандаки мало того, что треспарта, так еще лучший воин Степи. Кого отправили нас встречать! Видимо, пришлый Маде очень понадобился.

Дандаки остановила коня головой к голове с нашими и довольно ухмыльнулась, разглядев пришлого. А вот на Амагу посмотрела так, что стало ясно: жить сарме осталось всего ничего.

— Хош арчи! — поприветствовал Игрр сотницу. — Ан тусим те, кирдайя [1].

Он неожиданности Дандаки выпустила поводья.

— Ты говоришь по-нашему, муш?

— Пока только учусь, — ответил Игрр. — У нее! — он указал на меня.

Сотница перевела взгляд в мою сторону и кивнула — узнала. Затем посмотрела на Амагу и раздула ноздри.

— Она захватила вас в плен?!

— Нет, почтенная! — покачал головой Игрр и перешел на латынь. — Мы заблудились в Степи и столкнулись с ордой Амаги. Эти милые женщины оказались настолько любезны, что согласились проводить нас в Балгас — за небольшую плату. Проще говоря, я нанял их.

Я вспотела, подбирая слова, соответствующие латинским «милые» и «любезно». Но повезло, вспомнила.

— На ней доспех рома! И шлем! — Дандаки обличающе ткнула пальцем. — Откуда они у нее?

— Я подарил, — сказал Игрр. — У сарм, насколько знаю, есть обычай дарить хорошему воину понравившуюся ему вещь.

— Не лги! Она их просто отобрала. Зачем ты защищаешь эту крысу, муш?

— Она и ее воины — моя охрана.

— Они?!

Дандаки захохотала, показав крупные желтые зубы. Сармы за ее спиной оскалились.

— Эти дети не справятся даже с овцами, — продолжила сотница, вытерев выступившие слезы. — Как только зарежу их предводительницу, они мигом разбегутся.

Амага зашипела и схватилась за нож. И тут Игрр меня изумил.

— Я не позволю!

Он произнес это на языке сарм. В животе у меня похолодело. Он что, больной? Понимает, с кем спорит? Что ему до вонючки Амаги?

Дандаки изумилась не меньше моего. Потеряв от неожиданности дар речи, она уставилась на Игрра единственным глазом. А пришлый, подтверждая свои намерения, положил руку на рукоять меча.

— Хо! — воскликнула сотница, придя в себя. — Он грозит мне!

Она обернулась к сотне, и подступившие к нам сармы осклабились.

— У него есть меч! — продолжила Дандаки. — Настоящий. Ты умеешь им пользоваться, муш? Знаешь, за какой конец брать? Это ведь не женская грудь. Гляди, порежешься!

Сармы захохотали. И тут Игрр неуловимым движением выхватил клинок из ножен. В следующий миг меч, взмыв над головой пришлого, образовал над ней сверкающий круг. Игрр вращал кистью легко — казалось, не касаясь рукояти. Круг сместился влево, затем — вправо и за спину, при этом лицо Игрра выглядело спокойным, будто это не он крутил в воздухе мечом, а тот вращался сам по себе. Сармы от удивления открыли рты. Еще бы! Я сама, когда впервые увидела — Игрр разминался на стоянке — невольно вскрикнула. Ничего подобного прежде не наблюдала. Думаю, что и сотня Дандаки — тоже.

Сверкающий круг внезапно исчез. Меч молнией сверкнул перед глазами и с мягким стуком скользнул в ножны. Игрр сложил руки на груди и с улыбкой глянул на сотницу. Та нахмурилась.

— Я знаю этот меч, — сказала сердито. — У него приметная рукоять. Меч принадлежал Тарготао. Ее орду вырезали весной. Откуда у тебя этот клинок? Купил?

— Взял с убитой мной сармы.

— Тарготао? — подняла бровь сотница. — Убитой тобой? Не верю! Пусть даже ты смог, но рядом с ней тенью ходила Шпако. Она убила бы тебя. Со Шпако в Степи никто не мог справиться.

— Шпако — это такая высокая и толстая? — спросил Игрр. — С плечами — во! — показал он руками.

Дандаки кивнула.

— Я зарезал ее первой. Ножом — сюда! — Игрр ткнул себя пальцем в шею. — А уж потом Тарготао. Та хотела меня изнасиловать. Я ударил ее коленом в подбородок, после чего убил Шпако. Та в этот момент прижимала меня к земле. Я скинул с себя ее труп и прикончил Тарготао — перерезал ей жилу на шее. Если тебя это утешит, они умерли быстро. Не мучились.

Пришлый произнес это так, что все вмиг поняли: правда! По лицам сарм было видно, что они впечатлены. Да и я сама… Игрр убил Шпако! Я знала эту сарму. В Степи ее боялись.

— Теперь понимаю, почему Мада захотела тебя, — вымолвила Дандаки. — Ладно. Я не стану убивать твою сарму. Ты спал с ней?

Игрр покачал головой.

— Тогда почему защищаешь?

— Она красивая!

От этих слов я чуть не выпала из седла. Амага красивая? Да на нее лишний раз глянуть страшно!

Единственный глаз сотницы едва не вылез из орбиты. Зато Амага приосанилась, задрав подбородок.

— У тебя странный вкус, пришлый! — покачала головой сотница. — Или же ты шутишь. Мне говорили, что ваш мир другой. Мужчин так много, что они дерутся за женщин, совсем как мы за мушей. Ваши мужчины, когда у них нет женщин, даже спят друг с другом. Я, признаться, не верю, но твои слова заставляют задуматься. Ладно, закончим. Пусть она, — Дандаки указала на Амагу, — забирает своих оборванцев и убирается. И пусть радуются, что живы!

— Они останутся, — возразил Игрр.

Ноздри сотницы затрепетали.

— Я нанял их до Балгаса, — невозмутимо продолжил Игрр. — Договор будет соблюден.

Он снова положил ладонь на рукоять меча.

— Ты не сумеешь воспользоваться оружием, пришлый! — хмыкнула сотница. — Я велю бросить арканы, и мы свяжем тебя. Так и отвезем в Балгас!

— Тогда я скажу Маде, что ты потеряла нас в Степи. Мне пришлось искать защиты у диких сарм. А ты прогнала их, чтобы скрыть оплошность. Думаю, Великой матери это «понравится».

Дандаки засопела, как загнанная лошадь.

— Я вообще не понимаю, о чем спор? — улыбнулся Игрр. — Тебе приказали доставить меня в Балгас? Так мы направляемся туда. А сотня нас охраняет или две, какая разница? В Балгасе я рассчитаюсь с Амагой, после чего она уедет. К Маде отведешь меня ты. По рукам?

Он протянул Дандаки открытую ладонь. Та поколебалась и хлопнула по ней.

— Не обижай моих девочек! — попросил Игрр. — Они славные. Вы ведь тоже когда-то были детьми?

Клянусь, прежде я не видела у сарм таких изумленных лиц!

Игорь, спасатель. Невольный

По уму, угрожать Дандаки не следовало. Такие, как она, обид не спускают. Однако выбора не было. Согласись я прогнать Амагу, дамочка ощутила бы власть. После чего держала бы меня, как обезьянку на веревочке. Еще и в постель потащила бы. Нет, уж! К тому же Амага с ее котятами могут пригодиться. Пусть воины из них, как из меня балерина, но в определенных ситуациях это не важно. Главное — преданность. Девочки избежали позора, а то и смерти, им обещали немалые по местным меркам деньги, что еще нужно для счастья? По взглядам котят я понял: прикажу носить себя на руках — понесут. В очередь встанут.

Дандаки, к моему удивлению, оказалась треспартой. Да и в сотне мелькали человеческие лица. Сани просветила: димидии и треспарты в Балгасе есть. Только мало их. Мужчины из людей в Степи кончились. Похищенные умерли, а новых взять негде. FAGG сармам мужиков не возит. Поэтому сармы с людской кровью в Степи очень ценятся. Их берут в жрицы Великой матери, а в роли воинов они встречаются только в личной охране Мады. М-да… Кажется, планы верховной жрицы насчет меня обретают очертания.

Спор с Дандаки имел непредвиденные последствия. Отозвав Сани, сотница расспросила ее о путешествии, после чего скомандовала большую охоту. Ясен пень, показать, кто центровой. Амага с детками сурков с зайцами добывали, а мы так сразу — быка! Ощутите разницу! Это сообщила мне Сани. Я только плечами пожал: хочется одноглазой сходить с ума — ее проблемы. Наше дело телячье: сел и ешь.

Отряд свернул с тропы и поскакал к реке. Там, по словам Сани, есть водопой и растут кусты — зеленые, несмотря на зиму. Быки любят их общипывать, да и вода рядом. Разведка унеслась вперед, мы рысили следом. Я в центре, рядом — Сани с Амагой, вокруг пацанки, а сотня Дандаки — во внешнем кольце. Пыль стояла такая, чт