Омар Султанов Магомед Султанов-Барсов

Большой Умахан

Дошамилевская эпоха Дагестана

© Омар Султанов, 2016

© Магомед Султанов-Барсов, 2016

Роман «Большой Умахан» — яркая историческая картина дошамилевской эпохи Дагестана второй половины XVIII в. В ней подробно описан ряд реальных и вымышленных сражений, аналогичные гладиаторским поединки горцев, набеги на закавказские ханства и княжества. На примерах главных героев, воителя Шахбанилава и философа Гамач-Гусейна, показаны ростки горской соборной мысли, актуальные для жителей Республики Дагестана по сей день.

ISBN 978-5-4483-5269-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Большой Умахан

Роман «Большой Умахан» — яркая историческая картина дошамилевской эпохи Дагестана второй половины XVIII в. В ней подробно описан ряд реальных и вымышленных сражений, аналогичные гладиаторским поединки горцев, набеги на закавказские ханства и княжества. Наряду с реальными исторически­ми личностями авторы ввели в сюжет ряд вымышленных персонажей, обобщили реальные события с вымышленными в традициях классической литературы. На примерах главных героев, воителя Шахбанилава и философа Гамач-Гусейна, показаны ростки горской соборной мысли, актуальные для жителей Республики Дагестана по сей день.

Глава1-я

Престолонаследник

Облако качнулось под западным ветром, открывая ярко­синее небо, и солнце мгновенно озарило землю. Дворцовая площадь, старинный замок с высокой башней, соборная ме­четь с минаретами и мавзолей доисламского владыки Сарира[1] показались на миг окрашенными в чистое золото.

— Смотрите, смотрите! — воскликнул уже не молодой воин по имени Чармиль Зар[2], одетый, в ожидании праздника, в стальную кольчугу и подпоясанный коротким мечом. — Это знамение неба, клянусь всеми горскими богами, родится тинануцал[3]! И будет он овеян такой славой, которая не доста­валась еще ни одному из монархов в поднебесной!

Две принцессы, прекрасные, как ландыши в весеннем саду, уже росли у Престола. И теперь Правителю Аварии был ну­жен сын-наследник. Хунзахцы посмотрели на язычника хму­ро, но возражать не стали. Вдруг и в самом деле родится дол­гожданный наследник — шайтаны подсказывают таким, как этот Зар.

Праздно беседующие уздени[4] неприязненно оглянулись на восклицающего сильным голосом язычника. Хунзахцы недолюбливали его, но связываться с ним никто не хотел. Хоть и перевалило ему уже за шестьдесят, он был силен, как бык, не чета иному молодцу.

— Я хоть и не читал вашей священной книги, — продолжал ораторствовать Чармиль Зар, — но все мои скрижали говорят лишь о том, что родится великий воитель! И поверьте мне на слово, сыновья Бечеда будут ему покровительствовать! Да, да! А вы как думали? Ведь боги тоже нуждаются в услугах героев. И он, еще не родившийся Нуцал, бросит к алтарю горских богов столько золота и серебра, что все дочери вездесущей богини Берай[5] влюбятся в него страстной любовью. Вот только не знаю, доживу ли я до этого счастливого дня. Мои боги еще не поведали мне об этой тайне…

— Ну, что ты вечно взываешь к своим истуканам?! — налетел вдруг на зашедшегося в красноречии язычника один из узденей, тоже одетый в сверкающую кольчугу и подпоясанный коротким мечом. Услышав голос Зара, этот уздень прибежал с другого конца площади. — Побойся лучше Бога Единого, Вечного и Всемогущего, который не нуждается ни в чьих услугах! И нет у него ни сыновей, ни дочерей, ослиная твоя голова! И умрешь ты не позже, чем Он этого пожелает…

В отличие от длинноволосого и чисто выбритого Зара этот бородатый уздень по имени Ахмадилав был мелковат телом и угрюм лицом. Рядом с ним он казался немощным стариком, хотя и был рожден в том же, славном для Аварии, 1698 году.

На груди Ахмадилава висел большой бронзовый медальон с изображением волка и эзотерического знака, свидетельствующий о его принадлежности к высшему узденьскому сословию. Такие медальоны носили лишь имеющие воинские заслуги перед Престолом. У Зара заслуг было гораздо больше, но Дугри-Нуцал, отец ныне правящего Мухаммад-Нуцала, перед смертью запретил носить знаки чести тем, кто хранит верность языческим верованиям.

— Это кто не нуждается в жертвоприношении? — ехидно оскалился язычник. — Ваш Аллах?!

— Да, собачий сын, наш Аллах не нуждается в жертвоприношениях! — вздернув кверху красноватую от хны бороду, выкрикнул Ахмадилав.

— А Курбан-байрам, что, по-твоему, дырявая голова, не жертвоприношение?!

— Жертвоприношение, но… — Ахмадилав вскинул вверх руку и потряс перед носом язычника кривым пальцем, — это нужно не Аллаху, а самим людям, простым и вельможам, чтобы не гореть потом в аду.

— Да? А мне вот почему-то казалось другое…

— Это ты говоришь потому, что твои ослиные мозги еще не доросли до понимания вечной сущности Аллаха. Ты только подумай над мыслью: Аллах — вечен!..

— А мои боги, что, по-твоему, вчера родились? — хохотнул Зар, всплеснув руками. — Да знаешь ли ты, козел краснобородый, что даже самый младший из внуков Бечеда на тысячу лет старше вашего Аллаха! А теперь посчитай, сколько лет прародителям Бечеда! И если уж говорить о вечности, я так тебе скажу, единоплеменник мой спесивый, что за каждым веком был еще какой-то век и за каждым богом есть еще какой-то бог. И нет конца-краю водовороту вещей в природе…

— Кафирун[6] проклятый! — аж подпрыгнул от негодования Ахмадилав, причем с такой прытью, что рассмешил окружающих. — Я могу доказать тебе, что ни внуков, ни прародителей, ни самого Бечеда нету на свете и быть не может! — рубанул он воздух рукой, словно мечом по чьей-то шее.

— Да-да, конечно, — закивали окружающие головами, выражая свою солидарность с Ахмадилавм. — Нет никаких богов, кроме Бога, и Мухаммад пророк Его!..

Зар выжидательно замолчал и стал высматривать среди гуляющих на площади мусульман хотя бы одного язычника. Их теперь в Хунзахе можно было пересчитать по пальцам, так мало осталось. А прыткий уздень, неплохой в прошлом воин, все продолжал наседать, доказывая свою мусульманскую правоту:

— Это качнувшееся облако, запомни, язычник проклятый, — знамение Аллаха! А боги, что ищут среди людей дружбу и нуждаются в жертвоприношениях героев и прочих жрецов-шарлатанов, — шайтаны презренные! И ты, Чармиль Зар, друг и слуга шайтана! И отец твой был ширкуном[7], и дед твой поклонялся истуканам… И вообще, тебя следовало бы пре­дать шариатскому суду. Но Правитель наш Светлейший покровительствует тебе почем зря…

— Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялся язычник, трясясь сво­им огромным телом и похлопал Ахмадилава по плечу. — Не буду я с тобой спорить, старина, считай, ты меня убедил… Ты же вроде бы спас меня в битве с бешеными[8] хевсурами. Клянусь честью, я буду помнить об этом вечно! И даже там, в Аиде[9], я останусь тебе обязан кое-чем…

— Обязан? — насторожено переспросил мусульманин, уже знающий, какие ловушки в ходе спора умеет расставлять этот язычник.

— Ну да. Я буду защищать тебя в Аиде от тех врагов Хунзаха, которых ты рубил во славу Престола. Ха-ха-ха!

— Опять ты за свое, шайтан! — вскипел мелкотелый уз­день. — Валлах, зря я тебя спас тогда…

— Спас? — скривил большой рот язычник. — Ну-у, это ты врешь, приятель! От хевсур меня спас не ты. Тебя самого оттуда вывезли побитого, как собаку. Что, забыл уже, дыря­вая голова! Нас всех тогда спасли цунтинцы… — Язычник громко хохотнул, видя, как сконфузился Ахмадилав, который почему-то недолюбливал цунтинцев, и добавил: — И пока ты лежал на земле беспомощный, я сражался с хевсурами, как лев. Ха-ха-ха!..

— Ты грязный лжец! — зашипел со злостью Ахмадилав. — Ты сам только что говорил, что я тебя спас…

— Я пошутил. Тебя, раненного в живот, самого спасли в том бою. Я еще рану твою прижигал, чтобы кровь остано­вить. Забыл? Эй, Махмуд! Мирзалав! — Зар замахал обеи­ми руками. — Идите сюда, расскажите гордым

...