Константин Сергеевич Аксаков

Избранные стихотворения

 

 

А. В. Г.[1]

 

Чем в этот час в своей деревне дальней

Вы заняты? Что делаете вы?

Сидите ли, задумавшись печально,

Отдалены от суетной молвы,

Иль, веселы прекрасною душою,

Смеетесь вы над бурей и грозою?

Но знайте, здесь, в Москве, от вас далеко

Есть человек, который помнит вас

И образ ваш хранит в душе глубоко

И слышит ваш давно умолкший глас.

Он не забыл прелестных дней былого,

Минувшего он счастья не забыл,

И чистый пламень чувства неземного

В своем он сердце свято сохранил!

 

1834

 

Гроза

 

Туча небо обтянула

Чёрной мрака пеленой;

Тихо молния сверкнула

Над равниной водяной;

Ветр завыл и поднял воды,

Встали дикие валы,

Дети грозной непогоды,

Под покровом сизой мглы.

Буря! Поскорее в море

Я спущу мою ладью,

Поплыву, с волнами споря,

И веслом их разобью.

Подхватил ладью холодный,

На хребет свой принял вал,

И далёко он, свободный,

В море лёгкую помчал.

Сильно на море упругом

Ветр качает лёгкий чёлн,

И несутся друг за другом

Волны туч и тучи волн.

Море бьётся, море стонет,

Вал девятый недалёк,

Недалёк! — челнок мой тонет!

Пусть же тонет мой челнок!

Сладко с гордою улыбкой,

При напеве гробовом,

Скрыться под волною зыбкой

И заснуть на дне морском.

 

1835

 

Думы

 

Меня навещают угрюмые гостьи,

Тяжёлые думы приходят ко мне,

Придут и обсядут — и трепет невольный

По членам и жилам моим пробежит.

Но смело я очи на них устремляю,

Их тусклые лица я жадно ловлю,

И долго веду я немую беседу

И долго стараюсь гостей разгадать.

О многом узнал, но ко многому только

Едва прикоснулся я слабым умом,

И то, что постигнул, волнует мне душу

И силится тщетно излиться в словах.

Но твёрдо я верю, что день тот наступит,

Когда разрешится бессильный язык,

В устах заколеблется мощное слово,

И миру я тайны свои прореку.

 

13 сентября 1835

Москва

 

Пловец

 

Посмотри: чернеют воды,

Тучи на небе сошлись,

Дунул ветер непогоды,

Волны с плеском поднялись.

Посмотри, как он бесстрашно

Взял широкое весло,

Сел в ладью, и чёлн бесстрашный

Как далёко унесло.

Видишь: там он, на средине,

Он валами окружён;

Но бунтующей пучине

Не легко поддастся он, —

Нет! Весло ему послушно,

И могучая рука

Отгоняет равнодушно

Волны прочь от челнока;

И отвагою упорной

Вся душа его зажглась:

Силы с влагой непокорной

Он испытывал не раз.

Буря волн ему знакома,

Любит он их плеск и вой,

И на них он будто дома —

Весел, радостен душой.

Никогда призыва к бою

Не пропустит мой пловец;

Он всегда готов, с ладьёю,

Неслабеющий боец.

Больше бурь из недр природы

Высылай ему, судьба! —

Как сладка ему, о воды!

С вами дикая борьба!

 

1836

 

Разуму

 

Разум, ты паришь над миром,

Всюду взор бросая свой,

И кумир вслед за кумиром

Низвергается тобой.

Уповая всё постигнуть,

Ты замыслил искони

Мир на мире вновь воздвигнуть,

Повторить творенья дни.

Ты в победу гордо веришь,

Ты проходишь глубь и высь,

Движешь землю, небо меришь, —

Но, гигант, остановись!

 

Как титаны в древней брани,

Кинув горы к облакам

И явивши силу длани,

Не опасную богам,

Сражены обратно павшим

Градом полетевших гор

И легли всем родом, ставшим

Нам в преданье с оных пор, —

Так и ты, из всех титанов

Горделивейший титан,

От породы великанов

Уцелевший великан!

К небесам идёшь ты смело,

С двух сторон на них всходя,

Обращая мысли в дело,

Дело в мысль переводя.

Но напрасно: многодельность

Не дойдёт к причине дел;

Ты нашёл не беспредельность,

Но расширенный предел.

Чтоб вселенную поверить

И построить вновь её,

Гордо мыслию измерить

Ты мечтаешь бытие.

 

Рассекая жизнь на части

Лезвием стальным ума,

Ты мечтаешь, что во власти

У тебя и жизнь сама;

Ты её добычей числишь;

Но откинь гордыни лесть:

Умерщвляя, ты ли мыслишь

Жизни тайну приобресть?

В недоступные пучины

Жизнь ушла, остался след:

Пред тобой её пружины,

Весь состав, — а жизни нет.

И какое же решенье —

Плод гигантского труда:

Постиженье — до творенья

Не достигнет никогда.

Отрекись своей гордыни,

В битву с небом не ходи,

Перед таинством святыни,

Перед богом в прах пади!

Вмиг получит смысл от века

Исполинский труд бойца,

Приближая человека

К познаванию творца.

И титана след суровый —

Груды сдвинутых громад —

Благозвучно, с силой новой

Славу бога возвестят.

 

1857

 

Ручей

 

Шумит ручей, бежит ручей,

И чист, и светел, и ясен, —

В счастливой юности своей

Так человек прекрасен.

Вот, с камней падая, ручей

Клокочет и бушует, —

Так время бурное страстей

Людей собой волнует.

Но вот уж не бежит ручей,

А стелется широко

По злаку сочному полей,

Прельщая смертных око.

Так в старости и человек

Спокойно, безмятежно

Оканчивает бурный век,

Покрыт сединой снежной.

 

30 июля 1830

 

Скала

 

Скала наклонилась над бездной морской

И в воды отважно глядится;

На ней, недовольный долин красотой,

Орёл бурнокрылый гнездится.

Её обвивает волнистая мгла,

И, в сизом покрове тумана,

Стоит, чуть видна, вековая скала,

Как призрак бойца-великана.

Печально выл ветер, и мраки легли

На землю густым покрывалом,

Неслись на скалу и взлетали валы —

Скала им в ответ напевала:

«Бейся, море, со мной, мой старинный злодей:

Высылай своих ратников шумных!

Их напор встречу я твёрдой грудью моей

И назад отобью их, безумных!

Не прокатится вал по моим раменам,

Не омоет высокой вершины —

Я стою — не боюсь — и назло временам,

И назло твоей злобе старинной.

День придёт, может быть, так угодно судьбе,

На последнюю битву я стану,

 

И паду я в борьбе, но паденьем тебе

Нанесу я смертельную рану

Глубоко, глубоко — до песчаного дна,

Не засыплешь своими песками!

Широко, широко — не сольётся она,

Не замоешь своими волнами!»

Настал грозный час, и две тучи сошлись,

И надулося гневное море,

И воздух, и воды, и огнь собрались,

И горе противнику, горе!

Скала уперлась и готова на бой —

Небесный палит её пламень,

С чела её льётся поток дождевой

И волны взбегают на камень!

Но буря сильнее, сильнее, и вот,

Дитя первобытной природы,

Скала заскрипела, качнулась вперёд —

И рухнула в бурные воды!

Удар был ужасен, и, в пыль раздробясь,

Всё море на воздух взлетело;

На дне его гордо скала улеглась,

Любуясь на славное дело;

Но море, вошедши в пределы свои,

Волнение бури смирило,

Собрало опять голубые струи

И в цельное зеркало слило.

И солнце взошло на лазоревый свод

И, мир озаряя лучами,

На чистой и гладкой поверхности вод

Гляделось опять с небесами.

 

19 ноября 1835

 

С. М. Соловьёву

 

Не страшись квартального,

Приходи ко мне

Из предела дальнего

Пеш иль на коне.

И занятье сладкое,

Труд оставив свой,

Кинь на время краткое

Город Земляной.

Расправляй-кa ноженьки,

Полно, не пиши,

С улицы Остоженки

В Бел-город спеши!

Пусть первоначальные

Рюрик и Олег

Твой чрез стогны дальние

Провождают бег,

Мономах, избранная

Руси красота,

И Мстиславов бранная

Удалых чета.

 

Устремим прилежнее

В старину свой взгляд:

Вспомним время прежнее

И былой наряд.

В жизнь былую втянемся

Миг забвенья быстр, —

На себя оглянемся:

Ты и я — магистр.

В платье мы немецкое

Облекшись, сидим,

Время молодецкое

Учено следим.

Хроники штудируем,

Логикой идём,

Жизнь анализируем, —

Жизнью не живём.

Наше поколение

Ценит мысль одну;

Все мы тем не менее

Любим старину.

Чтоб преданья длинные

Вместе повторять,

Грамоты старинные

Вместе почитать,

Русский старый, ярого

Заложив коня,

Русского ты старого

Посети меня.

 

P.S.

 

Бросьте, не коснея, вы

Нынче всякий труд,

Ибо вас Свербеевы

На вечер зовут.

 

1847

 

Софье

 

Помню слово, помню святость долга

И тебе, мой друг, привет я шлю

К берегам, в которых наша Волга

Катит всю равнину вод свою.

Поклонись волне ее просторной,

Глубине, погоде верховой;

Поклонись ты старине нагорной,

Не забудь ты также луговой.

Из Москвы идет привет далекий,

Из столицы Русской старины.

За нее не раз в беде жестокой

Поднимались волжские сыны.

Юношей и старцев поседелых

 

Клич священный: «Вера и Земля!»

Доходил до стен и башен белых,

До святынь Московского Кремля.

Что сказать тебе, моя невестка?

И о чем сложить теперь мой стих?

Чай, к тебе домчались тоже вести

О волненьях Запада крутых.

Обойтися он хотел без Бога.

Это трудно; он увидит сам.

Запада на что же нам дорога?

Иль и мы пойдем к его богам?

Чужды мы фразерскому веселью

И страданьям ложным и лихим.

Нам зачем в чужом пиру похмелье?

Нам зачем насильно быть больным?

Знаменательно глубоко слово

Нам теперь гремящее. Ужель

Тотчас многие припомнят снова

Нашу Русь и Руси колыбель?

С Западом постыдные все связи

Искренне нам надо разорвать.

Вымыться от обезьяньей грязи,

Русскими нам, русским, быть опять.

От него мы заразились много;

Много своего лежит в пыли.

Надо вспомнить Веру, вспомнить Бога,

Вспомнить жизнь великую земли.

Но довольно; не сердись за прыткость

И за склад: так много прытких дум.

Государств волнения и шаткость

Так тревожно занимают ум.

О, возникни, Русь, земля родная

С самобытной жизнью старины!

Отягчают нас болезнь и ужас,

Будь, Москва, одна главой страны!

Но прости! Снеси мои поклоны

И супруга крепко обними —

Вкруг меня Москвы несутся звоны.

Господи! Молению вонми!

 

Москва

3 апреля 1848 года