Веласкес написал целую серию придворных карликов. Очень выразительных и красочных. Гофмаршал в контровом свете в двери – родственник Веласкеса. Отраженная в зеркале королевская чета, Филипп IV и Марианна Австрийская, – единственный их парный портрет. Филипп IV – родной дядя Марианны. Кстати, самая глубокая впадина на планете – Марианская – названа в честь нее, так же как и Марианские острова в Тихом океане. С одного из этих островов в августе 1944 года взлетели американские самолеты, сбросившие атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки.
Пушкина: «Всех строже оценить умеешь ты свой труд. / Ты им доволен ли, взыскательный художник? / Доволен? Так пускай толпа его бранит / И плюет на алтарь, где твой огонь горит».
искусства, в отличие от всех остальных сфер бытия, нет движения от простого к сложному. Бах не проще Шостаковича, хотя математика времен Баха проще математики времен Шостаковича. Наскальная живопись скрывает не меньше символов и тайн, чем картины Рембрандта и Пикассо
«Смотреть» и «видеть» – два разных действия нашего зрительного восприятия. Картину не случайно называют странным предметом, который, с одной стороны, представляет собой кусок бумаги или холста, а с другой – нечто существующее в ином пространстве и времени или даже не существующее. Именно поэтому великий Рене Магритт, нарисовав курительную трубку, назвал свою картину «Это не трубка». Действительно, разве может быть нарисованный предмет, похожий на трубку, настоящей трубкой? «Не существует на самом деле того, что величается искусством», – уверяет Эрнст Гомбрих в книге, которую он сам назвал «История искусства». А что же существует? Только наше восприятие и эмоции, которые мы получаем от деятельности тех, кто от наскальных рисунков в пещерах до граффити наших дней воздействует на наше воображение.
Перебегая от одного шедевра к другому, от одной эпохи к другой, смешивая стили и жанры, устав от мельканий цветов и форм, невозможно получить главное, для чего следует приходить сюда, – эстетическое наслаждение и радость открытий. Нас пугает и раздражает незнакомое и непонятное. Мы хотим знать, чтобы понимать. Но мир искусства – это мир образов и форм, символов и невероятного количества цветовых гамм. Он так же абстрактен (если только не фотографичен), как мир музыки, который мы слышим часто только как набор звуков, нарушающих тишину. Слышать, а не слушать – это путь постижения музыкальной гармонии в хаосе звуков.
