Однако отказ от прекрасного, строгого звучания латыни лишил бы величественный ритуал его сокровенной сути, обесценил бы его, низвел до уровня чего-то повседневного. Красота, Красота с большой буквы, заключается в следовании традиции, в неустанном возвращении к жестам и словам, которые повторялись уже множество раз, сохраняясь человеком на протяжении веков... Вы понимаете, что я хочу сказать?
— А я признаю насилие. В этом понятии множество тончайших оттенков, уверяю вас. Цивилизация, отрицающая возможность прибегнуть к насилию в мыслях и поступках, разрушает сама себя. Превращается в стадо баранов, готовых лечь под нож любого проходимца. С отдельными людьми происходит в точности то же самое.
— Вы отлично знаете, кого я имею в виду. Если вы так любите эту вашу почтенную матрону, неужели вы собираетесь весь остаток жизни страдать у нее под балконом? Войдите к ней в дом, бросьтесь к ее ногам, соблазните ее, сломите ее добродетель, уведите силой... Застрелите ее мужа или, черт возьми, застрелитесь сами! Сделайте нечто действительно стоящее или поведите себя по-идиотски, но только сделайте что-нибудь, несчастный вы страдалец. Ведь вам еще нет и сорока!
Раб лишь тот, кто ждет чего-то от окружающих. — Маэстро пристально посмотрел на своего собеседника, и тот смущенно заморгал. — Быть может, наша общая ошибка именно в этом. Тот, кому ничего ни от кого не нужно, остается свободным. Как Диоген в своей бочке.
— Вы забываете о Боге, маэстро. — Он меня мало интересует, ваша светлость. Бог прощает то, чего нельзя прощать, он безответствен и непоследователен. Он не кабальеро.
— Значит, человек делает свой выбор, даже если ему очевидно, что он ошибается? — Да, и в этом случае выбор особенно важен. Тогда в игру вступает эстетика. Физиономия маркиза расплылась в улыбке. — Вслушайтесь только: эстетика ошибки. Отличная тема для научного исследования!.. Тут есть о чем порассуждать.
Тогда он подошел к книжному шкафу, пошарил за книгами и достал из глубины полки конверт.
Он надломил сургучную печать. У него задрожали руки и замерло сердце. Конверт был обычный, размером с лист писчей бумаги, и весил ничтожно мало. Открыв его, дон Хайме достал перевязанную лентой стопку исписанных бумаг.
Маркиз, отличный фехтовальщик, почувствовал, что противник его отвлекает, стараясь преодолеть защиту. Человек предусмотрительный, он принял меры, доверив дону Хайме то, на что, без всякого сомнения, посягал соперник: загадочный конверт.
Визуальный осмотр, — продолжил комиссар спустя некоторое время, — означает, что какой-то человек или группа неизвестных лиц вошли ночью в личный кабинет маркиза и провели там некоторое время, взламывая замки и переворачивая ящики. Кроме того, они открыли сейф, на этот раз — ключом. Сейф, надо признаться, превосходный, фирмы «Боссом и сын», Лондон... Вас не интересует, что они похитили?
