Билась точка,

Стуча в оболочку;

И, — нутро разрывая строчкой, —

Потянулась линией прочной,

Закольцованной в жизни круг…

Стать побольше решила вдруг;

И, — по краю кружа стихами, —

Весь заполнила контур штрихами:

Получился смешной кружок, —

Что для точки уже хорошо!

Плоским кругом взгрустнула точка,

Что такая она одиночка;

Научилась от боли плакать:

И кружок, — наполнившись влагой, —

Стал большой сияющей каплей!

Та, — соткав текучие нервы, —

Стать решила искрящейся сферой:

Ощутив ядра постоянство,

Разметала мысли в пространство!

Как игрушку, данность освоив,

Мерить всё собралась собою;

И себя отныне беспечно

Уже мнила звать «Бесконечность»,

Но —

Слегка улыбнулась Вечность

И чуть-чуть развела ладони…

И, — забыв бахвальство пустое, —

В неизведанное погружена

И себе почти не видна, —

Стала жизнь вновь точкою малой,

Чтобы поиск начать сначала…

Можно вызвать миллионы слов

Из небытия и истин прочных.

Но меняет Вечная Любовь

Бездну мудрых догм — на многоточья.

На земле копеечных свобод

Всласть даны засранцам — сор величья,

Вдохновенный в никуда поход

И преуспеянье в жизни личной…

Мизерность открытий, прах острот,

Мнений хлам и суету порывов

В глубь Земли вдвигает, — как в комод, —

Время — сторож глупости архивов.

В мириадах форм томится быль,

Постигая суть немого созерцанья…

В ветоши веков искрится пыль

Кратких озарений мирозданья…

Глубина молчания чиста,

И сияет тихо Вечность — Правота…

Гимн бытия —

                       Вселенская работа!

В ней каждый миг — особенная нота:

И солнца луч, бегущий по ресницам,

И лёгкий шаг крадущейся лисицы,

Кузнечика пленительный смычок,

И бьющий дробь гороховый стручок,

Дрожь мёдом истекающего поля,

И мерный гул пчелиного раздолья,

Веков струна, натянутая туго,

И лик ребёнка — в обрамленье луга,

И ветра гаммы на макушках сосен,

Поющей глубины речная просинь,

И вторящий ей в лад скрипучий мостик,

И трясогузки дирижёрский хвостик,

Смех родника, несущегося вскачь,

И яблока сорвавшегося мяч,

И где-то небе — тишины звенящей

Величие, пронзённое грозой,

Скольженье тучи над смятённой чащей,

И воздух — с распростёртой стрекозой…

И солнечная каждая поляна —

Подножие Вселенского органа …

Гудят миры, дробятся эхом воды,

На взлёт уходят птицы и века, —

Незримо чертит контур небосвода

Всесильная и нежная рука…

Туман обнимет ли, лаская зыбко,

В кругу ль ветров к груди прижмёт заря, —

Сквозь каждый дар — бессмертная улыбка

И голос: «Ты Моё дитя…»