А ты… любил уже?
– Спятила? – усмехнулся Ной. – Я ледышка до мозга костей. Надеюсь хотя бы к тридцатнику остепениться…
Мы сами создаем свой путь из побед и поражений. Никто не застрахует тебя от ошибок, дорогая. Даже самый гиперопекаемый ребенок чаще всего делает кучу глупостей. Лучше уж я постараюсь понять тебя и принять все твои решения, нежели своими действиями оттолкну самого дорогого мне человека
– А ты чего не ешь?
– Еда отравлена, Ной. Мы с мамой заманиваем в дом глупых мальчиков и убиваем их.
А ты чего не ешь?
– Еда отравлена, Ной. Мы с мамой заманиваем в дом глупых мальчиков и убиваем их.
Эддисон и Эмма дождались, пока Ной нервно прокашляется, а потом, дав друг другу «пять», захохотали.
Хотя, если подумать, самое время оценить мой подвиг. Я влез к тебе в окно, как герой какого-нибудь романтического фильма.
Добравшись до Ноя, Эддисон протянула к нему руки и ухватилась за мокрую рубашку. Ной лежал на холодном полу, под душевой лейкой. Его голову закрывал прозрачный полиэтиленовый пакет, перемотанный скотчем у шеи. Связанные сзади руки были разрезаны веревкой на запястьях, а кафель под Ноем забрызган кровью.
Сначала Эддисон долго не могла понять, что именно предстало перед ней. Глаза прекрасно видели все, что находилось в помещении. Запотевшее зеркало, раковина, забитая клоком выпавших или вырванных волос, сорванная занавеска в душевой. Но сознание никак не хотело собирать пазлы в одно целое.
Эддисон почувствовала озноб во всем теле и тошноту.
Мы сами создаем свой путь из побед и поражений.
Лучше уж я постараюсь понять тебя и принять все твои решения, нежели своими действиями оттолкну самого дорогого мне человека.
