Бичер

В Сибирь! В Сибирь!

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Бичер, 2018

Выбор судьбы — интересная, подлинная история об отчаянном вояже с Северного Кавказа в Сибирь девятерых одноклассников после окончания школы. События происходят в середине прошлого века.

12+

ISBN 978-5-4493-2473-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. В Сибирь! В Сибирь!
2. 10 класс. Выбор пути — выбор дальнейшей судьбы
3. Уезжаем в Сибирь!
4. Ищем работу
5. Мы — хлебопекари
6. Первая зарплата
7. Повышение на работе
8. ЧП в коммуне
9. Битва за права
10. Ура! Я студентка ТГУ!
11. Новая жизнь
12. В колхозе — на уборке урожая
13. Выбор специализации. Начало учебы
14. Домой! На каникулы! В родной Малгобек!
15. И снова на танцы. Грустные изменения на родине
16. Женщины в Чечне
17. Рождение традиции: из Северного Кавказа в Сибирь
18. А жизнь студенческая продолжается
19. Снова любовь
20. Практика в Москве

Конец 50 — х годов прошлого века. Маленький нефтепромысловый городок в Чечено-Ингушетии.

10 класс. Выбор пути — выбор дальнейшей судьбы

Лето кончилось. Впереди выпускной 10 класс.

Хочу заметить, что на момент начала учебного года в 10 классе о будущем мы как-то не задумывались. В этом последнем учебном году у нас сформировалась дружная компания: я, Рая. Света, Нина, Галя, Виктор, Сергей.

Вечерами в центре городка на площади перед нашим культурным центром собиралась молодежь. Перед началом фильма мы прохаживались по улицам вблизи клуба. При этом, естественно, обсуждали всех и вся. Такая уж натура у девчонок. Обсуждению подлежало все: как одеты, какие песни поют, кто с кем дружит, кто с кем и почему поссорился и т. д.

Здесь же мы часто видели Лешку из нашего класса, в которого была влюблена Рая. Только Лешка прохаживался в компании Лизки, которая славилась не слишком хорошей репутацией. Рая, конечно, переживала, но в те времена высоко держалась марка гордости. Т.е. девчонка могла «сохнуть» по мальчику, но проявлять этого не должна. Лешка, надо сказать, был весьма привлекателен с его черными выразительными глазами, крутыми черными бровями, с его вечно насмешливым взором, но улыбка его была очаровательна. Но, я например, была к нему равнодушна, более того, относилась к нему с оттенком пренебрежения из-за его привязанности к Лизке — неужели он не чувствовал ее порочной натуры. Он, похоже, догадывался о чувствах к нему Раи, поскольку часто подтрунивал над ней.

В нашей компании Нина с Виктором уже давно дружили, обожая друг друга. Мы радовались, что хотя бы у них нет проблем.

Позже я начала замечать, что Сергей не равнодушен ко мне, что я нравлюсь ему. Но я не могла отвечать ему взаимностью, ибо ощущала в себе полное к нему равнодушие.

Однажды вечером во время очередного променада вокруг клуба Рая огорошила нас ошеломляющей новостью. Оказывается, после окончания 10 класса она вместе со своей семьей уедет на Сахалин. В первый момент мы просто потеряли дар речи. Ведь мы чувствовали себя настолько спаянной компанией, что, казалось бы, ничто не может нарушить наш маленький сплоченный коллектив. Мы не задумывались над тем, что рано или поздно после окончания школы наша компания распадется. Каждый пойдет своим путем. Тогда нам казалось, что вот этой нашей компанией мы и дальше будем вместе даже после окончания школы. И вот выясняется, что раскол неизбежен — Рая уже готовится к разлуке с нами.

Вот когда каждый из нас всерьез задумался, а что же я? Предстоит решать, что делать после окончания школы. Получается, что сообщение Раи стало толчком для размышлений о будущем. Поразмыслив, мы вдруг с изумлением для самих себя выяснили, что не собираемся расставаться и после окончания школы. Наивно мы решили, что отправимся на Сахалин с семьей Раи, а там уже каждый будет выбирать свою дорогу, но только, чтобы все мы были рядом.

Мы убеждали Раю, что не собираемся быть обузой для ее родителей, поскольку мы ведь уже будем довольно самостоятельными молодыми людьми с аттестатами зрелости. Рая слушала нас, и на лице у нее было смятение. С одной стороны она была рада возможности не расставаться с друзьями, с другой стороны она не знала, как отнесутся ее родители к нашей безумной идее.

В запале мы и сами забыли, что, решив все для себя, мы не задумались, как отнесутся наши родители к такой бесшабашной идее. Уже не помню, обсуждали ли мы реакцию наших родителей, когда каждый из нас выложил наши намерения дома.

Началась третья четверть. Мы усиленно готовились к выпускным экзаменам. Идея поездки на Сахалин как-то отошла на второй план.

Но однажды Рая сообщила нам, что по разным причинам ее семья отменила поездку на Сахалин. Получалось, что рушилась и наша идея махнуть всей компанией на край СССР.

Но это же невозможно! Мы уже как-то свыклись с тем, что после окончания школы остаемся вместе, т.к. выбрали одну дорожку. Мечты о том, как мы вырвемся из нашего захолустья, поступим в институты, будем жить в больших городах, так завладели нашим сознанием, что без обсуждения мы решили, что все равно уедем, т.к. здесь, в этой глуши мы протухнем. Тем более, что начали просачиваться слухи о том, что представители ЧИАССР добились в Москве реабилитации и восстановления в правах республики, что естественно вызовет возвращение сюда чеченцев и ингушей из Казахстана.

Ну а для меня отъезд в другой город еще означал возможность вырваться из тяжелой семейной ситуации, обусловленной все усиливающимся погружением отчима в алкоголизм, из ситуации, заполненной ежедневными скандалами по этому поводу. Можно сказать, что его пьянство отравило весь период моего отрочества.

Не могу не отметить, что с самого осмысленного детства, глубоко в душе я очень долго надеялась, что мой папа не погиб во время Отечественной войны, что, может быть, придет день, когда он вернется. Мои надежды основывались на том, что папа погиб в конце февраля 1945 года, т.е. практически в самом конце войны. Конечно, такой надежде способствовали и многочисленные рассказы об ошибочных «похоронках», о том, что возвращались военные, которые считались погибшими. Я даже отчетливо представляла себе, как я выскажу отчиму все мои обиды по поводу его пьянства, если вернется мой папа, как я предложу отчиму покинуть нашу семью раз и навсегда.

Я никогда не делилась своими надеждами с мамой, я и так видела, как горько ей сознавать, что она ошиблась в выборе себе мужа, а мне отца. После очередного скандала я умоляла маму разойтись с ним, на что она всегда отвечала мне одно и то же: «Милая моя доченька, не могу я выбросить этого человека. Да, он отравляет нам с тобой жизнь своими пьянками, но без нас он погибнет, не могу я взять на себя такой грех». И всякий раз, слушая эти доводы, я пыталась понять, почему выбросить пьяницу из нашей жизни — грех, а обрекать нашу дальнейшую жизнь на сосуществование с недостойным человеком, который не осознает какую беду он принес в нашу жизнь своим пьянством — это не грех. Тем более, эгоистично рассуждала я дальше, его ей жалко, а меня — нет.

И вот теперь появилась возможность оторваться от всего этого.

И эта возможность оказалась теперь под угрозой.

Но! Идея уже владела нами настолько прочно, что отказываться от нее мы не собирались. Итак, решение принято — едем! Вот только вопрос — куда. Одно мы знали точно — хотим ехать в Сибирь.

Почему именно в Сибирь? А потому, что основная цель каждого из нас состояла в том, чтобы поступить в институт. Понимали, что с подготовкой нашей захолустной школы нам нечего соваться в институты центра. Надеялись, что в Сибири поступить будет легче, все-таки там, наверное конкурсы поменьше. Как я поняла потом, сдавая вступительные экзамены в Томский Государственный университет, зря я принижала уровень нашей школьной подготовки, она была вполне на уровне. В нашей школе была сильная математичка, фанатично влюбленный в свой предмет физик. И вообще все преподаватели очень хотели вложить в нас как можно больше знаний, проявляя при этом строгость, твердость и высокую требовательность к нам. Именно благодаря их усилиям все в нашей дружной компании окончили школу с довольно приличными аттестатами.

Значит, едем в Сибирь! Опять же, Сибирь, как мы помнили по урокам географии, это довольно большой регион.

А теперь самое интересное. Как мы выбирали город, куда хотим направиться. В те времена довольно сильное влияние имел комсомол. Веря в это совершенно искренне, мы решили написать письма в горкомы комсомола нескольких сибирских городов. Буквально, ткнув пальцем несколько раз в обширную карту Сибири, мы получили такой список: ОМСК, ТОМСК, НОВОСИБИРСК, ХАБАРОВСК.

Текст писем был одинаков. Смысл их сводился к тому, что несколько одноклассников хотят приехать в Сибирский город, чтобы, поработав, выбрать себе специальность, поступить затем в институт. Также в письме мы интересовались относительно возможности найти работу с общежитием. Хочу пояснить, что какое-то время в 50-е годы при поступлении в институт предоставлялась льгота абитуриентам, которые на момент поступления в ВУЗ имели двухлетний трудовой стаж.

Письма отправлены, и мы с нетерпением ждем ответы.

Заманчивая идея, обретая все больше реальности ее осуществления, еще больше сплотила нас. Обсуждали мы наши предстоящие проблемы даже в школе, нисколько не таясь от одноклассников. Реакцией многих были насмешки, ехидная ирония, как будто мы обсуждаем нечто нереальное, потому. что никто не верил в серьезность наших планов.

Но вот закончилась третья четверть, началась последняя, а ответов на наши письма все нет! Мы повесили носы. Но даже на минуту не допускали мысли о том, чтобы отказаться от наших планов.

Наконец, сразу после 1 мая получили ответ из Томска. Представители Томского горкома комсомола писали нам, что Томск старинный студенческий город, что нам помогут, что нас ждут. Радости нашей не было границ. А в школе по-прежнему нам не верили, что мы решимся одни, без родителей отправиться в такую даль, куда, между прочим, когда-то ссылали неблагонадежных представителей общества. Более того, одна из преподавательниц, старшая сестра Виктора, стала вообще стращать нас тем, что нас там заставят землю копать. И никакой учебы у нас не получится. И скепсис одноклассников, и подобные запугивания никакого влияния на нас уже не могли оказать. Мы были как одержимые!

Итак, выбор сделан. Ответ на наше письмо пришел только из Томска, не дожидаясь ответа из других городов, мы так и решили: едем в Томск!

Родители, видя наши серьезные намерения, решили нам не препятствовать. Это объяснимо. Все мы в нашей компании имели репутацию благополучных. Никому из родителей не пришло в голову опасаться, что мы можем пойти не той дорожкой, попадем в дурную компанию. Наверное, еще и потому родители были за нас спокойны, что мы собираемся ехать нашей дружной компанией, все родители хорошо знали каждого из нас.

Тем не менее, знакомые моей мамы изумлялись, как она отпускает единственную дочь в такую несусветную даль. На что мама им отвечала: «А что ждет ее здесь? Нет уж, пусть едет, я верю в нее. Пусть использует этот шанс найти свой путь. Если же я удержу ее дома, может случиться, что мы обе об этом потом пожалеем».

Прошли выпускные экзамены.

Готовясь к предстоящей поездке мы с помощью мам сшили себе одинаковые платья, платья к выпускному вечеру тоже сшили одинаковыми. На выпускном вечере девчонки из более обеспеченных семей ехидно отозвались о них. Нам досталось и за их одинаковость (как у детдомовских), за их бедность. Ну а нам было как-то ни холодно, ни жарко от их насмешек.

Где им было понять, что наши родители собирали последние гроши к нашему отъезду.

На выпускном вечере, разумеется, шла речь о дальнейшем выборе. Естественно, мы подтвердили, что уезжаем в Сибирь.

Вот когда начались обиды от одноклассников, которые постоянно язвили по поводу наших намерений. Оказывается, они совершенно искренне считали, что мы занимаемся пустой болтовней, что мы не собираемся на самом деле никуда уезжать. И тут они поняли, что мы действительно уезжаем через несколько дней. А обида их заключалась в том, что если бы мы убедили их в серьезности наших планов, они тоже хотели бы присоединиться к нам.

Мы-то не возражали, но организация нашего отъезда в Сибирь — дело серьезное, в том числе и с материальной стороны, и готовилась заранее. Все мы были из небогатых семей. Когда родители прониклись серьезностью наших намерений, понемногу в течение нескольких месяцев скопили денег на проезд до Томска и чтобы дать немного с собой на первое время, пока устроимся на новом месте. Т.е. я хочу сказать, что желание других наших одноклассников присоединиться к нам мы могли только приветствовать. Но их родители были не готовы к этому материально. О двух мальчиках мы жалели особенно. Один до последнего дня надеялся, что родители смогут собрать необходимую мизерную сумму, но не получилось.

Хочу еще добавить вот что. Я настойчиво просила Сергея отказаться от поездки. Я видела, что он все больше привязывается ко мне. Возможно, это было слишком самонадеянно с моей стороны считать, что он присоединился к нам только ради того, чтобы быть рядом со мной. Я же, чувствуя полное равнодушие к его чувствам, считала, что будет нечестно, что он поедет с нами в надежде в будущем связать наши судьбы. Я пыталась объяснить, как ему будет больно, если я встречу и полюблю другого парня в Томске, и как он будет жалеть о том, что он вообще поехал с нами. Сергей был неумолим. Может быть, он надеялся, что со временем сможет изменить мое отношение к нему, или свое отношение ко мне, не знаю. Но во время очередного нашего объяснения он довольно резко высказался в том духе, что я веду себя как эгоистка, отговаривая его от поездки, что я вообразила, что он едет только ради меня. На самом деле, по его словам, он также как все мы, хочет вырваться из глуши, хочет найти свое место в жизни, а я пытаюсь остановить его. Мне стало стыдно из-за моего высокого самомнения, и я прекратила отговаривать его.

К нашему удивлению, к нам все же присоединились еще два мальчика Коля и Лешка, о котором я уже писала.

Итак 9 отчаянных одноклассников были готовы к отъезду.

Уезжаем в Сибирь!

9 июля 1957 года на площадке перед автобусом, которым мы должны ехать до Орджоникидзе, собралась огромная толпа. Казалось, что весь наш небольшой городок пришел проводить нас в дальний путь. Прохожие, которых мы даже не знали, спрашивали, что за невидаль, отродясь, перед отправлением автобуса в Орджоникидзе не собиралось столько людей. И когда им объясняли, по какому случаю собралось столько людей, они останавливались, чтобы тоже пожелать нам счастливого пути и успеха. Толпа все увеличивалась. А мы цвели, ликуя, стараясь не замечать того, как родители наши украдкой смахивают слезы, отворачиваясь, чтобы скрыть от нас свою тревогу и печаль.

Автобус тронулся, прощальные взмахи платочками за окном, и мы поехали, поехали, навсегда расставаясь с нашим родным Малгобеком, о грустной судьбе которого узнаем уже в ближайшие годы. Но это будет потом.

Позже, уже в письме в Томск мама писала, что буквально через час после того, как автобус уехал, к ней зашел Саша.

Саша был старше меня. Мы с ним дружили (как тогда говорили), пока я училась в 8 и 9 классе. А потом, после окончания школы он уехал в другой город.

Он приехал домой в отпуск, узнал о том, что я собираюсь уехать, очень хотел успеть застать меня, чтобы обговорить со мной наше возможное будущее, но видно не судьба… Мама писала, как сильно он переживал, что не успел застать меня, опоздав всего на час.

Два часа пути до Орджоникидзе, и мы едем в поезде Орджоникижзе-Москва, с тем, чтобы в Харькове пересесть на поезд до Томска.

В первые же часы уже весь вагон знал, что здесь едут в Сибирь девять отчаянных одноклассников. Нас приглашали во все купе, угощали всем, чем могли, расспрашивали, как же это мы решились уехать от родителей в такую даль. Мы терпеливо объясняли, что сами мы ничего такого особенного не находим в нашем решении. Просто хотим увидеть другие места, заработать стаж для льготного поступления в ВУЗ. И все-таки ловили на себе изумленные и восхищенные взгляды.

В Харьков приехали ночью, разгрузились и пошли в кассу компостировать билеты на поезд до Томска. Мест на ближайший поезд до Томска не было. Утром мы помчались в город, в горком комсомола, надеясь на помощь с билетами, но тщетно. Не помню уж, каким чудом все же через сутки мы смогли прокомпостировать наши билеты и продолжили наше путешествие уже до самого Томска.

Здесь же в поезде выяснилось, что Лешка, оказывается, влюблен в Свету, но ехать с нами в Томск не может, должен ехать в Норильск, как ему велели родители. В Норильске у его родителей есть родственники, которые позаботятся о нем первое время. Судя по всему, и Светка тоже была влюблена в Лешку и надеялась в дороге убедить его сменить маршрут. К сожалению, ей это не удалось, и Лешка, отколовшись от нас, вышел в Новосибирске, чтобы пересесть в поезд до Норильска.

В Томск мы приехали великолепной восьмеркой. И тут выяснилось, что из многочисленной нашей поклажи мы утеряли один тюк. После долгих взаимных упреков выяснили, что забыли этот тюк в поезде, когда высаживались в Харькове. Понимая, как будут огорчены наши родители, как будут сетовать, что мы еще дети, раз так небрежно отнеслись к багажу, решили родителям не сообщать о потере. В том тюке были одеяла, кое-какие носильные вещи. Забегая вперед, скажу, что в сентябре Рая получила письмо, из которого стало ясно, что родителям известно о нашей потере. Начали обвинять друг друга — кто нарушил уговор и проболтался. Но позже выяснилось, что когда мы вышли из поезда в Харькове, наши попутчики, так восхищавшиеся нами, обнаружили забытый тюк. Сокрушались, что не знают, куда его можно было бы доставить. Потом вскрыли его и увидели там наши школьные тетради, по ним установили наши адреса и отправили тюк в Малгобек. Вот такая добрая почти детективная история. Совсем незнакомые люди с таким участием отнеслись к нам. Не сочли за труд, не посчитались с расходами и доставили забытые нами вещи нашим родителям.

Ищем работу

Поезд пришел в Томск рано утром. Высадились, сдали вещи в камеру хранения, стали решать, что делать дальше.

Мы, девчонки с самого начала планировали найти работу, где нам предоставят общежитие, поработать два года, потом поступать в ВУЗ.

Мальчишки решили поступать сразу. Настойчиво пытались уговорить и нас попробовать поступить, не затевая идею со стажем. Мы упрямо стояли на своем, хотя, если честно сказать, успеваемость у нас, девчонок была выше, чем у мальчишек, т.е. у нас был неплохой шанс. Но мы дрейфили поступать сразу, а мальчишки — нет.

На том и порешили. Мальчишки поехали сдавать документы в Политех (ТПИ — Томский политехнический институт).

Мы же отправились по заводам искать работу.

Сначала решили попробовать устроиться сами, не прибегая к помощи горкома комсомола, обещанной нам в письме. Буквально после 2—3 попыток повесили носы: нас категорически отказывались принять. Основная причина — двое из нас (в том числе и я) попадали в категорию «малолеток», т.к. нам не исполнилось даже 17 лет. Кадровики, не стесняясь, объясняли нам, что с этой категорией работников много «головной боли» — им по закону нужно платить заработную плату как взрослым, а рабочий день не должен превышать 6 часов, их нельзя ставить на тяжелый физический труд, их нельзя ставить в ночную смену и т. д. И хотя мы уверяли, что готовы работать наравне со взрослыми, кадровики были непреклонны и терпеливо объясняли, что нас защищает закон. И этот закон категорически нарушать никому не позволено. В одном месте предложили принять на работу троих, а нам «малолеткам» искать работу в другом месте. Но мы хотели работать непременно все вместе на одном предприятии.

Во второй половине дня, когда мы поняли, что через три часа закончится рабочий день в отделах кадров, решили все же обратиться за помощью в горком комсомола.

Изумленные инструкторы горкома чуть со стульев не попадали от изумления, когда до них дошло, что мы те самые, которые писали им весной. Мы поняли, что, отвечая нам формально, они даже предположить не могли, что наши намерения уехать с Северного Кавказа в Сибирь вполне серьезны. На нас прибегали поглазеть инструкторы из других кабинетов. Мы все это чувствовали, но нам было не до обид. В конце концов, мы нахально призвали их прийти в чувство и помочь нам устроиться на работу. Ведь даже ночевать нам было негде, а близился вечер.

Наконец до инструкторов дошло наше отчаянное положение. Нас попросили подождать в коридоре. Через некоторое время нас снова пригласили:

— Хотите стать хлебопеками? Предлагается работа на хлебозаводе. Там согласны были взять нас всех и даже предоставляют общежитие. Надо ли говорить, что мы согласились без всякого колебания. Мы были счастливы — получить работу и крышу над головой!

Получив от инструктора бумажку с адресом и маршрутом, как туда добраться, мы помчались на завод. Уже позже мы узнали, что на заводе из-за тяжелого физического труда большая текучесть кадров, а тут такой подарок: 5 молоденьких девчонок, готовых на любую работу. Большая текучесть кадров была обусловлена тем, что техническое оснащение завода было на довольно низком уровне.

Но сейчас мы были счастливы. Оформившись в отделе кадров помощниками мастеров хлебопечения, мы пошли устраиваться в общежитие. Дополнительная радость — общежитие расположено на 2-ом этаже завода. Так что нам не приходилось решать проблему как добираться до работы. Более того, мы могли прямо в цехе брать для себя хлеб или тесто, если хотели из него что-нибудь приготовить.

На следующий день поехали на вокзал взять вещи из камеры хранения. Там же встретились с мальчишками, у которых тоже все устроилось нормально. Наши мальчишки теперь называются абитуриентами. Документы в приемной комиссии у них приняли, общежитие тоже дали. Теперь им предстоит готовиться к первому вступительному экзамену.

Мы тоже поделились своей радостью о найденной работе с общежитием, но все же, нам было грустно, что вот наши пути уже разошлись. Что делать, мы сами так захотели.

Мы — хлебопекари

У нас началась экзотика трудовых будней.

Какая там охрана здоровья «малолеток»! Нас сразу поставили работать в три смены на полный 8-часовой рабочий день. Каждую из нас прикрепили к определенному мастеру. Мастерами работали молодые девушки, которые общались с нами и между собой, в основном употребляя матерные слова. Первое время мы жутко краснели от их лексики, от их похабных песенок, которые они распевали и на работе, и в общежитии.

Функции нас как помощников мастеров заключались в том, мы складывали в тележки (транзиты) выпеченный хлеб, который мастера выбивали в чан из форм, вынутых из печи. Если замешкаешься, чан переполнялся буханками, мастер вся исходит на мат, а ты глотаешь слезы от бессилия. Заполненный транзит нужно было откатить на участок бракеров, быстро схватить и подкатить к своему рабочему месту пустой транзит. Кроме того, мы должны были прикатывать к рабочему месту мастера транзиты с формами, заполненными тестом. Эти транзиты стояли в расстоечной камере, где поддерживалась теплая, и влажная атмосфера, необходимая для того, чтобы разделанное тесто для будущего хлеба хорошо подходило. Транзиты были очень тяжелые, старые, с расхлябанными колесами. На полу в цехе было полно выбоин, и если колесо транзита попадало в выбоину, без дополнительной помощи сдвинуть с места транзит было невозможно. А от рабочего места мастера уже несутся трели отборного мата. У нее печь перегревается без загруженных форм с тестом. Естественно, все шишки на помощника. Если очень разгневается, может и формой запустить, правда. не прицельно, а так, чтобы зло сорвать. И все это нужно было выдерживать всю восьмичасовую смену.

Но, ничего, постепенно втянулись, появилась сноровка. Чан уже не переполнялся буханками и можно даже поглазеть по сторонам, пока мастер выбивает формы с хлебом.

Но ночные смены оставались для нас сплошным кошмаром. До 2—3 часов ночи еще как-то работалось, а позже начинались муки борьбы с дремотой. Я засыпала буквально стоя и вздрагивала от холодных водяных струек. Это мастер поливала меня из шланга водой, предназначенной для сбрызгивания верхних корочек буханок для придания им аппетитного блеска. И вот, видя, что задремав, я вот-вот уткнусь носом в гору горячих буханок, заполнивших чан, мастер поливала меня, чтобы разбудить. Когда же приходило время идти за транзитом в расстоечную камеру, мастер и вовсе могла не дождаться моего возвращения. Как я уже говорила, в камере было тепло и сыро, в общем, довольно уютно, чтобы придя туда в полудремотном состоянии, прикорнуть, устроившись в уголке. Пробуждение было ужасным: отборная матершина и холодный душ. Но вот миновало 5 часов утра, сон проходил и можно было работать в полную силу.

Кстати о мате. Хотя все мы происходили из рабочих семей, детство провели в глухой периферии, нецензурная брань, с которой мы столкнулись на заводе, потрясла нас до глубины души. В нашем городке мы вообще не слышали ничего подобного.

Первое время мы вообще жутко краснели, услышав матерные слова. Тем более, что мат исходил из уст молодых девушек, немногим старше нас. Мы пытались устыдить их. В ответ в наш адрес несся еще более хлесткий набор. Более того, видя наше смущение от такого жаргона, они еще назло нам старались выбирать термины позабористее.

Вечера в общежитии, где мы жили с ними в одной комнате, вообще превращались в издевательство. Наши соседки ходили по комнате полуобнаженными, напевая блатные песенки, также сдобренные сочными терминами. При этом они не упускали случая ткнуть нас носом в то, что мы, окончившие 10 классов, работаем подмастерьями у них, имевшими образование не выше 4—5 классов. Нас спасало то, что мы пятеро были нашим маленьким дружным коллективом и иногда они получали от нас отпор, чему способствовал острый язык Нины. Без мата она могла хлестко отбрить слишком зарвавшихся наших соседок. Ну а чаще всего мы старались все вместе уйти на вечер в кино или вообще на прогулку.

Первая зарплата

На первую зарплату купили и отправили домой родным немудреные подарочки. Я не помню, что именно мы послали, но наши посылки произвели в Малгобеке неожиданный для нас фурор. Родители бегали друг к другу хвалились и плакали от радости, что их дети, уехав в такую даль, получив первые в жизни заработанные деньги, вспомнили о родных и порадовали своим вниманием. Потом в письмах, конечно, отругали нас — лучше бы на себя потратили, но мы-то чувствовали, как им было приятно получить от нас эти немудренные вещички.

Проработав пару месяцев, мы стали размышлять, как нам готовиться к поступлению в ВУЗы, как бы нам не забыть наши знания до того времени, когда будем поступать. Мы даже ходили в ближайшую вечернюю школу узнать о возможности посещать у них занятия. Но нам отказали: ведь у нас на руках были уже аттестаты.

Но однажды наши разговоры на эту тему услышала мастер из тестомесильного цеха. Хорошая девушка не в пример нашим мастерам. Она сказала, чтобы мы дурью не маялись, а определились, в какой ВУЗ собираемся подавать документы и поступить на подготовительные курсы выбранного ВУЗа, т.к. в октябре начинают работать подготовительные курсы во всех ВУЗах города.

Итак, мы стояли перед очередным выбором. Я для себя решила проблему методом исключения: медицина меня не привлекает (хотя позже я сетовала, что если бы у меня было две жизни, я бы обязательно стала медиком-исследователем), геологом тоже быть не хочу, в технический, строительный или педагогический тоже не тянет. Короче, решила поступать в университет на мехмат (механико-математический факультет). В школе я всегда любила математику больше всех предметов. Так и выбрала, особо не задумываясь, кем буду работать по окончании университета.

Остальные девчонки выбрали железнодорожный и политехнический.

Теперь наше время распределялось между рабочими сменами и занятиями на курсах, и с нашими похабными мастерами мы теперь сталкивались только в смену.

Повышение на работе

Нам всем вдруг предложили перейти работать бракерами. Видимо начальство, видя нашу образованность, добросовестность, нашу честность, решило использовать нас на более интеллектуальной работе. К этому времени мы работали на заводе почти полгода. Уже довольно много узнали о технологии хлебопечения, о видах брака. С нами провели несколько занятий, инструктируя о содержании работы бракера, и мы приступили к работе на новом поприще.

Наши мастера встретили эту новость удивленным матом, но мы уловили и их легкий испуг. Они стали опасаться, что, работая бракерами, мы отыграемся за их издевательства над нами. Плохо же они нас знали! Видимо измеряли нас на свой аршин.

Может быть это нескромно, но я не знаю, затрудняюсь объяснить, почему мы такие правильные, честные, справедливые. Бракеры стояли на ступеньку выше мастеров и подсобников. Т.е. я хочу сказать, что с точки зрения мастеров у нас появилась возможность отомстить им за их хамское к нам отношение.

Но мы не могли позволить себе опуститься настолько, чтобы мстить, хотя изыскать такую возможность было довольно просто. Например, про контроле транзитов с готовым хлебом можно было проявить теоретический подход, а не закрывать глаза на мелкий брак. Но ни у одной из нас даже мысли не возникло использовать наше новое производственное положение для мщения. Мы были выше этого!

Но мастера были в своем амплуа! Когда шел явный брак, который ну никак нельзя было пропустить, мы не допускали его к отправке потребителям. За это награждались всевозможными нелестными эпитетами от мастеров вплоть до метания в нашу сторону отбракованных буханок. Мы, конечно, понимали, что отбракованный хлеб не идет в зачет выработки мастеру. Т.е. брак бьет мастеров по карману. Но мы твердо стояли на своем. По поводу реакции мастеров особо не переживали, т.к. работая подмастерьями, наблюдали такую же реакцию по отношению к другим бракерам.

Зато мы столкнулись с новой нравственной проблемой. Это когда начальство смены заставляло подписать документы на отправку бракованного хлеба. Конечно, брак был разный: деформированные буханки, буханки с нестандартным весом, хлеб несоленый, подгорелый, сырой. Кроме сырого, хлеб с другими видами брака мог быть отправлен не в магазины, а в столовые или в тюрьмы (на разрез). Но сырой хлеб вообще запрещалось отправлять куда-либо. Такой хлеб считался очень вредным для здоровья. И все-таки нас пытались заставить подписывать документы на отправку сырого хлеба. Аргументы были такие: хлеб, конечно, сырой, но не слишком. А какое там не слишком, когда при разломе буханки внутри было жидкое тесто. Поэтому были конфликты, которые тоже действовали на нервы.

Тем не менее, уставая на работе, занимаясь по вечерам на подготовительных курсах, мы старались не обращать внимания на все это. Как-то само собой решилось, что два года мы отрабатывать не будем, а отработав год, позанимавшись на курсах, попытаемся поступить.

Жизнь наша шла чередом. Пришла весна та самая дружная с ручьями, с охапками белых облаков, плывущих в вышине ярко-синего неба. Живя на Северном Кавказе, мы не видели такой бурной весны. Она в Сибири совсем другая — бурная, клокочущая, как будто с обещанием на обновление жизни.

ЧП в коммуне

В жизни нашей маленькой коммуны случилось ЧП. Мы все пятеро обычно складывали в общий котел деньги на питание. Вдруг выясняется, что до зарплаты далеко, а в общей кассе денег нет!

Поскольку мы жили в общежитии, там уже случилась однажды пропажа денег. Это когда я, получив зарплату, легкомысленно сунула деньги под подушку и побежала работать в ночную смену. Когда вернулась утром, денег под подушкой не было. Хорошо помню, как я вначале растерялась, как горько плакала, как все сочувствовали мне. Мы понимали, что это дело рук наших мастеров. Но т. к. доказать не могли, дело на этом закончилось. Ясно, что, лишившись денег, я не голодала, ибо мы жили коммуной. Но этот случай послужил нам уроком. Что мы не дома, что здесь нас окружают не всегда честные люди, что нужно быть начеку. После этого случая деньги у нас не пропадали.

И вот снова. На этот раз, однако, деньги пропали не в общежитии. Нина, опустив голову, призналась, что она их потеряла, когда, будучи дежурной по кухне, ходила за покупками. Подумав, мы решили, что здесь что-то не так. Нина росла в многодетной семье, которую тянула только одна мать, работая уборщицей на нескольких работах. Дети в ее семье привыкли к строжайшей экономии, к бережному отношению к деньгам. Ну не могла Нина потерять наши коммунарские деньги. Тем более, что за последнее время Нина сильно изменилась. Ходила мрачная, неразговорчивая, буквально почернела с лица. Похоже, что на душе у нее какая-то тяжесть. Хотя мы вроде бы дружили впятером, не все были одинаково близки друг с другом. Нина ближе всех была к Рае. Ей она чаще доверяла свои сердечные тайны. Я уже писала, что Нина еще со школы дружила с Виктором. Уже сейчас было ясно, что со временем они поженятся. Размышляя об истории с деньгами, мы предположили, что может быть, они поссорились. Приступили к Рае, чтобы она попыталась поговорить с Ниной, что с ней происходит. С большим трудом Рае удалось выяснить, что Нина подозревает, что Витек охладел к ней, нашел себе в институте студенточку. И это при том, что встречались они регулярно. Мы видели, с каким обожанием Виктор смотрит на свою Ниночку. Рая пыталась вразумить Нину, убедить, что она ошибается, что Витька по-прежнему ее любит, что никакая студентка ему не нужна.

Эти беседы привели лишь к тому, что Нина еще больше замкнулась в себе. Вообще перестала откровенно общаться с Раей, не говоря уже о нас. Мы не на шутку испугались, видя, что Нинка все больше отдаляется от нас. Вскоре Нина попросила у Раи денег взаймы. Но тут Рая проявила твердость и велела Нинке выложить, что происходит, а иначе денег не даст. Она пошла на такой решительный шаг, т.к. видела, насколько сильно Нинка хочет получить деньги. Нинке ничего не оставалось, как выложить все. Деньги ей нужны для ворожбы. Она познакомилась с цыганкой, которая с помощью денег приворожит Витьку к ней снова, чтобы он полюбил ее снова, как прежде, и отворожит его от студентки. Те коммунарские деньги она уже отдала цыганке. Та требует еще для последнего сеанса, после которого деньги вернет. Пересказав эту грустно-комическую историю, Рая сказала, что, конечно, деньги цыганка не вернет, но раз Нинка так во все это верит, надо ей помочь. Деньги Нинке Рая дала, но строго предупредила, что это последний раз, пусть не рассчитывает на следующие порции. Нина твердо пообещала, что это действительно последний раз и радостно помчалась на встречу с цыганкой. Рая все же решила выяснить, так ли все это, и пошла за Ниной. Да, в самом деле она убедилась, что Нинка встретилась с цыганкой и отдала ей деньги. Цыганка долго беседовала с Ниной, ловко манипулируя при этом деньгами, которые принесла ей Нина. Манипулировала она с помощью носового платка (Рая решила, что платок принадлежал Витьке). Когда Нина вернулась домой, она отозвала Раю в сторонку и сообщила ей, что сеансы закончены, но деньги цыганка не вернула (как мы и ожидали), мотивируя тем, что если она вернет их, приворот Витьки может не состояться, и студентка его умыкнет. Ясное дело, Нинка махнула на деньги рукой, в надежде в дальнейшем как-нибудь рассчитаться с нами и с другими долгами. Она ведь занимала деньги не только у Раи, но даже у наших ненавистных мастеров.

Что касается нас, мы были рады, что благополучно и вовремя вытащили Нинку из этой истории, простили ей коммунарские деньги. Рая тоже простила ей долг. Долг пришлось отдавать только мастерам.

Вот такая история. Самое удивительное в том, что после всего Нинка повеселела, просто расцвела, уверяла Раю, что теперь Витька любит ее по-прежнему.

Битва за права

В июле, за месяц до начала вступительных экзаменов мы подали заявление на предоставление нам очередного отпуска. Имели на это полное право, поскольку отработали на заводе 12 месяцем, а по трудовому законодательству для получения очередного отпуска необходимо было отработать 11 месяцев. Дополнительным аргументом с нашей стороны был тот, что мы собираемся поступать в ВУЗы и отпуск необходим для участия в вступительных экзаменах.

Но не тут-то было! Директор не желал слушать никакие доводы и заявления на отпуск не подписал никому из нас. Ну, еще бы, сразу пять бракеров требуют отпуск. Он начал упрекать нас в том, что когда мы очень нуждались в работе и жилье, он пошел нам навстречу, согласился принять нас, «малолеток», вопреки закону. Кроме того на полном серьезе убеждал нас в том что наша затея с поступлением в ВУЗ — пустой номер, что мы все равно не поступим. Пошел при этом на хитрость — разъединил нас. Меня отправил в какую-то странную командировку на завод по производству кирпича. Рая вообще уволилась в знак протеста. Мы же продолжали бороться за свой законный отпуск. Даже ходили в райком партии, чтобы они повлияли на нашего директора. Там нас внимательно выслушали, согласились с правомочностью наших требований, но призвали понять и директора — у него текучесть кадров, нас некем заменить. Я, проработав на кирпичном заводе, видя, что директор не собирается подписывать заявление на отпуск, тоже подала заявление на увольнение. Но отпуск мы все же отстояли и начали сдавать вступительные экзамены.

Кстати, когда я подходила к зданию университета, чтобы сдать документы в приемную комиссию, обратила внимание на памятную доску, укрепленную при входе. На ней значились даты начала строительства университета и начала приема первых студентов. Это были даты, которые просто ошеломили меня: 1880 — 1888. Оказывается, я собираюсь поступить в старейший вуз, с замечательной историей!

Ура! Я студентка ТГУ!

Хочу рассказать еще вот о чем. На подготовительных курсах я познакомилась и подружилась с Ланой — томичкой, которая тоже собиралась поступать в ТГУ. Ближе к экзаменам мы много занимались вместе, мечтали, как будем учиться в одной группе. Я видела, что по математике (это был первый экзамен из пяти) она сильнее меня. Я еще хихикала, что на экзамене буду просить ее помочь мне. Но неожиданно для меня вышло все иначе.

Мы сидели за разными столами, но близко друг от друга. У нее был другой вариант. Решив основную задачу, я принялась за остальные задания. Случайно посмотрев в ее сторону, я поняла, что дело плохо. Лана сидела с пылающими щеками и безучастно смотрела перед собой на пустой экзаменационный лист. На мой немой вопрос она шепотом сказала, что не может решить основную задачу. Времени оставалось еще много. Я шепотом посоветовала ей заняться другими заданиями, а я возьмусь за решение основной задачи ее варианта. Вообще-то это был мой излюбленный психологический прием: если что-то не получается, надо переключиться на другие задания (они как правило всегда полегче). Справившись с ними, подняв себе тем самым настроение, снова взяться за задание повышенной трудности. У меня, как, правило, это всегда срабатывало. Но Лана в ответ на мое предложение отрицательно покачала головой, не предпринимая попыток заняться другими заданиями. Тем не менее, я быстренько решила основное задание ее варианта, но только попыталась передать ей решение, как ко мне подошла ассистент, забрала у меня все листки.

У меня вся душа — в пятки. Нас ведь перед началом экзамена предупреждали, что при попытке что-то передать кому-то абитуриент будет удален с экзамена. Уж не знаю, пожалела меня ассистент и с экзамена не выгнала, а пересадила на другое место, на значительном расстоянии от Ланы.

Ну а Лану просто подвели нервы. В экстремальных ситуациях я, например, собираюсь, и если что-то не получается, переключаю внимание на другие задания, как я писала выше.

Но вот Лана не смогла переключиться. В итоге, решая математику при подготовке лучше и быстрее меня, она на экзамене схлопотала двойку. Если бы я могла предположить заранее, что ее нервы сыграют с ней такую штуку, я бы провела с ней соответствующую беседу о психологическом приеме, которым сама всегда пользовалась.

Нашему отчаянию не было предела. Сгоряча я сказала, что тоже заберу документы в знак солидарности с нею. Ведь мы так хотели учиться вместе. Она на этот мой порыв промолчала. Ну а я, остынув, решила все же сдавать экзамены дальше, хотя, как мне казалось, я предала нашу дружбу. Корила себя: ну, кто тебя тянул за язык! Зачем пообещала забрать документы?

В ходе дальнейших наших отношений я чувствовала, что Лана не приняла бы моей жертвы, но все же ждала этого моего шага. А я его не сделала.

И пусть это сказано слишком громко, но ведь участие в дальнейшей сдаче экзаменов фактически определяло мою дальнейшую судьбу! И я не смогла ради дружбы отказаться от этого шанса.

За экзамен по письменной математике я получила пятерку. Второй экзамен был по устной математике. Его сдала на четыре. Здесь тоже любопытная история.

Экзамен принимал наш преподаватель с подготовительных курсов, хорошо знавший меня. По билету я ответила все верно. Он стал задавать дополнительные вопросы. Отвечая на них, я в одной выкладке забыла поставить перед квадратным корнем знак плюс/минус. Преподаватель был просто ошеломлен: «Ведь на подготовительных курсах сколько раз я твердил об этом правиле»!. Поставил мне в экзаменационный лист четверку, и. увидев мою вытянувшуюся физиономию, утешил: «Вы все равно поступите с такими оценками, зато теперь никогда не забудете об этой ошибке». Он был прав! Я до сих пор ее помню.

Следующим был экзамен по физике. Вот где я тряслась! Еще в школе я плохо понимала теорию и с трудом решала задачи. А нас предупредили перед экзаменом, что если не решишь задачу, включенную в билет, как бы хорошо не знал ответы на вопросы, двойка за экзамен обеспечена.

Взяла билет, следуя своей методике, быстренько подготовила ответы на вопросы билета и взялась за задачу. Прочитала условие про движение велосипедиста и оторопела: получалось, что нужно просто написать известную формулу, подставить в нее заданные в задаче параметры и получить ответ. Долго я ломала голову над возможными подводными камнями — ну не может быть так все просто, это же экзамен в университет. Даже попыталась проконсультироваться с мальчиком, который сидел за соседним столом. На что получила от него вполне логичную отповедь: «Это ведь экзамен конкурсный! С какой стати я должен тебе помогать?!». Ну да, я действовала по наивной мерке, когда в школе кто-то не справлялся с заданием на контрольной, он обращался за помощью к одноклассникам и получал ее! А сейчас идет конкурсный экзамен по приему в университет. и нечего ждать помощи от конкурентов.

В общем, я плюнула на возможные подводные камни в задаче и тупо провела вычисления по известной формуле.

Когда я села к преподавателю для ответа, он действительно первым делом спросил, решила ли я задачу. Подавляя внутреннюю дрожь, я утвердительно мотнула головой. Преподаватель, не рассматривая ход моего решения, полистал свои листочки, спросил ответ по задаче. Я сказала ответ, он сверил его с найденным листком, пробурчал «верно» и предложил отвечать по вопросам билета. Получив за экзамен по физике четверку, я была счастлива!

Потом был экзамен по иностранному языку. Я сдала свой немецкий на пять.

Сочинение было последним экзаменом. Сдав сочинение, считая себя довольно начитанной, неплохо подготовленной по литературе, я что-то замандражировала. Мне стало казаться, что я плохо раскрыла тему, что наляпала ошибок. Так, между прочим, случилось, когда я писала выпускное сочинение в школе. Тогда я получила трояк к изумлению мамы. Но коль скоро текущие оценки в году по литературе у меня были четверки и пятерки, экзаменационная комиссия сочла возможным поставить мне в аттестат по литературе четыре. Вот и теперь я настолько переживала за свой последний экзамен, что стала бояться не тройки, а двойки. Но обошлось, за сочинение получила трояк, которому была рада. Сумма набранных мной баллов была 21, а проходной балл был 18!

Дождавшись списка зачисленных и увидев свою фамилию, я здесь же на почте университета отправила маме ликующую телеграмму, с которой она там, в Малгобеке, обежала всех соседей, плача от радости — ее ненаглядная Ларочка стала студенткой университета.

Ведь моей маме не довелось получить образование. Она окончила 8 классов и, еще будучи школьницей, работала в школе уборщицей, чтобы себя содержать.

Все наши девчонки тоже поступили: Рая — в Томский политех, Галка, Нина и Света — в железнодорожный.

Новая жизнь

Торжественно уволившись с завода, мы разбежались по своим ВУЗам. Зайдя в деканат, я узнала, что до начала занятий предстоит поездка в колхоз — помогать в уборке урожая.

Я робко поинтересовалась относительно общежития. Мне ответили, что мест уже нет, все распределено.

Я пришла в ужас. Поеду в колхоз, приеду и куда пойду? Когда была с девчонками, было не так страшно, что-нибудь придумали бы вместе. А сейчас я одна среди незнакомых мне студентов. Кто мне поможет? Как я буду одна искать квартиру. Это было немыслимо. Чуть не плача, я стала просить в деканате помочь мне с общежитием, сказала, что я приехала с далекого Кавказа, что у меня погиб отец на фронте, что мама не сможет помочь мне с оплатой квартиры. Никогда и нигде я не размахивала флагом с информацией о погибшем на фронте отце, но тут вот сказала. Не знаю, что помогло, но мне дали направление в «пятихатку» — пятиэтажное общежитие, в котором жили студенты пяти факультетов. Меня определили на проживание в 10-ти местную комнату, в которой я заняла последнее свободное место. Я была счастлива!

В колхозе — на уборке урожая

В колхоз я ехала со спокойной душой — после возвращения у меня будет крыша над головой.

Перед отъездом нам выдали наволочки и длинные полосатые мешки, назвав их матрасовками. Назначение этих предметов мы поняли уже на месте. Поселили нас в дощатый длинный барак, в котором были устроены деревянные нары. Нам показали, где взять сено для заполнения матрасовок — это будут наши матрацы. На этом устройство нашего быта было закончено. Нам предстояло убирать картофель.

В первый же день встал вопрос о кухне. Нужно было выбрать двух девчонок, которые бы готовили пищу на всю нашу ораву. Мне сразу захотелось превратиться в муравья, чтобы меня не увидели при решении вопроса выбора кухарок. Вот когда я здорово струхнула, ибо поняла, что никому в голову не могло прийти, что кто-то из девочек (например, я) не умеют готовить. Умение готовить к 18 годам предполагалось по умолчанию! Вот когда я горько пожалела, что отмахивалась от маминых советов, что не воспользовалась возможностью освоить простейшие кулинарные премудрости. Ну как же: я увлекалась чтением, осваивала игру в шахматы, даже участвовала в шахматных турнирах. Естественно, я отмахивалась от маминых призывов присмотреться к ее кулинарным советам: «Когда понадобится, научусь». И мама отступалась — не отвлекать же дочку от ее интеллектуальных увлечений.

Во время обсуждения кандидатур выяснилось, что жаждущих заниматься стряпней среди девочек не нашлось. Тогда было решено работать на кухне по очереди. Я с облегчением перевела дух. Подежурить 2—3 раза за месяц еще куда ни шло. Тем более, что ответственность делилась на двоих. На мое счастье я попала в пару с опытной девочкой и рада была выполнять самую черную работу по чистке овощей, мытью горы посуды, разжиганию костра, только бы не размышлять над меню и готовить. При этом, чувствуя свой недостаток в части неумения готовить, я старалась присматриваться к процессу приготовления блюд. В очередное дежурство по кухне моя напарница предложила приготовить картофельные клецки. Я не знала, что это такое, но, поскольку за меню отвечала она, под ее руководством выполнила всю технологию: натерла на терке сырой очищенный картофель, сформовала шарики из полученной массы и сварила их в молоке. При этом решила, что при моем неискушенном вкусе я не могу по достоинству оценить блюдо с таким экзотическим названием «картофельные клецки». Вслух, однако, я своего мнения не высказала.

Когда наши трудяги пришли на обед, я поняла, что я не одинока в своем мнении. Тем не менее, блюдо было воспринято вполне доброжелательно. Хотя, нашелся один фрукт, который высказался примерно в таком духе: «Я не знаю, что это такое, но чтобы этого в меню больше не было!». Моя напарница за словом в карман не полезла и достойно отбрила его, намекнув что на следующем дежурстве по кухне можно предоставить ему самому возможность приготовить то, что ему нравится. На этом дискуссия по поводу клецок быстро закончилась.

Я же для себя усвоила очередной жизненный урок. Мужчина, с одной стороны, чувствуя свою зависимость от женщины (в качестве кухарки) презирает ее труд. Мужчина, с другой стороны, не способен оценивать инициативу новизны. Оказывается, они вообще консерваторы в пище и достойны осуждения за такие принципы.

Правда, наблюдая за сокурсницами, я поняла, что немногие ушли далеко от меня в кухонных делах. Но это служило мне слабым утешением, поскольку я привыкла требовать от себя по максимуму во всем. Сознание своей ущербности в том. что я не овладела совершенно необходимыми для жизни навыками очень задевало меня как личность, задевало настолько, что я начала комплексовать по этому поводу.

Прикипев душой к своим девчонкам из родного Малгобека, оставшись без них, попав в незнакомый мне коллектив, я сильно стушевалась. Я поняла, насколько мне будет трудно сходиться, сживаться со всем этим незнакомым новым для меня окружением.

Выбор специализации. Начало учебы

Когда нас, поступивших на первый курс, распределяли по группам, можно было выбирать группу. Было две группы так называемых «чистых математиков», группа механиков и группа вычислителей. По слухам «чистые математики» — это будущие преподаватели математики в школе. Не попадали в эту категорию только исключительно талантливые студенты, которые в дальнейшем занимались преподаванием в ВУЗах, или становились математиками-теоретиками, устремленными в науку.

Не горя желанием преподавать в школе, не считая себя будущим ученым, я сразу отмела для себя эти две группы. Относительно группы механиков я не смогла ни у кого добиться вразумительных сведений об их будущем амплуа. Да и само слово «механика» меня отпугнуло, поскольку никакой тяги к механике я в себе не ощущала.

Оставалась группа вычислителей. Здесь также никто не знал, что это такое. Дело в том, что такая группа на факультете открывалась впервые. В нее даже принимали абитуриентов, не прошедших по конкурсу в другие ВУЗы. Но ходили упорные слухи, что в этой группе будут готовить специалистов по прикладной математике с применением вычислительной техники.

В то время само понятие «вычислительная техника» было новым. Кроме счетов, применяемых бухгалтерами, да еще арифмометров нам трудно было представить другую вычислительную технику. Поэтому злые языки упорно утверждали, что выпускники этой группы будут бухгалтерами. Тогда к профессии бухгалтера было легкое презрительное отношение.

Тем не менее, я решила записаться именно в эту группу. Мне показался привлекательным принцип, проглядывающий из слов «прикладная математика». Это говорило о том, что, получив такую специальность, можно было работать в самых разных сферах, где применяются вычислительные процессы.

Первое время нашу группу так и окрестили: группа бухгалтеров.

Но зато потом, когда стало более внятным содержание нашего обучения и когда многие осознали что мы — первопроходцы новой специальности, многие студенты из других групп просили о переводе в нашу группу, правда, безуспешно. Группа была уже укомплектована.

Итак, началась учеба в университете. Все было трудно на первых порах. Привыкать к новой для нас форме обучения в виде лекций и практических занятий, когда так много предметов и все новые, кроме разве истории и иностранного языка. Нужно было научиться успевать записывать лекции, потом разбирать эти каракули и пытаться понимать.

Определенные бытовые трудности тоже не прибавляли оптимизма. Привыкать к условиям проживания в общежитии, где одна комната для умывания и один туалет на весь этаж. Нелегко было привыкать пользоваться туалетом без кабинок. Ни горячей воды, ни, тем более душа не было. Правда, совсем рядом с общежитием была баня.

Но постепенно адаптировались.

И вот первая сессия! Было очень трудно, но, ничего. Сдала без хвостов. В нашей комнате две девочки сессию завалили и были отчислены. Но восприняли это они как-то спокойно.

Второе полугодие первого курса прошло уже немного легче. Сдала сессию, отпросилась в деканате от летней поездки в колхоз, мотивируя тем, что мне далеко ехать домой и тем, что я уже два года не видела маму.

Встретилась со своими ненаглядными подружками-одноклассницами, и мы поехали домой.

Домой! На каникулы!
В родной Малгобек!

Перед отъездом прошлись по магазинам, накупили всякой мелочишки для подарков родным. При этом мы не отдавали себе отчета в том, что денег у нас оставалось буквально на пределе.

Снова в Харькове нам предстояло пересесть на поезд до Орджоникидзе.

И тут мы с ужасом осознаем, что для компостирования билетов на наш поезд нам не хватает денег. Недостает ничтожной суммы, но без нее мы не можем выехать из Харькова. Ну, что. попробовали походить по вокзалу с предложением к пассажирам купить что-нибудь из безделушек, которые мы купили родным в подарок. Но от нас с подозрением шарахались. Потом кому-то пришло в голову обратиться за помощью в милицию. Странно, но нас оттуда не поперли, внимательно выслушали нашу нехитрую историю, посмотрели наши документы, пожурили за непродуманность расходов и… дали необходимую сумму.

По приезде домой деньги мы незамедлительно выслали нашим спасителям.

Когда мы добрались до дома, рассказали родителям об этом инциденте, родные хохотали. Представляя, как мы бродили по вокзалу в Харькове, предлагая купить плюшевую обезьянку, которую Нина везла в подарок своей младшей сестренке. В общем, мы просто не можем без приключений.

И снова на танцы.
Грустные изменения на родине

В первый же вечер мы все собрались на танцевальной площадке рядом с клубом.

Слегка удивило меня отношение ко мне Сергея. Он упорно не приглашал меня танцевать, вообще сторонился меня. Когда я в конце концов приступила к нему с вопросами по поводу его поведения, он смутился и сказал, что опасался какой-нибудь враждебной выходки от меня.

Ничего себе! Хорошенькое мнение он составил обо мне на основе отстраненного отношения к себе с моей стороны. Я же всегда подчеркивала, что мы с ним хорошие друзья, но не более того. Но ведь это его не устраивало! Я растерялась и не знала, как мне себя вести после этого.

Во время танцев мы все обменивались впечатлениями от увиденного в родном городке после двухлетней разлуки. Грустные это были впечатления. Городок неуловимо изменился.

Уже не было толпы молодежи, прогуливающейся на площади перед клубом перед началом фильма или танцев. В воздухе витала настороженность. Не чувствовалось прежней молодежной беспечности, безмятежного радостного настроения.

В 1957 году, когда мы уезжали в Сибирь, вышло правительственное постановление о восстановлении автономной Чечено-Ингушской республики. Этим распоряжением было разрешено 500 семьям вернуться в республику из Казахстана, куда были высланы все чеченцы и ингуши в 1944 году.

Об истории этого возвращения ходило много слухов. Рассказывали, что молодежь, выросшая в Казахстане, не хотела возвращаться на Кавказ, мотивируя тем, что им хорошо и в Казахстане. Но старики были непреклонны, и молодежь вынуждена была подчиниться. Это было у них в обычаях: много обсуждать, но решение, принятое старейшинами, было обязательно для выполнения.

Мы четко почувствовали изменившуюся атмосферу в городке за два года, прошедших после нашего отъезда. Уже по тому, как родители просили нас держаться на танцах всем вместе. Раньше подобных напутствий нам не давали, отпуская на вечерние прогулки. Более того, уже ходили разные слухи о враждебном настрое вернувшихся чеченцев, о случаях изнасилования русских девочек. Мы не принимали эти слухи всерьез, но определенное настроение населения чувствовали.

Рассказывали, что, вернувшись, чеченцы приходили в свои дома, откуда их выселили 13 лет назад. Предлагали хозяевам деньги, чтобы те освободили дома, когда-то принадлежавшие им. Если хозяева упирались, чеченцы начинали угрожать: «Тогда уйдешь вообще без денег».

Что ж, это казалось нам логичным. Но последующие заявления чеченцев приводиди население городка в ужас: «Это наша республика! Осетин вырежем первыми, как виновников того, что нашу территорию отдали им после нашего выселения. Потом возьмемся за русских и добьемся того, что русские станут в республике национальным меньшинством»

Действительно, осетины стали спешно выезжать.

Русские, однако, не спешили, хотя понимали, что эти заявления не беспочвенны. Во всех чеченских семьях было по несколько детей. Практически все чеченские женщины непрерывно ходили беременными. Это объяснялось еще и тем, что по их законам нужно рожать столько, сколько беременеет женщина.

Женщины в Чечне

Об отношении чеченцев к женщине разговор особый. Рабское униженное положение их женщин сразу бросилось нам в глаза.

До возвращения чеченцев мы привыкли к равноправию мужчин и женщин, к уважительному отношению мужчин к труду женщин, к безусловной помощи ей во всем. Во всяком случае, такие принципы мы наблюдали в детстве, когда не было чеченцев.

Теперь же часто были свидетелями такой картины. Чеченская семья возвращается с покупками с рынка. При этом женщина, одетая чуть ли не в лохмотья, еле бредет, согнувшись под тяжестью покупок, которые несет на себе. Мужчина, нарядно одетый, важно шествует в сверкающих сапогах, не отягощенный никаким грузом. Русские женщины при этом шутили: «Это муж показывает жене дорогу, поскольку согнувшаяся под ношей жена, ничего не видит кроме сверкающих сапог мужа». Постоянно слышали слово «адат», т.е. свод законов, который у них регламентирует отношение к женщине как к существу второго сорта. Ясное дело, это их национальный обычай. Русские могли только посудачить между собой на эти темы.

Но вот однажды мы непосредственно столкнулись с тем, что это отношение к женщине чеченские мужчины распространяют на всех, в том числе на русских. Как-то своей дружной компанией мы, студентки, ехали в автобусе. Двое сидели, трое стояли. Не особенно глядя по сторонам, мы весело о чем-то болтали. Вдруг слышим, к Рае обращается на чеченском языке молодой чеченец. Надо сказать, что Рая была у нас красавица. Первым делом мы подумали, что чеченец проявляет к ней интерес, ну, как юноша к красивой девушке. Рая на него ноль внимания. Он продолжает говорить уже на повышенных тонах, даже покраснел от возмущения. Мы видим, что назревает скандал, но понять ничего не можем — ведь говорит он на своем языке, который мы не понимаем. Стоящая рядом чеченка тихо нам говорит, что юноша требует уступить ему место. Когда это до нас дошло, мы громко расхохотались. Мы просто представили подобную ситуацию в Томске. Рая спрашивает у молодого человека: «Ты что, больной, с чего я должна уступить тебе место?». Чеченка пытается объяснить нам, что у них так принято по «адату», т.е. чеченская женщина не имеет права сидеть, если мужчина стоит. Это относится ко всем женщинам даже самого преклонного возраста, даже если женщина беременна. Но мы-то не чеченки! Чего ради обязаны исполнять их «адат», решили мы. Рая продолжала сидеть, хотя чувствовала себя неуютно под гневными взглядами, которые бросал на нее юноша. Кончилось тем, что в дальнем ряду встала со своего места беременная чеченка, и чеченец уселся на ее место с горделивым видом, как исполнивший обычай по «адату». Рая, конечно не удержалась, громко высказала свое отношение к тому, что беременная женщина, выполняя «адат», стоит по воле юного мужчины, а он расселся, считая такое положение нормальным. Рая вообще была остра на язык. Но тут, опасаясь обострения ситуации, мы одернули ее и вскоре вышли из автобуса, долго еще обсуждая инцидент, снова хохотали, представляя себе, что если мы расскажем эту историю в Томске, нам же никто не поверит.

Позже, бывая в разных районах республики, я убедилась, насколько жестко выполняется этот обычай. Действительно, если в автобус входил чеченец, все сидящие до этого женщины, вплоть до древних старух и беременных женщин, вставали со своих мест и ожидали, какое место облюбует себе этот представитель сильного пола.

Да, нам с нашими демократическими студенческими повадками теперь не было места в нашем родном городке. Мы еще раз убедились, насколько мудрым оказалось наше решение два года назад уехать искать счастье в Сибирь. Незавидное жалкое существование влачили те, кто не мог никуда уехать. Правда, нам стал известен случай, когда русская девочка вскоре после окончания школы добровольно пошла в семью одного чеченца второй женой. Мы не могли поверить в это, мы решили, что это от безысходности.

Мама мне рассказывала, что, вернувшись, чеченцы стали заниматься тем же, чем занимались раньше — грабежом: колхозы и совхозы, процветающие раньше и покинутые осетинами, они быстренько разграбили. Трудиться ни в колхозах, ни в совхозах не хотели, а на дармовщинку обзавестись общественным имуществом — это они сразу распорядились.

Городок спешно стали покидать не только осетины. Оставались только пожилые, которым было некуда ехать. Впрочем, справедливости ради замечу, что мама как работала завбазой, так и при чеченцах продолжала работать до самой пенсии.

В общем, после первых каникул, проведенных на родине, мы почувствовали, что навсегда оторвались от того места, где родились, где провели ничем не омраченные детские годы, несмотря на то, что они пришлись на послевоенные годы.

Позднее из писем родных мы узнали еще одну печальную новость: наш родной городок стал саморазрушаться! Трудно сказать, почему, но целые участки городка начали проваливаться в ямы. Руководство городка приняло решение о строительстве нового города в долине. Туда были переселены все жители из районов, расположенных на холмах и пострадавших от этой напасти.

Люди говорили, что это происходит из-за неправильной организации бурения нефти. От этого под землей стали образовываться пустоты, в которые обрушивались целые улицы городка. Впрочем, хорошо бы ученые сказали свое слово по этому поводу.

Мне же казалось, что сама земля протестовала против нашествия этих грубых, диких, невежественных людей, не желающих жить по цивилизованным законам.

Стоп! Откуда такое высокомерие к нации, которую я толком не знаю. Все, что знаю — это по слухам. Столкнуться с чеченцами мне не довелось, ну, кроме того случая в автобусе.

С объективными источниками по истории этой нации я не знакома, так, что вряд ли имею право на подобные выводы

В общем, возвращаясь в Томск, мы испытывали чувство глубокой печали по поводу нашего такого когда-то милого городка. Все мы в дальнейшем навещали наш городок с большой неохотой, только лишь по обязанности навещать родных, еще остававшихся там.

Рождение традиции:
из Северного Кавказа в Сибирь

Хочу рассказать о родившейся по нашему примеру традиции отъезда выпускников школ Малгобека в Томск. Началось с того, что после нашего успешного поступления в ВУЗы, нам пошли письма из Малгобека от знакомых наших родных, у которых дети заканчивали школу. В письмах были просьбы о том, чтобы мы подробнее рассказали о ВУЗах Томска, о требованиях и возможности поступления, о возможности устройства на работу, в случае неуспешной сдачи вступительных экзаменов. Словом, все те вопросы, которые встали в свое время перед нами. Мы ничего не скрывали, старательно отвечали на все вопросы, обещая всем решившимся нашу моральную поддержку. Выпускники приезжали, поступали, благодарили нас за пример и поддержку.

Все это продолжалось все годы, пока мы учились в Томске. Потом, наверное, уже второе поколение отчаянных помогало советами новым отчаянным. И так далее.

Как-то мы даже попытались подсчитать, сколько же выпускников школ разных лет нашего Малгобека приехало в Томск. Насчитали что-то более двадцати, включая нас восьмерых, и сбились. Может быть, не у всех все прошло успешно, но главное — попытка поиска.

На этой волне приехала в Томск и Лида, моя подружка по музыкальной школе. Я поначалу удивилась ее приезду, поскольку считала, что у нее хорошие музыкальные способности, применение которым она найдет на родине. Но, тем не менее, она приехала, поступила в железнодорожный институт.

Уже после того, как я окончила университет и приехала на работу в Новосибирский Академгородок, у меня проездом побывала моя дальняя родственница Галина, которая тоже ехала в Томск. Она младше меня на семь лет. Это, видимо, уже из последующих волн, порожденных успехами тех, кто приехал в Томск уже после нас и тоже добился успехов.

А жизнь студенческая продолжается

Первые два курса были тяжеловаты даже для меня, с моей неплохой школьной подготовкой, с выработанной усидчивостью. Масса новых по сравнению со школой предметов, суровость преподавателей, не делающих никаких скидок нам желторотикам, от науки, повергало меня на первых порах в панику. Но, тем не менее, первую зимнюю сессию и весеннюю сдала неплохо. Но страх все еще оставался, тем более, что из нашей комнаты две девочки были отчислены из университета за заваленную сессию. Одна из них, Люся, кстати, была вообще умница. Отчисление ее было удивительно еще и тем, что она не приложила никаких усилий, чтобы удержаться в университете. Я решила, что ей, наверное, не очень хотелось.

Из-за трудностей в адаптации к сложной университетской программе, я не очень активно принимала участие в культурной развлекательной части студенческой жизни. Кроме того, я стала ощущать свою слабую коммуникабельность, сложно сближалась с однокурсниками.

Пытаясь анализировать причины этого, я не смогла сделать какого-либо вывода, ибо чувствовала, что не я сторонюсь контактов. Сближение не происходит от того, что это меня сторонятся, меня не хотят впускать в маленькие девчоночьи коллективы. Я могла только предположить, что быть может, виной всему моя педантичность, суховатость, часто какая-то занудная принципиальность. Но мне не приходило в голову, что нужно попытаться переделать себя, стать более компанейской. К тому же, если откровенно сказать, я не ощущала какого-то дискомфорта от такого отношения ко мне сокурсников. Я по-прежнему тесно общалась со своими любимыми одноклассниками, я по-прежнему очень увлекалась чтением художественной литературы.

Впрочем, в условиях наличия в любимой «Пушкинке» (нашей университетской библиотеке) большого количества книг и толстых художественных журналов с новинками литературы это увлечение играло со мной злые шутки. Во время сессии, направляясь в библиотеку накануне очередного экзамена, набирала гору специальной литературы для подготовки к экзамену и кое-что для души, как бы для кратковременного отдыха. И часто бывало так, что время проходило незаметно и стремительно, а я, не прикоснувшись к спец. литературе, могла весь день упиваться погружением в мир художественного чтения. В конце дня, проклиная себя за безволие, я твердо обещала себе, что уж завтра я буду заниматься только подготовкой к экзамену. Так оно и было, если до экзамена оставался один день.

Что касается общения с одноклассниками, то мы с грустью отмечали, что постепенно все же отдаляемся. У всех появился новый круг общения, который оттеснил на второй план старые связи. Неизменным было только постоянно нежное отношение ко мне Сергея, его стремление чаще видеться со мной. Но я как и прежде считала, что должна быть честной с ним. Я не могла ответить ему взаимностью, поэтому невольно старалась сократить до минимума наше с ним общение. Кончилось это тем, что он решил уехать из Томска.

Сообщил мне об этом и просил прийти на вокзал в день его отъезда. Я отказалась. Уже с вокзала он звонил мне в общежитие и снова просил приехать. Я не поехала. Наши потом мне рассказывали, как тяжело он пережил мой отказ и мое отношение к его просьбе приехать. чтобы проводить его. Но я, такая зануда, решила, что не имею права оставить какие-то надежды на возможность нашей общей судьбы. Может быть, я слишком много брала на себя, считая, что он безумно влюблен в меня, что он уезжает только из-за меня. Может быть, уезжая из Томска, он хотел попрощаться со всеми нами, т.к. по всей вероятности это было прощанием навсегда. Я же смотрела на это событие однозначно — если он решил уехать, пусть уезжает и нечего тут рассусоливать. Жестоко? Наверное, да.

Позже я получила от него письмо, естественно с упреками по поводу моего бездушного отказа приехать на вокзал проводить его. Кроме того, уверял меня, что уехал из Томска вовсе не из-за меня, а из-за того. что серьезно заболела его мать, которая нуждалась в его поддержке.

Много лет спустя у меня появилось желание разыскать его, только для того, чтобы попросить прощения за эту жестокость и бездушие, которые я проявила, отказавшись проводить его при отъезде из Томска.

В 1982 году мы собрались у Нины, чтобы отметить 25-летие нашего вояжа в Томск. Я очень надеялась, что Сергей тоже примет участие в этой встрече, но он ее проигнорировал, и мне не удалось выполнить свое покаянное намерение. Пыталась найти его и позже (все-таки грызла меня совесть), но безуспешно.

В 1961 году мама сообщила мне телеграммой о смерти отчима. Решив для себя, что мне нет смысла ехать в такую даль, я, можно сказать, обрадовалась за маму. Кончились ее мучения от проживания с алкоголиком. Позже, когда я приехала на каникулы, мама мне рассказала, что жизнь отчима кончилась белой горячкой. Итак, мама моя теперь совершенно одна, наконец-то вздохнет и заживет спокойной жизнью. Видимо, все-таки я эгоистка, так как мне даже в голову не пришло задуматься в тот момент о ее одинокой жизни.

А моя счастливая студенческая жизнь продолжалась.

Было бы несправедливо сказать, что я уж вовсе была в стороне от культурной жизни. Ходила на танцы по субботам в нашем общежитии. Не чуралась принимать участие в различных студенческих приколах. Например, в нашей дружной 10-ти местной комнате на первом курсе мы обожали по вечерам шокировать соседние комнаты исполнением любимых песенок про непутевого Увервея, про Ерему и Фому, другие не менее интересные по тематике песенки.

Не могу удержаться, что бы не привести некоторые наиболее любимые тексты.

             Песенка про Увервея

Пошел купаться Увервей, Увервей,

Оставил дома Доротею.

С собою пару пузырей, с собою пару пузырей

Берет он, плавать не умея

Но парень ухарь был таков, был таков

Решил нырять вниз головою

Но голова но голова тяжелей ног, тяжелей ног

Она осталась под водою.

Жена узнала про беду, про беду,

Сама увидеть захотела

И ноги милого в пруду, и ноги милого в пруду, она узнав окаменела

Прошли года, и пруд засох, пруд засох

И заросли к нему аллеи.

Но все торчи, торчит, торчит там пара ног там пара ног

И виден остов Доротеи.

(или как вариант: они на солнце загорели).

Не менее наполнена смыслом песенка про Ерему и Фому

Жили –были два парнишки тумбала, тумбала

Были оба шалунишки ишь ты ха-ха

Одного зовут Ерема, тумбала, тумбала

А другого звать Фома ишь ты ха-ха

Вот Ерема купил лодку тумбала, тумбала

А Фома купил челнок ишь ты ха-ха

У Еремы лодка с дыркой тумбала, тумбала

У Фомы челнок без дна ишь ты ха-ха

Вот пошли они купаться тумбала, тумбала

Загорать и кувыркаться ишь ты ха-ха

Вот Ерема стал тонуть тумбала, тумбала

Фому за ногу тянуть ишь ты ха-ха

Вот Фома пошел на дно тумбала, тумбала

А Ерема там давно ишь ты ха-ха

После колхозной эпопеи наш репертуар пополнился классическими студенческими шедеврами

(на мотив песни «Раскинулось море широко»):

Раскинулся график по модулю пять

Вдали интегралы стояли

Студент не сумел производную взять

Ему в деканате сказали

Экзамен нельзя на халтуру сдавать

Профессор тобой недоволен

Изволь теорему Коши доказать

Иначе ты будешь уволен

Пришел на экзамен шпаргалки-то нет

В глазах у него помутилось

И бросил на стол он проклятый билет

Упал сердце больше не билось

К нему подбежал ассистентик с водой

Пытаясь помочь ему сильно

Но старый профессор качал головой

Напрасны все ваши усилья

Три дня в деканате покойник лежал

В штаны Пифагора одетый

В руках он зачетную книжку держал

Единственной тройкой согретый

К ногам привязали ему сопромат

Поверхностью Ли обернули

И добрый профессор ему прочитал

Одну из гипотез Бернулли

Напрасно старушка ждет сына домой

Ей скажут она зарыдает

А синуса график волна за волной

По оси абсцисс убегает. Да, грустный конец!

Но вот полный оптимизма студенческий шедевр:

В гареме нежится султан да султан

Ему счастливый жребий дан, жребий дан

Он может девушек любить:

Хотел бы я султаном быть!

Но он несчастный человек, человек

Вина не видит целый век, целый век:

Так запретил ему Коран —

Вот почему я не султан

А в Риме папе сладко жить, сладко жить

Вино как воду можно пить, можно пить

И денег полная сума

Ах! Почему не папа я!

Но! Он несчастный человек, человек

Любви не знает целый век, целый век

Так запретил ему закон,

Пускай же папой будет он!

А я различий не терплю, не терплю

Вино и девушек люблю, да люблю

А чтоб все это совместить,

Простым студентом надо быть!

Твой поцелуй, душа моя, да моя

Султаном делает меня, да меня

А как до водки доберусь,

Я папой римским становлюсь!

В одной руке держу бокал, да бокал,

Да так держу, чтоб не дрожал, не дрожал

Другой я обнял нежный стан,

Теперь я папа и султан!

Или вот полная нежности к студенческим годам наша любимая песенка «Ни пуха, ни пера»:

Когда приходит точно в срок экзаменов пора,

Мы говорим тогда, дружок, ни пуха, ни пера!

Чтоб на период сессии носы мы не повесили

Ни пуха, ни пуха, ни пуха, ни пера

Нас курами и утками не кормят повара,

Мы заняты науками с утра и до утра.

А чтобы не проспать рассвет,

У нас в подушках вовсе нет

Ни пуха, ни пуха, ни пуха, ни пера!

Друзья мы не случайные, сдружились не вчера,

Когда ж придет печальная прощания пора

То вместо: «до свидания!» мы скажем на прощание»

«Ни пуха, ни пуха, ни пуха, ни пера!»

Студенты весело живут, дружить мы мастера!

Мы будем помнить институт и споры до утра.

Года пройдут аллюром, друг, и вместо шевелюры вдруг:

Ни пуха, ни пуха, ни пуха, ни пера.

А еще вот эта о бесшабашной жизни студента:

В первые минуты Бог создал институты

И Адам студентом первым был.

Он ничего не делал, ухаживал за Евой,

И Бог его стипендии лишил.

Из-за этой дамы у Адама драма,

Вызвали Адама в деканат,

И на Землю прямо сбросили Адама,

Так пошли студенты, говорят.

От Евы и Адама пошел народ упрямый,

Лихой, неунывающий народ.

От сессии до сессии живут студенты весело,

А сессия всего два раза в год!

Что за предрассудки есть три раза в сутки

И ложиться в чистую кровать,

Мы без предрассудков едим один раз в сутки,

А на остальное наплевать!

День мы прогуляли, ночь мы проболтали,

И теперь не знаем ни бум-бум

Так выпьем за гулявших, ничего не знавших,

Сессию сдававших наобум.

Есть такие люди, которые осудят,

Но это несознательный народ,

С наше поучите-ка, с наше позубрите,

С наше походите на зачет!

Снова любовь

На третьем курсе я жила уже в 4-х местной комнате со старшекурсницами Элей, Тамарой и Галей. Почему-то с ними у меня легче наладился контакт, чем с девчонками со своего курса. Все они были старше меня на 10 лет. Поработав в школе педагогами, решили сменить профессию, для чего поступили в университет для получения новой перспективной специальности, связанной с применением вычислительной техники.

Начало 60-х годов ознаменовалось реабилитацией кибернетики как науки, до этого подвергавшейся гонениям и обвинениям как лженауки. Появление первых отечественных вычислительных машин привлекло многих школьных преподавателей математики, физики к освоению нового направления науки.

Мои соседки по комнате и были представителями этой необычной волны. Мне импонировало их серьезное отношение к учебе. Подозреваю, что в глазах моих однокурсниц я была этаким синим чулком, сухой, бескомпромиссной девицей из глухой провинции. Может быть, поэтому вплоть до окончания университета я так и не смогла найти с ними общего языка. Наверное, были и еще какие-то причины, но мне они не ведомы, ибо эту проблему, естественно я никогда с ними не обсуждала.

А старшекурсницы, к которым я попала в соседки, очень нежно меня опекали, давали мудрые житейские советы, помогали постигать кухонные навыки, поскольку мы жили коммуной. С глубокой благодарностью вспоминаю время, прожитое с ними.

В этом же году, опять же благодаря моим милым соседкам, я познакомилась с Геной и влюбилась. Гена год назад окончил ТПИ и работал в секретном городе-спутнике недалеко от Томска. Он был влюблен в старшую сестру Галины Надю, которая была намного старше него. И, вообще, это была безответная любовь. Мои девушки-соседки по комнате надеялись, что знакомство со мной хоть отвлечет его. Сначала так и получилось. Он стал часто приходить, мы много времени проводили вместе, гуляя по вечернему Томску. Мне он очень нравился. Нет, дело не во внешности. Я восхищалась его одержимостью в работе. По понятным причинам он не мог много рассказать о своей работе, но я чувствовала, насколько он увлечен исследованиями, которыми занимается. По женскому эгоизму немного обидно было сознавать, что я у него на втором месте. Много раз у нас срывались свидания из-за его работы. Но каждый раз у меня начинало колотиться сердце, когда он со смущенной улыбкой входил в нашу комнату после очередного большого перерыва в свиданиях. И снова мы бродили по ночному Томску, обсуждая мои и его новости, накопившиеся за время его отсутствия. У нас было много общего во взглядах на жизнь, на характеры людей, на взаимоотношения между людьми.

У меня был такой же грех, как у многих молодых: я писала стихи. Не удержалась и во время очередного долгого его отсутствия написала посвящение любимому:

Послушай, странный человек!

Ну, почему тебя нет рядом,

Когда, встречая чудный утренний рассвет,

Я вижу нежные весенние наряды.

Скажи, ведь это не казалось,

Когда прощаясь и протягивая руку,

Ты так тревожно ласково

Смотрел в глаза мне.

Ты помнишь — это было!

Твой взгляд с улыбкой милой

И шутки и капризы, дивный мой чудак.

Теперь все изменилось, все не так!

Тебя так долго нет!

И все ж я жду! И жду ответ!

Нам не было скучно рядом. Но если выразиться современным языком, я была слишком холодна в сексуальном плане. Нет, до близости у нас дело не дошло. Но я почувствовала его удивление, что я остаюсь равнодушной к его объятьям и поцелуям. Уже позже, анализируя для себя этот парадокс, я решила, что всему виной наше дурацкое воспитание в сексуальной области. Я хорошо помню, что в беседах со мной на эту тему, мама постоянно внушала мне мысль, что близость с мальчиками, включая объятия и поцелуи — это не хорошо, это постыдно и подлежит всяческому осуждению. Что нежные объятия мальчика нужно отвергать, т.к. они могут привести к чему-то постыдному, безобразному. Таким образом, чувственность во мне была прочно заблокирована.

Возвращаюсь к рассказу о Гене. Наверное, он для себя сделал вывод, что если он меня совершенно не волнует, если я не загораюсь от его нежных знаков внимания, то дальнейшие встречи бессмысленны. Последней каплей явилась ссора, которую я затеяла, обвиняя его в том, что из-за его работы мы слишком редко видимся.

Осознавая, что нельзя ставить ему в упрек его одержимость в работе, откровенно восхищаясь им, я осыпала его упреками и не могла остановиться. Не считая нужным оправдываться, Гена перестал приходить. То, что разрыв произошел без каких-либо объяснений с его стороны, очень меня задело. Но, будучи гордой, я не сочла для себя возможным попытаться добиться встречи с ним и объясниться. Я действительно не понимала тогда, что произошло. Я ругала себя за слишком настойчивые попытки занять главенствующее положение в его жизни. Я готова была признать свою неправоту. Но он не приходил!

Однажды случайно увидела его на улице, он проезжал на мотоцикле. Я окликнула его. Он остановился, предложил покататься. Я с радостью согласилась. Но после катания он уклонился от разговора, который я пыталась завести. Как и раньше, он сослался на ограниченность во времени и уехал. Я поняла, что это конец моей несчастной любви. В конце концов, если он так легко решил отказаться от меня, чувства его ко мне были не столь сильными, как мне казалось.

Была еще одна случайная встреча. На этот раз во время туристического слета.

Была в Томске такая традиция: зимний слет туристов. Раньше я никогда не участвовала в этом мероприятии, решила попробовать окунуться в туристическую среду. Тем более, что приглашали всех желающих, независимо от того, являешься ли ты членом туристической секции.

Вышли в 3 часа, засветло. Маршрут я не знала. Каким-то чудом я не отстала в этой гонке по темнеющему лесу, среди незнакомых мне людей, почти бегом устремившихся невесть куда! Вот так туризм, размышляла я, уже благополучно добравшись до стоянки. Я-то думала, что это неспешный поход с обменом впечатлений от пейзажа, от дивного зимнего леса. Я решила, что этот бешенный марш бросок, на который я обрекла себя совершенно добровольно, был обусловлен ограниченностью во времени. Мы должны были прибыть на стоянку до темноты, иначе некоторые новички вроде меня, могли отстать и потеряться в лесу. Несмотря на все это, мне понравилось!

На стоянке уже все четко было организовано. Мы поставили многоместную палатку, настелили лапник, устелили им снег в палатке, поужинали у костра, провожая взглядом разлетающиеся искры, наслушались студенческих баек, всяких туристических страшилок, попели бардовские песни и улеглись спать. А в палатке уже в темноте известный наш томский поэт Сережа Заплавный читал свои стихи. Кстати, на этом слете я впервые услышала песни Булата Окуджавы и навсегда полюбила их.

Утром следующего дня начались разные туристические соревнования, конкурсы. Но, поскольку я была новичком и не принимала в них участия, я пошла побродить в одиночестве по лесу. И вдруг я увидела Гену, который куда-то шел с группой ребят. Увидев меня, он остановился, поздоровался, поговорили о том, о сем. Он обещал, как освободится, найти меня и еще поговорить. И побежал догонять ребят. Как я и ожидала, он не пришел. Хотя и много народу было на слете, трудно поверить, что он меня не нашел. Значит, не было желания продолжить наш диалог.

Последний раз судьба столкнула меня, не с ним, а с трагической вестью о его гибели. Было это, когда я заканчивала 5 курс. Мы возвращались из университета после вручения дипломов. Нас догнала Нина из нашей группы, заядлая туристка, и с волнением рассказала, что в походе на Красноярских Столбах погиб очень хороший парень и назвала фамилию Гены. Я не могла поверить. Из той короткой беседы на слете я поняла, что он увлекся альпинизмом, но все же не верила в реальность случившегося. Первая мысль была — это какая-то ошибка. Следующая мысль — однофамилец, хотя у него была редкая фамилия.

Придя к себе в комнату, я разыскала фотографию, на которой запечатлен Гена с моими милыми соседками. С фотографией в руках я разыскала Нину и спросила: «Неужели погиб вот этот парень?» Нина взглянула на фотографию, заплакала и убежала. Позже она рассказывала, что несколько раз была в походе с его группой. По тому, с каким восторгом она отзывалась о нем, я поняла, что она так же, как я когда-то, была влюблена в него. Вообще-то она всегда относилась ко мне свысока, с легким пренебрежением, поэтому я не удивилась, когда она спросила: «А ты-то, откуда его знаешь?» Я увидела, как она была потрясена, узнав о том, что я когда-то встречалась с Геной. Через несколько лет после окончания университета я услышала, что она родила сына и назвала его Геннадием в честь нашего с ней кумира.

Вот такая грустная история с моей второй в жизни любовью.

А будь я поумнее, все могло бы сложиться иначе. Впрочем, значит, такая моя судьба и трагическая судьба моего любимого.

Практика в Москве

После 4 курса летом 1962 года нужно было проходить практику по вычислительной технике в соответствии с нашей будущей специальностью. И нам улыбнулось счастье — нас направили на практику в Москву, в МГУ!

Когда мы приехали, и нас оформили в общежитие, нам показалось, что мы попали в студенческую сказку. Вот, оказывается, какие бытовые условия могут быть у студенческой братии: жилые блоки на 2—3 человека со всеми необходимыми удобствами, включая душ, санузел. Блоки оснащены сигнальными устройствами для вызова к телефону на пост дежурного по этажу. Это же устройство в учебное время используется для всеобщей побудки студентов, дабы они не просыпали лекции. На каждом этаже кафе с питанием по вполне приемлемым ценам. Есть даже маленький кинотеатр для просмотра фильмов и занятий художественной самодеятельностью. Предусмотрен зал для самостоятельных занятий, зал для занятий спортом с тренажерами.

В цокольном помещении — прачечная, оснащенная стиральными машинами, сушильными шкафами, гладильными комнатами.

На территории, примыкающей к общежитию, также прекрасно оборудованные волейбольные и баскетбольные площадки. Вот это жизнь!

Что касается основной цели нашего пребывания в университете — практики, то она проходила довольно легко. Все было очень интересно. Мы осваивали программирование на первой отечественной вычислительной машине БЭСМ-6. специалисты вычислительного центра относились к нам с большой теплотой, делились нами всей информацией, необходимой для нашей практики.

Свободного времени у нас было много. Использовали его, кто как хотел. Резались в волейбол. Театралы ходили в театр. Я по своей дремуч