А если я перестану учить, перестану верить в возможность улучшать людей или малодушно погружусь в бездействие и махну рукой на все, тогда покупайте мне пистолет, спасибо скаж
А я вторгся, так сказать, в чужое владение, в область беспечального пребывания, беззаботного времяпровождения, в сферу красивых, веселых женщин, в сферу шампанского, букетов, дорогих подарков. Ну, как же не смешно! Конечно, смешно.
Дружеские беседы за стаканом чаю, за бутылкой пива о книжках, которых вы не читаете, о движении науки, которой вы не знаете, об успехах цивилизации, которыми вы не интересуетесь.
Дулебов. Так можно пугнуть: что, мол, по этапу на место жительства. Мигаев. Нет, уж пугать-то их, ваше сиятельство, не приходится: себе дороже. Дулебов. А что? Мигаев. Душа у них очень широка, ваше сиятельство. Мне, говорит, хоть в Камчатку, а ты – мерзавец! Да так он это слово, ваше сиятельство, выразительно выговорит, что не до разговоров, а только подумываешь, как бы ноги унести. Дулебов. Да, в таком случае лучше лаской. Мигаев. Уж и то ласкаю. Удивляются, ваше сиятельство, что укротители ко львам в клетку ходят; нас этим не удивишь. Я скорей соглашусь ко льву подойти, чем к трагику, когда он не в духе или пьян.
Домна Пантелевна. Что такое? что тут у вас? Князь уехал? Уж не рассердился ли он? Негина. Да пускай его сердится! Домна Пантелевна. Что ты! Опомнись! Перед бенефистом-то? Да в уме ли ты? Негина. Да ведь невозможно! Что он говорит! Кабы вы послушали! Домна Пантелевна. А тебе что! Пускай говорит. От его слов тебя не убудет. Негина. Да ведь вы не знаете, что он говорил; что ж вы мешаетесь не в свое дело? Домна Пантелевна. Очень я знаю, оченно прекрасно все это знаю, что мужчины говорят. Негина. И можно это слушать равнодушно? Домна Пантелевна. А что ж такое! Городи, сколько хочешь. Пусть его мелет в свое удовольствие, а ты, знай, посмеивайся!
