Ноги отказывались двигаться дальше. Проник в пустой дом, больше силой, чем хитростью, хотя совсем рядом стояло другое, обитаемое жилище. Здесь, похоже, ведется строительство. Снаружи неистовствует ветер, а я, опустошенный, усталый, обесчувствевший, сижу в кухне, потому что только там имеются деревянные ставни и я могу зажечь слабый свет, не опасаясь, что он сразу будет виден с улицы. Я буду спать в детской, потому что оттуда проще всего убежать, если тут кто-то все-таки живет и вернется домой. И уж точно рано утром сюда придут строители, в некоторых помещениях настилаются полы и возводятся стены, рабочие оставили тут на ночь свою обувь, инструменты и куртки. Я напиваюсь допьяна вином, которое купил на стоянке для дальнобойщиков. От бесконечного одиночества мой голос перестал меня слушаться, я мог издавать только какой-то писк, не находя правильного тона, и мне было стыдно перед самим собой. В результате я быстро сбежал. О, как все воет и свистит вокруг дома, деревья стонут. Утром мне надо будет уйти отсюда пораньше, до прихода рабочих. Чтобы проснуться вовремя от света, мне придется открыть ставни, но это риск, потому что тогда будет видно разбитое окно. Осколки стекла я смахнул с одеяла, рядом стоит детская кроватка, тут же игрушки и ночной горшочек. Все это лишено смысла, невозможно описать.
Крутые склоны и резкий ветер, пустые подъемники. Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки, это не образное выражение, я действительно не вижу свою руку. О вы, гадючье племя, злобное по своей натуре, как можете вы вести такие сладкие речи? Я хотел развести огонь; ничего мне так не хотелось, как развести огонь. Как тревожно на сердце, оттого что нет соли. Ветер тем временем усилился, клочья тумана стали плотнее, несутся через дорогу. В стеклянном кафе для туристов сидят три человека в окружении сплошных облаков, защищенные со всех сторон стеклом. Обслуживающего персонала я не вижу, и у меня мелькнула мысль, что там сидят покойники, уже много недель, недвижимые.
Спуск к Хорнбергу настолько крутой, что я чувствую нагрузку на колени и ахиллово сухожилие. На пятке, там, где начинается сухожилие, образовалось уплотнение: такое ощущение, будто связки находятся в футляре. В темноте я подергал дверь освещенного коровника, две пожилые женщины занимались дойкой, кроме них тут еще две девочки, десяти и пяти лет. Старшая девочка была поначалу очень напугана, потому что, как выяснилось позже, была уверена, что я грабитель. Потом она прониклась доверием, и мне пришлось рассказывать ей о джунглях, змеях и слонах. Она пыталась каверзными вопросами загнать меня в тупик, чтобы убедиться, правда ли то, что я рассказываю. Кухня у них очень бедненькая, обстановка убогая, но обе женщины не раздумывая предоставили мне угол для ночлега. Одна из них все удивлялась, что же такое случилось с Фредди, ведь он так прекрасно пел и так дружил с гитарой. Здесь же вертелась маленькая иссиня-черная кошка с белым пятнышком на хвосте и пыталась ловить мух на стене. Старшая девочка проходит теорию множеств. На ночь я даю ей свой нож, чтобы она, в случае если я действительно окажусь грабителем, чувствовала себя защищенной.
Мне попадается много мышей. Мы все давно утратили всякой представление о том, сколько мышей вообще живет на свете, невообразимо. Мыши тихонько шуршат в прибитой траве. Только тот, кто идет пешком, видит мышей. На полях, там, где уже лежал снег, они прорыли себе ходы между травой и снегом; теперь же, когда снег стаял, можно увидеть их извилистые следы. С мышами можно подружиться.
Когда я смотрел в окно, напротив меня на крыше, под дождем, сидела нахохлившаяся ворона и не шевелилась. Прошло много времени, а она все так и сидела, без движения, замерзшая, одинокая, тихо обдумывая какую-то свою воронью мысль. И меня охватило братское чувство, и одиночество разлилось в груди.
. Я все вспоминаю женщину с кувшином молока, которая повстречалась мне на ночной деревенской дороге. Ноги в порядке. А может быть, там в пруду водится форель?
Подростки на своих мопедах синхронно летят навстречу смерти. Я вдруг подумал о неубранной репе, но могу поклясться, никакой неубранной репы тут нет и в помине.