Дон Оррор, или магистр открывает флакон
Зимней ночью я оперировал картошку-синеглазку.
Стенала вьюга на дворе. Казалось, ноет и канючит — «пу-у-у-с-с-с-ти-и-и!»
О, как тоскливо, одиноко в моём пристанище. Картошка всё не оживала. Я распахнул форточку.
Вздохнула вьюга и протянула руку. Чёрную, но бледную. Коснулась моего лица.
— Гуляй, гуляй, вьюга! Чего ты хочешь? — промолвил я, пытаясь затвориться. Не тут-то было. Лохматая тень выперла из беспокойной ночи. Сверкнули круглые глаза.
— Пу-ссс-ти!
Я отшатнулся и упал, едва не растоптав картошку.
— У-у-у-х-х-х, — пронеслось по комнате.
Нет, то не вьюга, гулявшая, как прежде, за окном. Некто — маленький и безобразный — ввалился в дом. Свет померк, но я чувствовал — он рядом.
— Кто здесь?
И даже вьюга стихла, затаившись. Пока на ощупь, страшась прикосновений, я лампу разжигал, всё слышал за спиной — возню, сопение да костяное щёлканье. Наверное, зубное.
И озарилась комната — вот жуткое виденье! Зловещий карлик-горбунок! Кривой, как ятаган, носище. Оливковые грязные лохмотья. А пальцы-когти цепко ухватили синеглазку.
— Патата? А нет ли фиников, сеньор? — он хрипло буркнул, глядя исподлобья. — Немного фиников для бедного скитальца.
Заворожённый, поднёс я горсть румяных фиников, уже пошедших было на поправку. Они и охнуть не успели. А карлик встряхнулся, приосанился, перебирая носом лохмотья на груди. Затем он повертел картошку — так да эдак. Склонился к ней, прощупывая пульс.
— Залечили, сеньор, залечили. Прививки бесполезны, — и живо уколол картошку когтем где-то между глаз. — Хотя надежда есть…
— Да кто вы такой?! Не сдержался я. — Сожрать мои финики! Поучать магистра!
— Дон Оррор, к вашим услугам.
И вдруг он растопырил крылья, как майский жук, будто приглашал к дружескому объятию.
Я остолбенел. Безрукий, но крылатый карлик!
— Ужас! — пискнула земельно-корнеплодным голоском моя картошка-синеглазка. — Так звучит его имя на языке американских пататас, моих дальних предков, — она подмигивала мне всем, чем только могла. — Вглядитесь, это попугай!
Действительно, большая птица, клюв крюком, и оперенье. Нормальный говорящий попугай.
— Увы, увы, — вздохнул дон Оррор. — Не так уж я нормален. Я стар, рассеян и забывч
